Т.М. Китанина Россия и сша: торговая конкуренция на мировом аграрном рынке в конце XIX – начале XX века

Временем больших надежд и глубоких разочарований называли современники рубеж XIX-XX вв., оценивая прикладываемые усилия русской дипломатии и торговых ведомств к сохранению престижа России в мировом аграрном экспорте.

Последняя четверть XIX столетия ознаменовалась глубокими переменами в расстановке экономических сил в Европе. Условное торговое равновесие, установившееся на европейском континенте после окончания Крымской войны и длившееся несколько десятилетий, в конце 1870-1880-х годов было внезапно и грубо подорвано беспрецедентными защитными таможенными мерами Германии, вызванными переориентацией ее экономики с внутреннего на внешний рынок и вступлением на путь широкой торговой экспансии. Переход вслед за Германией ведущих западноевропейских государств к таможенной политике аграрного протекционизма совпал по времени с появлением на арене мировой торговли молодых капиталистических заокеанских стран, и прежде всего США, Мексики, Аргентины.

Эти явления в совокупности ознаменовали начало нового периода торговых «соревнований», более решительного и бескомпромиссного в условиях империализма. Они не только привели в движение нейтральные государства, ранее не претендовавшие на заметную роль в торговом соперничестве, но и способствовали изменению традиционного соотношения партнеров и конкурентов по коммерческим операциям. Россия, в течение десятилетий прочно удерживавшая мировое первенство по вывозу важнейшего экспортного продукта – зерна, оказалась перед лицом опасной конкуренции со стороны Германии на европейском рынке и Соединенных Штатов – на мировом.

Разработанный в своей основе Д.И.Менделеевым и принятый российским правительством в 1891 г. протекционистский таможенный тариф суммировал повышение русской стороной таможенных пошлин на импортируемые в страну товары за ряд предшествовавших лет и оказал покровительство отечественному производству на всех его стадиях. Однако он явился запоздалым ответом на торговые притязания Германии и не снял напряжения русско-германских экономических отношений, приведших, как известно, к таможенной войне 1893 года¹. Существенно осложнилось положение России и на международном аграрном рынке, возникла угроза ее лидерству в мировой хлебной торговле со стороны США.

Интерес представителей русских общественных, деловых и официальных кругов к экономическому устройству Соединенных Штатов Северной Америки не угасал на протяжении всего прошлого столетия и особенно усилился в преддверии и ходе реформы 1861 года. Гражданская война в США, победа северян, ликвидация рабства и отмена крепостного права в России – процессы хронологически почти синхронные, но принципиально разные по содержанию (мирный реформаторский путь освобождения крестьян с землей в России и насильственный, фактически, революционный путь освобождения рабов без земли в Соединенных Штатах) о многом заставили задуматься.

Интерес этот объяснялся, с одной стороны, сходством территориальных масштабов России и США, относительной близостью географических и демографических условий, богатством недр и прочих природных ресурсов. С другой стороны, дипломатическим сближением, установлением ровных дружественных отношений между странами. Они явились следствием вполне определившейся позиции России по отношению к враждующим сторонам в ходе Гражданской войны в США в 1861-1865 гг. Направление правительством Александра II к берегам Северной Америки русской эскадры под командованием контр-адмирала С.С.Лесовского, не принявшей прямого участия в военных действиях, но открыто продемонстрировавшей бескомпромиссную поддержку Северных Штатов, сыграла значительную роль в установлении такого рода отношений.

Внимание русской общественности, преимущественно либерального толка, к экономическим событиям в Соединенных Штатах находил отражение в периодической печати, ряде очерков того времени, в мемуарной литературе². Современников волновали оценка экономического потенциала заатлантической республики, уровень промышленного производства и аграрного сектора, сферы приложения капитала, практический деловой опыт, наконец, перспективы ее стремительного роста, т.е. проблемы, перекликавшиеся с определением пути экономической эволюции России в пореформенные десятилетия. Внимание это подогревалось и многолетним спором о преимуществах аграрного или индустриального поступательного движения России, отражая в известной мере противостояние взглядов славянофилов и западников. По существу, в первые пореформенные десятилетия как в общественной среде, так и в определенных официальных кругах довольно прочно сохранялось убеждение в возможности достижения благосостояния России лишь при условии интенсивного развития сельского хозяйства. Сторонниками этой точки зрения выступали нередко известные публицисты, общественные деятели и авторитетные писатели.

Приверженцы индустриального становления России настойчиво обращались к еще не устоявшемуся общественному мнению с целью признания закономерности и неизбежности развития промышленного капитализма в стране. Призыв этот, однако, порою неоднозначно оценивался современниками и далеко не всегда находил благоприятный отклик. Это непонимание испытал и Д.И.Менделеев –убежденный сторонник необходимости промышленного прогресса³.

В 1904 г. Д.И.Менделеев писал: «Такие идеалисты, как славянофилы прошлого времени, граф Л.Н.Толстой в наши дни, а с ним и масса наших литераторов, по сей день приписывают сельскому хозяйству во всех отношениях высшее значение для всей жизни людской современной и предстоящей и делают явно или между строк, чтобы этой мыслью определялись все мероприятия людские»⁴. Возражая «идеалистам», Менделеев выступал последовательным сторонником политики индустриализации страны. И одно из подтверждений правильности своих выводов ученый видел в характере экономики США, которой интересовался живо и постоянно. На основе изучения американских промышленных и сельскохозяйственных показателей, в том числе почерпнутых из анализа статистических материалов переписей США 1890 и 1900 гг., он акцентировал внимание на сравнительной отсталости России в промышленной и особенно аграрной области и, как следствие, – на низком уровне удовлетворения «потребностей среднего жителя» России⁵.

В то же время Д.И.Менделеев являлся одним из немногих передовых современников, видевших и отстаивавших прочную связь между уровнями промышленного и аграрного развития страны. И в этом смысле, по мнению ученого, именно промышленная эволюция Соединенных Штатов открывала широкие возможности для прогресса в ведущих областях не только экономической, но и социальной жизни. Исключительный интерес Д.И.Менделеева к хозяйственному опыту крупнейшей империалистической державы отразил стремление передовых кругов русской общественности осмыслить, предсказать экономический путь России, понять потенциальные возможности ее народного хозяйства и более того – наметить решение ряда чисто прагматических, неотложных задач, ставших перед вступившей в эпоху капитализма страной.

В середине 1870-х годов страны Западной Европы и ряд штатов Северо-Американской республики охватил мировой аграрный кризис перепроизводства, явившийся результатом внутренних противоречий капиталистической экономики. К этому времени на рынках Старого Света уже появился и усилил конкуренцию дешевый заокеанский хлеб. Сравнительно легкое его проникновение было обусловлено резким расширением посевных площадей за счет освоения целинных земель в США, колониальных и латиноамериканских странах, эволюцией средств транспорта, развитием кредита, высоким уровнем организации торговли и пр. Вполне реальной стала угроза перераспределения хлебного производства между континентальными странами. В условиях острой конкуренции европейские государства не могли уже ограничиться исключительно охранительными мерами, но были поставлены перед необходимостью перестройки экономики, создания новых, доходных аграрных отраслей, расширения промышленной переработки продуктов земледелия.

Россия вступила в полосу кризисных явлений позднее западноевропейских стран и США. И хотя в основе аграрного кризиса лежали общеэкономические явления, в России его проявления имели свою специфику. Отдавая дань времени и общей эволюции аграрного строя, Россия меняла структуру и характер земледелия; приспосабливаясь к новым условиям международного рынка, увеличивала производство и вывоз товарных культур. Тем не менее в русских условиях кризис приобрел особенно затяжной характер. Это свидетельствовало о мучительном приспособлении земледелия к новым условиям товарного производства, о медленном переходе экономики в целом на более высокую ступень капиталистического развития. И в этом отношении сравнение с Соединенными Штатами оказалось не в пользу России. США, также испытавшие немалые кризисные трудности, сумели их преодолеть значительно легче и быстрее, что не избежало внимания русской общественности.

В 1879 г., то есть в разгар кризиса, российский министр финансов С.А.Грейг командировал в Соединенные Штаты чиновника Министерства финансов Р.Орбинского для изучения состояния сельского хозяйства США и тенденций его развития. Весьма обстоятельный отчет Орбинского «О хлебной торговле Соединенных Штатов Северной Америки», представляющий и ныне несомненный интерес не только для отечественных, но и для американских историков, был опубликован в Санкт-Петербурге годом позднее и вызвал ряд откликов⁶. Не имея возможности в краткой статье подробно осветить содержание отчета, а по сути дела – основательного исследования, отметим лишь важнейшее его положение. Квинтэссенцией наблюдений Р.Орбинского стал вывод о высоком уровне развития аграрного капитализма в США, определивший исключительные успехи страны в области внутренней и внешней торговли. Именно этот вывод и был доведен до сведения Министерства финансов. Естественно, на этом фоне отставание сельскохозяйственного развития России проявлялось глубже и отчетливее и неизбежно порождало вопрос о перспективах преодоления этого отставания и о мерах, способных хотя бы частично сгладить остроту противоречий. Тем более, что течение событий все настойчивее убеждало русское правительство в неизбежности возникновения новых осложнений в области европейской и международной конкурентной торговли.

Каковы же были в действительности торговые преимущества Соединенных Штатов, обусловленные стремительной эволюцией капиталистических отношений в аграрной сфере в результате развития института свободного фермерства? И как эти успехи соотносились с положением российской внешней торговли в пореформенную эпоху, прежде всего с характером русского хлебного экспорта?

Для России сельскохозяйственный вывоз имел первостепенное значение, ибо именно он обеспечивал активный торговый баланс. Встав на путь индустриального развития, страна крайне нуждалась в промышленном импорте, компенсировать затраты которого мог только сельскохозяйственный, прежде всего хлебный экспорт. Частично сельскохозяйственный вывоз являлся источником для покрытия процентов по внешним займам царизма. В структуре русского экспорта конца XIX века сельскохозяйственные продукты и сырье составляли 94,4%, фабричные изделия – всего 3,5%, полуфабрикаты – 2,1%. И первое место как в количественной, так и в валютной оценке занимал хлеб. Но именно в хлебной торговле России отразилась вся сложная гамма социально-экономических противоречий, характерных для русской деревни пореформенного времени.

Консервация помещичьего землевладения, малоземелье крестьянства и потеря им 5 млн. десятин земли, выкупные платежи и все прочие издержки реформы 1861 г. тормозили капиталистическое развитие крестьянских хозяйств, несущих в самой своей природе прогрессивное начало, снижали конкурентоспособность крестьянства в рыночных операциях и определили в значительной мере повсеместное развитие в стране института скупщика, ростовщика, торгового посредника. Механизм русской хлебной торговли поражал обилием посреднических инстанций. Зерно проходило через множество рук, и всюду в ущерб крестьянину-производителю с цены продукта отчислялась доля в пользу бесчисленных спекулянтов. И не только непосредственно в хлебной торговле господствовал мелкий посредник, но и во всех операциях, связанных с хранением, транспортировкой, экспортом хлебных грузов. До 50 млн. руб. ежегодно наживали на экспорте русского хлеба посредники всех мастей. Порочность укоренившейся системы посреднической торговли вырисовывалась тем ярче, чем глубже познавалась в России торговая практика западноевропейских и американских стран-экспортеров. Далеко не случайно в отчете Р.Орбинского особо подчеркивалось отсутствие во внутренней торговле США посреднических услуг. Вследствие разветвленной железнодорожной сети любая станция служила рынком для американского фермера. В штате Иллинойс, к примеру, фермер транспортировал хлеб обычно на расстояние лишь в 5,5 верст, в отдаленных от центральных магистралей штатах – на 25-30 верст, т.е. и здесь стоимость перевозки была вполне доступной для земледельца среднего достатка. Лишь в экспортной торговле США наличествовал институт посредников, но и там сфера его деятельности ограничивалась внутренними контактами между торговцами, не затрагивая экономических интересов земледельцев.

Значительное внимание в отчете Р.Орбинский уделил и изучению элеваторной системы в Соединенных Штатах. Особо отметив густоту сети зернохранилищ (штат Миннесота насчитывал 218 элеваторов, Иллинойс – более тысячи и т.д.), разнообразие их емкости, характер капиталовложений, Орбинский предоставил тем самым сведущему читателю обильную пищу для сопоставлений и раздумий⁷. В отличие от США элеваторы в России исчислялись единицами. По ряду причин российский частный капитал в строительство крупных зернохранилищ не шел, тогда как правительственная программа возведения элеваторной сети силами Государственного банка начала реализовываться лишь в 1911 году, т.е. была рассчитана на далекую перспективу. Между тем значение элеваторов – важнейшего признака капиталистически организованной торговли – заключалось в том, что отчуждение поступавшего в них хлеба требовало целого комплекса регулировавших торговлю мер – классификации зерна, его стандартизации, торговой инспекции и т.д. Все это присутствовало во внутренней торговле Соединенных Штатов и находилось лишь в зачаточном состоянии в России.

Фактическое отсутствие классификации зерна являлось огромным недостатком русской отпускной торговли. Западноевропейская хлебная торговля давно уже перешла к сделкам по образцам, приняв за эталон классическую стандартизацию американского зерна (в США производилось 2-3 сорта пшеницы, в России с учетом территориальных, климатических и прочих условий – около 200 сортов, т.е. возможности для унификации видов были далеко не исчерпаны). В России же большинство сделок с иностранными импортерами совершалось на основе индивидуальных проб, открывавших безграничные возможности к злоупотреблениям и подлогам. Русские торговцы поставляли международному рынку засоренное зерно с огромным количеством примесей. Эта естественная, а порой нарочитая засоренность подрывала доверие к российской торговле и обесценивала хлеб, несмотря на отличные природные свойства русского зерна. Нетрудно было предугадать потери экспорта от сорности, ибо не только сокращение спроса, не только низкие расценки партий приносили убыток, но и бесконечные возмещения потерь иностранным импортерам вследствие грубого нарушения договорных условий.

В 1888 г. Комиссия для выяснения причин падения цен на сельскохозяйственные продукты под председательством В.К.Плеве (в то время товарища министра внутренних дел) в качестве ближайшей и неотложной задачи выдвинула идею учреждения выборочной хлебной инспекции «для обуздания торговцев, вывозящих за границу хлеб дурного качества». Однако реализация этой идеи состоялась лишь в январе 1905 г., когда был подготовлен и высочайше утвержден указ о биржевом контроле. Действие указа было строго ограничено территориальными пределами (южные порты, Владивосток) и временными рамками (пять лет). В целом же медленная и ограниченная модернизация русской экспортной торговли сельскохозяйственными продуктами лишь приближала ее к европейскому капиталистическому образцу⁸.

При всем том, что условия торговых договоров с государствами-импортера­ми являлись, разумеется, определяющими для международно-правового положения русского вывоза, существовал также и ряд других серьезных причин, обусловивших его зависимость. Каковы же были эти причины? Речь идет прежде всего об устоявшейся системе международных торговых правил, закрепленных юридическими актами и отнюдь не отвечавших интересам российского экспорта. Сделки между русскими продавцами и представителями зарубежного делового мира совершались обычно на основе контрактов, проекты которых разрабатывались коммерческими организациями за рубежом без взаимного соглашения. Следовательно, иностранные импортеры закупали в России хлеб по законам и обычаям своей страны. России, неоднократно пытавшейся сказать свое слово в законодательных предположениях, удалось частично достичь этого лишь в 1907 г., когда Совет съездов биржевой торговли впервые получил приглашение участвовать в разработке новых торговых контрактов.

Так сложилось в мировой практике (и это важно было учитывать), что право диктата условий реализации товаров на зарубежных рынках принадлежало именно тем экспортерам, которые выделялись не только масштабами экспорта, но и высокой его ценностью. В специфических условиях русского экспорта, построенного на вывозе громадного количества сырья, а не дорогостоящих продуктов его переработки, Россия несла большие финансовые потери. Эти потери особенно ощущались при сравнении с ценностью экспорта Соединенных Штатов и Германии с их капиталистически развитой обрабатывающей промышленностью.

В 1911 г. экспорт зерна и муки из Соединенных Штатов и Германии – сильнейших конкурентов России на всемирном и европейском рынках – выражался в следующем процентном соотношении: США – 81,2% муки и 18,8% зерна; Германия – 58,1% муки и 41,9% зерна. Ежегодный вывоз России в преддверии первой мировой войны составлял в среднем 97,9% зерна и лишь 2,1% муки⁹. Российское промышленное мукомолье развивалось замедленными темпами и лишь вставало на капиталистические рельсы.

Поскольку по абсолютному вывозу хлебов США стояли на одном из первых мест, а по экспорту продуктов его переработки оставили соперников далеко позади, право диктата условий реализации, а отчасти и уровня цен всецело закрепилось за заокеанским государством. Между тем русская хлебная торговля во многом зависела от уровня мировых цен, что всегда было свойственно странам аграрным, большого сельскохозяйственного вывоза. Именно в силу зависимости от внешнего рынка стремление российского хлеботорговца к максимальной экспортной прибыли сохранялось постоянно, при любых изменениях конъюнктуры внутреннего рынка. И чем ниже падали местные хлебные цены, тем отчетливее проступала заинтересованность в экспорте. Иное положение складывалось в странах, обладавших широким самостоятельным хлебным рынком. Американские хлеботорговцы нередко прибегали к искусственному понижению цен внешнего рынка, чтобы ускорить реализацию избыточного продукта и тем самым поднять цены внутри страны.

Усиленный, порою расточительный хлебный экспорт России не был оправдан с точки зрения экономической сообразности, ибо сам «бросовый» вывоз нес в себе понижательную тенденцию цен на мировом рынке. Не был он оправдан и с точки зрения потребностей населения страны. Сопоставление данных о потреблении хлебных продуктов на душу населения в России с аналогичными данными западноевропейских государств и стран американского континента убедительно свидетельствует о чрезвычайно низкой потребительской «норме», закрепившей за Россией одно из последних мест в ряду развитых государств. На рубеже веков чистый остаток хлеба на душу населения составил в США 66,9 пуд. в год, в Дании – 50, Канаде – 47, Аргентине – 33,8, Франции – 30,2, Германии – 24,2, России – лишь 22,4 пуда¹⁰. Нельзя забывать и о том, что для России этот показатель был чрезвычайно неустойчив, ибо в силу климатических условий и низкого уровня агротехники каждый второй-третий год являлся неурожайным. Далеко не случайно упомянутая уже Комиссия В.К.Плеве констатировала в 1883 г.: «Наши хозяева и крупные и мелкие вынуждены продавать свои продукты в искусственно больших размерах, не руководствуясь ни положением цен, ни уровнем собственных потребностей»¹¹. И не случайно известный исследователь международной торговли, современник событий М.П.Федоров отмечал годом позднее: «Соединенные Штаты вывозят 8% всего хлебного сбора. Вывоз России составляет 11,6%, т.е. Россия напрягает свою вывозную способность значительно больше Америки»¹². Расшифровка этой фразы означала, что не степенью развития капитализма в аграрной сфере объяснялся интенсивный русский экспорт, а сохранением, консервацией отсталых, пережиточных явлений в русской деревне, экономической слабостью крестьянских хозяйств, малой эффективностью земледельческого производства.

В 1891 г. в России разразился тяжелейший голод. Д.И.Менделеев назвал его «до слез горестным, спереди страшным и даже обидным»¹³. Исключительный по масштабам и количеству жертв голод охватил густо населенную территорию 15 центральных и волжских губерний Европейской России, но область его негативного воздействия распространялась значительно шире, включив в общей сложности 29 губерний. В аграрной экономике страны произошли глубокие изменения. Резкое нарушение динамики хлебных цен и направления движения хлебных грузов немедленно отразилось на положении рынков средней и северной России в силу традиционных экономических связей. В сентябре российское правительство вынуждено было принять экстраординарный законодательный акт, запрещавший хлебный экспорт (с сентября 1891 г. по июнь 1892 г.). И этого краткого срока оказалось вполне достаточно для потери Россией ряда важных рынков. Вот почему этот крайний шаг не мог не вызвать разнотолков как в заинтересованных коммерческих кругах, так и в официальных сферах. С.Ю.Витте назвал его неудачной мерой, вызванной нервозностью И.А.Вышнеградского, но «благодетельной» для голодающего населения.

Известия о неурожае и голоде всколыхнули российскую общественность. Публицистика того времени и в первую очередь оппозиционно настроенные издания пестрели заметками, обвинявшими правительство в бездействии. Одновременно, словно подчиняясь общему стихийному порыву, в среде прогрессивной общественности началось своего рода движение «в народ», стремление не только оказать посильную практическую помощь на местах, но и попытаться осмыслить масштабы и истинные причины народного бедствия. Призывом к русским демократам выступить в защиту голодавших прозвучали брошюры Г.В.Плеханова «Всероссийское разорение» и «О задачах социалистов в борьбе с голодом в России». Откликнулись в печати крупнейшие писатели А.П.Чехов, В.Г.Короленко, Н.С.Лесков. Идейно возглавил движение общественности в помощь голодавшим Л.Н.Толстой, отразивший свои мысли в статье «О голоде», опубликованной им по цензурным соображениям в январском номере 1892 г. лондонской газеты «Daily Telegraph» и в письмах к Н.С.Лескову.

Голод 1891 г. в России получил широкий резонанс во всем мире, достиг он и берегов далекой Америки. Движение помощи голодающим зародилось в штате Миннесота и охватило около 30 штатов США. Широко проводился сбор разного рода пожертвований, были приняты административные меры для облегчения передвижения собранных продовольственных грузов к портовым городам. В 1891-1893 гг. американские корабли с хлебными грузами прибыли в Петербург, Ригу, Либаву, доставив продовольствие для 16 губерний. Это был первый международный акт подобного рода в истории России¹⁴.

Любопытна оценка представителями американской общественности причин голода в России 1891 г. Посланник Соединенных Штатов в Петербурге Ч.Э.Смит подчеркивал противоречие между объемом производства хлеба в России и масштабами его вывоза. Именно неоправданно форсированный экспорт, по мнению Ч.Э.Смита, создал условия, при которых Россия «находится в состоянии почти хронического голода»¹⁵. Ту же мысль высказал один из организаторов американской продовольственной помощи, редактор журнала «North­western Miller» У.Эдгар. Он видел причину русского голода в незавершенности реформы 1861 г., в сохранении общинного землепользования. Согласно его словам, хлебный экспорт России основан был не на товарных излишках, он осуществлялся за счет недоедания крестьянства¹⁶.

В последующие десятилетия соотношение экспорта и внутреннего потребления в России и Соединенных Штатах практически существенных изменений не претерпело. Известные представления об этом дает анализ сведений Вашингтонского Департамента земледелия. По этим данным, производство и экспорт пшеницы Россией и США за 1906-1910 гг. выражались в следующем соотношении: валовой сбор в России составил 16,5% мирового производства, в Соединенных Штатах – 19,8%; вывоз России достиг 21,9% мирового экспорта, США – значительно меньше – 18,4%. Россия продолжала «напрягать» свою вывозную способность. Коренное реформирование русского сельского хозяйства становилось насущной необходимостью.

Успехи экономического развития Соединенных Штатов вполне закономерно привели к торговому приоритету на международной арене. В то же время характер русско-американских экономических отношений не претерпел каких-либо глубоких изменений и не выходил практически за рамки торгово-конкурентной борьбы (в отличие от русско-германских экономических противоречий, приведших государства к военно-экономическому противостоянию). В течение пятилетия 1898-1902 гг. США сохраняли за собой лидерство в мировой хлебной торговле, отстранив Россию на второй план. В 1907-1908 гг. хлебные продукты американского производства достигли рынков России. Ценой больших усилий со стороны русской дипломатии и коммерческих структур России удалось вернуть утраченное мировое первенство, которое страна более или менее прочно удерживала за собой вплоть до начала первой мировой войны, приведшей ее к экономической катастрофе.

___________________

¹ См.: Китанина Т.М. Хлебная торговля России в 1875-1914 гг. Л., 1978. С.107-113.

² См.: Смелова Е.В. США и Россия: проблемы экономического развития в освещении российских и американских авторов либерального направления (конец XIX – начало XX в.): Автореф. дис... канд. ист. наук. СПб., 1998.

³ См.: Китанина Т.М. Д.И.Менделеев и проблемы аграрной эволюции России на рубеже XIX-XX столетий (теоретические подходы и влияние на общественную мысль) // Интеллигенция и российское общество в начале XX века. СПб., 1996. С.7-15.

⁴ См.: Заветные мысли Д.Менделеева. СПб., 1904. С.17.

⁵ См. там же. С.99.

⁶ См.: Орбинский Р. О хлебной торговле Соединенных Штатов Северной Америки. СПб., 1880.

⁷ См. там же. С.147-148.

⁸ См.: Китанина Т.М. Хлебная торговля России... С.72, 166.

⁹ См.: Селихов М.Н. Русское мукомолье в борьбе с германской конкуренциею на международном рынке. СПб., 1912. С.1-11, 14-18.

¹⁰ См.: Лохтин П. Состояние сельского хозяйства в России сравнительно с другими странами. СПб., 1901. С.215.

¹¹ Доклад председателя Высочайше учрежденной в 1888 г. Комиссии по поводу падения цен на сельскохозяйственные произведения в пятилетие (1883-1887 гг.). СПб., 1892. С.56.

¹² См.: Федоров М.П. Обзор международной хлебной торговли. СПб., 1889. С.9.

¹³ См.: Менделеев Д.И. Толковый тариф // Проблемы экономического развития России. М., 1960. С.76.

¹⁴ См.: Носков В.В., Китанина Т.М. Америка и русский голод 1891-92 гг. // Russian Food Market. New-York; Moscow; St. Petersburg, 1995. N1. С.56-57.

¹⁵ Там же. С.57.

¹⁶ Там же.