Роланд французской армии
-
Сообщений: 2644 сообщений
-
Сказали:20 раз(а) спасибо
-
Репутация:68 Превосходная
17.02.2011,
15:44
Глава I. Формирование спартанского полиса
4. Хилон и так называемый переворот середины VI в.
Спойлер (скрытая информация)
На
середину VI в. приходится последний,
третий этап реформирования спартанского
общества, в результате которого возникает
т. н. классическая модель спартанского
полиса.
Возможным инициатором
имевших тогда место изменений был эфор
Хилон. Несмотря на то что наши сведения
о нем крайне скудны, тем не менее это
единственный персонаж, с которым можно
связать спартанские реформы конца
архаического периода. В списке
-
65 -
эфоров Хилон значится под 556
г. (Apollod. Chron. 244 F 335 c; Euseb. II, 96-7). Уже это
заставляет думать, что Эфор являлся,
скорее всего, фигурой исторической,
хотя что-либо определенное о нем сказать
трудно152. Древние помещали эфора Хилона
среди семи мудрецов (Her. I, 59; VII,235; Plat.
Protag. 343 a; Plut. De aud. poet. 14, 35 sq.; Diog. Laert. praef.
13; I, 3, 69-73). Хилон был одним из персонажей
трактата Диогена Лаэртского, посвященного
знаменитым философам. По словам Диогена,
Хилон сделал эфорат равным царской
власти (I, 3, 68). Он также сообщает кое-какие
подробности из биографии Хилона. Так,
согласно Диогену, Хилон умер от радости,
когда его сын одержал победу на олимпийских
состязаниях (I, 3, 72). Судя по папирусному
отрывку, относящемуся ко II в., Хилон
стоял у истоков проведения антитиранической
политики за пределами Спарты (Pap. Rylands
18 = FgrHist 105 F 1)153. Вот, собственно, и все,
что нам известно о Хилоне.
Мы не
знаем, в чем конкретно заключалось
реформирование эфората, которое традиция
связывает с именем эфора Хилона. Вероятно,
Хилон был инициатором закона, передавшего
председательство в народном собрании
и в герусии от царей к эфорам. Это был
последний шаг в реформировании эфората,
который полностью эмансипировал данную
магистратуру от всех остальных властных
структур. Во всяком случае, к началу
классического периода эфорат обладал
уже всей полнотой исполнительной и
контролирующей власти в государстве,
став, в сущности, правительством Спарты.
Можно только предполагать, что ежемесячная
клятва между царями и эфорами, о которой
упоминает Ксенофонт, была установлена
с подачи эфора Хилона. По словам
Ксенофонта, эфоры клялись от имени
гражданской общины, цари - от своего
собственного имени (Lac. pol. 15, 7). Ежемесячное
повторение клятвы - результат очень
тяжелого для царей компромисса. Подобные
клятвы были не редкостью там, где
сохранялась царская власть (например,
у молоссов - Plut. Pyrrh. 5; cp.: Arist. Pol. V, 9, 1, 1313
a), но вряд ли где-либо кроме Спарты они
были ежемесячными. Столь частый обмен
клятвами свидетельствует о крайне
подозрительном отношении общины к своим
царям. По-видимому, между царями и
полисом
- 66 -
был заключен
формальный договор, в котором условием
сохранения царской власти было безусловное
подчинение царей общине в лице ее главных
представителей - эфоров.
Как не раз
уже высказывалось в научной литературе,
учреждение эфората знаменовало собой
установление нового государственного
порядка и вместе с тем означало победу
общины над суверенной царской властью154.
Преобразованный эфорат, таким
образом, становится гарантом равенства
всех граждан перед законом. С превращением
эфората в высший правительственный
орган, контролирующий все ведомства,
процесс формирования спартанского
полиса в общих чертах был завершен.
Компромиссный характер таких
экстраординарных магистратур, какими
были эфорат в Спарте и народный трибунат
в Риме155, постоянно проявлялся в попытках
аристократического реванша, направленного
или на их уничтожение, или хотя бы на
ограничение полномочий таких институтов.
В Спарте борьба аристократии с эфоратом
закончилась уничтожением этого института
во 2-й половины III в., в Риме при Сулле -
существенным ограничением власти
народных трибунов, когда на основании
Lex Cornelia de Tribunicia potestate (80 г.) они лишились
почти всех своих властных полномочий
(Vell. Pat. 2, 30 - imago sine re).
Учреждение
эфората и народного трибуната, изначально
противопоставленных всем остальным
магистратурам, на значительный
исторический период избавило соответственно
Спарту и Рим от гражданских смут и
потрясений. Носители этих должностей
выступали в роли социальных посредников,
самим фактом своего
- 67
-
существования прокламирующих
идею равенства сословий. Так, трибунская
власть заключала в себе идею равенства
плебса с нобилитетом, а власть эфоров
позволила всем спартанским гражданам
ощутить себя равными с родовой
аристократией и царями. И те, и другие
добились права заседать в высшем
аристократическом органе своей страны:
эфоры - в герусии156, а народные трибуны
- в сенате.
С именем Хилона, возможно,
связано издание трех т. н. Малых Ретр
(хотя традиция и считала их автором
Ликурга (Plut. Lyc. 13; Ages. 26))157. Если Большую
Ретру, за редким исключением, признают
за подлинный документ, то достоверность
Малых Ретр спорна158. О них сообщает
только один и притом поздний автор -
Плутарх. Вот что он пишет: "Одна из
ретр гласила, что писаные законы не
нужны. Другая, опять-таки направленная
против роскоши, требовала, чтобы в каждом
доме кровля была сделана при помощи
топора, а двери - одной лишь пилы, без
применения хотя бы еще одного инструмента...
Третья ретра Ликурга... запрещает вести
войну постоянно с одним и тем же
противником..." (Lyc. 13).
Внимательное
знакомство с текстом малых ретр наводит
на мысль, что они вряд ли могли принадлежать
эпохе Ликурга, как о том свидетельствует
традиция. Позиция их автора, или авторов,
сформулирована четко и бескомпромиссно.
Малые Ретры уже не имеют форму оракула,
это скорее рескрипты эфоров, уже
обладающих всей полнотой власти для
эффективного контроля над обществом.
Малые Ретры, по всей видимости, были
изданы не ранее середины VI в. по инициативе
коллегии эфоров. Имел ли Хилон какое-либо
отношение к их изданию, сказать очень
трудно, хотя исключать такую возможность
также нельзя.
Судя по содержанию
одной из Малых Ретр, унификация к концу
архаического периода распространилась
уже на все сферы жизни, в том числе и на
внешний вид спартанских домов, которые
предписывалось строить с помощью
простейших инструментов. Методы
-
68 -
строительства были в
законодательном порядке искусственно
архаизированы для того, чтобы не дать
возможности богатым спартиатам
пользоваться иными жизненными стандартами,
чем их менее удачливые сограждане.
Принцип равенства, таким образом,
распространился в Спарте и на столь
важные и социально значимые для любых
обществ внешние атрибуты, как жилые
дома. Спартанские цари, по-видимому,
также жили весьма скромно. Во всяком
случае, мы ничего не знаем о существовании
в Спарте царских дворцов.
Возможно,
к этому же времени относилось программное
требование стричь усы и соблюдать
законы, с которым эфоры обращались к
гражданам при вступлении в свою должность
(Arist. ap. Plut. Cleom. 9 = fr. 539 Rose3). Странная
директива, призывающая стричь усы,
вероятно, имеет ту же политическую
направленность, что и три Малые Ретры.
Смысл запрещения носить бороду и усы,
а также делать себе пышные прически
становится более ясным благодаря одному
замечанию Фукидида в его "Археологии".
Так, вспоминая об архаических Афинах,
Фукидид замечает, что "только недавно
пожилые люди из состоятельной среды
(tw'n eujdaimovnwn) оставили такое проявление
изнеженности, как ношение льняных
хитонов и сложной прически, закалываемой
золотыми булавками в форме цикад"
(I, 6, 3)159. В Спарте реализация директивы
гражданского равенства могла быть
успешно осуществлена только путем
выравнивания, по крайней мере внешнего,
образа жизни аристократии и рядовых
граждан160. Принятие всех этих мер в
Спарте свидетельствует об окончательной
победе эгалитарных тенденций в спартанском
обществе над элитарными. С данного
момента спартанцы не должны были
различаться между собой ни внешним
видом, ни качеством жилья.
Некоторые,
главным образом западные, историки
склонны видеть в Хилоне великого
законодателя и истинного автора
ликурговых реформ. По мнению В. Эренберга,
именно Хилон стоял у истоков легенды о
Ликурге. Он хотел, как полагает В.
Эренберг,
- 69 -
провести свои
реформы под видом реставрации древнего
законодательства для того, чтобы придать
им больший вес и уважение среди
сограждан161. Такая практика - проведение
реформ под реставрационными лозунгами
- станет обычной для спартанских
законодателей последующих эпох. Ведь
в традиционных обществах, каким во
многом оставалась Спарта, традиции
всегда ценились больше, чем инновации.
С именем эфора Хилона связана
гипотеза о т. н. перевороте середины VI
в.162 В самом кратком изложении163 суть
этой гипотезы состоит в следующем:
Спарта в период архаики представляла
собой типичный полис, развивающийся в
общегреческом русле. Но в середине VI в.
произошли какие-то кардинальные
преобразования, которые полностью
изменили вектор развития Спарты. С этого
момента Спарта из открытого общества
становится закрытым, прекращаются ее
экономические и культурные связи с
внешним миром. Наступает пора
насильственного упрощения культуры.
Спарта полностью замыкается в себе.
- 70 -
Гипотеза о перевороте
середины VI в. впервые была предложена
и обоснована английским историком Г.
Дикинсом в 1912 г. Его работа вышла через
два года после окончания раскопок храма
Артемиды Орфии и в основе ее лежит
абсолютизация археологического материала
в ущерб письменной традиции164. Сторонники
данной теории апеллировали к тому, что
без нее невозможно доказать, почему в
Спарте перестали развиваться важные
ремесленные производства, затухла
всякая культурная жизнь, исчезла
интеллектуальная иммиграция, пропал
интерес даже к Олимпийским играм.
Поскольку в схему, предложенную адептами
переворота, никак не вписывался Ликург,
то он был объявлен фигурой неисторической,
а текст Большой Ретры - или подделкой
IV в., или подлинным документом, но не
имеющим ничего общего с Ликургом.
Ю.
В. Андреев, наиболее полно в отечественной
литературе осветивший историю вопроса,
не принял теорию переворота в ее
классическом виде. Он считает, что ни о
какой внезапной трансформации Спарты
в закрытое милитаристическое государство
не может быть и речи165.
Нам кажется,
что противники теории переворота
совершенно справедливо указывают на
то, что, согласно археологическим данным,
деградация ремесла в Спарте, хотя и
имела место, произошла не сразу, а
растянулась на несколько десятков
лет166. Так, Н. Хэммонд вполне убедительно
доказывает, что расцвет искусств и
ремесел захватывает в Спарте большой
период - с 700 по 550 г., после чего постепенно
начинается упадок. Однако, по мнению Н.
Хэммонда, этот упадок не был специфически
спартанским. Он был характерен для
многих греческих полисов, которые "к
началу VI в. подобно Спарте уже прошли
или проходили акмэ в развитии искусства
и культуры"167. В концепцию переворота
также не вписывается
- 71 -
бурная,
конечно в масштабах Спарты, строительная
деятельность, которая, по свидетельству
Павсания, падает как раз на VI в. В этот
период были построены самые известные
архитектурные памятники Спарты - храм
Афины Меднодомной, портик Скиада близ
агоры, т. н. трон Аполлона в Амиклах
(Paus. III, 12, 10; 17, 2; 18, 9).
Нам представляется,
что никакого переворота в Спарте в
середине VI в. не было. Скорее можно
говорить о завершении целой эпохи, у
начала которой стоял Ликург. Те особенности
спартанской жизни, которые так удивляли
греков, приобрели ясные очертания не
ранее VI в. Без тирании эфората невозможно
было бы создать систему общественных
институтов, куда были включены все
граждане поголовно. Только реформированный
эфорат, получивший в руки все рычаги
власти, мог осуществлять постоянный
контроль над системой общественного
воспитания и общественных обедов. Да и
вся модель спартанского общественного
бытия в своем классическом виде сложилась,
по-видимому, во многом благодаря
последовательным усилиям нескольких
поколений эфоров 2-й половины VI в.
*
* *
Уникальность Спарты еще в древности
смущала теоретиков полиса и затрудняла
идентификацию ее политического строя
с какой-либо известной простой политической
формой. Уже Платон, взяв за образец
Спарту, более или менее четко сформулировал
новый взгляд и новое отношение к чистым
политическим формам: по его мнению,
исключительное преобладание демократии
или аристократии одинаково гибельно
для полиса, ибо только смешение лучших
элементов, взятых из всех известных
политических систем, может придать
государству необходимую прочность и
устойчивость168. Теоретики полиса, начиная
с Платона и Исократа, сделав Спарту
прообразом своих идеальных политических
построений, препарировали спартанский
строй таким образом, что он оказался у
них плодом смешения чуть ли не всех
известных им чистых политических форм.
Однако, как не раз уже отмечалось, древние
социологи прекрасно
- 72 -
отличали
реальную Спарту от придуманной ими ее
идеальной модели. Это особенно хорошо
видно на примере Аристотеля. В его
"Политике" можно найти диаметрально
противоположные высказывания по поводу
политического строя Спартанского
государства. Это привело к тому, что во
многих современных исследованиях подчас
делаются противоположные выводы. Так,
по словам В. А. Гуторова, "уже давно
потерян счет исследованиям, конечные
выводы которых взаимно исключают друг
друга. Аристотель попеременно выступает
в них то рассудительным ученым, изучавшим
политические институты с сугубо
реалистических позиций, то политическим
философом, придававшим основное значение
априорным теоретическим конструкциям,
в которых преобладали чисто умозрительные
принципы"169.
Положение о смешанном
государственном устройстве, впервые
высказанное Платоном170, затем не раз
повторялось в античной литературе
(Arist. Pol. IV, 7, 4-6, 1294 b; Isocr. XII, 153; Polyb. VI, 10;
Archyt. Tarent. ap. Stob. Flor. IV, 1, 138). В частности,
Полибий, применив первым для характеристики
римской конституции учение о смешанной
форме правления, рассматривал Спарту
и Рим как примеры смешанного государственного
устройства, где политическое равновесие
обеспечивалось "счастливым"
сочетанием трех простых форм: в Спарте
монархический элемент представляли
цари, аристократический - герусия,
демократический - эфорат, в Риме же
соответственно - консулы, сенат и комиции
вместе с народными трибунами (VI, 10-18,
особенно 10 и 12).
- 73 -
Из-за
эфората не только древние авторы иногда
отзывались о Спарте как о демократии
(Isocr. Panath. 178), но и некоторые современные
исследователи продолжают рассматривать
ее как демократический полис. Отчасти
представление о Спарте как демократическом
государстве берет свое начало от одного
высказывания Аристотеля. Говоря о
спартанском эфорате как магистратуре,
"близкой к тирании" (Pol. II, 6, 14, 1270 b
13-5; см. также: Xen. Lac. pol. 8, 4; Plat. Leg. IX, 712 d),
Аристотель тем не менее заметил, что
эта магистратура превращала Спарту из
аристократического государства в
демократическое (dhmokrativa ejx ajristokrativa"
sunevbainen - досл. "демократия из аристократии
случалась" - Pol. II, 6, 14, 1270 b 16-17)171. Слова
Аристотеля можно понять в том смысле,
что вместе с усилением эфората
аристократическое правление в Спарте
приобретало некоторые демократические
черты. Дополнением к этому замечанию
Аристотеля может служить одно место у
Плутарха в его биографии Ликурга. Вот
как Плутарх характеризует имманентную
сущность эфората: "Создание должности
эфоров послужило не ослаблению, но
упрочению государства: оно лишь на
первый взгляд казалось уступкой народу,
на самом же деле - усилило аристократию"
(29, 11). Стоит напомнить, что основным
источником для Плутарха при написании
им биографии Ликурга была "Лакедемонская
полития" Аристотеля. И оценка эфората,
приведенная Плутархом, также, скорее
всего, имеет своим источником именно
этот трактат. Аристотель, таким образом,
оценивал эфорат как институт только
кажущийся демократическим, а в
действительности укрепивший существующий
строй путем придания устойчивости
правящей аристократической корпорации.
Для Аристотеля ликургова Спарта -
безусловно аристократическое
государство172. По его словам, тот строй,
который был создан Ликургом после
ниспровержения тирании Харилая,
бесспорно, являлся аристократией: "Но
тирания... сменяется... и аристократией,
например, тирания Харилая в Лакедемоне"
(V, 10, 3, 1316 a 29-35)173.
- 74 -
Очевидно,
Аристотель все политическое развитие
Спарты воспринимал как ряд отклонений
от строго аристократической конституции
Ликурга. Как верно заметил А. И. Доватур,
для Аристотеля "вся эволюция спартанской
жизни происходила в границах
аристократического строя, хотя и
сводилась к усилению олигархических
черт"174.
То, что Аристотель нигде
не называет Спарту олигархией, А. И.
Доватур объясняет тем, что для Аристотеля
даже современная ему Спарта продолжала
оставаться аристократией, несмотря на
концентрацию земли в руках немногих и
коррупцию властей. Ведь в Спарте в
неприкосновенности оставались такие
характерные черты аристократии, как
запрещение гражданам заниматься
какой-либо производительной деятельностью,
выборность должностных лиц и отсутствие
денежного вознаграждения. Но основным
критерием для Аристотеля в определении
форм правления оставался вопрос, кому
принадлежит власть. В аристократических
полисах у власти, по его мнению, должны
стоять обязательно благородные и
желательно богатые, а в олигархических
- наоборот, обязательно богатые и
желательно благородные (Pol. V, 6, 1, 1206
.
Конечно, действительность всегда
много сложнее теорий, и политических
систем, незамутненных никакими примесями,
никогда не существовало в природе. В
тот момент, когда Спарта только появляется
на исторической арене, она, вероятно,
была государством по преимуществу
аристократическим. Ликург, искусственно
введя новую политическую систему,
построенную на принципах эгалитаризма,
не уничтожил прежних социальных различий.
В современной историографии к
аристократическим государствам Спарту
причисляет А. Гомм. По его словам,
"политическая конституция Спарты...
за исключением аномалии двух царей была
обычного аристократического типа"175.
Взгляд на Спарту как аристократию или
олигархию главным образом характерен
для тех, кто исповедует консервативный
подход к источникам. Так по образному
- 75 -
выражению Эд. Вилля,
начиная с V в. Спарта стала символом
олигархии176. И подобный подход к Спарте
как безусловно олигархическому
государству кажется абсолютно верным177.
Э. Эндрюс, оценивая политическую систему
классической Спарты, считает, что она
была близка к обычной олигархии. По
поводу слов Исократа, что Спарта - это
демократическое государство, живущее
в полной гармонии (Panath. 178), Э. Эндрюс
заявляет, что "описывать внутренние
основы спартанской политики как
демократические - сознательный
парадокс"178.
"Аристократия?
Олигархия? Демократия? Тяжело наклеить
этикетку на спартанскую конституцию V
века"179. Но если отвлечься от
искусственных философских построений,
где Спарта выступала в качестве идеального
образца теоретических спекуляций, то
окажется, что античная традиция единодушно
причисляла Спарту классического периода
к олигархическим полисам. Иного вывода
и нельзя было сделать о государстве,
которое всегда поддерживало олигархические
режимы и подавляло демократические
(Xen. Hell. II, 2, 5-9; Diod. XII, 11; XIII, 104; Plut. Lyc. 13).
Хотя в целом спартанское общество
классического периода было олигархическим,
в нем присутствовали отдельные
демократические элементы. Как верно
отметила И. А. Шишова, "спартанская
"община равных", несомненно, была
неизмеримо демократичнее любого
древневосточного общества. Однако
демократизм Спарты никогда не только
не достигал, но даже не приближался к
тому уровню, которого достигло развитие
демократии в тех греческих полисах, где
демос одержал полную победу над родовой
знатью"180. Спартанская военная элита,
именующая себя "равными", конечно,
не была однородна, но степень ее
неоднородности приблизительно
-
76 -
такая же, как между простым и
титулованным дворянством в Российской
империи.
Внутри спартанского
гражданского коллектива не было демоса
в античном понимании этого слова. Мы
полностью согласны с М. Т. Арнхеймом,
что суть законодательства Ликурга
состояла в том, чтобы раздвинуть границы
аристократии, включив, по крайней мере,
de jure, в ее состав всех полноправных
граждан под единым названием "равные",
или "спартиаты"181. Так что не совсем
верно, на наш взгляд, говорить, как это
делает И. А. Шишова, что "права лаконского
демоса в целом не были восстановлены"
в результате реформ Ликурга182. В результате
соответствующих реформ спартанские
граждане, строго говоря, одним ударом
добились права больше никогда не
называться "народом" (конечно, в
более узком смысле данного слова - как
большая часть гражданского населения,
противопоставляемая небольшой группе
знатных и богатых)183. Это стало основой
идеологии Спарты и главной национальной
идеей. Поэтому говорить о демократии в
отношении Спарты, как поступают некоторые
современные ученые, значит отстаивать
парадоксальную точку зрения. Не спасает
положение даже такое определение
спартанского политического строя, как
"умеренная гоплитская демократия"184.
О Спарте как демократическом государстве
писал еще Эд. Мейер. Он считал, что в
Спарте родовая аристократия не имела
никаких дополнительных политических
прав и была полностью уравнена с рядовыми
гражданами. "Все древние авторы без
исключения сообщают, что спартиаты,
пока они не лишились своих гражданских
прав, были совершенно равны между собой:
поэтому Спарта - демократия".
-
77 -
Kaloi; kajgaqoiv, из которых, согласно
Аристотелю, выбиралась герусия (Pol. II,
6, 15, 1270
,
для Эд. Мейера не "лучшие" по
происхождению, т. е. "родовая знать",
а "лучшие" в нравственном отношении,
т. е. те, которые по своим личным качествам
наиболее подходили для управления185.
Но это термин с ярко выраженной социальной
окраской186.
Как мы попытались
показать, процесс формирования
спартанского полиса в его классическом
варианте продолжался несколько веков
и был плодом деятельности нескольких
поколений реформаторов, первым и самым
известным из которых был, бесспорно,
Ликург.
После завоевания Лаконии,
а тем более Мессении и массового
закабаления населения данных обширных
областей у спартанцев не оставалось
иного варианта для поддержания
стабильности и порядка, чем проведение
радикальных преобразований внутри
собственного гражданского коллектива.
Спарта превратилось в военный лагерь,
а ее граждане - в военную элиту, от
сплоченности и единомыслия которой
зависело само существование государства.
Заслугой Ликурга и его последователей
можно считать внедрение новой идеологии,
пронизанной идеями военного братства
и сотрудничества. В дальнейшем идеология
равенства станет базовой идеей для
структурного оформления всего спартанского
общества, в котором благодаря общественному
воспитанию и общественным обедам будут
не так уж много значить рождение и
богатство.
Привилегии аристократии
сохраняются лишь в сфере неформальных
ценностей. Военная этика и система
общественного воспитания моделируют
социум, не нуждающийся ни в каких более
высоких гуманитарных ценностях. Отсюда
постепенное понижение интеллектуально-культурного
уровня общества в целом. Стиль жизни
аристократии был подвергнут значительной
корректировке. Декларативное равенство
уничтожило последние элементы свободы
и независимости отдельных спартиатов
от общества. Даже цари не смогли избегнуть
соответствующего диктата, хотя отдельные
рудименты свободы им были оставлены,
такие, например, как право воспитывать
свое потомство вне систем jagwghv.
-
78 -
Это единомыслие достигалось
с помощью тщательно разработанной
системы воспитания (главный источник
- Plut. Lyc. 14-25). У истоков спартанской jagwghv
стоит, скорее всего, Ликург187. Спарта
была единственным государством в древнем
мире, где образование и воспитание
молодого поколения граждан было полностью
национализировано. Только подобное
единое для всех спартиатов воспитание
способно было гарантировать стопроцентную
адаптацию граждан к заранее заданным
условиям. Ведь вся система jagwghv была
смоделирована так, чтобы исключить саму
мысль о возможности какого-либо иного
выбора188.
Спартанские мальчики уже
в 7 лет забирались из семей и передавались
в ведение государства. Таким образом,
с очень раннего возраста начиналась
обработка сознания молодежи и формирование
единообразных ценностных установок. В
этом, конечно, проявлялась охранительная
функция государства. Значение семьи
при этом было низведено до минимума,
ибо семья не должна была больше стоять
между государством и его гражданами.
Тем самым устранялся главный источник
нелояльности граждан. Интересы государства
ставились неизмеримо выше интересов
частных граждан. Важно подчеркнуть, что
государственный надзор и государственное
давление распространялись не только
на область воспитания и образования.
Диктату государства подчинены были все
сферы общественного бытия. Требования
военной дисциплины определяли жизнь
спартанского общества не только в
военное, но и в мирное время. Идеалы
военной доблести и патриотизм были
провозглашены высшими нравственными
ценностями. Критерием нравственности
стала государственная польза. Моральность
или аморальность того или иного поступка
рассматривались только под углом
государственного интереса. Поэтому в
Спарте, как во всякой закрытой системе,
многие понятия были смещены и деформированы.
Так, когда на рубеже V-IV вв. спартанцам
пришлось столкнуться с внешним миром,
оказалось, что они не способны успешно
в нем адаптироваться.
- 79 -
Само
общество, воспитанное на принципах
тоталитарной морали, тщательно следило
за своими членами, не допуская никаких
отступлений от заданной модели поведения.
В Спарте общественное мнение совпадало
с государственными установками, и
потому, по словам А. Тойнби, "противники
спартанского общественного порядка
наказывались самим обществом, причем
презрение к ним было всеобщим и действовало
сильнее, чем кнут надсмотрщика...
Категорический императив в душе каждого
спартиата был высшей движущей силой
ликурговой системы и позволял в течение
более чем двух столетий пренебрегать
человеческой природой"189. Недаром
идеальное государство Платона, каким
оно предстает в его "Законах", имело
многие черты реального спартанского
полиса. Для Платона Спарта была ценна
своей фундаментальной концепцией
тотального единства и равенства.
Непосредственный контроль государства
над повседневной жизнью граждан казался
Платону наиболее простым и эффективным
средством, обеспечивающим стабильность
всей системы. Импонировала Платону и
спартанская экономическая система, с
одной стороны, гарантирующая правящему
классу устойчивый доход, а с другой -
избавляющая его от всякого рода
"хремастики". Среди ценнейших
достижений Спарты Платон считал и
внутреннюю социальную устойчивость,
благодаря которой спартанский полис
долгое время удачно избегал гражданских
смут. Илоты и периеки, труд которых
составлял экономический фундамент
спартанского общества, сами не являлись
частью последнего и поэтому не влияли
на его внутреннюю стабильность. По
отношению к спартанскому обществу и те
и другие представляли скорее внешнюю,
чем внутреннюю угрозу.
Отсутствие
напряженности внутри правящего сословия
было единственным гарантом стабильности
всей системы. Поэтому основной заботой
всех властных структур Спарты являлось
поддержание традиционного modus vivendi. Все
спартанские преобразования архаической
эпохи были направлены к созданию
сбалансированной политической системы.
Поэтому так часто мы сталкиваемся с
политическими компромиссами, неизбежными
в обществах, стабильность которых
гарантировало только кастовое единство
правящего сословия. Так, появление
эфората как высшей правительственной
коллегии означало, что спартанское
общество смогло найти приемлемый для
всех компромисс без радикальных
-
80 -
социальных потрясений. За
высшей аристократией, политическими
лидерами которой оставались цари,
сохранилась герусия. Противовесом
герусии и царям стал эфорат, куда мог
попасть любой "рядовой" спартиат.
В результате апелла стала полем
воздействия двух равновеликих сил,
герусии, с одной стороны, и эфората, с
другой. Причем передача в середине VI в.
председательства в герусии от царей к
эфорам означала очередной важный
компромисс между аристократией и
рядовыми членами гражданского коллектива,
надолго обеспечивший Спарте гражданский
мир. Таким образом, Спарте путем комбинации
древних и вновь созданных полисных
институтов удалось создать устойчивую
систему, все элементы которой были
спаяны в единый блок.
№
6
Redkout