raigorodskii_d_ya_hrestomatiya_psihologiya_lich

(скажем, в раннем детстве чувство заброшенности, покину­ тости).

(6) Специфически новая психологическая сила (на данной стадии предпочтение доверия недоверию), которая является фун­ даментом для всех будущих сил.

Этот внушительный список одновременно отвечает и нашей непосредственной задаче, а именно описанию раннего опыта, ко­ торый облегчает или затрудняет человеку достижение в будущем идентичности.

Что могли бы мы считать наиболее ранним и наиболее недиф­ ференцированным "чувством идентичности"? Я склонен предпо­ ложить, что оно порождается встречей матери и младенца, даю­ щей взаимное доверие и взаимное узнавание. Это во всей своей детской простоте и является первым опытом того, что впослед­ ствии вновь проявится в любви, в способности восхищаться и что может быть названо чувством "благословенного присутствия", по­ требность в котором на протяжении всей жизни остается основной для человека. Отсутствие этого чувства или его ослабленность может опасно ограничить способность переживания "идентично­ сти", когда в подростковом возрасте человек должен оставить детство и встретить взрослость и вместе с ней начать лично вы­ бирать свои любовные привязанности.

Здесь я должен добавить к представленному выше списку еще одно, седьмое измерение — вклад каждой стадии в то глав­ ное стремление человека, которое в отрочестве попадает под вли­ яние зарождающейся на этой стадии специфической силы и риту­ ального удовлетворения от ее специфического отчуждения.

Каждая следующая стадия и каждый следующий кризис име­ ют определенную связь с одним из базисных институциональных стремлений человека по той простой причине, что жизненный цикл человека и социальные институты развивались одновременно. Между ними двойная связь: каждое поколение привносит в эти институты пережитки инфантильных потребностей и юношеско­ го пыла и берет от них — пока они, естественно, в состоянии поддерживать свою институциональную витальность — специ­ фическое подкрепление детской витальности. Если я называю религию в качестве института, который на протяжении всей челонеческой истории боролся за утверждение базисного доверия, я тем самым вовсе не считаю религию чем-то детским, а религиоз­ ное поведение — регрессивным, хотя очевидно, что в широком

313

смысле инфантилизация не чужда практике и целям религии. Если мы преодолеем нашу универсальную забывчивость, касающу­ юся пугающих сторон детства, то сможем признать, что в принци­ пе великолепие детства продолжает свое существование и во взрос­ лой жизни. Доверие тогда превращается в способность верить

— витальную потребность, для которой человек должен найти определенное институциональное подтверждение. По-видимому, именно религия и является самым древним социальным институ­ том, который служит постоянному ритуальному возрождению чув­ ства доверия в форме веры, одновременно предлагая ясную фор­ мулу греха, с которым надо бороться и от которого надо защи­ щаться. Существование в этом социальном институте детской силы, равно как и потенции ннфантилизации, можно предположить на том основании, что вся религиозная практика включает в себя периодическую детскую капитуляцию перед Властью, которая творит все, распределяя земную судьбу так же, как и духовное благополучие; демонстрацию человеку с помощью покорных поз и смиренных жестов, как он мал и зависим; признание в испове­ ди, молитве, песнопениях в своих неправедных действиях и мыслях, греховных побуждениях и страстный призыв к исходному воссоединению через духовное наставничество. В лучшем случае все это принимает высокоцивилизованные формы и таким обра­ зом становится надперсональным; индивидуальное доверие превращается в общую веру, индивидуальное недоверие - в обще­ ственно формулируемый грех, когда мольба отдельного человека о возрождении оказывается частью ритуальной практики многих людей, знаком того, что данная общность заслуживает доверия.

Когда религия теряет свою актуальную власть в настоящем, тогда, видимо, возраст должен находить другие формы общего благоговения перед жизнью, которые бы извлекали витальность из расчлененной картины мира. Только осмысленно устроенный мир может дать веру, которую мать передает ребенку через витальную силу надежды, являющуюся в свою очередь бесконеч­ ной готовностью человека верить в достижимость главных своих желаний, несмотря на возникающие время от времени анархические позывы и приступы зависимости.

Наиболее краткой и точной формулировкой идентичности, яв­ ляющейся завоеванием самого раннего детства, может быть сле­ дующая: "Я есть то, что, надеюсь, я имею и даю".

314

2. РАННЕЕ ДЕТСТВО: ВОЛЯ БЫТЬ СОБОЙ

Психоанализ обогатил словарь словом "анальность", предло­ женным для обозначения определенного удовольствия и своеволия, связанных в раннем детстве с органами выделения. Для ребенка ценность полной процедуры очищения кишечника и мо­ чевого пузыря, конечно, с самого начала повышается за счет пред­ стоящей награды за большое «хорошо сделанное» дело. Вначале эта награда должна компенсировать частый дискомфорт и пере­ живаемое напряжение, которые создаются, покуда кишечник учит­ ся делать свою ежедневную работу. Необходимый "объем" аналь­ ному опыту дают две линии развития: появление достаточно сформированного стула и общая координация мускульной сис­ темы, которая обеспечивает произвольное выделение, равно как и произвольную задержку стула. Это новое измерение в подходе к вещам не ограничивается, однако, одними лишь сфинктерами. В действительности развивается общая способность — напряжен­ ная потребность в принципе сохранять опрятность и по желанию выбрасывать то, что накопилось, — сменяющая произвольное за­ держание или освобождение от стула.

Основное значение этой второй стадии раннего детства — в быстрых завоеваниях на пути развития мускулатуры и вербализации; в становлении способности — и вдвойне переживаемой неспособности - координировать некоторое число в высшей сте­ пени конфликтующих между собой паттернов действий, характе­ ризующихся тенденциями "удержать" и "отпустить". На этом и на многих других путях развития все еще очень зависимый ребе­ нок начинает испытывать свою автономную волю. В это время грозные внутренние силы "держатся в узде" и рвутся из нее, особенно в столкновении неравных воль, поскольку ребенок час­ то бывает не равносилен своему собственному желанию, а роди­ тели и ребенок — не равносильными друг другу. Что касается собственно анальности, то все здесь зависит от желания культур­ ного окружения ребенка заниматься этой проблемой. Существу­ ют примитивные и аграрные культуры, где родители игнорируют анальное поведение и оставляют более старшим детям заботу выводить едва начинающего ходить малыша в кустики, причем его обучаемость в этом деле может быть связана главным обра­ зом с желанием подражать старшим детям. Наша западная ци-

315

вилизация (так же, как и другие, например японская), и особенно определенные ее классы, имеет обыкновение к этому делу относиться серьезнее. Именно в данном вопросе машинный век выработал идеал механически оттренированного, безупречно функционирующего и всегда чистого, пунктуального, дезодорированного тела. К тому же предполагается, что ранний и строгий тренинг абсолютно необходим для такого типа личности, которому предстоит эффективно функционировать в этом механизированном мире, где время — деньги. Таким образом, ребенок в глазах взрослых превращается в машину, которую следует настроить и отладить, точно так же, как раньше он представлялся им животным, которое надо было выдрессировать. На самом деле произвольность может развиваться только постепенно. В любом случае клиническая практика позволяет предположить, что среди современных невротиков встречается компульсивный тип, для которого характерны скупость, скрытность, мелочность как в отношении человеческих привязанностей, времени и денег, так и в отношении управления своим кишечником. Также следует отметить, что для широких слоев нашего общества тренировка работы кишечника и мочевого пузыря оказывается явно слабым местом в воспитании ребенка.

Что же делает анальную проблему такой потенциально важной и трудной?

Вклад анальной зоны в экспрессию упрямой настойчивости конфликтного импульса больше, чем вклад всех других зон, потому что, во-первых, это модельная зона для двух противоположных модусов, которые должны превратиться в альтернативные, а именно задержание и освобождение от чего-то. Далее, сфинктеры являются лишь частью мускульной системы с ее общей двойственностью: напряжения и расслабления, сгибания и разгибания. Тогда данная стадия в целом превращается в борьбу за автономию. Потому что, как только ребенок начинает более твердо стоять на ногах, он научается также описывать свой мир как "я" и "ты", "мне" и "мое". Каждая мать знает, как поразительно находчив бывает на этой стадии малыш, если он задумал что-то сделать. Невозможно, однако, найти надежного способа заставить его захотеть сделать именно это. Любая мать замечала также, с какой нежностью и любовью ребенок в этом возрасте прижимается к ней и как неожиданно резко может ее оттолкнуть. Одновременно ребенок может собирать различные предметы в одну кучу и разбра-

316

сывать их, привязываться к драгоценным для него вещам и выш­ ­ыривать их в окна дома или автомобиля. Все эти с виду проти­ воречивые тенденции мы объединяем в формуле сдерживающе­ го-отпускающего модуса. В действительности все базисные мо­ дальности приводят к враждебным и дружественным, жестким и мягким ожиданиям и установкам. Так, модальность "держать" может превратиться в деструктивное и жестокое сдерживание, изолирование, а может — в паттерн заботы "хранить и оберегать". Модальность "отпускать" также может обернуться опас­ ным попустительством деструктивным силам или стать мягким отношением "пусть будет", "пусть оно идет, как идет". Говоря на языке культуры, эти модальности не хороши и не плохи, их цен­ ность зависит от того, как они встроены в паттерны утверждения или отвержения данной культуры.

Регуляция взаимоотношений между взрослым и ребенком оборачивается теперь тяжелым испытанием. Если слишком ранний или слишком жесткий внешний контроль отнимает у ребенка возможность самому постепенно научиться произвольно, по сво­ ему выбору контролировать отправления кишечника и других функций, то позже он окажется перед лицом двойного сопротивления и двойного поражения. Бессильный против своих собствен­ ных анальных инстинктов, часто пугающийся "урчания" своих собственных кишок, беспомощный во внешней жизни, ребенок будет вынужден искать удовлетворение и способы контроля либо посредством регрессии, либо посредством извращения прогрес­ сивного развития. Иными словами, он вернется к более раннему оральному контролю; то есть или он будет сосать свой палец и станет вдвое требовательнее; или начнет вести себя враждебно и своевольно, используя свои фекалии (что впоследствии будет соответствовать грязным выражениям) в качестве агрессивного подкрепления; или же он будет без достаточных оснований пре­ тендовать на автономию, на действия без чьей-либо помощи.

Вследствие этого данная стадия становится решающей для установления соотношения между доброй волей и полным нена­ висти самоутверждением, между кооперативностью и своеволием, между самовыражением и компульсивным самоограничением или смиренной угодливостью. Чувство самоконтроля без потери са­ моуважения является онтогенетическим источником свободной воли. Неизбежно возникающее чувство потери самоконтроля и

317

родительского внешнего контроля порождает устойчивую склон­ ность к переживанию сомнения и стыда.

Для становления автономии необходимо выраженное разви­ тие раннего чувства доверия. Ребенок должен прийти к уверен­ ности в том, что его вера в себя и в мир не будет подвергнута опасности из-за его горячего желания иметь право на собственный выбор, на требовательное приобретение или на упорное из­ бавление от чего-то.

Только твердость родителей может уберечь ребенка от по­ следствий того, что он пока еще не научился быть достаточно проницательным и осмотрительным.

Окружающая ребенка действительность должна также поддерживать его в стремлении "стоять на своих собственных но­ гах" и в то же время защищать его от впервые теперь возникаю­ щей пары отчужденностей, а именно: чувства глупого и незрелого саморазоблачения, которое мы называем стыдом, и того вторичного и "удвоенного" недоверия, которое мы называем сомнением — сомнением в себе и сомнением в твердости и проницательности своих учителей.

Стыд представляет собой инфантильную эмоцию, явно недостаточно изученную из-за того, что в нашей цивилизации она так рано и так легко поглощается виной. Стыд предполагает осознание того, что некто полностью разоблачен, раскрыт, что на него смотрят, - одним словом, самосознание. Некто виден, но не готов к тому, чтобы быть видимым; вот почему в снах о стыде на нас смотрят тогда, когда мы не полностью одеты, в ночной рубашке, "со спущенными штанами". Стыд рано начинает выражаться в том, что ребенок закрывает лицо или здесь же падает на землю. Некоторые примитивные люди широко используют воспитательный метод "пристыдить", деструктивный характер которого во многих цивилизациях уравновешивается выработанными способами "сохранить свое лицо". Пристыжение эксплуатирует растущее чувство своей малости, которое парадоксальным образом увеличивается по мере того, как ребенок встает на ноги и его сознание позволяет ему замечать относительную меру собственной величины и силы.

Если ребенка слишком много стыдят, это приводит к возник­ новению у него не чувства пристойности, а тайного стремления постараться убраться вон со всем тем, что имеешь, пока тебя не видят, если, конечно, результатом не окажется нарочитое бесстыд-

318

ствo. Есть выразительная американская баллада, в которой убийца, которого должны повесить на виселице на глазах у общины, вме­ сто того, чтобы испытывать смертельный страх или тотальный стыд, начинает бранить наблюдающих за казнью, заканчивая каж­ дый пассаж ругани словами "Бог проклинает ваши глаза". Многие маленькие дети, когда их бесконечно стыдят, могут похоже выражать свой вызов окружающим (не владея, конечно, ни такой смелостью, ни такими словами). Этим страшноватым сопостав­ лением я хочу показать, что есть индивидуальные пределы терпе­ ния и у ребенка, и у взрослого перед лицом требований, которые заставляют их считать себя — свое тело, свои нужды, свои жела­ ния - чем-то злостным и грязным и верить в непогрешимость тех, кто выдвигает все эти требования. В некоторых случаях ребенок может все поставить вверх дном, втайне стать забывчивым, без­ различным к мнению окружающих и рассматривать как зло только тот факт, что они существуют: его время придет, когда либо они уйдут, либо он сам сможет их покинуть.

С психиатрической точки зрения опасность этой стадии, так же как и всех других, состоит в потенциальной возможности отягчения нормативного отчуждения до такого состояния, когда могут проявиться невротические или психотические тенденции. Чувствительный ребенок может обернуть все свое стремление к пониманию только на самого себя, в результате чего развивается

преждевременное самоосознавание. Вместо того чтобы настой­ чиво пытаться завладевать разными вещами для исследования их в повторяющихся играх, таким ребенком будет владеть лишь стремление к повтору собственных действий, причем он будет настаивать на том, чтобы все было "только так", только в такой последовательности и в таком темпе. Через подобную инфан­ тильную одержимость и вязкость или через превращение в яро­ стного приверженца ритуальных повторов ребенок завоевывает власть над своими родителями в тех областях, в которых он не мог достичь с ними взаимодействия. Эта видимая победа являет­ ся инфантильной моделью взрослого компульсивного невроза.

Например, в подростковом возрасте компульсивный человек может попытаться обрести свободу, используя маневры, выража­ ющие желание "справиться" с разными вещами, но обнаружива­ ет свою неспособность справиться даже с самим этим желанием, потому что, пока он учится увертываться от других людей, его преждевременное самоосознавание не позволяет ему реально

319

редь сосредоточивал внимание на слишком раннем приучении к горшку и на неоправданном пристыжении ребенка как на причи­ нах его отчуждения от своего тела. Психоаналитиками была по крайней мере предпринята попытка сформулировать, чего не надо делать в отношении ребенка. Из анализа жизненного цикла можно извлечь немалое число таких предупреждений. Однако избыток такиx формулировок может породить суеверные запреты у тех, кто склонен скрупулезно выводить четкие правила из всех этих весьма смутных предостережений. Мы постепенно учимся тому, чего не делать с такими-то детьми такого-то возраста; но мы дол­ жны все же научиться и тому, что делать, — научиться весело и легко, как бы между делом. Причем экспертпсихолог может задать лишь общие рамки некоторых рекомендаций, внутри ко­ торых воспитатель сам должен выбрать то, что ему подходит. Как показывают последние сравнительные исследования, характер и степень чувства автономии, которые родители могут сфор­ мировать у своего малыша, зависят от их чувства собственного достоинства и личностной независимости. Мы выше уже высказывали предположение о том, что детское чувство доверия явля­ ется отражением веры родителей; так же и чувство автономии есть отражение родительских чувств собственного достоинства и самостояния. Для ребенка не столь важны наши отдельные по­ ступки, его в первую очередь волнует наша жизненная позиция: живем ли мы как любящие, помогающие друг другу и твердые в своих убеждениях люди или что-то делает нас злыми, тревожны­ ми, внутренне раздвоенными.

Какой же социальный институт охраняет приобретения этой стадии, продолжающие существовать и в дальнейшем? По-види­ мому, базисная потребность человека в очерчивании границы сво­ ей автономии имеет институциональную защиту в принципе за­ конности и порядка, который и в обыденной жизни, и в установ­ ленном законодательстве распределяет для каждого человека его привилегии и ограничения, его права и обязанности. Только чув­ ство справедливо распределенной автономии воспитывает у родителей такой способ обхождения с маленьким индивидом, ко­ торый выражает скорее надперсональное принуждение, чем деспотичное выяснение прав. Важно подробно остановиться на этом положении, поскольку многое в сохраняющихся у человека с дет­ ства чувствах сомнения, негодования от перенесенного наказания

или ограничения, общих для многих детей, является следствием родительских фрустраций, связанных с женитьбой, работой, гражданской жизнью. Если в детстве мы ожидаем от жизни вы­ сокой степени личной автономии, уважения, благоприятных воз­ можностей, а затем, во взрослой жизни, обнаруживаем, что наша жизнь подчинена внеличнои организации и машинерии, слишком сложной для нашего понимания, результатом может оказаться глубокое хроническое разочарование, которое делает нас не­ способными даровать друг другу или своим детям опреде­ ленную меру автономии. Вместо этого, напротив, нами мо­ жет завладеть иррациональный страх потерять остатки сво­ ей автономии или подвергнуться притеснению, ограничению, сужению свободы своего волеизъявления какими-то аноним­ ными врагами и одновременно, что весьма парадоксально, страх быть недостаточно контролируемым, когда не говорят, что надо делать.

Мы вновь подробно охарактеризовали моменты борьбы и по­ бед одной стадии детского развития. Каков вклад этой стадии в кризис идентичности — как в формирование идентичности, так и в развитие определенного типа отчуждения спутанной идентич­ ности? Стадия автономии, безусловно, заслуживает особого вни­ мания, так как именно в ней "вытанцовывается" первая эманси­ пация от матери. Есть клинические основания полагать, что отро­ чество, уходя прочь от всей детской жизни, от привычного окру­ жения, во многом повторяет эту первую эмансипацию. По этой причине более всего бунтующие молодые люди могут частично (а иногда полностью) регрессировать к требовательным и одно­ временно жалобным поискам руководства, которое их бесстыд­ ная независимость, по-видимому, отвергает. Однако, не говоря уже об этих "клинических" основаниях, общий вклад рассматриваемой стадии — мужество быть независимым индивидом, который сам может выбирать и строить собственное будущее.

Мы говорили, что самая ранняя стадия оставляет в развиваю­ щемся человеке свой след, который на многих иерархических уровнях, и особенно в индивидуальном ощущении идентичности, может иногда отозваться сознанием того, что "Я есть то, что, наде­ юсь, я имею и даю". Аналогично можно определить и послед­ ствия стадии автономии: "Я есть то, чего я могу свободно желать".