23. Основные течения в западной футурологии.

Основную массу современных западных футурологических концепций можно условно разделить на группы:

—   либеральный научный мейнстрим (авторы пропагандируют либерально-прогрессистский взгляд);

—  контркультурная футурология, являющаяся порождением протестного потенциала массовой куль туры 60-х гг. ХХ в., вненаучная по происхождению, но активно присутствующая в научном дискурсе;

—  конструктивная критика капитализма, экономического либерализма и консьюмеризма (как явлений, уже проживших свою историю) с позиций так называемого «холистического» (т. е. планетарного) миропонимания и представлений о другом масштабе будущего развития;

— консервативная позиция (для авторов характерны, с одной стороны, охранительные и мемориальные культурные ориентации применительно к западной цивилизации, с другой — откровенный скепсис касательно ее дальнейших изменений).

Футурологический мейнстрим составляют работы таких корифеев обществоведения, как З. Бауман, З. Бжезин ский, Э. Гидденс, Э. Тоффлер, Ф. Фу ку я ма, С. Хантингтон6. При общности приверженности либеральным идеям у не которых из них отмечается и своеобразная позиция. Например, Э. Гид-ден с полагает что «постмодернити» — это фантом, очередной симулякр пост мо дер нистов. С. Хантингтон иначе оценивает гегемонию США. Контркультурное течение в футурологии представляют такие авторитеты молодежной психоделики 60—70-х гг. ХХ в., как Т. Лири, Д. Рашкофф. Конструктивную критику современного капитализма, экономического либерализма и консьюмеризма с позиций холистического миропонимания (отчасти и с позиций неомарксизма) развивали основатель школы миросистемного анализа И. Вал-лерстайн и видный футуролог-синергетик Э. Ласло. Нес коль-ко особняком от них стоит критик капитализма П. Дракер9. Наиболее ярким и последним по времени представителем консервативной позиции в футурологии стал аме риканский политик П. Бью кенен.

Здесь мы сопоставим взгляды только двух течений: либерального и контркультурного, поскольку критики капитализма и консерваторы в большинстве своем сосредоточены на политических проблемах современности.

Абсолютное большинство современных западных футуроло-гических концепций построено на либерально-прогрессистских основаниях. Однако, экстраполируя тенденции социокультурного и технологического развития человечества в будущее, они делают разные прогнозы прежде всего на глобальном геополитическом уровне. Эти прогнозы можно условно разделить на две концептуальные группы: оптимистические и катастрофистские. Оптимистические концепции в значительной степени являются порождением победы либеральной идеологии в холодной войне; наступившего «конца истории» (в терминологии Ф. Фуку я мы) как конца противостояния идеологий и поиска оптималь ного социального устройства. Эти прогнозы основаны на концепции постиндустриального общества. Особую позицию в рядах либералов занимает Э. Гидденс. Он полагает, что модернити (под которой понимается социальная система, порожденная на циональным государством и промышленным капиталистическим производ ством, — индустриальное общество), не сменяется сегодня какой-то новой стади ей, которую многие исследователи определяют как «постмодернити». По мнению Э. Гидденса, так называемое постиндустриальное общество не более, чем фикция. На самом деле, классическая «модернити» переживает бурное развитие, резко радикализуется. Э. Гидденс видит два источника этой радикализации. Во-первых, это растущая социологизация жизни, повышение значения реф лексии и саморефлексии, изменение системы ценностей человека, их переориентация с внешних на внутренние, с материальных на немате риальные. Во-вторых, это глобализация, устране ние прежних границ национальных государств и становление мировой сети производственных и инфор мационных структур. Оба эти явления не рассматриваются им как чуждые идеям индустриального общества. Напро тив, полагая, что западная цивилизация модернити глубоко социологична и что в ней заложено противопоставление традиции, стремление к безгра нич ной экспансии новации, он утверждает, что сегодня правильнее вести речь не о новом обществе, сменяющем модернити, а о периоде нового, радикализован-ного индустриального об щества.

Либеральные «оптимисты» (Ф. Фукуяма и Э. Тоффлер), напротив, полагают, что мы уже живем «в мире, где борьба вокруг всех крупных вопросов в основном закончена». По мнению Фукуямы, «постисторический мир — это мир, в котором стремление к комфортному самосохранению победило же лание рисковать жизнью в битве за престиж, и в котором борьбу за господство сменило всеобщее и рациональное признание». Исследователь подчеркивает, что «число приемлемых форм экономической и политической организации последние сто лет постоянно уменьшается», однако «возможные интерпретации оставшихся форм — капитализма и либеральной демократии — продолжают разнообразиться. Это наводит на мысль, что даже если идеологические различия между государствами уходят на задний план, остаются дру гие существенные различия, уходящие в культурную и экономическую плоскость». Таким образом, при абсолютной победе мирного сосуществования человечеству не грозит единое государство («мировое правительство») как логический результат глобализации.

Важнейшими «социальнообразующими» технологиями для «оптимистов» от футурологического мейнстрима являются информационные (собственно и приведшие к «концу истории»). Как отмечает Ф. Фукуяма, «многие аспекты технологии конца двадцатого столетия, в том числе так называемая информационная революция, весьма способствовали распространению либеральной демократии»15. Большинство ис следователей этой волны солидарно в том, что сегодняшнее постиндустриальное общество уже является информационным обществом. Владение информацией стало одним из важнейших рычагов властного могущества: «Кто владеет информацией — тот владеет миром». Информация стала основным товаром и основой современной экономики. «Переход к экономике, основанной на знании, резко усиливает потребность в коммуникации и способствует гибели старой системы доставки символов». От развития информационных (коммуникационных) технологий в существенной степени зависит как военная мощь пра вя щего режима, так и его оснащенность современными средствами инфор маци-онного контроля, т. е. уровень эффективности управления обществом.

Подобную точку зрения на роль информационных технологий разделяют и контркультурные футурологи: «власть, которой сегодня обладает тот или иной человек, определяется уже не количеством собственности, находящейся в его распоряжении, а скорее тем, сколько минут „прайм-тайма” на телевидении или страниц новостной пе чати он может заполучить».

Все контркультурные футурологические концепции основываются преж де всего на критике консьюмеризма и на идеях «новых левых». Можно сказать, что они «произросли» из работ Г. Маркузе и М. Маклюэна. Существенное влияние на формирование контркультурных футурологических концепций оказали психоделическое движение 60-х гг. ХХ в. и массовая культура, прежде всего широко экранизированная литература киберпанка, родоначаль ником которого считается американский фантаст У. Ги б сон. Массовая культура способна генерировать дополнительные потоки ин формации, транслиру ю щие систему определенных ценностей. «Антиидеология» контр культурных футурологов является либерализмом, доведенным до предела — индивидуальные права и индивидуальное целеполагание ставятся над правами и целеполаганием общества, но свобода личности совсем не кончается «там, где начинается свобода другого человека». Инструментами создания новой постиндустриальной и постиерархической («сетевой») культуры провозглашаются психоделики (ЛСД, псилоцибин, МДМА) и новейшие информационные технологии (Интернет, виртуальная реальность, медиавирусы).

Существенное отличие в футурологических концепциях либерально-про грессистского мейнстрима и контркультурных футурологов проявляется в их отношении к наиболее инновационной сфере человеческой деятельности — к биотехнологиям. Если представители контркультуры приветствуют их как инструмент модификации человека, то у «классических» либералов биотехнологии по той же причине вызывают серьезную настороженность.