36. § 8. Квинтэссенция Алкагеста и «Черные дыры» логики

Анализ условий решения, казалось бы, простой школьной задачи закономерно привел нас к предельным обобщениям, где без следа исчезают все различия между вещами и остается лишь непостижное содержание все растворяющей пустоты пространственно-временного Алкагеста. Или, может, противополагающейся первоэлементам природы Квинтэссенции, которая составляет собой основную, самую тонкую и чистую, сущность всего окружающего (включая и нас самих)? Или того и другого сразу?

В общем, головокружительная сложность и парадоксальность всего того, что скрывается под поверхностью школьной задачи, диктует необходимость, по-прежнему оставаясь на уровне абстракций, вернуться из запредельности, куда завело нас желание разобраться в основах, к чему-то более доступному. Однако и в более доступном мы не находим облегчения.

Мы говорили (1.7), что единого универсального «количества» в природе не существует. Говоря языком философии (вернее выражаясь философским жаргоном), за исключением той «квинтэссенции алкагеста», каковой предстает пространственно-временной континуум всеобщего развития, каждому «качеству» соответствует свое и только свое «количество». А это значит, что никакой частной модификацией предмета нельзя перейти в иное измерение реальной действительности. Любое «качество» образует собой род «черной дыры», таинственной области в пространстве-времени, гравитационные силы в которой достигают совершенно фантастических значений, при которых покинуть ее оказываются не в состоянии даже тела, движущиеся со скоростью света (в том числе и кванты самого света). Возможность существования таких областей была теоретически предсказана Карлом Шварцшильдом в 1915 году. Точный изобретатель термина неизвестен, но само обозначение было популяризовано Дж. А. Уилером и впервые публично употреблено в публичной лекции через полвека, в 1967 г.

Именно «черная дыра» может послужить хорошей моделью того, что формирует содержание категории «качества»: в его бездну можно только проваливаться, вырваться оттуда нельзя никаким, даже сверхгероическим, усилием, никаким, даже бесконечным, приращением «количества». И вместе с тем переход от одного этапа в развитии к другому, пусть и составляя собой настоящую революцию в истории конечного объекта, все же довольно рядовая вещь в истории природы. Но если так, обязаны существовать свои механизмы преодоления гравитационных сил «черной дыры» качества. А значит (продолжим следственный ряд), должен существовать и свой механизм их познания. Словом, должен существовать некий «философский камень» творчества, ибо в сфере познания прорыв в иное измерение реальности совершается исключительно благодаря ему. Творчество человека (мы уже говорили об этом) вправе рассматриваться как своего рода зеркальное отражение преодоления качественных барьеров в развитии физических явлений: и то и другое до сих пор составляют предмет непознанного, «вещь в себе», но (возвращаясь к мысли Шопенгауэра) это именно та материя, которая, реализуя себя, взаимодействует с самою же собой. Поэтому постижение одного не может не служить познанию другого.

Но именно поэтому же механизмы творчества не могут реализоваться ни в каких формализованных алгоритмизированных процедурах. (На языке философии все то, что поддается алгоритмизации, носит количественный характер, поэтому формальное преобразование известного и количественное его изменение — это практически полные литературные синонимы.)

Правда, здесь нам могут возразить: такой «философский камень» уже существует,— ведь именно его рецепт раскрывается в законе перехода количественных изменений в качественные. Этот сформулированный немецким мыслителем закон гласит, что бесконечное накопление количественных отличий невозможно: рано или поздно для любого объекта оно разрешается скачком, который вдруг, разом, переводит его в принципиально иное состояние. А раз так, то допустимо ожидать, что и в науке последовательное накопление и систематизация фактов рано или поздно сами по себе разрешатся очередным великим открытием. Однако жизнь показывает совсем другое: эти открытия чаще всего делаются людьми, которые овладели еще не всей суммой знаний о своем предмете. Как правило, это молодые люди, и уже в силу этого обстоятельства багаж накопленных ими знаний значительно уступал багажу их наставников. Но все же не случай лежал в основе успеха (хотя, конечно, встречались и случайности). Главным, что отличало их от собратьев по цеху, — была именно та дисциплина и культура мысли, о которых говорится здесь. И, конечно же, что-то свое, новое, привносимое ими в эту культуру. Поэтому вовсе не усвоенный объем знаний, но именно способность вовлечь в направленный организованный поток мышления скрытые от многих резервы собственного интеллекта послужили ключом к открытию новых измерений нашего мира.

Но раз уж затронут закон перехода количественных изменений в качественные, необходимо остановиться и на нем.

Наиболее распространенным примером, иллюстрирующим его действие, является смена агрегатных состояний воды под воздействием постепенных температурных изменений. Известно, что мы можем нагревать или, напротив, охлаждать воду лишь до определенных пределов, за которыми она перестает быть водой.

Другим, столь же классическим, является пример биологической эволюции. До сих пор сохраняющая свои позиции дарвиновская концепция эволюционного развития также предполагает постепенное накопление каких-то мелких индивидуальных отличий, которые с течением времени выливаются в формирование принципиально новых видов. Правда, сам Дарвин полностью исключает скачок, о котором говорит этот закон. «Природа не совершает внезапных скачков от одного строения к другому <…> естественный отбор действует, только пользуясь слабыми последовательными вариациями; он никогда не может делать внезапных, больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами»,— утверждал автор «Происхождения видов».¹³⁴

Казалось бы, его построения опровергают существо философского закона. Но если быть справедливым, то исключают скачок, вернее сказать, игнорируют существование его скрытой внутренней логики и многие из тех, кто совсем не чужд диалектики. Как формальная и диалектическая логика во многом пронизывают друг друга, так и стерильного механицизма, равно как и стерильной диалектичности, в природе мысли не существует; в той или иной мере каждый подвержен влиянию тех или иных «идолов» сознания. Мы это уже видели, и обвинить в механистичности мышления автора «Похвалы редукционизму» не поворачивается язык. Но что касается теории Дарвина, то она, кроме всего прочего, может служить точной иллюстрацией именно механистическим образом понятого действия диалектического закона. Но в самом ли деле философия обусловливает поступательное восхождение к вершинам организации не чем иным, как бездумным накоплением каких-то мелких количественных изменений?

Ни в коей мере.