Kubrik+Q4

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 41 (Black plate)

* * *

Мама моя не желает шить и потому живёт там, где я не желаю жить

и жизнь меня не берёт.

Мне бы смолчать на худую тщету, выучить «степь да степь», сына увидеть сквозь суету… Жизнь короче, чем смерть.

Чёрной посудой молчит огонь. Окна дорогой живут.

Всё мне мерещится — только тронь! — гнилые нити поют.

Мама, подённый ангел семьи, степями Зайсана живёт так, что ещё не рвутся мои ночи и дни напролёт.

Как ты печален, ночной воробей! Время умеет шить.

В полынной степи дорогих людей снуёт горизонта нить.

41

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 42 (Black plate)

* * *

истрана не страна

ижена не жена

икакие-то птицы набитые снегом

даже сын как-то медленно плачет во сне и душа как окно на бетонной стене задыхается небом

бессердечие

молодость

мухи в воде

42

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 43 (Black plate)

* * *

С падающей листвой, с осенью между небес я не хочу домой, мой придорожный лес.

Я не хочу туда, где без тебя темно, где не умеет вода

медленно прятать дно.

Птицы твои поют вроде невысоко… Мой никакой уют кончился так легко.

С падающей листвой. Не открывая глаз… Может быть, твой покой знает, где я сейчас?

Может быть, в том и беда, что у твоей воды лишь облаков гряда выше любой беды.

43

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 44 (Black plate)

* * *

Кофейный аромат в квартале мясника и детский мир, косящий на Лубянку, лев со щитом, еврей на оттоманке, не знающий, что он уже зэка, делящий воблу на клочке газеты…

Неглинную укрыли на века.

Совсем не чувствую, что здесь течёт река. Сияет всё, но как-то мало света, и даже сердце бьётся вразнобой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пройти Кузнецкий. Выйти к Моссовету. В Успенском Вражке вяло закурить, забыть, что здесь уже не можешь жить, всего на миг глаза рукой прикрыть и вдруг войти в блуждающую Лету с Вергилием из капли дождевой.

44

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 45 (Black plate)

* * *

Что мне делать, миндальный посох? Как гнездо из папье-маше, покидают галльские осы всё, что было в короткой душе.

Я молчал на твоих страницах, если камень ещё не пел.

Вот и дерево мне не снится, видно, воздух над ним сгорел. Вот и воздух не догорает, видно, камень его не пьёт. Тот, кто сам себя убивает, слишком долго потом живёт.

По дороге в холмистый Павловск я насвистывал впопыхах ту мелодию, что обрывалась

только пулей в кадетских мозгах. Кормят белок велосипедисты. Кифареды там, где покой. Песни Шуберта пальцами Листа объясняются с млечной трухой. Жаль, играют их гимназисты с непоставленной левой рукой.

Мне мерещится таянье льдинок и кошачие жесты перил.

Чья в нас память, воздушный инок, самых лучших ещё могил?

45

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 46 (Black plate)

Вечер русского междуречья дожевала кремлёвская вша. Даже снег оказался предтечей тех, кто будет дышать не дыша. Если ведаешь то, что не знаешь, для кого эти песни без слёз? Подожди… Ты куда пропадаешь? Я не помню, что будет всерьёз. И слова выпадают, как зубы, просто крошатся по чуть-чуть.

Слышишь… в Павловске медные трубы закрывают обратный путь.

46

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 47 (Black plate)

* * *

Чем-нибудь недостойным назваться вещью — паутиной, зазимовавшей в углу, сонным домом, рухнувшим в Замоскворечье, или стёртым ковриком на полу.

В крайнем случае тёплой дорожной пылью, травянистым жужжанием комара, чертополохом, впившимся в бок кобыле, чертополохом, брошенным в тень костра, старым вязом, склонённым к озёрной глади, ожиданием ритма в мёрзлой реке… Чем-нибудь, что вряд ли за Бога ради перечислишь от времени вдалеке.

47

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 48 (Black plate)

* * *

Подбородок пальцами подперев, задыхаясь от того, что не лжёт, что в глазах по углам — чужие дела,

что слепая ненависть на законных стерв от себя его увела, не желая привычно входить в обиход,

и, пока его извиняет мгла, он смятение тянет наверняка, приближая молчание аонид…

За окном драматическая труха набирает форму, идёт в гранит.

Он читает сидящим напротив судьбу, как от парт до партий несут «всё равно», и согласный гул врывается на слуху в духотой задёрнутое окно.

Подбородок пальцами подперев, называя сжатые имена, он читает в глазах то, что здесь давно

переброшено далеко наверх как с трудом доставшееся со дна.

Видно, бабка его молилась тайком на такие же лица в белом огне… Он заходит в укрытый углами дом, будто жить ему здесь за всех, спать, уткнувшись лицом к стене, отражая приставленное «потом», подходить к вещам и, сметая пыль, вечно путать муру и сибирь.

За раздвинутым до похмелья столом эти люди слушали б не его.

48

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 49 (Black plate)

Опираясь на брошенный в нём пустырь, он идёт на верное естество, в лоно — тёмное, как огни, перекрученные в зрачках, как его предпоследние дни при простивших его дураках.

Подбородок пальцами подперев

ибез музыки там, где она живёт, без холёного права спешить домой

ивиденьем испытывать мутный блеф, словно купол — прибитой к губам трубой. Только днём его выделяет страх.

Он годами не чувствует, где соврёт, обрываясь на самых коротких словах, изучая спины, как поводырь, попадая в памятников обвал точно там, где друзья ушли в перелёт за охрипшим глотком воды.

Спотыкаясь на точке, где прадед — гад или спутник собственности на грех, он себя вспоминает как полый смех — детством спящего в море щенка или пеной отброшенного назад, без вести выданного стиха.

А звучание так удлиняет речь, что тревогой оставленные глаза

и себя раскачавший за эхом звонарь прямо здесь — на уровне рук и плеч — обнимают ничего не сказать. Остаётся — последняя к миру тварь. Остаётся — выучить, умерев… Он читает судьбу по корням держав, ничего, кроме времени, не предав, подбородок пальцами подперев.

49

Kubrik Q4_Seva 4/5/15 3:19 PM Page 50 (Black plate)

* * *

Памяти М. М. В.

…В этой нише не прах, а солнечная зола тех улыбок, с которыми мы засыпали когда-то. Упаси меня Боже помнить, как ты жила. Научи меня Боже грусти твоей крылатой.

В коридоре длинном, скрипящем не так, как дверь, или в светлой комнате с плотной гардиной на входе… Всё мне кажется проще представить, где ты теперь, чем увидеть смерть хотя бы в одной свободе.

Копошась в земле, сгребая свою же тень, разжигая камин и съёживаясь под одеяло… Надо поставить в вазу и распустить сирень. Её ночное сиянье всегда тебя восхищало.

50