Отход от здравого смысла

В 1990 г. мне на отзыв дали законопроект «О предпринимательстве в СССР». Подготовлен он был научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, дру­гих представителей элиты. И совершенно несовместимые друг с другом утверждения и заклинания­. «В нашем обществе практически отсутствует иннова­ционная активность!». Такого общества не может быть в принципе. Инновационная активность про­ни­зывает жизнь буквально каждого человека, это — его биоло­ги­ческое свойство. Да если говорить об экономике: сами же они утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве воору­жений инновационный потенциал был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок. То есть советская экономика в основной своей части была высоко инновационной.

Или еще тезис: «Госу­дар­ство не должно юридически запрещать никаких форм собст­венности!» — и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права (а ведь возрождение рабства — реальность конца ХХ века). «Государство должно воздейст­вовать на хозяйственных субъектов только экономическими метода­ми!» — во всем мире «хозяйственные субъекты» весьма часто ока­зы­ваются в тюрьме, а у нас, значит, бей его только рублем. «Основным кри­терием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!» — но тогда да здравствует нарко­бизнес, норма прибыли у него наивысшая. И все это — за подписью экспертов-академиков.

В выступлениях экспертов из ученых бросалось в глаза отрицание накопленного человечеством навыка рассуждений, чуть ли не мистическая тяга сказать нечто прямо противоположное знанию и здравому смыслу. Можно предположить, что причина этого — не в «сумеречном» состоянии сознания самой интеллектуальной бригады реформаторов, а в искусственном создании такого состояния у широких кругов слушателей и зрителей — как инструмента социальной технологии. Антонио Грамши писал, что в борьбе за культурную гегемонию над массами современная буржуазия вынуждена разрушать здравый смысл, в то время как антибуржуазные движения должны обращаться именно к здравому смыслу. Приняв к исполнению социально-инженерный проект «построения капитализма», эксперты слишком буквально стали применять грамшианскую методологию.

Вот передача «Момент истины». Святослав Федоров требует «полной свободы» предпринимателям и доказывает, что питекантроп превратился в человека именно когда получил собственность, а без нее человек превращается обратно в питекантропа. И при этом постоянно обращает внимание на то, что он — профессор. А надо бы профессору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на питекантропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. Но кульминацией рассуждений С. Федорова был убийственный аргумент против вмешательства государства в хозяйственную деятельность. «Экономика, — говорит С. Федоров, — это организм. А в организм вмешиваться нельзя — он сам знает, что ему лучше. Мы вот сидим, разговариваем, а печень себе работает как надо». От кого же мы это слышим? От профессора медицины! Да не просто врача, а хирурга! Он всю свою жизнь только и делает, что вмешивается в деятельность организма, да не с лекарствами (хотя и это — очень сильное вмешательство), а со скальпелем, и прямо в глаз. Каким расщепленным должно быть сознание человека, чтобы выбрать именно ту аналогию, которая действует прямо против его собственного тезиса.

Вот видный деятель пишет в респектабельном журнале «Международная жизнь» о необходимости «реально оценить наш рубль, его покупательную способность на сегодняшний день» (в начале 1991 г.). Предлагаемый им метод абсурден: «Если за него (рубль) дают 5 центов в Нью-Йорке, значит он и стоит 5 центов. Другого пути нет, ведь должен же быть какой-то реальный критерий». Почему «другого пути нет», кроме как попытаться продать рублевую бумажку в Нью-Йорке? Кому нужен рубль в Нью-Йорке? А реальная ценность рубля на той территории, где он выполняет функции денег, была известна — 20 поездок на метро. То есть рубль был эквивалентом количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и содержать «частицу» московского метро, «производящую» 20 поездок. В Нью-Йорке потребная для обеспечения такого числа поездок сумма ресурсов стоила 30 долларов.

Путем непрерывного воздействия бесчисленного множества таких «молекулярных» ударов по здравому смыслу совокупность экспертов помогла политикам добиться того, что масса трудящихся пассивно приняла или даже поддержала такие социальные изменения, которые прямо и практически с очевидностью противоречили ее интересам (прежде всего, приватизацию промышленности и ликвидацию кооперативного сельского хозяйства).