Скворцов Л.И. Норма. Литературный язык. Культура

речи. // Актуальные проблемы культуры речи М., 1970 С. 40 - 103

Норма

§ 1. Норма языка — центральное понятие теории куль­туры речи. Вместе с тем это одна из сложнейших проб­лем, многомерность которой определяется фактами исто­рическими, культурно-социологическими и собственно лингвистическими. Неизученность ее отражается прежде всего в неустойчивости терминологии, в неочерченности и разноплановости определения «языковая норма». В по­пулярных работах по культуре речи и в специальных научных статьях нормы определялись внешними по от­ношению к языку признаками: традиционность, степень употребления, авторитетность источника и т. п. Недиф­ференцированно употребляются понятия «норма» и «нор­мализация», нередко они понимаются как простые си­нонимы.

Сложное явление объективной нормы требовало идентич­ного определения, отвечающего диалектичности, историч­ности, психологической осознанности. «Устойчивая неус­тойчивость», «изменяющаяся неизменность», «необязатель­ная обязательность», «повседневность образца» и «обра-

40

зец повседневности» — эти и многие другие парадоксы я противоречия] должны были найти обоснование и собственно языковое толкование и осмысление.

Каково соотношение нормы и узуса (т. е. языкового обычая)? Считать ли норму постоянным продуктом рече­вой деятельности, неизменно творимым в ней, или дан­ностью, лишь в ней воспроизводимой вновь и вновь? Куда помещать норму — в язык или в речь и как соот­нести понятие нормы-образца с развитием и совершенст­вованием языка как средства общения.

^Заслугой представителей Пражского лингвистиче­ского кружка явилось пристальное изучение нормы как понятия лингвосоциологического и конкретно-историче­ского. Норма определялась как совокупность структур­ных средств, регулярно употребляемых определенным языковым коллективом^ Наблюдения над изменчивостью нормы во времени и ее функциональной вариативностью позволили осмыслить ее диалектическую сущность и собственно языковую природу. Б. Гавранек (1938) пред­ложил рассматривать норму как обязательность в сфере деятельности, направленную на то, чтобы дос­тигать наилучших результатов в сфере реальности *. Г" Дальнейшие уточнения понятия нормы чешскими лин­гвистами проходили в плане более четкого разграниче­ния понятий «узус» и «литературный язык» и в условиях строгого различения понятий «норма» (объективные пра­вила, осуществляемые в речевой деятельности) и «коди­фикация» (т. е. установление и описание этих правил, закрепление их в языковедческих пособиях).

Современная лингвистика выдвинула на первый план соотношение нормы и системы (или структуры) языка. Наиболее ярко это проявилось в теоретических построе­ниях Л. Ельмслева и Э. Косериу.

В работе «Язык и речь» (1942) Л. Ельмслев предложил три подхода к языку (1ап§ие): а) на уровне схемы, когда язык рассматривается как чистая форма; б) на уров­не нормы, где язык предстает как материальная фор­ма и в) на уровне узуса, где язык выступает как сово-

^г В. НаугапеЬ. 2ит РгоЫет йег ]Чогт т йег ЬеиИдеп ЗргасЬ-ип<1 ЗргасЫшКиг. «Ас1ез <1и (}иа1пёте (1е 1тдшз1ез». СорепЬадие, 1938.

купность навыков, принятых в данном обществе ². Эти три подхода Ельмслев демонстрирует на конкретном примере французского г: на уровне схемы г рассматривается в сетке синтагматических и парадигматических отноше­ний, характеризуясь чисто негативно и независимо от реального воплощения; на уровне нормы г манифе­стируется в речи, это — звук, отличный от других зву­ков, но характеризующийся при этом и позитивными свойствами (минимум дифференциации); наконец, на уров­не у з у с а г характеризуется чисто позитивно через детальное описание артикуляционной базы.

Согласно построению Л. Ельмслева, норма рождается из узуса и акта речи; норма предполагает (детермини­рует) существование взаимосвязанных явлений узуса и акта речи, но не наоборот. В свою очередь на другой сту­пени абстракции норма и узус в совокупности предпола­гают (детерминируют) существование схемы. Схема в этом построении является постоянным, т. е. детерминируе­мым членом; по отношению к ней норма, узус и акт ре­чи — переменные, т. е. детерминирующие члены.

Уточняя (и преодолевая) дихотомию Ф. де Соссюра «язык — речь», Л. Ельмслев предлагает считать основным семиологическим подразделением различие между с х е-мой и узусом.

Стремлением преодолеть соссюровскую дихотомию проникнута и схема, предложенная Э. Косериу (1952), в которой различаются также три уровня: с и с т е-м а — как возможность, как техника и эталоны; нор­ма — как реализация возможностей, заложенных в сис­теме, как модели, исторически уже реализованные; речь — свободная коммуникативная деятельность, имеющая двустороннюю направленность: подравнивание к традиции и подравнивание к собеседнику ³. Система уровней, разработанная Э. Косериу, генетически свя­зана с системой Л. Ельмслева.

² Ь. Н ] е 1 т 8 1 е v. Ьап§ие е1 раго!е.— «СаЫегв Р. йе Заиззиге», v. II, 1942; русский перев. см. в кн.: В. А. 3 в е г и н ц е в. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. П. М., 1960, стр. 56 и ел.

³ Е. С о з е г 1 и. 81з1ета, погта у ЬаЫа. Моп1еу1с1ео, 1952; О н ж е. Зтсгота, сНасгота е Ыз1ог1а. Е1 ргоЫета (1е1 сатЫо Нп§шз11со. Моп1еуЫео, 1958 (русский перев.: Э. Косериу. Синхрония, диахрония и история. Проблема языкового измене­ния. «Новое в лингвистике», вып. III. М., 1963, стр. 143 и ел.).

42

Ё современном языкознании, зарубежном и отечест­венном, схема Косериу приобретает все большую попу­лярность. Необходимо поэтому остановиться на ней подробнее, уяснить ее сильные и слабые стороны, ука­зать на ее достоинства и противоречия.

В структурах, составляющих язык, важно, по мнению автора, различать то, что является нормальным или всеобщим (норма), и то, что является функциональ­ным и дается в противопоставлении (система).

«/Норма определяется Косериу как система обязатель­ных реализаций, принятых в данном коллективе и дан­ной культурой. °

В этом определении обращают на себя внимание следую­щие параметры: а) системность, б) связь с языком-струк­турой, в) социальность и г) историчность.

Можно сказать, что в сущности здесь перечислены не­обходимые и достаточные признаки нормы-явления, свя­занного как с собственно лингвистическими, так и с внелингвистическими факторами. Норма по этому опре­делению оказывается собственно языковым понятием: она находится в самом языке и выводится из него, а не предписывается ему извне, не переносится из установле­ний словарей и грамматик. Иными словами, в нем утвер­ждается и закрепляется предложенное пражцами разгра­ничение нормы и кодификации.

Главное противоречие в теоретической схеме Косе­риу состоит в том, что уровень нормы включает у него лишь «обязательные реализации», т. е. характеризуется статичностью, хотя, по его же словам, «язык создается пос­редством изменения и «умирает» как таковой, когда он перестает изменяться».

Понятие нормы у Косериу исключает возможность, потенциальность, т. е. реализации нетрадиционные. Нор­ма у него соответствует не тому, что «можно сказать», а тому, что уже «сказано» и что по традиции «говорит­ся» ,в рассматриваемом обществе.

Динамичность языка выявляется лишь через систему, в которой только и возможен выход за пределы уже реа­лизованного.

Перефразируя Соссюра, Э. Косериу утверждает мысль о том, что «в системе не появляется ничего такого, что до этого не существовало бы в норме». Вместе с тем, любой сдвиг в норме (реализованном языке) происходит лишь как

43

историческая конкретизация определенной возможности, уже существующей в системе.

Вместе с тем Э. Косериу как будто понимает, что в речи возможны реализации, не предусмотренные систе­мой: «...норма зачастую требует избыточных реализаций или же реализаций, оправданных с точки зрения пара­дигматики и бесполезных в синтагматическом плане. В силу стремления к парадигматическому единообразию норма может даже требовать реализаций, противореча­щих системе».

§2. Как видим, Косериу не смог преодолеть противоречия устойчивости и подвижности, объективно заложенного в норме, в угоду схеме распределив эти свойства по разным уровням.

Между тем, высказывания по поводу этого (во многом мнимого) противоречия можно найти в работах советских языковедов и философов 20—30-х годов. Понятие норма­тивного тождества лежит в основе рассуждений В. II. Во-лошинова (1929) о соотношении языка с индивидуальной речью говорящего. > Каждое высказывание, по Волоши-нову, индивидуально и неповторимо, но в каждом есть элементы, тождественные с элементами других высказы­ваний данной речевой группы. «Именно эти, тождест­венные и поэтому нормативные для всех высказываний моменты — фонетические, грамматиче­ские, лексические — и обеспечивают единство данного языка и его понимания всеми членами данного коллек­тива» ⁴.

В речевой деятельности языковое сознание говорящих имеет дело не с абстрактной системой нормативно-тож­дественных форм языка, а с языком-речью, «в смысле совокупности возможных контекстов употребления дан­ной языковой формы... Поэтому-то член языкового кол­лектива нормально никогда не чувствует гнета непрере­каемых для него языковых норм. Свое нормативное зна­чение форма языка осуществляет лишь в редчайшие мо­менты конфликта, нехарактерные для речевой жизни (для современного человека — почти исключительно в связи с письменной речью)» ⁵.

⁴ В. Н. Волошине в. Марксизм и философия языка (основ­ные проблемы социологического метода в науке о языке). Л., 1929, стр. 64.

⁶ Там же, стр. 83—84.

*•*-

44

О творческом характере речевой деятельности, о пос­тоянном создании в процессе говорения новых слов и форм (наряду с использованием готовых) писал Л. В. Щер-ба (1931): «Совершенно очевидно, что хотя в процессах говорения мы часто просто повторяем нами раньше гово­рившееся (или слышанное) в аналогичных условиях, од­нако нельзя этого утверждать про все нами говоримое. Несомненно, что при говорении мы часто употребляем формы, которых никогда не слышали от данных слов, производим слова, не предусмотренные никакими слова­рями... не только употребляем слышанные сочетания, но постоянно делаем новые» ⁶.

В современном отечественном языкознании делаются попытки конкретизировать схему Э. Косериу примени­тельно к разным уровням — фонетическому (В. В. Ива­нов, И. Г. Милославский, 1966), словообразовательному (М. В. Черепанов, 1966) и др. ⁷ Вместе с тем предприни­маются шаги к преодолению противоречий этой схемы. Исследователи предлагают ввести широкое и узкое по­нимание нормы, узаконить понятие вариантности в пре­делах нормы, осмыслить диалектическое единство нормы через параметр ее «эластичности» и т. п. Крайние мнения приводят к отказу от нормативного подхода к норме (аб­солютизация «амплитуды колебания», а также к выдви­жению функционального по своей природе «принципа коммуникативной целесообразности» и т. п.).

Сущность всех этих уточнений сводится к тому, чтобы в общей схеме уровней дать более адекватное описание явления, выделяемого в качестве нормы. Простая заданность нормы, реализация уже установленного, ста­тичность и неизменность ее не удовлетворяют уже нико­го. Известно, во-первых, что «крепость» нормы различна на разных языковых уровнях и что, во-вторых, независимо от уровней языка нормы характеризуются разной сте­пенью «обязательности».

Ю. С. Степанов (1965) предлагает подразделить уро­вень нормы (совокупность общепринятых, или традицион­ных, реализаций) на собственно норму и на отклонения

⁶Л.В.Щерба. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании. «Изв. АН СССР, ОЛЯ», 1931, стр. 113.

⁷ См.: «Материалы Всесоюзной конференции по общему языко-. знанию», ч. II. Самарканд, 1966.

от нее: «Он (уровень нормы) подразделяется ... на обще­признанные правильные реализации фонем, морфем, слов и типов предложений,— это норма речи в собственном, или узком, смысле слова (или просто «норма») и не ме­нее общепризнанные ошибки против того, что считается правильным, ошибки, которые по одному тому, что они общепризнанные, следует называть скорее отклонениями от нормы» ⁸.

Такое подразделение, строго говоря, также приводит к ненормативности во взглядах на норму (так как в нор­му включается и отклонение от нее), хотя истоки его впол­не понятны и объяснимы — они идут от попыток уразу­меть историческую изменчивость норм, узаконение в их системе многих «отклонений», идущих естественным пу­тем олитературивания прежних просторечных, диалект­ных и т. п. элементов. Схематическая статичность нормы таким путем, однако не преодолевается.

§ 3. Преодолеть эту статичность можно лишь созданием динамической теории нормы. Все прежние теоретические описания нормы в основе своей были таксономическими — классификационными, описательными. Свойства нормы задавались конечным набором фактов (предельно расширенным их списком). Оговорки по поводу исторической изменчивости норм не спасали положения, поскольку эволюция нормы механически выводилась из эволюции языка и никак более не конкретизировалась. Не учитывались и принципиально разные отношения к норме «потребителя» и «наблюдателя». Стихийное следование нормативности, стремление говорить так, как говорят другие (или все),— необходимое условие естественного и свободного владения языком. Однако как только «потребитель» становится на позицию «наблюдателя», перед ним возникают большие трудности преодоления самодовлеющей силы языковых норм.

Различие этих двух аспектов отмечено Д. Н. Шмелевым (1964). Картина загадочности нормированного языка воз­никает «только тогда, когда мы задумываемся над чуж­дыми, непривычными для нас языковыми нормами. Обычно же нас вполне удовлетворяет ответ, что так сказать можно или так сказать нельзя, если этот ответ исходит. из того, что речь мы считаем именно образцовой.

⁸ Ю. С. С т е п а н о в. Французская стилистика. М., 1965, стр. 11. 46

Ведь владение языком — это по существу овладение

им» ⁹.

Владение языком предполагает в принципе (в двустороннем акте коммуникации) понимание и возможность производства любого количества фраз и конструкций. «Любая грамматика языка,— писал Н. Хомский,— проецирует конечную и в известной мере случайную совокупность наблюденных высказываний на множество (предположительно бесконечное) грамматически правильных высказываний. В этом отношении грамматика отражает поведение носителя языка, который на базе своего конечного и случайного языкового опыта в состоянии произвести и понять бесконечное число новых предложений» ¹⁰. В применении к владению языком на уровне нормы вполне справедливым оказывается общее положение теории распознавания о том, что «данный класс объектов, свойств, действий или отношений определяется не каким-то абстрактным образ­цом, а набором свойств» ^и. Кстати, согласно той же тео­рии, понимание выражается в способности делать новое, создавать, а не просто повторять ¹².

Мнимый конфликт статики и динамики в норме во многом порожден традиционно сложившимся распределением этих свойств в синхронии и диахронии языка. Преодолеть этот конфликт позволяет предложенная С. К. Шаумяном схема, включающая в синхронию и статику (сеть таксономических отношений), и динамику (порождение единиц языка из первичных элементов). «Для изучения динамического аспекта синхронии языка необходимо представить грамматику в виде гипотетического порождающего устройства» ¹³.

На уровне речевой деятельности, или уровне нормы, можно говорить, по-видимому, о норме воплощенной (реализованной) и невоплощенной (потенциальной, реализуемой). Вторая творится с учетом первой, с оглядкой на нее и подравниваясь под нее; обе они, находясь на одном

⁹ Д. Н.Шмелев. Очерки по семасиологии русского языка.

М., 1964, стр. 52.

¹⁰ Н. Хомский. Синтаксические структуры. «Новое в лингвис­ тике», II. М., 1962, стр. 418.

¹¹ Дж. П и р о. Символы, сигналы, шумы. М., 1967, стр. 146.

¹² Там же, стр. 149.

¹³ С. К.Шаумян. Структурная лингвистика. М., 1965, стр. 17.

^ 47

уровне, противопоставлены другому уровню (на иной ступени абстракции) — языку-структуре или языку-схеме.

Реализованная норма состоит из двух частей: 1) актуализованная часть (современная, активно действующая, осознаваемая и практически кодифицированная) и 2) неактуализованная часть (куда включаются уходящие архаизмы, редко встречающиеся варианты, дублеты и т. п.).

Реализуемая норма в свою очередь также распадается на две части: 1) становящиеся нормой неологизмы и новообразования на разных уровнях языка и 2) принципиально некодифицируемая область речевой деятельности (окказионализмы или создаваемые к случаю необходимые в процессе общения образования).

Каждая из двух частей подтипов нормы противопоставлена в принципе по степени актуализованности, осознанности говорящими. Актуализованные части реализованной и реализуемой нормы и составляют «светлое поле сознания нормы» — ядро динамически понимаемой структуры нормы.

Схематически это может быть представлено следующим образом:

/ Светлое поле \~ I сознания нормы

Стрелки указывают отношения обусловленности (детерминированности); штриховка — актуализованные области норм.

Из этой схемы можно вывести ряд принципиальных следствий.

1. Понятие нормы не может быть ограничено реализованной частью, оно необходимо включает потенциальную сферу,

2. Реализованная норма является односторонне обусловленной (детерминирующей) сферой; реализуемая норма — двусторонне обусловленной (детерминирующей) сферой.

3. Принцип коммуникативной целесообразности (соответствие ситуации и цели общения) одинаково применим в обеих сферах, но для реализуемой он оказывается конструирующим.

4. Норма не может быть задана конечным набором фактов, а неминуемо выступает в виде двух списков —обязательного и допустимого (дополнительного). Это —источник нормативной вариантности, т. е. вариантов в пределах нормы.

5. Независимо от уровней языка нормы обладают разной степенью обязательности, что обусловлено их распределением по разным сферам.

Предлагаемая схема снимает возможность представить норму в качестве некоего недостижимого образца или идеала. Она справедлива для всех случаев нормы — устоявшегося узуса, которая возможна и вне пределов собственно литературной речи (с ее понятиями авторитета, образцовости, традиционности и т. п.).

Норма языка становится в ряд любой другой нормы, приобретает свойства научного понятия, определяясь не абстрактным образцом, а необходимым набором реальных признаков или симптомов.

«В повседневной работе медиков и ботаников идеализи­рованную болезнь или идеальное растение сомнительно брать в качестве надежного критерия, потому что тако­вых просто не существует. Вместо них мы имеем списки свойств или признаков, частью решающих, а частью вспо-л мо^ательных» ¹⁴.

\ / § 4. Подобно тому, как описание или систематизация действующего законодательства подразделяется на инкорпорацию (т. е. объективное описание, простое упорядочение без каких-либо оценок) и кодификацию (имеющую цель систематизировать и регламентировать более или менее строго существующие законодательные акты), можно говорить о научном описании языка и н о р м а т и в ном его описании. Принципиально это разные подходы к явлениям языковых отношений и реализаций, и их строго следует различать в теории и практике..

Понятие языковой кодификации (в отличие от описания структуры) становится все более популярным в научном обиходе и превращается в лингвистический термин.

Терминология нормы права дает и другое полезное для языкознания разграничение — деление кодифицируемых норм на императивные (обязательные) и д и с позитивные (восполнительные, применяемые в тех случаях, когда вопрос не урегулирован соглашением сторон).

Императивные нормы в языке — это обязательные реализации, вытекающие из возможностей структуры; нарушение их выводит говорящего за пределы родного языка (ср. нарушения норм спряжения, склонения, смешения в принадлежностях имен к роду и т. п.). Д и с позитивные нормы в языке — это те рекомендации, которые даются с оглядкой на структуру или выступают как .следствия тех или иных теоретических предпосылок (Часто с сознательными допущениями и схематизациями). Императивные нормы меняются вместе с языком; диспозитивные — уточняются, видоизменяются или отменяются при очередных попытках нормализации (кодификации).

Предложенное понимание динамической нормы позволяет уточнить и дифференцировать нормативные оценки языковых явлений. По отношению к реализованной норме можно содержательно говорить об «отклонении -неотклонении», так же как по отношению к норме реализуемой— о «соответствии— несоответствии» явления нормативным требованиям. К «синонимичным» элементам реализованной нормы применима оценка по отклонению, к разного рода «неологизмам» применяется оценка по соответствию.

Интересно отметить, что в обобщенном виде идея динамичности нормы присутствует уже у Л. В. Щербы в его описании структуры восточнолужицкого наречия (1915).

¹⁵ Едва ли не первым у нас обратил внимание на необходимость такой дифференциации А. М. Пешковский (см.: А. М. П е ш-к о в с к и и. Объективная и нормативная точка зрения на язык. «Русский язык в школе. Труды постоянной комиссии преподава­телей русского языка и лит-ры». Сб. статей под ред. Д. Н. Уша­кова, вып. 1. М.— Пг., 1923).

50

Детализируя и уточняя синхронный принцип описания живого говора, Л. В. Щерба замечал: «Вообще я старался схватить язык в его движении: выдвинуть на первый план твердые нормы, находящиеся в светлой точке языко­ вого сознания, а затем показать, с одной стороны, умира­ ющие, а с другой стороны — нарождающиеся нормы, находящиеся в бессознательном состоянии и лишь вос­ производимые или творимые в отдельных случаях» ¹⁶. Нетрудно заметить, что в этом щербовском замеча­ нии в неявном виде присутствует понятие о системном и нормативном уровнях языка; вместе с тем весьма про­ дуктивное в лингвистическом отношении представление о светлом поле сознания неправомерно сужено до чисто психологического аспекта. /

Элементами динамизма характеризуется известное определение нормы, предложенное С. И. Ожеговым в статье «Очередные вопросы культуры речи» (ВКР, вып. I. М., 1955, стр. 14—15): «...Норма — это совокупность наиболее пригодных («правильных», «предпочитаемых») для обслуживания общества средств языка, складывающаяся как результат отбора языковых элементов (лексических, произносительных, морфологических, синтаксических) из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широ­ком смысле, оценки этих элементов» (разрядка моя.— Л. С.).