16

содержание

содержание 1

Введение 2

1.Семья в зеркале науки 3

3.Условия оптимального семейного воспитания 13

Заключение 15

Литература 16

Введение

Семья – ячейка общества и его простейшая форма. С возникновения семья начиналось формирования родовых общин, племен, государства. С семьи начинается формирования индивида, индивидуальности, личности.

Семья выполняет множество функций. Репродуктивная обеспечивает существование Homo Sapiens, хозяйственно-бытовая и экономическая человечества, воспитательная – общества.

Однако, в современном мире наиболее остро стоит именно проблема семьи. Это обусловлено и возросшей способностью женщин растить и воспитывать детей самостоятельно, и скоростью и ритмом современной жизни не позволяющей уделять достаточно времени для «строительства» и поддержания данной «ячейки», и неэффективной социальной политикой государства.

Не раз философы и социологи ставили вопрос о кризисе института семьи, предсказывали даже ее исчезновение в будущем. Изменилась структура семьи как малой социальной группы: семьи уменьшились, появилось немало семей, сформировавшихся после повторного брака, матерей-одиночек. Но брак по-прежнему имеет высокий престиж, люди не хотят жить в одиночестве. Важной остается воспитательная функция семьи, однако большая роль отводится государству и обществу: дети воспитываются в яслях, детских садах, школе, немалое воздействие оказывают и средства массовой информации.

Поэтому является важным освещение проблемы влияния семьи на развитие личности ребенка.

1.Семья в зеркале науки

Предыстоки современной отечественной социологии семьи — в по­зитивистской школе, строящей социологию по образцу естествознания, и в субъективистской школе, требующей особого метода изучения при исследовании особого объекта — человеческой истории, где действуют люди, стремящиеся к достижению своих целей.

Мало кто из социологов прошлого не упоминал семью, пытаясь объяснить, как устроена общественная система. Но мало и тех, кто посвятил семье, браку, родству и связанным с ними отношениям спе­циальные работы. Очень известно имя Н. К. Михайлов­ского и его учение о семье и о возврате к простой кооперации, на но­вом витке истории, возврате к такому типу семьи, какой гарантирует благополучие и самостоятельность личности.

Важно, что Н. К. Михайловский не идеализирует семью, она может с другими элементами среды накладывать оковы на личность, в эмбрио­нальном состоянии содержит все антагонизмы «сложной кооперации». Однако это не дает основания отвергнуть семью вообще как «патриар­хальщину», «борьба за индивидуальность» не исключает, а напротив, пред­полагает семью, которая, если и не порождает альтруизм, то и не проти­воречит ему.

Максим Максимович Ковалевский (1851—1916), выдающий­ся отечественный социолог, был в глазах Запада «символом русской на­уки в области социальных знаний». Профессор А. Мелле (Франция) на­звал его «великим социологом», и, безусловно, М. М. Ковалевский являлся ключевой фигурой в русской и зарубежной социологии. Он был лично знаком со многими научными светилами. Два его секретаря и ученика стали украшением русской науки - П. Сорокин и Н. Кондратьев, полу­чили известность его последователи К. Тахтарев, Г. Гурвич, Н. Тимашев.

М. М. Ковалевский внес большой вклад в разработку генетической социологии, отказывающейся искать единый, универсальный фактор ис­тории и анализирующей взаимодействие и взаимовлияние социальных феноменов. Генетическая социология рассматривает все многообразие данных сквозь призму исходных элементов общества. В этом русле ана­лиза генезиса институтов и общностей находится исследование происхож­дения и развития семьи, рода, племени. В 1895 г. вышла в свет классичес­кая работа М. М. Ковалевского «Очерк происхождения и развития семьи и собственности», где показано, что нельзя смотреть на любое истори­ческое явление как на уравнение с одним неизвестным, что семью нельзя понять через один какой-либо фактор. Следует учитывать физиологичес­кую, психологическую, экономическую, социальную и пр. стороны, в частности, важно изучить солидарность и способность к самопожертво­ванию малых семей, появляющихся после распада больших домохозяйств, «семья — великая школа альтруизма, которая спасет мир...»[10, с.18].

Владимир Михайлович Бехтерев (1857—1927) — выдающийся уче­ный, психиатр, психотерапевт, своеобразный «русский Фрейд». Много внимания он уделял социальным аспектам психических явлений, ос­новал Институт познания человека (Психоневрологический). Он счи­тал, что внушение, благодаря применению которого к нему пришла широчайшая известность, как «фактор заслуживает самого вниматель­ного изучения для историка и социолога. Иначе целый ряд историчес­ких и социальных явлений получает неполное, недостаточное и, быть может, даже несоответствующее объяснение»[7, с.87]. В. М. Бехтерев как пси­хотерапевт много сделал для становления отечественной семейной психотерапии. Особенно значительны результаты работ по детской психологии, причем интересно, что ученый использовал наблюдения и над своими детьми в исследовательских целях.

Среди российских ученых немало тех, кто так или иначе касался проблем брачно-семейных отношений. Можно назвать, например, ра­боты М. Туган-Барановского в области мотивов репродуктивного пове­дения и, конечно же, многочисленные труды Александры Коллонтай, самой знаменитой из отечественных феминисток. Ее вклад в социоло­гию семьи противоречив. С одной стороны, обоснование необходимос­ти развала семьи и ликвидации воспитания детей в семье на основе «прин­ципа коммунизма», признающего, «что забота о подрастающем поколе­нии должна быть делом не родителей, а государства». Интересно при этом, что обоснование отказа от семейной социализации производится с явно антиэкзистенциальной точки зрения и в интересах государства, государственного производства: «...Вынужденное совместительство - воспитание младенца и профессиональная работа — понижает трудовую энергию женщины ...мать, обязанная тратить все свои свободные от профессиональной работы часы на ребенка, никогда не даст максиму­ма производительности на профессиональной работе»[11, с.11].

С другой стороны, она дает четкий анализ социальной организа­ции семьи, различии в организации семьи докапиталистической и се­мьи на стадии наемного труда при капитализме. «Базой дошедшей до нас формы семьи (это написано было в 1914г.) служили определенные хозяйственные начала. В основе семьи лежали производственные от­ношения, сковывающие членов семьи прочнее, чем могли сковать их самые близкие узы крови... В те времена, когда семья представляла со­бой хозяйственную единицу... и при том не потребительскую лишь, а и производительную, творческую, семья ...могла производить все необ­ходимое для своих членов — забота о потомстве, содержание, воспита­ние, обучение его входили в естественный круг ее неотъемлемых обя­занностей. Семья для своего процветания — экономического и соци­ального — нуждалась в новых членах, в постоянном притоке свежих рабочих рук. Нет ничего удивительного, что в то время ответственность за потомство ложилась на семью...»[11, с. 29].

Вопрос об охране материнства и детства не возникал и не мог воз­никнуть, пока семья оставалась не затронутой капиталистической ин­дустриализацией. А. Коллонтай уловила главное — при капиталистичес­ком разделении труда с индивидуальной оплатой на долю семьи не выпадает никаких производственных функций, хотя остаются функции материнства, содержания и воспитания подрастающих поколений, т. е. функции, не подкрепленные новыми формами организации, коли ста­рые оказались изжитыми. Другими словами, рождение и воспитание детей осуществлялись в семье благодаря ее роли хозяйственно-производственной единицы. Ис­чезает эта роль, и в обществе пропадают стимулы к материнству и соци­ализации детей. Поэтому эти функции должно взять на себя государство нового типа, т.к. буржуазное государство на это не способно. А. Кол­лонтай не видит возможности реанимации семьи, поскольку семья об­речена на распад. Даже если повернуть историю вспять и конфликт между профессиональной и материнской ролью решить путем возврата женщины из всех областей хозяйственной жизни снова в дом, в семью, то все равно «меры эти были бы бессильны задержать процесс дальней­шего разложения семьи». Освобождение женщины и развитие ее лич­ности несовместимы с функционированием семьи вообще, отсюда ос­тается лишь один социалистический путь «государственного страхова­ния материнства» и общественной социализации новых поколений. В начале двадцатого столетия парадигма социализма была очень популярна среди российской интеллигенции, среди ученых. На этом пути искали разрешения многих проблем, в том числе и проблем семьи. Не был исключением в этом отношении даже Питирим Александрович Со­рокин (1889-1968), выдающийся социолог XX столетия, который в ин­тересах «современной семьи» также видел «тормоз для проявления бо­лее высоких альтруистических порывов и поступков». Однако распад семьи, тщательно описанный на материале тог­дашних данных, мыслился как «болезнь роста» всего уклада жизни, того роста, который несет с собой и новую форму семьи «на смену отживающей». П. А. Сорокин как бы спорит с Г. Спенсером, «около 30 лет назад» отметившим «дезинтеграцию» семьи, зашедшую «слиш­ком далеко», и поэтому следует «ожидать теперь движения по об­ратному направлению», и, вероятно, по мнению Спенсера, семья, состоящая из родителей и детей, восстановится снова и даже под­вергнется дальнейшей интеграции» (Спенсер. Основания социоло­гии. СПб., 1898. Т. 2. С. 73-75). П. Сорокин, ссылаясь на осуществ­ленный им анализ материалов, пишет: «Как видно из вышесказан­ного, действительность пока не оправдывает предположений Спен­сера, разложение не остановилось, а чем дальше, тем идет быстрее и, по-видимому, в таком же направлении пойдет и в будущем, ко­нечно, оно не ведет к гибели семьи вообще. Семья как союз супру­гов и как союз родителей и детей, вероятно, останется, но формы ее будут иными»35. Признается лишь распад хозяйственного союза, и прогнозируется радикальное изменение внутрисемейных отноше­ний, соответствующее по идее новому укладу жизни. Возможность исчезновения семьи вообще как социального института отрицает­ся, т.к. на смену «современной» семье идет новая ее форма, пост­роенная на новых ценностных основаниях:

а) на основе «свободного соглашения», а не принуждения;

б) на основе общественной педагогики, а не семейного опекунства, которое прежде «смягчало чисто полицейскую, унтер-офицерскую си­стему государственной педагогики», - в новых условиях, когда «госу­дарство и общество забудут о своей роли полицейского, а будут педа­гогами», когда воспитание и обучение «будет поручено специалистам», при «правильной постановке дела» в принципе «нельзя не приветство­вать вмешательства общества и государства в это дело»;

в) на основе общего блага, альтруистического поведения, направ­ленного на пользу общечеловечности, а не только на семейную пользу.

«И нет сомнения, — завершает свой анализ П. Сорокин, — что в этом начавшемся единоборстве семьи и общества (вспомним «борьбу за индивидуальность» Н. К. Михайловского) организация современной семьи будет разрушена: общественные интересы - с одной стороны, интересы личности (обратная сторона общечеловечности) — с другой, победят и фактически уже побеждают. Расширившийся — и вглубь, и вширь — альтруизм (любовь к ближнему) и теперь уж требует больше­го простора, чем узкие границы семейного альтруизма» [21, с. 66].

Большое значение для социологии семьи имеют взгляды П. Сорокина на семью как на механизм социальной циркуляции и мо­бильности. Семья как «лифт», осуществляющий перемещения вверх и вниз по социальной лестнице, семейный статус как фундамент соци­ального положения личности, «селекции и распределения индивидов» внутри различных социальных страт — вот предмет изучения семьи в терминах социальной структуры и социальной динамики. П. Сорокин говорит даже о «семейном тесте», о семье как средстве тестирования способностей и отмечает, что современная семья выполняет эту роль лишь частично, т.к. в обществе вертикальной мобильности «семейный тест» теряет свое исключительное значение и складывается норма оценки личности не по семейному положению и происхождению, а по личным качествам, тестируемым детсадами, школами и прочими но­выми институтами селекции[20, с. 404-407].

В теории кризиса чувственной культуры отмечена всевозрастаю­щая неспособность «эмпирицизма» управлять человечеством и ходом социокультурных процессов. Это следует рассматривать как реакцию на прежнее увлечение идеей революции, на прежние социалистичес­кие иллюзии по переделке мира. Вместе с тем, с точки зрения теории и практики социальной работы с семьями стоит задуматься над предо­стережением этого великого русского социолога: «Чем больше эконо­мистов вмешивается в экономику, тем хуже она становится; чем больше политологов участвует в реформировании, тем больше правительство нуждается в реформе; чем больше социологов, психологов, антропологов и юристов вмешивается в дела семьи, тем больше семей разрушается...»[20, с. 218]. Вмешательство, преследующее цель улучшения взаимоотношений в семье, имеет свои пределы, устанавливающиеся типом культуры, ти­пами институтов, в т.ч. типом семьи. Терапевтическая работа может приносить эффект по очищению атмосферы отдельных семей, но она не в состоянии изменить самый тип семьи, соответствующий "чувственной культуре", постепенно уходящей с исторической сцены.