XVIII вв. Оказали успешное сопротивление казачьим отрядам и сумели отстоять свой особый статус в

составе Российской империи. И в XIX в. многие группы оленеводов: западносибирские ненцы,

тундровые энцы, нганасаны, чукчи, коряки, кочевые чуванцы — несмотря на старания православных

миссионеров, придерживались своих старых верований и обычаев и успешно сопротивлялись

христианизации.

Сами оленеводы также подчеркивали свое особое положение среди других групп населения Севера. Их

поговорки: «Наша еда вокруг нас на ногах ходит», «Наша еда растет, пока мы спим» 2, — отражали

реальное осознание большей стабильности оленеводческого хозяйства по сравнению с прочими типами

арктического жизнеобеспечения — охотой, рыболовством, морским промыслом. Оленеводы не знали

ужасающих голодовок, от которых периодически страдали жители береговых селений, не раз спасали

оседлых охотников и рыболовов от голодной смерти.

Относительное благополучие оленеводов по сравнению с большинством групп оседлого населения

Севера продемонстрировали местные нехозяйственные и экономические обследования 1920— 1930-х

годов, Приполярная перепись 1926/27 г. Однако с середины 30-х годов, с развертыванием

коллективизации тундрового населения, взгляды на традиционное оленеводство изменились. Искус-

ственно подчеркивались архаизм и отсталость кочевого хозяйства, пронизывающий его дух

эксплуатации и «классовой борьбы», нищета широких масс тундрового населения. Приток

фактических материалов по экономике традиционного оленеводства почти прекратился и возобновился

лишь в последнее десятилетие3.

85

Составление балансов жизнеобеспечения позволяет по-новому оценить эффективность

традиционного тундрового оленеводства, сравнить его с другими типами аборигенного

природопользования. Однако количественный анализ всего северного оленеводства — слишком

сложная задача из-за многообразия его локальных — экологических и этнических вариантов на

огромных пространствах тундр Северной Евразии. Фактически это был хозяйственно-

экологический континуум, на одном полюсе которого находилось крупностадное товарное

оленеводство коми-ижемцев, ориентированное на внешний рынок, а на другом — различные

комплексные формы природопользования, сочетавшие мелкостадное, натуральное оленеводство с

морским промыслом (чукчи Чукотского п-ова, ненцы островов и побережья Баренцева моря,

северной части Ямала, часть береговых саамов) или охотой на диких оленей (основная часть

нганасан, тундровых энцев, северных селькупов, эвенков, якутов, тундровых юкагиров).

В советской этнографической литературе весь этот континуум принято именовать «хозяйственно-

культурным типом оленеводов тундры». Попытки его стратификации, выделения локальных или

типологических вариантов только начинаются 4. Ждут современного экологического осмысления

и многочисленные карты, классификации, развернутые описания традиционного тундрового

оленеводства, оставленные авторами 1920—1930-х годов. Трудоемкость такой задачи с

неизбежностью требует крупного самостоятельного исследования.

Начать его можно с анализа наиболее специализированной модели тундрового оленеводческого

жизнеобеспечения, распространенной в конце XIX—начале XX в. на западе и крайнем востоке

Северной Евразии: у европейских и западносибирских ненцев и у оленных чукчей, осваивавших

пространства Чаунской, Анюйской и Колымо-Индигирской низменностей. Для этой модели было

характерно преобладание продуктивного потребительского оленеводства крупностадного типа,

постоянно кочевой образ жизни; равнинный облик осваиваемой территории обусловливал

большие площади пастбищ и протяженные путем кочевания 5.

В рамках такой формы природопользования, занимавшей территорию с кочевым населением в

10—12 тыс. человек, мы рассмотрим подробнее три ограниченных ареала: крайний северо-восток

Болыпеземельской тундры, восточную часть Чаунской низменности и внутренние районы юго-

востока Чукотского п-ова. Первый ареал в начале XX в. осваивала смешанная трупа из тундровых

болыпеземельск^х, зауральских, озырянившихся колвин'ских ненцев и небольшого числа коми-

ижемцев. Большинство представителей этой группы и их потомков (около 600 человек) живут

сейчас в поселке Усть-Кара Ненецкого автономного округа Архангельской области. Традиционная

модель природопользования карских ненцев была восстановлена по рассказам информантов

старшего поколения летом 1974 г.6

86

Два рассматриваемых ареала чукотского оленеводства описаны в основном по архивным и

литературным источникам 1920—1930-х годов. Для чаунских чукчей использованы также

материалы посемейной переписи русского миссионера А. Аргентова в 1850 г. ; для чукчей

Чукотского п-ова — воспоминания оленеводов и охотников старшего поколения, живущих в

поселках Сиреники, Новое Чап-лино и Янракыннот Чукотского автономного округа (полевые дан-

ные 1975—1981 гг.). Последняя группа особенно интересна тем, что она непосредственно

контактировала с жителями эскимосских селений, описанных в предыдущей главе. Это позволяет

нам сравнить взаимоотношения оленеводческой и приморской систем жизнеобеспечения со

стороны как оседлого, так и кочевого населения.

Особенности традиционного природопользования. Благодаря описаниям этнографов и

путешественников XIX—начала XX в., архивным и статистическим источникам 1920—1930-х

годов традиционное тундровое оленеводство освещено лучше и подробнее других типов

аборигенной экономики Крайнего Севера 8. Поэтому здесь отметим лишь те его особенности,

которые необходимы для реконструкции балансов традиционного жизнеобеспечения.

В отличие от поселений морских зверобоев, где совместные охота и раздел добычи вели к

относительно равномерному потреблению базовых продуктов питания (мяса и жира морских

животных), община кочевников-оленеводов не представляла единого экономического и

социального целого. В условиях индивидуальной собственности на домашних оленей

благосостояние каждой семьи, а, значит, уровень ее хозяйства и степень благополучия, находи-

лись в прямой зависимости от размеров оленьего поголовья. Статистические источники 1920—