Философия культуры и культурология

В ряде существенных отношений культурология включается в социальную философию, которая исполь­зует общие философские, социологические подходы, а также и категории смежных дисциплин — политэконо­мии, антропологии, социальной психологии — для вы­явления общих принципов функционирования обще­ства. Однако степень сформированности специфических методов изучения собственно культурных явлений и процессов, а также способность к эмпирическому ана­лизу делают социальную культурологию самостоятель­ной дисциплиной.

Социальные науки в нашей стране длительное время находились в тисках той общей философской теории, которая претендовала на создание мировоззрения как общей картины мира, общества и человека и выработку целостной и сознательной ориентации человеческой де­ятельности. Но функциональная задача мировоззрения заключается в том, чтобы утвердить наличие единооб­разного понимания принципов, управляющих миром в целом, не выделяя места для действия самостоятельных альтернативных закономерностей и принципов для раз­ных сфер деятельности. Такой подход исключает до­пущение обоснованности выделения других субъектов социальной регуляции, в том числе экономики (рынок), политики (общественное самоуправление) и культуры. В системе социальной регуляции и управления, осно­ванной на сочетании властных (через государство) и идеологических (через партию) факторов, важное место отводилось целенаправленному конструированию общего мировоззрения как духовной основы государства, обще­ства и всех составляющих его единиц (наций, этносов, групп и личностей). В методологическом плане этот подход приводил к снижению статуса специальных дис­циплин, в том числе социологии и культуроведения, ко­торые не могли претендовать на выделение своего осо­бого предмета исследований или же должны были при­знать вторичность своего предмета (“надстройки”) и подчиненность своей методологии как “частной” науки, ее выводимость из мировоззренческих предпосылок, а не из логики изучения своего собственного предмета.

Одна из влиятельных марксистских концепций ис­ходила из того, что культура — это целостное каче­ственное состояние общества на определенном этапе его развития. Другие философы полагали, что отнюдь не любой способ жизнедеятельности может быть при­знан в равной степени культурным. Культурная сто­рона этой жизнедеятельности — это “ступень осущест­вления в ней подлинной, универсальной природы че­ловека, подлинно общественной связи”, в которой че­ловек освобожден от всякого рода отчуждения и от самой овеществленности в своих связях с миром и обществом и в которой реализуется универсальность человеческих способностей, т.е. человек становится в полной мере активным субъектом своей деятельности. Поэтому культура — это то, что “должно быть”, со­стояние, отвечающее сущности человека и постепенно реализуемое в ходе развития общественной практики.

Как предполагалось такой концепцией, в классово разделенных обществах социальные отношения так или иначе ограничивали и сковывали человека, становились средством угнетения, противостояли развитию трудящих­ся в своем обществе и сближению народов в между­народном масштабе. Лишь в преображенном коммуни­стическом обществе найдут полноценную реализацию те общечеловеческие ценности, которые были выработаны и ходе истории, и культура обретет возможность неог­раниченного развития.

Гуманистическое и антропологическое содержание этого подхода не может заслонить тех принципиаль­ных недостатков, которые привели к упадку его на­учного статуса. Прежде всего, это отстраненность от реальной жизни, которая могла рассматриваться лишь как этап на восходящем пути общечеловеческой эволю­ции, лишь с точки зрения высших и конечных ценнос­тей и идеальных типов общественного бытия. Культу­ра представала прежде всего как идеал, осуществление которого ограничено на каждом конкретном этапе ис­тории, но который все же должен в перспективе про­питься сквозь преграды, вызванные недостаточным развитием производительных сил и классовыми анта­гонизмами. Как известно, неизбежным результатом та­кого умозрительного подхода стала утопичность пред­ставлений об обществе, ограниченность критического восприятия действительности и постоянное стремление приукрасить ее, увидеть в ней “зримые черты” комму­низма.

Методологический недостаток этой концепции выте­кал из ее тотальности, из предрасположенности к рас­смотрению общественной деятельности в целом, в ее наиболее общих характеристиках, что крайне затруд­няло аналитическое рассмотрение специфики самосто­ятельных сфер общественной регуляции, принципов хо­зяйственной или политической деятельности, социаль­ных отношений и культуры.

Еще одна издержка такого подхода заключалась в непризнании ценности различных вариантов культуры, которые объявлялись “локальными”, “ограниченными” и “традиционными”, т.е. обреченными на постепенное изживание, а значит, и не заслуживающими особого места в ценностях проектируемой “коммунистической цивилизации”.

Неизбежная перегруженность марксизма задачами оп­равдания существующей системы управления снижала его критические потенции. К тому же, вытеснив из об­щественного сознания религию, марксизм и отвечающая его принципам социалистическая культура вынуждены были взять на себя и те безусловно-нравственные прин­ципы, конечные ценности и представления о “спасении” и реализации человека, которые обычно связаны с ре­лигией. Эта роль официально утвержденной идеологии и культуры была тем более велика, что этой безуслов­ности, очевидно, не хватало правящей системе, несмотря на все меры по культу вождя, партии и государства.

Марксизму пришлось взять на себя функции сак­рализации идеалов, ценностей и знаний, необходимых для создания “целостной картины мира”. Если при обращении к прошлому марксизму приходилось скрипя сердце делить сферы влияния с классикой, то при об­ращении к настоящему и будущему он в своих по­строениях становился гегемоном, оставляя для всех со­перников лишь временное и условное существование. Сакрализация социалистического строя и его культуры дополнялась утопией построения коммунизма, в котором культура и должна была обрести свою подлинную и окончательную реализацию, а человек — как полноцен­ный носитель и созидатель ценностей, смыслов, идеалов и знаний — сравняться в своем всемогуществе с Богом, а значит, и заменить его.

Именно отстраненность культурологии от очевидных обстоятельств, лежащих на поверхности, от реально зна­чимых проблем посюсторонней жизни становится одной из причин того, что эта жизнь остается не только поверхностной, но и подверженной болезненным и па­губным конвульсиям, сопровождаемым утратой накоп­ленного опыта и долгим недоумением по поводу того, что творится в жизни. Вопреки засилью официальной идеологии в советской общественной мысли шла ак­тивная критическая работа по выявлению подлинного характера происходящих в обществе процессов. Это сопровождалось и “самоопределением” самостоятель­ных научных дисциплин, в том числе различных от­ветвлений социологии и культуроведения.