5.Проблема синтеза античности и Средневековья в искусстве и культуре Возрождения. Диалогичность Возрождения.

Отношение к античной культуре. Гуманисты ставили задачу возродить античность целиком, а не избирательно, как в Средневековье. У них существовало такое понимание развития истории: 1) греко-римская древность (Солнце, музы); 2) с 5 в. – готическое варварство (ночь, музы уходят); 3) Возрождение (возрождение наук, искусств, литературы, музы возвращаются, солнце).

«Ренессанс разыграл многовековую драму античной культуры едва ли не в "один прием", акцентировав и привилегировав сам факт разноречивости этой культуры . Иными словами, ренессансный синтез оказался грандиозной попыткой перенести на почву средневековой цивилизации всю совокупность культурных ценностей, порожденных иной, хотя отчасти и родственной, цивилизацией, не просто "усвоить" или "приспособить" отдельные ее элементы, но прямо и непосредственно внедрить чужой духовный опыт в свой собственный.»

Средневековье – христианская традиция. Заимствование жанров из средневековой литературы.

2.Ренессансная драматургия в Италии. «Мандрагора» н. Макиавелли и «Подсвечник» Дж. Бруно.

Никколо Макиавелли (1469-1527) один из крупнейших мастеров итальянской про­зы. Его стиль сочетает в себе колоритность живой флорентийской речи с величавостью в построении периодов, навеянной древнерим­скими образцами.

«Мандрагора» (1514) особенно замечательна как единственный в итальянской литературе XVI в. образец комедии характеров, про­низанной остро-сатирическим элементом. В рамках игривой новел­листической фабулы Макиавелли рисует картину потрясающего разложения религиозной морали, цинично поставленной на службу капиталу. Наиболее замечательным образом комедии является мо­нах Тимотео, обходительный и невозмутимый лицемер, который за деньги выполняет роль грязного сводника, изображая прелюбодея­ние богоугодным делом. Помимо монаха Тимотео, в «Мандрагоре» интересен также образ главного героя — любовни­ка комедии Каллимако, хищного индивидуалиста, неразборчивого в средствах, при помощи которых он добивается любви красавицы Лукреции. Хлодовский: «Мандрагора» примыкала не к комедийной традиции Плавта — Теренция, а к реалистической новеллистике Боккаччо. Это комедия не положений и даже не одного маниакального характера, а характеров обычных, будничных, на первый взгляд даже банальных. Фабула «Мандрагоры» несколько напоминает шестую новеллу третьего дня «Декамерона». Однако именно сопоставление комедии Макиавелли с этой новеллой лучше всего показывает, насколько сильно изменился гуманизм итальянского Возрождения с того времени, как Боккаччо написал свою великую книгу.

В 1600 г. на костре инквизиции погибает знаменитый астроном, натурфилософ и писатель Джордано Бруно (1548 — 1600), горячий сторонник и последователь учения Коперника, враждебного учению церкви о сотворении мира богом. Бруно был также автором замечательной сатирической комедии «Подсвечник» (1582), завершающей развитие жанра ренессансной литературной комедии в Италии XVI в. Комедия обличает суеве­рие, педантизм, а также распутство и жажду наживы, царящие в зажиточных слоях неаполитанского общества. Здесь показана целая свора ловких мошенников, переодевающихся полицейскими, чтобы легче обирать попавших к ним в руки простаков. Через всю коме­дию проходит великолепно нарисованный образ лжеученого педан­та Манфурио. Несмотря на свои реалистические достоинства, ко­медия не попала на сцену вследствие своей композиционной рыхлости.

Комедия Дель Арте С середины XVI в. комедия застывает в штампах. Многочис­ленные комедиографы, ставящие пьесы в разных городах Италии, без конца повторяют все те же многократно разработанные темы, частично восходящие к античной комедии, частично воспринятые из итальянской новеллы. Создается комедийный канон, закрепляет­ся список устойчивых комедийных типов, создаются канонические приемы завязывания и развязывания комедийного действия. Глав­ной задачей комедии становится вызывание смеха во что бы то ни стало. Реалистическое и сатирическое содержание комедии отсту­пает на задний план перед поверхностной развлекательностью.

Параллельно упадку литературной комедии, которую часто на­зывают «ученой комедией», во второй половине XVI в. расцветает новый жанр народной импровизированной коме­дии масок, получившей впоследствии наименование «комедии дель арте». Комедия дель арте впитала в себя тради­ции «ученой комедии», ее тематику и образы, но растворила их в народной комической стихии, находящей выражение в сатирической направленно­сти ее основных типов-масок. Каждая из таких «масок» представля­ла сатирически обобщенный характер, высмеивающий какую-либо социальную категорию. Так, в маске Панталоне высмеивалось пат­риархальное венецианское купечество, в маске Доктора давалась карикатура на ученого педанта-юриста из Болоньи, в маске Капи­тана воплощалась ненависть итальянского народа к военным аван­тюристам испанского происхождения.

Наиболее популярными масками комедии дель арте были коми­ческие слуги — Дзанни. Этих слуг бывало обычно двое, причем первый Дзанни был хитрым, проворным и ловким парнем, ведущим интригу комедии, а второй Дзанни был типом деревенского простака, вечно голодно­го оборванца, неотесанного и неловкого. Маска Дзанни настолько полюбилась, что создалось множество ее разновидностей, закреп­ляемых различными именами; некоторые из них получили мировую известность и распространение (особенно Арлекин). Слуги и служанки комедии дель арте вели ее действие, обычно заключающееся в любовной интриге с разнообразными хитростями влюбленных, направленными против стариков-отцов, пытающихся помешать их соединению. Персонажи влюбленных юношей и деву­шек были в комедии дель арте наименее живыми и насквозь услов­но-литературными. Они объяснялись изысканными, цветистыми, книжными речами и сентиментальными тирадами, не принимая участия в живом комическом действии масок. Между тем именно

в этом комическом действии и была заключена главная ценность комедии дель арте. Жанр комедии дель арте был наиболее ярким проявлением на­родной линии в театре итальянского Возрождения. Сочетая в себе пользование масками, актерской импровизацией и буффонадой, а также народной диалектальной речью, комедия дель арте имела глубокие народные, фольклорные корни.

«Мандрагора». На первый взгляд, носит абсолютно бытовой характер. Главный герой Каллимако влюблен в Лукрецию, супругу старого глуповатого богача Ничи. Чтобы добиться расположения красавицы, он придумывает хитроумный запутанный план, прибегая к помощи пронырливого бездельника Лигурио и используя слабости слуги Сиро, а также духовника и наставника Лукреции – плутоватого Тимотео. План удается, Каллимако становится не только любовником Лукреции, но и ее «господином, защитником, руководителем». Полуанекдотическая ситуация напоминает одну из новелл «Декамерона», здесь она предлог для серьезных и неутешительных раздумий о мире и человеке. В уста Каллимако, персонажа ничтожного, вложены горькие афоризмы, несомненно выражающие точку зрения самого Макиавелли. В «Мандрагоре» изображен мир, в котором герои ищут только собственную выгоду и пытаются превзойти друг друга в плутнях. Тимотео, например, заботится лишь о том, как наполнить свой кошелек («монахи – народ продувной»), а Нича ради достижения собственных целей без колебаний

Сюжет. Действие происходит во Флоренции. Завязкой служит беседа Каллимако со своим слугой Сиро, обращенная, по сути, к зрителям. Юноша объясняет, почему вернулся в родной город из Парижа, куда его увезли в десятилетнем возрасте. В дружеской компании французы и итальянцы затеяли спор, чьи женщины красивее. И один флорентиец заявил, что мадонна Лукреция, жена мессера Нича Кальфуччи, прелестью своей затмевает всех дам. Желая проверить это, Каллимако отправился во Флоренцию и обнаружил, что земляк ничуть не покривил душой - Лукреция оказалась даже прекраснее, чем он ожидал. Но теперь Каллимако испытывает неслыханные муки: влюбившись до безумия, он обречен томиться неутоленной страстью, поскольку совратить добродетельную Лукрецию невозможно. Остается только одна надежда: за дело взялся хитрец Лигурио -тот самый, что всегда является к обеду и постоянно клянчит деньги.

Лигурио жаждет угодить Каллимако. Поговорив с мужем Лукреции, он убеждается в двух вещах: во-первых, мессер Нича необыкновенно глуп, во-вторых, очень хочет иметь детишек, которых Бог все никак не дает. Нича уже советовался со многими докторами - все в один голос рекомендуют съездить с женой на воды, что совсем не по душе домоседу Нича. Сама же Лукреция дала обет отстоять сорок ранних обеден, но выдержала только двадцать - какой-то жирный священник стал приставать к ней, и с тех пор у нее сильно испортился характер. Лигурио обещает познакомить Нича со знаменитейшим врачом, недавно прибывшим во Флоренцию из Парижа, - по протекции Лигурио тот, быть может, и согласится помочь.

Каллимако в роли доктора производит на мессера Нича неизгладимое впечатление: он великолепно изъясняется по-латыни и в отличие от прочих врачей демонстрирует профессиональный подход к делу: требует принести мочу женщины, дабы выяснить, в состоянии ли она иметь детей. К великой радости Нича, вердикт выносится благоприятный: его супруга непременно понесет, если выпьет настойку мандрагоры. Это вернейшее средство, к которому прибегали французские короли и герцоги, но есть у него один недостаток - первая ночь смертельно опасна для мужчины. Лигурио предлагает выход: нужно схватить на улице какого-нибудь бродягу и подложить в постель к Лукреции - тогда вредное действие мандрагоры скажется на нем. Нича горестно вздыхает: нет, жена никогда не согласится, ведь эту набожную дуру пришлось уламывать даже для того, чтобы получить мочу. Однако Лигурио уверен в успехе: в этом святом деле просто обязаны помочь мать Лукреции Сострата и ее духовник фра Тимотео. Сострата с энтузиазмом уговаривает дочь - ради ребенка можно потерпеть, да и речь-то идет о сущем пустяке. Лукреция приходит в ужас: провести ночь с незнакомым мужчиной, которому придется заплатить за это жизнью, - как можно решиться на такое? В любом случае она не пойдет на это без согласия святого отца.

Тогда Нича и Лигурио отправляются к фра Тимотео. Для начала Лигурио запускает пробный шар: одна монашка, родственница мессера Кальфуччи, по случайности забеременела - нельзя ли дать бедняжке такого отвара, чтобы она выкинула? Фра Тимотео охотно соглашается помочь богатому человеку - по его словам, Господь одобряет все, что приносит пользу людям. Отлучившись на минутку, Лигурио возвращается с известием, что надобность в отваре отпала, ибо девица выкинула сама - однако есть возможность совершить другое доброе дело, осчастливив мессера Нича и его жену. Фра Тимотео быстро прикидывает, что сулит ему затея, благодаря которой можно ждать щедрой награды и от любовника, и от мужа - причем оба будут ему благодарны по гроб жизни. Остается только уговорить Лукрецию. И фра Тимотео без особого труда справляется со своей задачей. Лукреция добра и простодушна: монах уверяет ее, что бродяга, возможно, не умрет, но раз опасность такая существует, нужно поберечь мужа. А прелюбодеянием это "таинство" никак нельзя назвать, ибо совершится оно во благо семьи и по приказу супруга, которому должно повиноваться. Грешит не плоть, а воля - во имя продолжения рода дочери Лота некогда совокупились с собственным отцом, и никто их за это не осудил. Лукреция не слишком охотно соглашается с доводами духовника, а Сострата обещает зятю, что сама уложит дочь в постель.

Лигурио спешит с радостной вестью к Каллимако, и тот велит Сиро отнести мессеру Нича пресловутую настойку мандрагоры - сладкое вино с пряностями. Но тут возникает затруднение: Каллимако обязан схватить первого попавшегося оборванца на глазах тупицы мужа - уклониться никак нельзя, ибо Нича может заподозрить неладное. Хитроумный паразит мгновенно находит выход: в роли Каллимако выступит фра Тимотео, а сам юноша, нацепив накладной нос и скривив на сторону рот, станет прогуливаться возле дома Лукреции. Все происходит в полном соответствии с планом: увидев переодетого монаха, Нича восторгается умением Каллимако менять внешность и голос - Лигурио советует положить в рот восковой шарик, но для начала дает навозный. Пока Нича отплевывается, на улицу выходит Каллимако в драном плаще и с лютней в руках - заговорщики, вооруженные паролем "Святой рогач", набрасываются на него и волокут в дом под радостные восклицания мужа.

На следующий день фра Тимотео, которому не терпится узнать, чем завершилось дело, узнает, что все счастливы. Нича с гордостью повествует о своей предусмотрительности: он самолично раздел и осмотрел уродливого бродягу, который оказался совершенно здоров и на удивление хорошо сложен. Убедившись, что жена и "заместитель" не отлынивают от своих обязанностей, он всю ночь беседовал с Состратой о будущем ребеночке - конечно, это будет мальчик. А оборванца пришлось чуть не пинками поднимать с постели; но, в общем-то, обреченного юношу отчасти даже жаль. Со своей стороны Каллимако рассказывает Лигурио, что Лукреция прекрасно поняла разницу между старым мужем и молодым любовником. Он ей во всем признался, и она увидела в этом Божье знамение - подобное могло произойти только по соизволению небес, поэтому начатое следует непременно продолжить. Беседу прерывает появление мессера Нича: он рассыпается в благодарностях великому доктору, а затем оба они вместе с Лукрецией и Состратой отправляются к фра Тимотео - благодетелю семьи. Супруг "знакомит" свою половину с Каллимако и приказывает окружить этого человека всяческим вниманием как лучшего друга дома. Покорная воле мужа Лукреция заявляет, что Каллимако будет их кумом, ибо без его помощи она никогда бы не понесла ребенка. А довольный монах предлагает всей честной компании вознести молитву за удачное завершение доброго дела.

В "Мандрагоре" уже заметно приглушены карнавальные краски, и отличается она более компактным, более четким построением. Боккаччиевского веселья не так уж много в этой комедии, на дне которой таится горечь. Зрителю ясно, что порча мира достигла высокой степени. И торжествующая в "Мандрагоре" любовь хотя и утверждает права природы, все же основана на циничном обмане. У Макиавелли был проницательный ум, позволявший ему глубже других заглядывать в тайники реального мира. Возможно, что и само название комедии имеет более широкий смысл. Ведь мандрагора - это не только лечебный корень, возбуждающий сладострастие, как полагали на Востоке, а потом и в средневековой Европе, но и дьявольское средство, несущее людям гибель. И хотя в комедии никто не погиб и все, как и подобает комедии, закончилось "благополучно", у зрителя или читателя возникает ощущение, что мир, изображенный Макиавелли, как бы впитал в себя соки коварного зелья.

«Подсвечник» 1582. В русском переводе известна, как «Неаполитанская улица». Хотя язык пьесы богат простонародными выражениями, а сюжет заимствован из «Декамерона», в целом комедия стала вызовом господствующему вкусу: слишком растянуто состоящее из нескольких частей введение, вместо единого действия представлены обрывки сюжетов о пороках городской жизни, о педантах и горе-алхимиках., незадачливых влюбленных и проститутках. Но одновременно это и символический образ всей Италии, ее культуры, утратившей былое величие. «Слова уже обесценились», - говорит один из героев. Шутка в «Подсвечнике» перестает быть смешной – пьеса скорее памфлет, чем комедия.

Завершая обзор итальянской "ученой комедии" XVI в., нельзя не назвать комедию Сатирическими тенденциями пронизана и комедия Бруно "Подсвечник". Действие ее происходит в Неаполе. Это единственная комедия, написанная философом. Не нарушая традиции "ученой комедии", Бруно кладет в ее основу любовную интригу. Придурковатый престарелый дворянин Бонифачо, имея молодую красивую жену, прельщается опытной куртизанкой. Однако на ночное свидание в одеждах куртизанки приходит его жена, которая ставит его в самое дурацкое положение. Впрочем, это не помешало ей склонить свой слух к нежным признаниям молодого художника Джованни Бернардо. На этот сюжетный стержень автор нанизывает многочисленные забавные эпизоды, в которых выступают разнообразные персонажи, как бы шествующие в своего рода сатирическом параде.

Достается от автора педантам, подменяющим живое познание жизни бесчисленными цитатами из древних авторов и не способных говорить на обычном человеческом языке. Таков Мамфурио - "профессор латинской, греческой и итальянской словесности, доктор философии и теологии, медицины и всяких прав". Он укоряет своего ученика за то, что, слушая наставника, изъясняющегося "знаменитейшими фразами", он не желает любоваться "литературными оборотами", используя в своем ответе слова, которые он воспринял "от повитухи еще в колыбели" (I, 5). Умный художник Джованни Бернардо, имея в виду Мамфурио и ему подобных, решительно заявляет: "Чертовски много развелось этих ученых крыс!" (III, 7).

Достается от автора и некромантии, и алхимии, и астрологии. Тот же художник объясняет, каким образом шарлатаны-алхимики обманывают легковерных (I, 11). Осмеивается в комедии и колдовство, с помощью которого влюбленный якобы способен пробудить любовь в сердце женщины (III, 3).

Активную роль в комедии играет шайка мошенников, выдающих себя за полицейских (III, 8 и сл.). Видимо, этим и вправду занималась итальянская полиция того времени, и Бруно нашел остроумный прием, позволивший ему под прикрытием маскарадных личин поведать людям горькую правду.

Интересно отметить, что в одном из эпизодов комедии Бруно возникает перекличка с романом Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль". Когда Панург, одержимый желанием жениться, встречается с астрологом Гер Триппа (III, 25), последний на вопросы Панурга все время отвечает: "женитесь" или "ну, тогда не женитесь". В комедии Бруно слуга Бонифачо рассказывает одному из знакомых, как молодая Керубина вышла замуж за его старого хозяина. Керубина беседует со старухой Анджелой, "наставляющей всех хорошеньких девушек в Неаполе". Керубина говорит: "Бабушка, мне нашли жениха, Бонифачо Трукко. Меня познакомили с ним, у него есть средства, да и наружность..." Старуха ответила: "Выходи за него". "Да, но он пожилой", - говорит Керубина. Старуха отвечает: "Не надо выходить, дочка". "А мои родители советуют выйти за него". Та отвечает: "Тогда выходи" и т.д. (V, 17). Комический эффект этой беседы очевиден.