§ 7. В связи со сказанным встает следующий вопрос — о возможности прогнозирования в становлении и изменении норм литературного языка.

Этот вопрос связан с рядом других: проблема ретроспективности — перспективности нормализаторской деятельности, прогрессивность — консервативность конкретных рекомендаций, степень осознанности и объективного учета языковедами-нормализаторами живых, развивающихся тенденций в системе языка и множество других.

^!2 Л. П. Я к у б и н с к и и, А.Иванов. Очерки по языку. М., 1932, стр. 152 и ел.

³ Г. О. В и н о к у р. Культура языка. Задачи современного язы­кознания. «Печать и революция», 1923, кн. 5, стр. 107.

55

Можно ли предсказать (определить с известной степенью достоверности), какой из сосуществующих вариантов победит, будет ли освоено то или иное заимствование или новообразование, когда завершится тенденция к изменению, проявляющаяся на разных языковых уровнях?

Ошибки пуристов XIX в. в оценке входящих в литературное употребление фактов и неудачные попытки лингвистического прогнозирования в начале XX в. иллюстрируются следующими разнородными примерами.

Неологизмы первой трети XIX в. объявлялись «нерусскими» и на этой основе отвергались: «В русском языке нет глагола вдохно­вил»,— заявляла «Северная пчела», возражая против фразы «Русь не вдохновила его» («Сев. пчела», 1833, № 129). Ср. также: «Старые писатели сказали бы: «в этом городе, или стране, повсюду наблю­даются порядок и спокойствие», а нынешние говорят: «все, что вы в этом городе видите, носит на себе (как-будто какое платье) отпе­чаток порядка и спокойствия». Выражение сие переведено с фран­цузского рог1ег Гетргет1е» («Отечеств, записки», 1828, ч. 34, № 96,

стр. 77).

В 70-е годы протесты против новообразований и складывающих­ся новых норм подкреплялись обращениями к «духу» русского языка: «Нельзя говорить панихида по усопшим, ибо это безграмотно, а нужно: по усопших,— вопил пурист 70-х годов прошлого века Н. М. Николич,— нельзя говорить репетировать учеников, приго­товлять уроки, перевести фразу, вопрошающе взглянула, ибо это безграмотные нововведения, противные «духу» языка. Но эти ново­введения закономерно вошли в язык и стали «грамотными»» (В. Г о ф-м а н.— «Звезда», 1934, № 1).

И. Покровский, ведший в 50-х годах прошлого века специальный «Листок ошибок» в журнале «Москвитянин», возражал против упо­требления слов жизнь и миндаль во мн. числе: ««Лучшим днем в его карьере был тот, когда он убедился, что его изобретение спасет много человеческих жизней»... Да ведь жизнь не имеет множествен-гого числа; почему бы не сказать: спасет жизнь многим» (1853, № 23); «Масло из миндалей» ... Странное дело! Неужели г. фельетонисту неизвестно, что слово миндаль не имеет множ. числа?» (1852, № 24).

Н. Греч в свое время возражал против формы сплетня (в ед. числе): ««Все это должна быть сплетня» ... Слово сплетни в единств, числе не употребляется» («Лит. пояснения», 1838).

Ср. с этим возникающие время от времени в наши дни протесты людей старшего поколения против формы подонок (в ед. числе), широко распространившейся в устной и письменной речи.

И. Огиенко, автор известного дореволюционного словаря «не­правильностей», полагал, ссылаясь на пушкинское «Не ваксил цар­ских сапогов», что «сапогов следует уже признать литературной фор­мой» ²⁴. Он же считал допустимыми оба варианта формы род. падежа мн. числа — чулок и чулков, замечая, что «последняя форма правиль-

²⁴ «Филологические записки», вып. III, 1912, стр. 400, 56

нее» ²⁵. Современная норма не восприняла форму сапогов и остано­вилась на форме чулок (ср. носков), хотя в системном отношении для отвергнутых форм никаких препятствий не было.

Прогнозирование в области языка в смысле точности и строгости носит особый характер, который следовало бы назвать лингвистическим.

Дело в том, что прогнозирование в собственном смысле возможно лишь там, где наблюдатель и исследователь имеет дело с полностью детерминированными системами* «Орбиты планет и свойства цепей,— отмечает Дж. Пиро,— представляют собой примеры идеализированных детерминированных систем, т. е. систем, поведение которых вполне предсказуемо, подобно тому, как мы обычно предсказываем поведение машин» ²⁶. В связи с этим можно полагать, что лингвистическая предсказуемость ограничена в возможностях так же, как и предсказуемость общесоциальная, поведенческая: «детерминистская модель совсем не подойдет для описания... поведения человека при общении его с другими людьми, а модель случайных событий, или статистическая модель, все же могла подойти».

Будущее языка создается в настоящем, в процессе функционирования речевых средств, в живом общении. Именно поэтому вопрос лингвистической предсказуемости тесно переплетается с общей проблемой эволюционного механизма живого языка.

«Жизнь языка не останавливается ни на минуту, и потому в каждом данном состоянии языка есть такие факты, которые с точки зрения более позднего состояния языка представляются его зародышем»,— отмечал Г. О. Винокур в начале 40-х гг. ²⁸

Несколько ранее Л. В. Щерба убежденно говорил о том, что «на самом деле хорошее психологическое (мы бы сказали теперь с и н х р о н н о е.— Л. С.) описание данного языка в данный момент времени само по себе дает понятие о ближайшем его прошлом и возможном буду­щем» ^2Э.

²⁶ Там же, стр. 407.

²⁶ Дж. Пиро. Указ, соч., стр. 61.

²⁷ Там же, стр. 62.

²⁸ Г. О. В и н о к у р. О задачах истории языка. «Уч. зап. МГПИ», 1941, т. V, вып. 1.

²⁹ Л. В. Щ е р б а. Восточнолужпцкое наречие, стр. XIX, сноска.

57

В обоих этих высказываниях присутствует предна­меренная осторожность в оценках языкового будущего. Но не только это их объединяет. И Винокур, и Щерба говорят о будущем с позиций настоящего. Современное учение о социальном прогнозировании знает несколько методов определения будущего из настоящего: моделирование, экстраполяция и др.

В сущности именно методу моделирования следуют Щерба и Винокур в приведенных выше высказываниях. Ср. с этим рассуждения Щербы о постоянно существую­щих факторах, которые «грызут» норму ³¹ и обычные в лингвистических работах выводы о господствующих тенденциях, выводимых из анализа конкретного мате­риала. Наиболее обычным в самом общем плане оказы­вается процесс «демократизации» речи, изменения лите­ратурного языка под влиянием внелитературных фактов. Ср., например: «Кстати, для изучения тенденций у их истоков целесообразно обратить внимание на ис­следование профессиональных жаргонов — учитывая их влияние на литературный язык» ³².

Однако возможен и другой вид прогнозирования — будущее из будущего. Социологи называют метод такого прогнозирования нормативным: «Мы ставим себе некую большую цель, которую можно назвать рацио­нальной (например, достижение Луны). От этой цели мы идем назад — в наше время — и по дороге отмечаем те открытия, которые должны быть сделаны для того, чтобы ее достичь»³³. Понимая несколько шире цель, мож­но говорить о лингвистическом прогнозировании буду­щего из будущего же. В этом плане следует расценивать высказывания советских языковедов, разрабатывавших в 30-е годы проблемы «технологии» языка и языковой политики, в частности мысль Е. Д. Поливанова о том, что лингвист слагается, между прочим, и «из языкового

³⁰ См. высказывания социологов-прогнозистов Р. Юнга и И. Бес­ тужева-Лады в публикации еженедельника «Неделя» (1967, № 47).

³¹ Л. В. Щерба. Очередные проблемы языковедения.— Избр. работы по языкознанию и фонетике, т. I. Л., 1958, стр. 15.

⁸² Ю. М. Скребне в. К вопросу об «ортологии».— ВЯ, 1961, № 1, стр. 142.— Гораздо раньше об этом же говорил В. В. Ви­ноградов («О задачах истории русского лит: яз., преимуществен­но XVII—XIX вв.» —;«Изв. АН СССР, ОЛЯ», 1946, т. V, вып. 3, стр. 223).

¹³³ Р. Ю н г. Указ. соч.

58

политика, владеющего (хоть и в ограниченных размерах) прогнозом языкового будущего, опять-таки в интересах утилитарного языкового строительства (одной из разно­видностей «социальной инженерии» будущего)» ³⁴.

В пределах нормативного метода (определение буду­щего из будущего) можно говорить о ряде явлений, свя­занных с языком и его функционированием, становящих­ся уже теперь во многом нормативными. Это прежде всего «терминологический вал», связанный с дифференциаци­ей наук и специальностей и находящийся в общем ряду «информационного вала» будущего; затем — научное раз­витие мышления и связанный с ним логизм формы выра­жения, возводимый если не в абсолют, то в принцип; наконец, экспрессивный «голод» в связи с развитием поэзии — вот далеко не полный перечень проблем, встаю­щих перед языковедами-нормализаторами в связи с линг­вистическим прогнозированием.

С этих широких социальных позиций становится яс­ной бесперспективность рассуждений о судьбе конкрет­ных языковых явлений, частных норм и т. п., которые выдаются их авторами за попытки внести ясность в вопросы лингвистической предсказуемости ^Зб.

§ 9. Изменения ^о]ж происходят вместе с общими изменениями языка, но обладают специфическими свой­ствами. Специфика эта вытекает, в частности, из шкалы переходных ступеней между нормативным и ненорматив­ным в пределах литературного языка, а также зависит от «крепости» нормы в разных ярусах системы, от степени осознанности ее носителями литературного языка и ряда других факторов.

В условиях литературного (нормативного) общения мы можем не замечать ошибок в своей и чужой речи, если эти ошибки социально обоснованы и их возможности, по словам Щербы, заложены в данной языковой систе­ме ³⁶. Ощущение нормы, отмечал Щерба, как и сама

³⁴ Е. Д. Поливанов. Историческое языкознание и языковая политика. «За марксистское языкознание». М., 1931, стр. 26.

³⁵ Ср. мнение Ю. М. Скребнева о «ретроспективном плане» конста­ тации норм и попытки поставить под сомнение абсолютную рет- роспективность нормализации (см.: В. Г. Костомаров. О ретроспективности учения о культуре речи. «Изв. АН СССР. Серия лит-ры и языка», 1966, т. XXV, вып. 2, стр. 81 и ел.).

³⁶ Л.В.Щерба. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании.

59

норма, может быть и слабее и сильнее в зависимости от разных условий: наличия сосуществующих вариантов, возможности их сравнения и оценки, от практической важности нормы для носителей языка и т. п. В ряде слу­чаев нормативными являются колебания, объективно су­ществующие в языке. В этом случае нормой оказывается граница этих колебаний ³⁷.

Нормы различаются по степени «крепости» в разных ярусах языка и варьируются в разных условиях обще­ния (ситуациях речи).

Что касается различия по степени «крепости», то здесь определяющим оказывается отношение норма—система, В области орфоэпии система практически целиком опреде­ляет норму. Отсюда возникает понятие образца, идеала для сферы произношения. Очень часто такой идеал ока­зывается в прошлом (старомосковское произношение).

В области лексики система (наличие ее становится под сомнение) не находится в таком тождественном отно­шении к норме. Отсюда понятие правильности, точности, смысловой и стилистической уместности слова в выска­зывании. Содержательный план здесь превалирует над планом выражения.

В области грамматики отношения системы и нормы строятся иначе. На первый план выступают критерии моделей и образцов и соответствия им сомнительных реа­лизаций.

Немотивированность фразеологических сращений при­водит к жесткому условию воспроизводимости и т. п. Что же касается варьирования нормы в разных усло­виях общения, то общий принцип х<коммуникативной целесообразности», выдвигаемый рядом исследователей ³⁸, •нуждается в существенных уточнениях и оговорках.. Главные из них состоят в том, что этика перекрывает правильность в общении незнакомых людей, в то время как для тесно контактных коллективов характерна. стро­гость и беспощадность к языковым ошибкам и неточнос­тям.

³⁷ Л. В. Щ е р б а. О трояком аспекте языковых явлений и- об эксперименте в языкознании.

³⁸ См., например: В. Г. К о с т о м а р о в ; и А. А. Л е о н т ь- е в. Некоторые теоретические вопросы культуры, речи.— ВЯ, 1966, М 5.

,60

§ 10. Следует подчеркнуть, что и различие по крепости, и характер варьирования норм в разных условиях обще­ния определяют в целом состояние нормативной системы в данный исторический период развития литературного языка. Различия эти — двоякого плана — не выходят за пределы литературности, определяя полностью норма­тивную ситуацию национального языка данной эпохи.

«Проблема литературно-языковой нормы и ее внутрен­него содержания, степени охвата этой нормой в разные исторические периоды разных ярусов или уровней лите­ратурного языка, раскрытие социально-исторических ус­ловий и структурных качеств разных видов или типов нормы — все это также является одной из основ струк­турно-исторической дифференциации разных периодов и эпох истории литературного языка» ^зэ. В этом высказы­вании В. В. Виноградова отчетливо выражена важность изучения и описания норм для собственно лингвисти­ческой характеристики литературного языка и его исто­рической периодизации. Понятие нормы — важнейшее и существеннейшее понятие при описании и характерис­тике литературного языка/ к рассмотрению которой в ас­пекте культуры речи мы подходим в следующем разделе.