III. Гарантированные учреждения

Отнеся регулирование некоторых сфер к компетенции законода­теля, статья 34 Конституции придает конституционную значимость тем институтам, гарантиям и принципам, которые отнесены к об­ласти законотворчества.

1. Так обстоит дело с социальным статусом гражданина, напри­мер в том, что касается права наследования, брачно-семейных отно­шений и супружеского имущества, социального обеспечения. Это такие институты, в которых законодатель устанавливает правила, определяет основные принципы, но которые он не вправе отменить; упразднение наследства, брака и режима социального обеспечения противоречило бы Конституции.

2. Равным образом гарантируются и имущественные права: ос­новные принципы права собственности определяются законом, но сам институт собственности отмене не подлежит. И хотя законода­тельным порядком может производиться национализация пред­приятий, равно как и передача собственности предприятий из пуб­личного сектора в частный, Конституция нерушимо оберегает само наличие этих двух секторов.

3. К числу конституционно гарантированных институтов отно­сятся также свободное управление местных коллективов, существо­вание у них собственных ресурсов, выборный характер их предста­вительных органов.

4. Наконец, в интересах пользования публичными свободами граждане и государственные служащие имеют право на «основные гарантии», тогда как каждый трудящийся располагает профсоюз­ными правами.

IV. Преамбула

Имеет ли преамбула в юридическом смысле конституционное зна­чение? Дважды депутат Дежан (член Консультативного конституцион­ного комитета) ставил этот вопрос, а правительственный комиссар РЖано неизменно отвечал: «Нет, категорически нет». Видимо, тако­вым и было намерение составителей Конституции, но ничто в этом до­кументе не позволяет отрицать юридическую значимость и ценность преамбулы. И поэтому Конституционный совет, напротив, признает за ней ту же силу, что и за другими положениями Конституции. Поэто­му необходимо раскрыть содержательный аспект преамбулы.

А. Намерение творцов Конституции

X. Конституционный закон от 3 июня 1958 г., устанавливая проце­дуру выработки новой Конституции, гласил: «Судебная власть должна оставаться независимой, чтобы быть в состоянии обеспечить соблюде­ние основных свобод, так как они определены в преамбуле Конститу­ции 1946 г. и в Декларации прав человека, на которую она ссылается».

Следование этой формуле могло бы привести к признанию за судебной властью полноты компетенции по контролю за соответст­вием любого правового акта (включая и закон) или действия требо­ваниям свобод, гарантированных Декларацией 1789 г. и преамбу­лой Конституции 1946 г.

Однако, хотя творцы Конституции 1958 г. и руководствовались этой формулой, в интегрированном виде она не была воспринята, и в частности лишь свобода личности подпала под защиту судебной власти в соответствии со статьей 66 Конституции; что же касается других свобод, то их следует трактовать в форме отсылочных норм (идея, изначально заложенная в законе от 3 июня 1958 г.).

2. Возникают, следовательно, два основных вопроса, пронизыва­ющие все содержание этого труда: кто же должен обеспечивать со­блюдение прав и свобод? И можно ли перекладывать эту миссию на самого законодателя?

а) Вполне возможно, что многие из членов Консультативного конституционного комитета имели намерение расширить прерога­тивы судебной власти, а профессор Марсель Валин предложил даже систему Habeas corpus, которая по своему духу могла бы послужить противовесом авторитарному характеру нового режима; однако в тексте Конституции британская модель Habeas corpus не прошла, хотя статья 66 выдержана вполне в духе идеи М.Валина.

Напротив, бывший министр, профессор П.-А.Тейтжен на засе­дании Консультативного конституционного комитета неоднократно подчеркивал, что «не существует лучшей системы, гарантирующей свободу личности, чем обжалование по поводу превышения власти непосредственно в Государственный совет Франция».

Таким образом, теперь уже трудно установить, действительно ли существовало намерение у законодателя распространить компетен­цию судебной власти для блага защиты всех свобод.

б) В то же время инициаторы конституционной реформы весьма решительно воспротивились тому, чтобы Конституционный совет мог оценивать соответствие закона преамбуле Конституции, а сле­довательно, правам и свободам, зафиксированным в Декларации 17S9 г. и преамбуле Конституции 1946 г.

Это объясняется двумя причинами. Прежде всего опасением, что будет создано правление судей. П.-А.Тейтжен заявил: «Наделив совет компетенцией по проверке соответствия принятого парламен­том закона тексту Конституции, вы создадите правительство из су­дей, каждый из которых будет субъективно оценивать ясно выра­женный или подразумеваемый смысл конституционных норм. Вы нарушите гармонию всей системы»¹.

Война в Алжире, несомненно, также наложила свой отпечаток на издаваемые в ту пору акты и правозащитную практику, соответст-

Он воспротивился также и тому, чтобы парламентская оппозиция могла апелли­ровать к совету, выразив это следующим образом: «Всякий раз, когда законопроект возбуждает бурные дебаты, оппозиция не преминет обратиться к Конституционно­му совету, и в конечном счете деятельное правительство будет связано но рукам за­седающими в совете ретроградами-отставниками».

31вие которых гуманистической концепции и поныне представляется спорным. Эта война длилась почти четыре года, и просто очернить законодательство того периода, равно как и поставить под сомнение другие меры, к принятию которых подталкивала обстановка, значи­ло бы подорвать значение военных акций в Алжире.

С учетом вышеизложенного можно объяснить, почему Консуль­тативный конституционный комитет отклонил поправку Ван Грефшипа, которая возлагала на законодателя миссию «защиты прав и свобод личности, отраженных в преамбуле».

На случай принятия этой поправки правительственному комис­сару был задан вопрос: «Будет ли в таком случае Конституционный совет правомочен оценивать соответствие законов преамбуле Кон­ституции 1946 г. и Декларации 1789 г.?» Он ответил в категориче­ской форме: «Безусловно, да, и, следовательно, парламент лишится возможности принимать законы, аналогичные тем, которые при­нимаются в силу стечения особых обстоятельств. Я вновь повто­ряю, что Комитет пойдет по пути создания судейского правления, по поводу которого он высказывает опасения».

Б. Недоговорки в конституционных положениях

1. Конституция 1946 г. весьма ясно определяла прерогативы Кон­сультативного конституционного комитета; согласно статье 90 по­следний был вправе входить в рассмотрение вопроса о том, «предпола­гают ли пересмотр Конституции законы, принятые Национальным собранием», хотя согласно статье 91 Комитет был компетентен выно­сить постановления о возможности пересмотра только в отношении «положений, заключенных в главах 1 — 10 настоящей Конституции». Следовательно, он не мог входить в рассмотрение того, насколько за­кон, принятый Национальным собранием, требует пересмотра преам­булы, иными словами, противоречит он ей или нет.

2. То, что составители Конституции имели намерение сохранить ущемление прав Конституционного совета, путем ограничения его компетенции, не подлежит сомнению¹. В тексте Конституции 1958 г. от такого намерения отказались; он хранит молчание по этому воп­росу. Можно ли в таком случае на основании факта отклонения Консультативным конституционным комитетом поправки о том, что законы должны соответствовать и преамбуле, делать вывод о не­компетентности Конституционного совета в вопросе о проверке та­кого соответствия?

Чтобы разобраться в этом надо более глубоко изучить ход под­готовительных работ и намерение составителей Конституции, а оно бесспорно, покоится на двух соображениях: одно из них имеет зна­чение постоянно действующего фактора (опасение создать правле­ние судей), а второе — преходящего характера (тогдашняя война в Алжире).

Напротив, статья 61 Конституции, согласно которой Конститу­ционный совет, принимая к своему рассмотрению некоторые зако­ны, «высказывается о их соответствии Конституции», что никак не ограничивает компетенцию этого органа; Конституция не открыва­ется статьей 1, она начинается с преамбулы, которая, собственно, и является ее органической частью.

Поэтому Конституционный совет вправе — без какой-либо юри­дической уловки — не считаться с первоначальным намерением творцов Конституции.

В. Прогрессивная линия Конституционного совета

1. Нельзя не отметить как прогрессивное явление то, что Конститу­ционный совет стал расценивать преамбулу как органическое целое с Конституцией, уважение к которой он призван обеспечивать.

Вот примеры.

а) Первое решение от 19 июня 1970 г. довольно прозаично. Оно состоялось на основе процедуры, предусмотренной статьей 54, по запросу о том, соответствуют ли Конституции международные обя­зательства, взятые на себя Францией по Люксембургскому договору от 29 апреля 1970 г., который предусмотрел слияние европейских сообществ в единую организацию. Совет установил соответствие этого договора Конституции и в обоснование мотивов прежде всего и специально сослался на преамбулу Конституции 1958 г., опреде­лив, что обязательства, содержащиеся в этом договоре, «имеют ха­рактер взаимных обязательств».

В решении содержалась преднамеренная отсылка на абз.15 пре­амбулы Конституции 1946 г., где говорилось, что «при условии вза­имности Франция согласна на ограничения суверенитета, необхо­димые для организации и защиты мира». А защита мира как раз и является одной из целей Римского договора о создании Европей­ского экономического сообщества.

б) Другое решение от 16 июля 1971 г. имеет основополагающее значение; в нем не только используется привязка к преамбуле как правовому основанию, но и отдельные ее положения специально упоминаются в мотивировочной части, чтобы объявить как проти­воречащие Конституции законодательные положения, посягающие на свободу объединения граждан.

в) Преамбула вновь упоминается и цитируется в сочетании с по­ложениями статей 34 и 66 в решении от 28 ноября 1973 г. об отне­сении к сфере регламентарного регулирования определения «нака­зания, не связанного с мерами лишения свободы»; на этот раз в Конституционный совет поступил запрос по процедуре, предусмот­ренной абз.1 статьи 37.

г) Положения преамбулы вновь цитировались и нашли приме­нение в решении от 27 декабря 1973 г., осуждающем дискримина­цию. Впервые Конституционный совет специально процитировал одно из положений Декларации 1789 г., на которую содержались от­сылки в преамбуле.

д) В последующих решениях использование преамбулы дошло до того, что в одном из своих решений (от 25 января 1975 г.) Совет существенно видоизменил характер предшествующей практики, предпочтя цитировать в мотивировочной части решений главным образом положения из преамбулы, а не статьи Конституции. Так, в решениях от 23 июля 1975 г., 12 января 1977 г. и 20 июля 1977 г. Совет ссылается на преамбулу Конституции 1958 г., чтобы еще раз напомнить ее привязку к Декларации 1789 г. и преамбуле Конституции 1946 г., указав «на конституционную ценность этих документов» (см., напр., решение от 23 ноября 1977 г.).

В дальнейшем упоминание о преамбуле Конституции 1958 г. становится крайне редким (напр., решение от 16 января 1982 г. по вопросу о национализации), поскольку Совет стал прямо учитывать содержание отсылочных положений.

Итак, Совет пришел к выводу, что преамбула содержит нормы позитивного права, что эти нормы имеют конституционное значе­ние и что их следует использовать в качестве критериев оценки кон­ституционности законов.

2) Как объяснить такой подход? Понятно, что в намерение со­ставителей Конституции не входило предписывать ее толкование по мере угасания ряда объективных факторов, связанных с войной в Алжире; другие факторы, скорее субъективного свойства, обуслови­ли эволюцию во взглядах членов Совета.

Во-первых, Совет был учрежден с целью служить заслоном На­циональному собранию, если бы оно вознамерилось парализовать деятельность правительства, но эта потенциальная угроза была сра­зу же нейтрализована действием других конституционных положе­ний, которые позволяли правительству законодательствовать само­му, хотя бы в силу того, что парламентское большинство тогда под­держивало правительство. Но Совет подвел под свое существование другую жизненную конструкцию: он стал проявлять себя в качестве некоего противовеса на пути становившегося всего более реальным слияния властей, поддерживая их равновесие, гарантией чему изна­чально должна была служить конструкция разделения властей.

Во-вторых, когда Конституционный совет — в период с 1971 по 1973 г. — признал за собой право противопоставлять законам пре­амбулу Конституции, поток направляемых к нему на обжалование актов был невелик, поскольку за членами парламента право на об­жалование не было закреплено. Никто тогда и не предполагал, что столь робко начавшаяся судебная практика достигнет нынешнего внушительного размаха.

Наконец, следует считаться с рядом субъективных соображений, действующих подсознательно на умонастроение членов Совета: с одной стороны, Совет после отставки в апреле 1969 г. основного

творца Конституции — генерала де Голля почувствовал за собой большую свободу в ее толковании, поскольку именно де Голль поч­ти узурпировал это право. А с другой стороны, левые социалисти­ческие силы стали прогрессировать; их приход к власти мог повлечь за собой социально ориентированное законодательство, на которое было бы уместно наложить кальку с индивидуалистической фило­софии 1789 г.²

Г. Содержание преамбулы

Значимость преамбулы преимущественно основывается на от­сылочных нормах. Однако необходимо принимать во внимание позднейшие положения, их ограничивающие или дополняющие.

Прямая отсылка используется по отношению к взаимосвязан­ным понятиям «права человека» и «принципы национального суве­ренитета», так как они определены в Декларации 1789 г., подтверж­денной и дополненной преамбулой Конституции 1946 г. Парамет­ры суверенитета расширились за счет накопления его более объем­ной концепцией прав человека, что и нашло свое закрепление в статье 3, где говорится, что национальный суверенитет «принадле­жит народу».

Закономерно встает два вопроса:

а) Содержит ли Декларация 1789 г. и преамбула Конституции 1946 г. иные положения, относящиеся к правам человека и национальному суверенитету? Этот вопрос будет рассмотрен на анализе каждого из этих документов, но прежде всего надо исходить из того, что свобода есть неотъемлемое право человека (ст.2 Декларации).

б) Из ограничительного толкования Декларации может сло­житься мнение, что только те ее положения имеют конституцион­ную силу, которые подтверждены преамбулой 1946 г.; но ее изуче­ние доказывает, что в 1946 г. она была вновь подтверждена в целом виде (см. по этому вопросу решение Конституционного совета от 16 января 1982 г.).

Во втором абзаце преамбулы говорится, что «новые институты» основаны на общем идеале свободы, равенства и братства, эти же институты Республика предлагает и тогдашним заморским терри­ториям, которые в силу принципа «свободного самоопределения народов... выражают желание присоединиться к ней». Следователь­но, речь идет уже о Сообществе, а не об институтах Республики.