- •Ги Бедуелл
- •Издательство «Христианская Россия» москва 1996
- •Глава 15. Можно ли богословски расшифровать историю Церкви?
- •Введение Задачи данной книги
- •Глава 1 Христианское время
- •История как исполнение Писания
- •История как воспоминание
- •История как Дар
- •История как таинство
- •Прогресс и смысл истории
- •Глава 2 История Церкви как научная дисциплина
- •Историография
- •История истории Церкви
- •История менталитетов
- •История второго порядка
- •Глава 3 Церковь и вызов универсальности: между иудаизмом, эллинизмом и неоязычеством
- •Проблема отношения к Израилю
- •Противостояние религиозным верованиям и философской мысли античности
- •Христиане и империя
- •Универсальность кафолической веры
- •Глава 4 Церковь и вызов варварского мира
- •Период оцепенения
- •Церковь - колыбель цивилизации
- •Глава 5 Церковь и вызов феодализма
- •От трех функций к трем сословиям
- •Церковь в сетях феодализма
- •Борьба за независимость Церкви
- •Глава 6 Церковь и вызов секулярной мысли Между теократией и неоцезаризмом
- •Апогей христианского мира
- •Потрясения
- •Нарождение секулярного духа
- •Кризис Церкви
- •Ответы народа Божьего
- •Глава 7 Церковь и вызов эпохи Возрождения
- •Дух обновления
- •Возвращение к истокам
- •Множители
- •Соблазн язычества
- •Христианское возрождение
- •Глава 8 Церковь и вызов Реформы
- •Вызов Лютера
- •Вызов Кальвина
- •Католическая Реформа
- •Наброски Реформы
- •Программа Реформы
- •Программа Реформы
- •Проведение Реформы в жизнь
- •Глава 9 Церковь и вызов абсолютизма
- •Государственный абсолютизм
- •Экклезиологические последствия абсолютизма
- •Галликанизм
- •Папская экклезиология
- •Янсенизмы, или богословские реакции на абсолютизм
- •Единство нации и веры
- •Ответы на вызовы абсолютизма
- •Глава 10 Церковь и вызов эпохи Просвещения
- •Церковь и духовные перемены
- •Век Просвещения и рост неверия
- •«Адаптации» католического Просвещения Фебронианизм
- •Жозефизм
- •Нападки на религиозную жизнь: уничтожение или реформа?
- •Глава 11 Церковь и вызов революций
- •Политические революции
- •Национальные революции
- •Интеллектуальные революции
- •Индустриальная революция
- •Географическая революция
- •Глава 12 Церковь и вызов идеологий
- •От Церкви осажденной к Церкви изолированной Испытания
- •От Церкви изолированной к Церкви укрепленной
- •Конфликт идеологий
- •II Ватиканский Собор
- •Пошатнувшаяся Церковь?
- •Глава 13 Восточные Церкви
- •Нераздельность и разрывы
- •Греческое православие под властью ислама
- •Славянское христианство
- •Греко-католическая Церковь Руссов
- •Староверы
- •Восточный католицизм
- •Марониты
- •Мелкиты
- •Копты-католики
- •Армяне-католики
- •Сирийцы-католики
- •Сиро - малабары
- •Католики Эфиопии
- •Бремя истории и ее возможности
- •Глава 14 Протестантизм
- •Лютеране
- •Скандинавское лютеранство
- •Кальвинисты
- •Либеральный протестантизм и бартианская реакция
- •Вальденсы
- •Англикане Англиканская Реформа с точки зрения отдельного прихода
- •Церковная стабилизация
- •Религиозные войны и политические резолюции
- •Официальная Церковь
- •Движения и течения
- •Низкая Церковь
- •Широкая Церковь
- •Возникновение экуменического движения
- •Глава 15 Можно ли богословски расшифровать историю Церкви?
Прогресс и смысл истории
Из вышесказанного видно, насколько сложно говорить о прогрессе в истории Церкви. Нельзя отрицать, что с течением времени происходят некоторые прогрессивные изменения, особенно в области просвещения сознания. И поэтому во время заключительного периода II Ватиканского Собора, 21 сентября 1965 года, кардинал Журне вполне мог сказать по вопросу о религиозной свободе:
«Пастыри Церкви со времен Константина и далее не раз призывали светские власти защитить права верующих и сохранить светское и политическое устройство того, что называют христианским миром. Все же под непосредственным влиянием проповеди Евангелия понимание различия между вещами преходящими и вещами духовными прогрессирует, и сегодня это различие ясно всем»19.
Но можно ли утверждать, что существует всеобщий прогресс истории в том смысле, в каком это слово употребляется в философии Просвещения, например, у Кондорсе? Говорить так - значит парадоксальным образом возвращаться к концепции истории, более соответствующей Ветхому Завету. В самом деле, в Ветхом Завете само время было носителем провиденциального плана спасения. Время Церкви - иное время; отныне «план спасения исполняется уже более не историей, а в истории»20.
Для читателей этого учебника важно уяснить одно: теологический подход, который мы предлагаем, не подразумевает никакой сакрализации истории. Слова «священная история» применительно к истории Церкви могут использоваться лишь как аллегория. «История Церкви не является ни проводником божественного плана спасения, ни носителем его искупительной силы. Она - всего лишь особая область, в которой исполняется тайна спасения»21.
Можно говорить о церковном времени как о тайне и даже как о священном времени, имея в виду, что оно дано каждому для освящения. Вместо прогресса И. Далмэ говорит об инволюции, подразумевая не регресс или противоположность эволюции, а некое развертывание: «В новом порядке, установившемся благодаря искупительной жертве Христа, существует главный момент - момент жертвы, с которым связаны все остальные; и если еще можно представить себе временную протяженность исторического типа, то существует она лишь затем, чтобы позволить проявиться этой связи»22.
Если человеческая история имеет смысл, то для верующего он заключается в Обетовании и Ожидании второго пришествия Христа23. Через культуру, обогащающую наши представления24, мы понимаем, что Христос - Господин «истории Царства», которое уже присутствует, но не приметным образом (Лк. 17:20).
Так что же, история и вправду, как это постоянно повторяют, просто-напросто учительница жизни - magistra uitae? Тогда история Церкви, и гораздо определеннее, чем мы показали в этой главе, есть magistra vitae aeternae - учительница жизни вечной!
Глава 2 История Церкви как научная дисциплина
Как уже было нами отмечено, историю Церкви преподают на теологических факультетах; говорили мы и о том, что она вписывается в определенную концепцию христианского времени. Каков же эпистемологический статус этой дисциплины? Следует ли ее отнести к теологии, например, к учению о Церкви, или она является относительно теологии наукой вспомогательной, которую можно с равным успехом изучать на любом «светском» факультете? Подобно тому, как палеография есть вспомогательная наука для истории, и при этом, как нам кажется, не существует какого-то специфически церковного способа держать перо, а, следовательно, вполне естественно заниматься дешифровкой рукописей на филологическом факультете, - точно так же и церковную историю можно изучать так, как богословы изучают греческий и иврит, как в Шартрской школе учат архивистике и дипломатике, или как специальные дисциплины, вроде истории экономики или истории отдельных наук, преподают на других факультетах25.
Если же предпочесть первое понимание, то есть считать историю Церкви дисциплиной теологической, то многие проблемы оказываются отнюдь не разрешенными. Можно ли в этом случае говорить о независимости работы исследователя-верующего от разделяемых им самим догматов? Не рискуем ли мы в таком случае превратить историю Церкви в эффективное орудие апологетики, как это сплошь и рядом происходило в спорах между католиками и протестантами?
Возникает также и другая проблема: каким образом при отнесении истории Церкви к разряду теологических дисциплин возможен диалог с другими историками, с теми, кто стремится сохранить в своих исследованиях максимальную объективность, абстрагируясь от презумпций христианской или иной исповедуемой им веры?
Пользуясь полной независимостью в том, что касается выбора метода исследования, историк неизменно встает перед основополагающей в его деле проблемой - проблемой интерпретации полученных фактов, в связи с которой в сфере библеистики и исторических изысканий начиная с XVI века возникало множество вопросов и которая особенную актуальность приобрела в эпоху модернизма. Но так или иначе, можно утверждать, что в наши дни, в конце XX века, право существовать такой дисциплине, как история Церкви, уже никем не ставится под сомнение, а критики этой дисциплины не считают ее подозрительной и потенциально опасной.
Весьма показателен в этом отношении случай аббата Луи Дюшена (1843-1922). Произведения этого выдающегося католического ученого26 и знатока первых веков христианства в 1912 году были занесены в Индекс. Только в 1973 году он удостоился своего рода реабилитации, когда 24 мая, выступая на коллоквиуме, организованном Французской школой в Риме, пост директора которой Дюшен занимал с 1895 года до самой своей кончины, Папа Павел VI воспользовался случаем, чтобы изложить свое мнение о творчестве этого замечательного знатока первых веков христианства и, вообще, определить, что представляет собой работа историка Церкви27.
«Под наукой историей мы понимаем прежде всего искусство открывать ход и переплетение событий в человеческом мире и составлять объективное напоминание о них. Эти события сами по себе полны тайн, достойных изучения: они часто являются результатом взаимодействия многочисленных и неоднородных по своей природе факторов и порой представляются нам иероглифами, не поддающимися дешифровке из-за неизмеримого количества и разнообразия переменных, образующих то, что принято называть исторической обстановкой. К счастью, одна из составляющих - человек, действующий в истории - достаточно легко познаваема; она, в то же время, представляет собой наиболее интересный объект изучения для того, кто желает описать развитие самих событий.
Таким образом, умение точно определить человека - ремесленника истории28, высветить его основное качество - быть существом свободным, следовательно, всегда готовым преподнести исследователю неожиданности и откровения, на которые неизменно бывает способен человеческий дух, - именно это, по нашему мнению, служит мерилом достоинства подлинного историка. Историк заслуживает похвал и восхищения, если в достоверном, точном и одновременно ясном и стройном описании сумеет показать нам человека - исполнителя главной роли на исторической сцене - и позволит хотя бы отчасти провидеть в нем творческое начало, действующую личность, осуществляющую свою сопряженную с ответственностью свободу.
Как нам кажется, тот или иной историк заслуживает славу интересного и достойного уважения автора в меру своего умения проследить в переплетении событий мертвого для нас прошлого, которые он описывает во всей их полноте и причудливой красоте, то, что привнесено в них человеческим гением. Так, интересным и достойным уважения автором мы должны, без всякого сомнения, признать такого безупречного историографа и художника исторического повествования, каким был монсеньор Дюшен.
Но не только от человека зависят судьбы человечества. Они определяются и другим фактором, чье действие нам почти невозможно измерить, но который, несомненно, решающим образом влияет на окончательный план человеческой истории - Божественным Промыслом, Провидением, скрытое присутствие которого во времени и меж людьми делает из истории тайну. Когда же речь заходит об истории Церкви, эта тайна становится объектом созерцания, своего рода таинством, определить и уразуметь которое - задача чрезвычайно тонкая и нелегкая».
В этих размышлениях Папы Павла VI выражено его двойное кредо: как философ Папа провозглашает человека (названного им «ремесленником истории») определяющим фактором исторического развития. Такая позиция отвергается теми историками, которые во главу угла ставят многообразную детерминированность поступков человека окружающим его миром, а также, естественно, авторами, придерживающимися материалистического понимания истории. Что касается собственно теологической позиции Павла VI, здесь он обращает внимание на то, что сам далее назовет «трансцендентным коэффициентом» истории; с большим уважением отзываясь о Дюшене как о христианине и ученом, Папа отмечает, что в отношении этого коэффициента ему не всегда удавалось проявить необходимую чуткость.
Но как же нам вычленить, измерить или хотя бы просто распознать этот «трансцендентный коэффициент», о котором Папа сказал, что «определить и уразуметь» его «задача чрезвычайно тонкая и нелегкая»? Здесь мы подходим к вопросу о специфических свойствах христианского времени и, соответственно, о способе рассуждении историка Церкви; к нему мы вернемся в последней главе нашего учебника после того, как будет дана общая картина двадцати веков христианской истории.
Теперь же нам представляется уместным рассмотреть происходящий в наше время пересмотр методов исторического исследования и посвятить данную главу обзору новых путей, открывающихся сейчас перед исторической наукой и важных для историка Церкви в качестве, главным образом, своего рода программы, которая еще нуждается в уточнении.
Какую позицию занять историку Церкви по отношению к этим новым направлениям, которые, слишком легко пренебрегая существующими между ними различиями, принято называть «новой историей»29? Мы выберем (достаточно произвольно) три направления современных исследований, которые заставляют историка Церкви непосредственно сталкиваться лицом к лицу с новыми методами и осмыслять их: историографию, историю менталитетов и то, что, за неимением лучшего термина, я назову историей второго порядка.