38. § 10. Явление бесконечности

Заметим еще одно обстоятельство. Есть два принципиально отличающихся друг от друга вида изменений. Один из них — это бесконечное вращение в круге заранее заданных форм. Другой — его разрыв, развитие. Первый представляет собой род процесса, который, как правило, может быть неоднократно повернут вспять. Другими словами, это почти всегда обратимый процесс. Конечно, исключения вполне возможны и здесь. Так столь же банальный пример с последней соломинкой, которая ломает хребет верблюда, иллюстрирует нам род необратимого движения, но и он относится все к тому же классу процессов. Напротив, развитие на языке философии — это связная цепь переходов в принципиально новое «качество». Этот поток необратим, и любая попытка повернуть его вспять оборачивается отнюдь не возвращением к исходному состоянию, но деградацией, разложением, разрушением. Или, по меньшей мере, необратимой деформацией. Так сложный организм со своей смертью не обращается в простой или в сумму одноклеточных, разлагается все.

Последовательная смена все тех же агрегатных состояний воды под влиянием постепенного накопления температурных изменений — это вполне обратимый процесс, от века развивающийся в пределах одних и тех же форм. Философский же закон описывает именно и только развитие, он в принципе неприменим к обратимым многократно повторяющимся переменам. Именно поэтому иллюстрировать и уж тем более доказывать его действие на этом избитом примере не всегда правильно, Если не сказать более жестко (и точно): совершенно неправильно. Здесь только простое совпадение форм — и не более того.

Но ведь в отличие от всех специфических законов частных научных дисциплин философские законы носят всеобщий характер. Это значит, что под его действие подпадает решительно все, что существует в нашем мире. Однако мы обнаруживаем, что никакие количественные изменения не в состоянии вывести объект за пределы какого-то определенного качества. Так что же стоит за этим выводом, ошибка наших построений или неправильность самого философского закона?

Ни то, ни, разумеется, другое.

Все дело в том, что (как и в любой науке вообще, а не только в одной философии) поверхность явлений — это еще далеко не их сущность. Мы же, иллюстрируя великий закон с помощью таких банальных примеров, как нагревание воды или механическое нагромождение соломы на спину обреченного верблюда, скользим лишь по самой поверхности вещей. Наглядность примеров и случайное совпадение форм играет с нами злую шутку, ибо возникает видимость того, что мы сумели понять действительное содержание закона. На самом же деле перед нами иллюзия, фантом нашего сознания.

Но где же тогда те самые количественные изменения, которые и переводят в иное «качество» все то, что окружает нас, словом, те количественные изменения, которые и составляют подлинное содержание философского закона?

Ответ заключается все в том же, что мы уже неоднократно видели здесь: все изменения носят куда более фундаментальный характер, нежели те, что раскрываются в простеньких образах, которыми оперируют «кухонные» примеры, и происходят они в куда более глубокой сфере, нежели та, которой касается поверхностный взгляд дилетанта. Как «на коленке» нельзя собрать космическую ракету или термоядерный реактор, так и на этих убогих иллюстрациях невозможно уяснить себе существо одного из сложнейших законов диалектической логики. И в том и в другом случае результатом будет только «эрзац»: либо «эрзац-конструкция», либо «эрзац-мышление». Аутентичность недостижима в принципе.

Словом, никакое даже неограниченное накопление количественных изменений не способно вывести никакой объект в качественно иное состояние. Если бы это было возможно, было бы вполне реальным и изменение траектории движения замкнутой системы за счет внутреннего перераспределения масс, и решение «проклятых» задач геометрии о трисекции угла, квадратуре круга, удвоения куба, и даже извлечение самого себя за волосы из болота. На самом деле процесс накопления любых количественных изменений всегда упирается в принципиально неодолимый предел, который часто предстает в виде бесконечности. И неважно, чем она будет представлена — бесконечно малыми, или бесконечно большими величинами.

Для того, чтобы в полной мере понять это, необходимо обращаться к примерам совсем иного ряда: не к тем, где переход в иное качественное состояние уже когда-то был совершен, но к таким, где его еще только предстоит сделать впервые. Или, быть может, предстоит обнаружить, что никакой переход здесь вообще невозможен. Словом, вообразим себя жителями Палоса, андалузского портового города на Атлантическом побережье, принудительно набираемыми в экипажи Колумба.

Кстати, это совершенно естественное для любого «качества» состояние: мы никогда не знаем заранее, есть ли за бесконечностью или за любым пределом вообще что-нибудь, или они и в самом деле образуют собой некоторые абсолютные границы, на преодоление которых сама природа накладывает свое нерушимое вето. Так, например, мы в принципе не знаем, есть ли что-нибудь за «краем света», за пределами абсолютного температурного нуля или «за» скоростью света.

Вот и обратимся именно к ним, ибо именно они и являются точной моделью соотношения качественных и количественных изменений.

Привыкшее только к тому, что может быть порождено окружающей нас действительностью, даже самое пылкое воображение способно нарисовать лишь картину некой замкнутой сферы, которую протыкает своей головой пытливый наблюдатель, заглядывающий за «край света». Но ведь если «край света» совпадает с «краем» пространства-времени, увидеть за ним невозможно решительно ничего, ибо в природе не существует средств наблюдения, которые могли бы обнаружить что-то отличное от вещей, наполняющих наш мир, даже если это «что-то» способно сплошным монолитным массивом заполнить собою всё расположенное за его внешней границей. Мы уже пытались вырваться за пределы пространства и времени, чтобы найти следы развития материи в целом, но поняли, что все представимое обязано располагаться лишь по эту сторону действительности. Нам не дано увидеть даже «пустоту», ибо и та должна хоть как-то воздействовать на органы наших чувств (или на наши приборы). В любых направлениях, куда бы ни обратился наш взгляд, он будет встречать лишь известное, а следовательно, мы все время будем оставаться в полной уверенности, что до действительной границы мира еще далеко.

Таким образом, положение решительно ничем не отличается от того, как если бы мы жили не «внутри» мембраны, отграничивающей бытие (наблюдаемый нами мир) от инобытия (всего того, что расположено за его пространственными границами), но прямо на ее внешней поверхности, и все измерения нашего пространства были бы «распластаны» по ней же. Поэтому даже привычное соотношение координат трехмерной модели нашего пространства, которыми так легко и просто оперирует обыденное сознание, в действительности далеко от геометрической простоты и прямолинейности. Иными словами, если вдруг мы захотим узнать, как выглядит «край света», достаточно будет посмотреть вокруг себя. Кстати, если нам вздумается посмотреть на самый его центр, то и в этом случае можно просто оглянуться вокруг. Ни «середина мира», ни «край света» не будут содержать в себе никаких принципиальных отличий друг от друга. Словом, и здесь Начало сольется со своим Концом, ведь геометрический центр в переводе на временную координату, — это и есть точка рождения, последняя же граница Вселенной — ее прямая противоположность, движущийся к абсолютному завершению промежуточный итог всеобщего бытия.

Правда, сегодня говорят о множественности вселенных. Но для того чтобы получить хоть какие-то экспериментальные свидетельства, необходима, вероятно, самая радикальная из всех революция сознания. Поэтому повторим: разговор о «потустороннем» становится возможным только после ее совершения.

Выход за пределы скорости света может быть осуществлен (если, разумеется, физическое решение вообще существует) только за счет действия сил, управляющих развитием какой-то более широкой — сегодня еще неизвестной науке — реальности. Но, как уже говорилось выше, и этой более широкой реальности будет присуща совершенно иная размерность, совершенно иное «количество». Так, уже не только фантастическая литература говорит сегодня о возможности выхода в некоторое гипотетическое «подпространство. Но «подпространство» должно измеряться уже не километрами и не световыми годами, ибо вовсе не исключено, что и свету туда дорога «заказана», — там обязано действовать совершенно иное «количество». Впрочем, и в этом гипотетическом континууме рано или поздно обнаружатся какие-то свои количественные аномалии, которые, в свою очередь, со временем смогут стать и стимулом, и ориентиром дальнейшего научного поиска.

Другим примером могло бы служить преодоление абсолютного температурного нуля. Ведь нулевая скорость теплового движения молекул — это предел для любых микроэволюционных изменений любого материального тела. Даже самое буйное сознание отказывается вообразить действительность, в которой действовали бы отрицательные ее значения, некая «ин-локация», движение со знаком «минус». Но как знать, может, вовсе не исключено, что выход в неизвестные сегодня измерения физической реальности способен в будущем обнаружить и возможность перехода из сферы теплового движения молекул в закритический «подтемпературный» диапазон.

Таким образом, и здесь решение (если, разумеется, оно существует) может быть достигнуто только в сфере действия каких-то иных, более фундаментальных, чем известные ныне, механизмов. Но и там, в новых измерениях объективной реальности, объединяющим оба диапазона «количеством» будет уже не температурная, но какая-то иная шкала градации природных явлений.

Однако пока эти рубежи не только не преодолены, но даже неизвестно, можно ли вообще преодолеть их. Поэтому сегодня, на том уровне развития средств нашего познания, который сложился, мы вынуждены мириться с тем, что в области критических точек даже микроскопическое продвижение к расчисленному теоретическому пределу потребует неограниченно возрастающих энергетических расходов. Но даже полное исчерпание всех ресурсов Вселенной не даст никакой возможности чисто линейным механическим путем перейти в пределы иных измерений. Всепожирающая бесконечность встает перед нами как абсолютная граница. В нее, как в неодолимую бетонную стену мы упираемся или, как в «черную дыру» проваливаемся всякий раз, когда чисто механически, путем простых линейных преобразований пытаемся проникнуть в неведомое.