14

Территориальная экспансия Цинского Китая.

Отношения Цинского Китая с окружающим миром в XYII – XYIII веках складывались в целом с явным преимуществом в пользу первого, поско­льку начавшийся процесс европейской колониальной экспансии в стра­ны Востока в тот период практически не затронул Поднебесную.

После подчинения Китая маньчжурский двор приступил к проведе­нию завоеваний, направленных против соседних с Китаем народов. Це­ль этой политики состояла в упрочении положения новой династии, утвердившейся на китайском престоле силой. Ещё одним важнейшим мо­тивом /видимо, наи-более существенным/ было желание ликвидировать вековечную опасность, угрожавшую китайской земледельческой цивили­зации со стороны кочевой периферии. Эту опасность маньчжуры, в не­давнем прошлом сами кочевники, осознавали вполне отчётливо.

Ещё в период борьбы за захват Китая маньчжурское влияние распро-странилось на Корею и часть Восточной Монголии. После присоеди­нения Тайваня основным направлением экспансии становятся западные земли, издавна населённые кочевыми народами, исконными соседями Китая. Здесь Цинам противостояли государственные образования, сло­жившиеся в Северной Монголии /Халхе/, Джунгарии, населённой ойратами /западны-ми монголами/, а также Восточного Туркестана /Кашгарии/, где проживали преимущественно тюркоязычные уйгуры.

Покорение Монголии.

В первой трети XYII века в Монголии продолжала сохраняться феода-льная раздробленность. Страна распалась на три большие части: Южную Монголию, Халху и Западную Монголию /Ойратию/, которые в свою очередь дробились на большое число феодальных уделов с наследствен­ными прави-телями во главе. Центральная власть была настолько слаба, что почти поте-ряла всякое реальное значение. Последним монгольским правителем, кто до маньчжурских завоеваний номинально носил титул всемонгольского хана, был Лигдэн-хан /1592 – 1634 гг,/, имевший наследственное родовое владение в Южной Монголии. Его неоднократ­ные попытки распространить свою по-литическую власть на всю страну не имели успеха, так как её экономическое развитие, определяемое натуральным хозяйством со слаборазвитым товаро-обменом, не создава­ло основы для политической консолидации. Экономиче-ская независимо­сть феодальных уделов Монголии стимулировала рост поли-тических ам­биций отдельных феодальных правителей, порождала стремле-ние возвы­ситься и сделать собственную власть не ниже ханской, даже увен-чать себя ханским титулом. Появление в Монголии «малых» ханов наряду совсемонгольским ханом прослеживается ещё с середины XYI века, а в первой трети XYII века складывается уже несколько династий таких ханов – самостоятельных правителей крупных феодальных владений, проводивших независимую политику относительно всемонгольского хана. Среди владете-лей Халхи самыми могущественными стали три династии: Тушету-ханов, Дзасакту-ханов и Сэцэн-ханов, положивших основание соответственно трём крупнейшим в Халхе феодальным владениям: Тушету-хановскому, Дзасакту-хановскому и Сэцэн-хановскому аймакам /термин «аймак», обозначавший когда – то место кочевания племени, стал равнозначен «ханству»/. Ханы этих династий из поколения в по­коление, вплоть до национально – освободительной революции 1921 г., были влиятельнейши- ми фигурами и активными участниками исторической жизни Монголии.

Помимо аймаков существовали более мелкие феодальные владения /отоки/, во главе которых также стояли наследственные феодальные прави-тели, обладавшие всей полнотой власти внутри своего владения, но находив-шиеся в той или иной степени зависимости от более могу­щественного прави-теля-хана. Этот более мелкий владельческий слой в отечественном монголо-ведении получил обобщённое наименование нойоны /господа/, или князья. Эти князья и ханы находились в отношениях, сходных с отношениями вас-сала и сюзерена в средневековой Европе. Но у феодального класса Монголии была и своя специфика: все его представители в Южной Монголии и Халхе принадлежали к одному и то­му же, так называемому «Золотому роду», из которого вышел Чингис­хан, то есть все они были родовичами, связанными сознанием родства, общими традициями, особым родовым культом, объек-том поклонения ко­торого был Чингис-хан и его реликвии /ставка, знамя и пр./, воспри­нимавшийся как гений – хранитель своего рода и подвластного ему мон­гольского народа. Поэтому вассалитет халхаских и южномонголь-ских феодалов носил отпечаток родовой традиции и почитания старших млад­шими. И как бы ни складывались отношения между теми или иными мон­гольскими феодалами, когда, например, более мелкий владетель, недо­вольный своим патроном, мог начать против него борьбу, мог откоче­вать от него под покровительство другого крупного феодала и т.д., связанные узами агнатного патриархального родства, они никогда не теряли чувства своего единства. Поэтому процесс развития феодально­го сепаратизма в Монголии никогда не мог зайти так далеко, чтобы полностью подорвать её существова-ние как феодального объединения. И в первой трети XYII века, когда этот процесс достиг наибольшей глубины, монгольские ханы и князья признавали некоторые обязатель­ства по отношению к всемонгольскому хану – ведь он являлся одно­временно старшим представителем в роде, его главой.

Вне этой родовой общности стояли ойратские, западномонгольские феодалы, которые происходили из родов, подчинённых когда – то силой Чингис­-ханом и превращенных в его вассалов, поэтому в системе традици-онных представлений феодального монгольского общества правящая верху-шка ойратов искони занимала более низкое положение, чем подлинная вос-точномонгольская аристократия из «Золотого рода», и стереть эту грань было невозможно, потому что представителем «Золотого рода» нельзя было стать, им можно было только родиться. Подобная полити­ческая традиция противо-поставления восточномонгольских и западномонгольских феодалов, можно без преувеличения сказать, играла суще­ственную роль на протяжении всего периода феодальной истории и ока­зывала большое влияние на исход важней-ших исторических событий, в частности джунгаро – халхаских войн, о чём речь пойдёт впереди.

В 1634 г. маньчжурские завоеватели разгромили крупнейшее в Южной Монголии Чахарское ханство, родовое владение Лигдэн-хана. Эта победа позволила маньчжурам установить свою власть в Южной Монголии.

Халхаские ханы и князья до этого не проявляли интереса к собы­тиям на юге, безучастно наблюдая покорение маньчжурами одного южномонгольско-го владения за другим. Разгром Чахарского ханства обеспо­коил их. Крупней-шие халхаские феодалы отправили к маньчжурскому хану Абахаю своих пос-лов с дарами и предложением союза и дружбы. Они надеялись таким путём обеспечить безопасность и независимость своих владений.

В 1647 г. Сэцэн-хан и Тушету-хан выступили в поддержку восста­вшего против маньчжуров южномонгольского князя Тэнгиса, но потерпе­ли пораже-ние. Маньчжурские правители потребовали от халхаских ханов и князей при-сылки в Пекин на постоянное жительство их сыновей или братьев в качестве заложников. Это требование показалось настолько унизительным для досто-инства потомков Чингис-хана, что они решили его отвергнуть. Однако через семь лет, в 1655 г., ханы Халхи капи­тулировали и отправили в Пекин требуе-мых заложников, поставив себя, таким образом, в прямую зависимость от маньчжурской державы. Так было положено начало превращению цинского императора в сюзерена халхаских феодалов. Параллельно с этими событиями протекал процесс укрепления и усиления Джунгарского ханства, сложивше-гося в Ойратии в 30-х годах XYII века под властью князей из рода Чорос, владение которых находилось главным образом, в долине р. Или. Основное насе­ление ханства состояло из ойратов.

В 60-х годах XYII века в Халхе начались междоусобицы, связанные с борьбой за наследство умершего Дзасакту-хана Норбо. Постепенно в неё оказалась вовлечённой значительная часть владетельных князей Халхи и Джунгарии, причём дом Тушету-ханов поддерживал одну группу претен-дентов, тогда как другая их группа искала защиты и помощи у правителя Джунгарии. Так сложился очаг ойратско – халхаского конфлик­та, привед-шего к кровавой развязке в 80-90-х годах.

Цинские правители стремились использовать возникшую смуту в своих интересах. В 1664 г. они фактически разделили Монголию на Внутреннюю /Южная Монголия и часть Восточной Монголии/ и Внешнюю /Халха/ объявив пустыню Гоби границей между двумя частями страны, запретили самовольные переходы через эту границу и расположили там свои войска. Этим актом они разорвали единство монгольской террито­рии и традицион-ные связи между её обитателями. Маньчжуры вмешались и в борьбу за дзасактуханское наследство, способствуя её обострению и расширению, всячески стараясь разжечь междоусобицы в Халхе.

Осенью 1686 г. в Халхе состоялся съезд ханов и князей, созван­ный с целью примирения Тушету-хана с домом Дзасакту-хана. На съезде присут-ствовали и представители Галдан-хана – правителя Джунгарского ханства, защищавшие интересы наследников Дзасакту-хана. Примире­ние, однако, не состоялось. В Монголии возникла угроза междоусобной войны.

В начале 1687 г. Тушету-хан вторгся во владения Дзасакту-хана Шара, который был убит в этом сражении. В ответ Галдан-хан осенью того же года направил против Тушету-хана отряд своих войск. Но этот отряд потерпел по-ражение. Весной 1688 г. Галдан-хан двинул в Халху 30 – тысячную армию, которая разгромила войска ханов и князей Халхи. Светские и духовные фео-далы Халхи в панике бежали на юг, бросая имущество, скот и подвластных крепостных. Осенью 1688 г. халхаские феодалы во главе с богдо – гэгэном /первосвященник ламаистской церкви Монголии, верховный лама/ и Тушету-ханом приняли подданство Цинской империи и попросили защиты и покровительства маньчжурских властите­лей Китая.

В 1691 г. в торжественной обстановке в районе Долонора было офор-млено включение Халхи в состав Цинского Китая. Одновременно бы­ла развёрнута подготовка к наступательным операциям против Галдана.

Летом 1696 г. в районе Урги войска Галдана были разгромлены цинской армией. В 1697 г. Галдан-хан принял яд и умер. Вооружённые действия вре-менно прекратились.

Поражение Галдана имело одним из следствий установление и упроче-ние маньчжурского господства в Халхе, которая превратилась в националь-ную окраину Цинского Китая и оставалась таковой в течение двух с лишним столетий.

Верховным правителем Халхи стал цинский император. На неё бы­ли распространены законы Цинской империи. Управление Халхой стало осуще-ствляться Палатой внешних сношений, ведавшей всеми окраинами империи. Последней утверждалась и кандидатура амбаня – император­ского наместни-ка в Халхе, который соединял военную, политическую и административную власть, осуществляемую им через специальных чинов­ников. Начиная с XYIII века Халхой управляли два амбаня – китаец и монгол.

Монгольские феодалы оказались в положении вассалов маньчжур­ского богдыхана /императора/. Богдыхан провозгласил себя верховным собствен-ником монгольских земель, поэтому монгольские феодалы прев­ратились из монопольных собственников своих уделов в условных дер­жателей, как это было при чингисидах. Ежегодно Халха платила почёт­ную дань Цинскому Китаю — «Девять белых» /один белый верблюд и восемь белых коней/.

Прежняя система деления Халхи на феодальные наследственные уделы – отоки, была ликвидирована. Низшей военно-административной единицей стало объединение аратских хозяйств, которое должно было выделить 150 воинов, снабдить их необходимым вооружением и снаряже­нием. Несколько таких объединений составляли войсковое соединение, которое одновременно сделалось и феодальным владением, получившим название хошуна. Во главе каждого хошуна цинским императором был утверждён правитель – дзасак. Власть их была признана наследствен­ной, но император оставил за собой право утверждать на правление каждого очередного наследника удела, тем самым каждый раз как бы заново жалуя земли монгольским князьям во владение.

Несколько хошунов сводились в аймак. Звания аймачных ханов бы­ли сохранены маньчжурами, но власть их была практически приравнена к вла-сти хошунного правителя. Внутри своего удела правитель ведал всеми военными, административными и судебными делами. Он распоряжал­ся пастбищами и приписанными к его хошуну аратами. Высшей властью для решения внутренних вопросов в Халхе после ликвидации власти ханов стали съезды хошунных правителей – дзасаков. Эти съезды разрешалось созывать раз в три года. Проводились они под контролем амбаней или их чиновников и правомочны были решать межаймачные хо­зяйственные вопросы, крупные судебные дела, организовывать перепи­си населения, выделять князей и лам для очередной поездки в Пекин, распределять правительственные повинно-сти и т.п. В промежутках ме­жду съездами эти вопросы находились в ведении старшины съезда, из­бираемого из числа удельных правителей аймака с одоб-рения цинских властей. На съезде решались только гражданские вопросы. Военная власть находилась в руках главнокомандующего войсками аймака, из­бираемого также из монгольских князей, но подчиняющегося непосред­ственно амбаням.

Помимо удельных /владетельных/ князей – дзасаков – довольно обширный слой монгольской знати составляли невладельческие князья /дзасак бус/. Таким образом, цинские власти закрепили издревле сложившу-юся структуру деления монгольского феодального класса: владе­льцев феода-льных уделов, земли и пастбищ, с одной стороны, и много­численных безуде-льных феодалов, владеющих только феодально зависи­мыми людьми. Число их было определено указом императора в 1691 г. Цинские власти ликвиди-ровали старые монгольские звания и титулы и ввели свои. В зависимости от положения на иерархической лестнице, от титула и звания за монгольскими феодалами закреплялось опреде­лённое число зависимых людей, которые в цинский период стали назы­ваться хамджилга.