II. Теория разделения властей
В современной юридической литературе отдельные авторы продолжают анализировать «разделение власти» различных органов в государстве только в рамках четкой фиксации их функций, полномочий и ответственности.1 Однако отчетливо проявляется в последнее время позиция, согласно которой «трактовка этой теории только в механическом плане или в плане размежевания» компетенции вряд ли может сыграть важную роль в деле формирования социалистического правового государства2.
Концепция разделения властей зарождалась в определенных исторических, политических и социальных условиях; в течение веков она подверглась некоторым корректировкам, изменялась и дополнялась, исходя из политико-правовой реальности и обстановки в конкретных государствах. Создатели Конституции США (1787) дополнили эту теорию системой «сдержек и противовесов»; был высказан тезис о необходимости взаимодействия ветвей власти; подверглась сомнению классическая триада ветвей власти; мирно сосуществуют относительно новая идея единства государственной власти и теория разделения властей оказались удивительно стабильной.
В настоящее время появляются некоторые перспективы развития (или толкования) этой концепции на основе принципа субсидарности, который был недавно провозглашен в Маахстрихтском договоре (1992 г.) и в Протоколе к Амстердамскому договору в качестве критерия для разграничения полномочий между Европейским Союзом и государствами – членами (по-вертикали), но корни этого принципа уходят в средневековье. Однако пока принцип субсидарности не фигурирует ни в одной из конституций стран мира3.
Традиционно основоположниками «классического» варианта теории разделения властей в юридической литературе называют Дж. Локка и Ш. Монтескье. Однако Дж. Локк, разделяя власть, подчинил все власти законодательным органом, поскольку «тот выше, кто может предписывать законы». Дж. Локк не выделял отдельно судебную власть, считая ее основным элементом исполнительной власти. дальнейшее развитие теории разделения властей получила в работах Ш. Монтескье, назвавшего три «рода» власти: законодательную, исполнительную и судебную. Последняя, по его мнению, может быть доверена не какому-нибудь специальному органу, а выборным лицам из народа, привлекаемым к отправлению правосудия на определенное время.1 К. Н. Анненков отмечал, что у всех «культурных» народов Европы суд был учреждением чисто народным и притом всегда публичным.
Ж.Ж. Руссо с позиции неотчуждаемого, единого и неделимого народного суверенитета критиков Ш. Монтескье о разделении властей не признал и одним из первых выдвинул предложение о разделении государственных функций, но не власти. И. Кант, признавая необходимость разделения законодательных, исполнительных и судебных органов государственной власти, подчеркивал необходимость взаимного дополнения, связи и согласования.
Трехсотлетняя теория разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную не могла возникнуть спонтанно, не отражая объективного развития общества и государства. Могла ли она возникнуть в государствах, где власть неизменно сосредотачивалась лишь в одних руках – восточного деспота, царя, фараона, монарха? М.Н. Марченко справедливо отмечает начало материализации теории разделения властей, есть определенная стадия развитии государства и общества, когда идет усиленный поиск путей и средств создания надежных гарантий прав и свобод подданных им граждан.
Оригинальное мнение в связи с этим высказал Г.Ф. Шершеневич, который говорит о единстве государственной (высшей) власти: двух высших властей быть не может. «Отсюда, - писал Г.Ф. Шершеневич, - очевидна ошибочность взгляда, высказанного знаменитым французским писателем XVIII века Монтескье о необходимости разделения властей. Монтескье в поисках государственного строя, при котором могла бы быть наиболее обеспечена свобода граждан, пришел к заключению, что главная опасность кроется в сосредоточении всей власти в одних руках. Монтескье предлагал установить три власти: законодательную, исполнительную и судебную. Но эти расчеты оказались теоретически ошибочными, поскольку практически трех равных по силе властей существовать не может. Законодательство, исполнение (управление) и суд – это не три власти, а только три формы проявления единой, неделимой государственной власти».
Данная цитата на фоне всеобщего положительного внимания к теории разделения властей может выглядеть неуместной. В общетеоретической литературе обоснованно высказывается опасение, что этот принцип разделения властей нередко идеализируют, представляют чуть ли не в виде некой панацеи от всех бед, и невольно создается впечатление, что в государственно – правовом механизме России, как только будет полностью воспринят принцип разделения властей, немедленно установится подлинно демократический порядок.
Теория разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную признана во всех более или менее демократических странах. Согласно современной теории права разделение властей осуществляется на трех уровнях: институциональном, функциональном и персональном. На деле принцип разделения властей строго соблюдается только в условиях классической президентской республики (США). В парламентарных государствах и смешанной республике разделение властей как общий принцип признается, но здесь парламентская ответственность правительства уравновешена (хотя и в разной степени) полномочиями президента (или иного главы государства) на поле деятельности законодательной власти (регламентарные акты).
Поскольку классических президентских республик со строгим разделением властей не так много, то идеальное разделение властей – явление редкое. В других же формах правления этот принцип имеет, скорее, ориентирующее значение.1