Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь

21 Архаизмы

АРХАИЗМЫ (от греч. archaios — древний) — устаревшие слова (см.), значения слов, словосочетания и другие единицы языка, вытесненные по каким-либо причинам из активного употребления синонимичными единицами: выя — шея, рыбарь — рыбак, позор — зрелище, адамант —

алмаз, бриллиант и т.д.

Термин А. датируется 1751 годом («Словарь русского языка века»). Точного определения этого термина до сих пор не дано.

Одни лингвисты выводят А. за рамки совр. языковой системы, относя их к категории «нереально существующих единиц данного языка» (А.И.ђСмирницкий). «Устаревшими можно считать лишь те элементы, которые находятся уже за пределами современной нормы» (А. Едличка).

Другие, наоборот, утверждают, что «архаизмы… представляют собой элементы совр. языка,… т.к. в другие эпохи они не могли выполнять эту функцию» (Э.ђКосериу), что «архаизм может попасть в наше поле зрения, если он еще живой» (Ш.ђБалли). «Архаизм, безусловно, входит в современную систему языка, ибо за ее пределами он неизбежно меняет свое качество» (Е.Г.ђМихайлова).

С функциональной точки зрения А. определяют как стилистически отмеченные варианты с ограниченной сферой употребления, противопоставленные совр. нейтральным эквивалентам: очи — глаза, ибо — так как, сей — этот и т.п.

Большинством лингвистов А. рассматриваются либо как разновидность возвышенной лексики, используемой в стихах, публиц., ораторской речи (О.С.ђАхманова, С.Д.ђЖордания, И.Б.ђГолуб, Е.Ф.ђПетрищева, Н.С.ђКононова), напр.: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, / Исполнись

волею моей / И, обходя моря и земли, / Глаголом жги сердца людей»

(А. Пушкин); «Но нам священный град Петра / Невольным памятником будет»; «Но много премудр сребролюбец Лаван» (А. Ахматова); либо как средство создания исторической стилизации в худож. текстах, обычно в историч. романах и повестях (В.В.ђВиноградов, Ю.Н.ђТынянов, Г.А.ђМамаев и др.). Это наиболее традиционный подход к изучению А.

Выделяют и такую стилистическую функцию А., как характеристика отрицательных явлений через представление их в комическом (ироническом, сатирическом) виде. Напр.: «Вообще в Таганроге мода бегать с актерами. Многие недосчитываются своих жен и дщерей» (А.ђЧехов).

Существует несколько классификаций А., как общих (Ш.ђБалли,

Е.В.ђГулыга, П.Н.ђДенисов, Р.А.ђПопови др.), так и специальных, посвященных отдельным видам А.: лексическим (М.Д.ђСтепанова, И.И.ђЧер-

нышева, А.П.ђЯлышева); грамматическим (А.Г.ђЛомов, В.Н.ђЯрцеваи ђдр.); стилистическим (В.Ф.ђМариемпольский) и проч.

Общепризнанной считается классификация Н.М. Шанского. Он делит А. на лексические (собственно-лексические: мзда — плата; лексикословообразовательные: плат — платок; лексико-фонетические: змий — змей) и семантические (устаревшие значения каких-либо слов, в других значениях являющихся обычными словами совр. рус. языка: живот — в значении жизнь и т.п.). В качестве возможных Н.М. Шанский называет фонетические и лексико-синтаксические А.

В

ВАРВАРИЗМЫ (от греч. barbarismos, лат. barbaris — чужеземный) — заимствованные из чужого языка слова или выражения, не до конца освоенные заимствующим языком (чаще всего в связи с трудностями грамматического освоения, т.е. с несоответствием правилам словообразования, словоизменения или сочетания слов, действующим в заимствующем языке) и поэтому воспринимаемые как чужеродные. Напр.: авеню (фр. avenus) —

широкая, обычно обсаженная деревьями улица; денди (англ. dandy) — щеголь, франт; табльдот (фр. table d’hote) — общий обеденный стол в пансионах, курортных столовых и ресторанах. Такое иноязычное слово и выражение может употребляться в его исконной форме, т.е. в иноязычном написании. Напр.:

Никто б не мог ее прекрасной Назвать, но с головы до ног Никто бы в ней найти не мог Того, что модой самовластной В высоком лондонском кругу Зовется vulgar (Не могу...

Люблю я очень это слово, Но не могу перевести; Оно у нас покамест ново

И вряд ли быть ему в чести...)

(А. Пушкин)

Вопреки предположению Пушкина (вряд ли быть ему в чести) это слово прочно вошло в русский язык и перестало быть варваризмом (прилагательное вульгарный). Но во времена Пушкина оно воспринималось именно как варваризм (Оно у нас покамест ново).

Варваризмы выполняют две функции. Во-первых, они передают некоторые необычные понятия и создают «местный колорит», характеризующий быт разных стран, народов. Напр., у Маяковского в стихотворении «Бродвей» из цикла «Стихи об Америке» встречаем следующие строки:

На север с юга

идут авеню, на запад с востока —

стриты,

.................................

Хочешь под землю — бери собвей,

на небо —

бери элевейтер...

Собвей — подземная дорога; элевейтер — воздушная железная дорога;

авеню, стрит — улица.

Во-вторых, варваризмы, вернее, насыщенная ими речь, — это одно из средств для высмеивания тех, кто преклоняется перед всем иностранным. Такая речь называется макаронической и чаще всего принимает стихотворную форму (так называемые макаронические стихи). Макароническими стихами написана, напр., комическая поэма И.П. Мятлева «Сенсации и замечания г-жи Курдюковой...»:

Адью, адью, я удаляюсь, Люан де ву я буду жить, Мэ сепандан я постараюсь

Эн сувенир де ву хранить...

Адью, адью — прощайте, Люан де ву — вдали от вас, Мэ сепандан —

однако же, Эн сувенир де ву — воспоминания о вас.

Как правило, варваризмы вводятся в текст все-таки в усвоенном рус. фонетикой и морфологией виде: По утрам она распевалась, и вся квартира наизусть выучила ее вокальные экзерсисы (М. Плисецкая).

«По мере повторяемости варваризмы усваиваются языком и перестают быть стилистическими варваризмами, превращаясь в слова иностранного происхождения, заимствованные в различные эпохи культурных отношений у других народов» (Б.В. Томашевский).

В зависимости от языка, из которого заимствуются варваризмы, они делятся на галлицизмы (франц. происхождения), германизмы (нем. происхождения), полонизмы (польск. происхождения), англицизмы (англ. происхождения), американизмы (амер. происхождения) и др.

Наиболее распространены иноязычные слова и обороты, представляющие собой клише, идиоматические выражения: happy end — счастли-

вый конец (англ.), c’est la vie — такова жизнь (франц.), chercher la famme —

ищите женщину (франц.), a la guerre comme a la guerre — на войне как на войне (франц.) и др. — графика языка источника;

шерше ля фам — ищите женщину (франц.), уик энд — выходные в конце недели (англ.), ва банк — идти на риск, рисковать всем (франц.) и т.п. — графика рус. языка.

Периодически возникает протест против «варваризации» рус. языка и стремление заменить лексические новообразования иноязычного происхождения русифицизмами. Особенно следует отметить в связи с этим деятельность В.И. Даля, автора «Словаря живого великорусского языка», А.С. Шишкова, возглавлявшего «Беседу любителей русского слова», а также А.И. Солженицына, составившего «Русский словарь языкового расширения».

Лит.: Л о т т е Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. — М., 1982; Ф и л и м о н о в а Е.Н. Иноязычные лексические элементы в переводном тексте (на материале русских переводов с корейского): Дис. ... канд. филол. наук. — М., 1999; Т о м а - ш е в с к и й Б.В. Варваризмы // Теория литературы. Поэтика. — М., 2001.

О.Н. Емельянова

ВЗАИМООТНОШЕНИЕ СТИЛИСТИКИ И СМЕЖНЫХ ДИСЦИПЛИН. Во второй половине ХХ в. намечается смена парадигмы гуманитарных наук (Т. Кун) — процесс, пик которого в разных отраслях относится к 60-м и 70—80-м гг. В русской и чехословацкой (Пражский лингвистический кружок) традиции начало его связано с идеями И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.С. Выготского, Л.В. Щербы, а также С.И. Карцевского, Н.С. Трубецкого и других ученых, обратившихся к проблемам речевой деятельности, активной грамматики и функциям языка в процессах общения. В американистике — с провозглашением слова и его значения как действия и изучением языка в контексте социальной ситуации (Л. Витгенштейн), с исследованием когнитивных процессов комплексными методами и отходом от бихевиоризма (Дж. Миллер и др.), а также с развитием прагматики и теории речевых актов (Ч.У. Моррис, Дж. Остин, Дж. Серл, Х. Грайс и др.). В связи с этим расширяется сфера изучения языка: наблюдается постепенный выход исследовательских аспектов за пределы строя языка и его единиц, обращение к вопросам его и с п о л ь з о в а н и я человеком в разных областях и ситуациях общения, психологическим, когнитивным, социокультурным основам речевой деятельности. Многообразие исследовательских задач при изучении языка-речи как сложного феномена стимулировало появление целого ряда различных науч. дисциплин и направлений, изучающих разные стороны общего объекта. Дифференциация науч. знаний сопровождается интегративными процессами, обусловленными общностью объекта исследования. Все это приводит к тому, что, напр., когнитивная наука, «занимающаяся человеческим разумом и мышлением и теми ментальными (психическими, мыслительными) процессами и состояниями, которые с ними связаны» (Кубрякова, с. 58), предмет которой — когниция, т.е. познание, мышление, размышление, которые можно исследовать, изучая «процесс обработки информации» (там же), по существу представляет не одну, а к о м п л е к с наук обширной области исследований. Поэтому в данном случае используется термин во мн. числе (когнитивные науки) и метафорическое наименование — «зонтиковая» наука. Поскольку в ней изучаются разные аспекты когниции — знание, познание, информация, человеческий мозг, сознание, разум, постольку они могут быть исследованы лишь в результате м е ж д и с ц и п л и н а р н о г о подхода, весьма характерного для современных гуманитарных отраслей знания, в том числе лингвистики, включая стилистику.

Формирование стилистики в качестве самостоятельной дисциплины, начавшееся под влиянием трудов В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Б. Гавранка, В. Мукаржовского, К. Гаузенбласа и др., завершается в

60-х гг. оформлением особого направления — функц. стилистики, ставшей центральной в комплексе наук (направлений) о стиле, а позже — в 70—80-х гг. — стилистики текста как ее ответвления. Процесс этот, стимулированный обращением к изучению у п о т р е б л е н и я я з ы к а, функционирования его в разных сферах и ситуациях человеческой деятельности и речевого общения, связан с расширением объекта исследования: не только строя (системы) языка, но и речи (ср.: «Язык есть только тогда, когда он употребляется» — Г.О. Винокур). Это, естественно, выразилось в образовании нескольких направлений стилистической науки, изучающих разные стороны единого сложного объекта. Еще Ф. де Соссюр говорил о том, что изучение речи потребует чрезвычайной многоаспектности ее исследования, обусловливаемой самой природой этого феномена. Функциональная, речеведческая направленность стилистики 2-й пол. ХХ в. потребовала обращения к изучению экстралингвистических стилеобразующих факторов (гносеологических, психологических, социокультурных и др. — см. Функц. стилистика, Экстралингвистические факторы) в качестве базовых детерминантов стилевого расслоения языка и специфики функц. стилей (см.). Тем самым функц. стилистика оказалась тесно связана с другими гуманитарными отраслями знания, без учета данных каждой из которых невозможно объяснить многие стилистические явления. И это потому, что сама «специфика стилевой области языка предполагает необходимость выхода за рамки лингвистики и заимствования понятий и терминов смежных наук» (Лузина, 1989, с. 72). Таким образом, сложность объекта стилистики, переориентация ее исследований от изучения строя языка (стилистически маркированных единиц) к речи (употреблению языка в разных сферах) способствовали изменению парадигмы лингвистических исследований — от строевой к функционально-коммуникативной.

Этот процесс в функц. стилистике обозначился раньше многих других направлений русистики; тем самым функц. стилистика оказалась приоритетной в ходе изменения парадигмы языкознания, кроме того, тесно связанной с рядом новых и других смежных гуманитарных наук 2-й пол. ХХ в. (прагматикой, коммуникативной лингвистикой, психолингвистикой как теорией речевой деятельности, лингвистикой текста, герменевтикой, интерпретацией текста, когнитивными науками и др.), что и определило н е о б х о д и м о с т ь указанного м е ж д и с ц и п л и н а р н о - г о подхода в стилистических исследованиях. Об этой роли стилистики в развитии русистики говорили многие ученые (И.Р. Гальперин, М.Н. Кожина, Л.Г. Лузина, В.Н. Телия, Д.Н. Шмелев и др.), напр.: «именно стилистика начала расшатывать основы структурной лингвистики, заставляя исследователей включать в сферу своих наблюдений живые формы языка, не укладывающиеся в строгие рамки формализованных процедур.… Начался пересмотр канонов лингвистического анализа» (Гальперин, 1980, с. 9); «Многое из того, что... изучалось в стилистике, в последние десятилетия было успешно исследовано также в таких смежных с “собственно лингвистикой” отраслях знания, как психолингвистика, социолингвистика, прагматика» (Шмелев, 1989, с. 6); «Стилистика была единственным

27 Взаимоотношение стилистики и смежных дисциплин

разделом языкознания, «узаконившим» обращение к внеязыковой действительности, процессам коммуникации и ее участникам» (Лузина, 1989, с. 9); «именно в работах по функциональной стилистике были созданы теоретические предпосылки для коммуникативного подхода к проблемам стиля» (Трошина, 1989, с. 135).

Взаимосвязь стилистики с другими лингвистическими дисциплинами (грамматикой, лексикологией, риторикой, культурой речи) обусловлена, кроме сказанного, также фактом изначального вхождения стилистики в комплекс наук о языке-речи (ср. «тривий» античной гуманитарной науки); ср. также: «Прагматика охватила многие проблемы, имеющие длительную историю в рамках риторики и стилистики... типологии речи и речевой деятельности, теории коммуникации и функциональных стилей... с которыми П. имеет обширные области пересечения исследовательских интересов» (Арутюнова, 1990, с. 390).

Таким образом, если ученые в последние десятилетия все чаще говорят о важности для лингвистики интердисциплинарных исследований (В.Г. Колшанский, Ю.Н. Караулов, В.В. Петров, Т.А. ван Дейк, Ст. Гайда

и др.), то для стилистики это положение самоочевидно и реализуется начиная с 60-х гг. При этом весьма значимыми оказываются экстралингвистические стилеобразующие факторы, фокусируемые в речевой деятельности человека и его социокультурной среде. Междисциплинарный подход в области функц. стилистики (включая стилистику текста) закономерен и предполагает соответствующий принцип анализа объекта. Если справедливо утверждение, что «разум — настолько сложный объект познания, что изучение его не может быть ограничено рамками одной дисциплины...» (Кубрякова, 1996, с. 58—59), то это относится и к изучению стилистики речи как весьма сложному объекту, познание которого возможно только в комплексе наук.

Стилистика, реализуя связь с другими лингвистическими дисциплинами (и соответственно уровнями языковой системы), в то же время существенно, принципиально отличается от этих дисциплин тем, что «изучает язык по всему разрезу языка» (Г.О. Винокур), поскольку стиль не представляет собою особого уровня языковой системы, а свойствен единицам каждого уровня и — главное — речевой организации высказывания (текста). При этом, по Г.О. Винокуру, о с о б ы й а с п е к т и с - с л е д о в а н и я и составляет п р е д м е т изучения стилистики. Таким образом, будучи тесно связана с другими лингвистическими науками и пересекаясь с ними (ср. стилистику и лингвистику текста — ЛТ, культуру речи), а также используя данные других гуманитарных наук в качестве экстралингвистических основ стиля и объяснения стилеобразования, стилистика в то же время имеет с в о й, о с о б ы й предмет исследования (см. Стиль; Стилистика; Функц. стиль; Направления стилистики). Для многих современных новейших гуманитарных наук характерна нечеткость их определения, «размытость границ», взаимопересечение аспектов исследования (ср., напр., утверждения: «лингвопрагматика не имеет четких контуров» — Арутюнова, 1990, с. 389; «дискуссионным яв-

ляется вопрос о границах лингвистики текста — Николаева, 1990, с. 268). Это свойственно и стилистике. Данное явление обнаруживается при сопоставлении предмета, задач и направлений ее исследования с другими смежными дисциплинами.

Наиболее тесно стилистика соприкасается и пересекается с культурой речи (см.) и риторикой (см.). Так, при сопоставлении стилистики и культуры речи у них обнаруживаются как различные, так и общие, близкие аспекты исследования. К первым относятся п р о б л е м ы н о р м ы как п р а в и л ь н о с т и речи (на всех уровнях языковой системы), а также к о д и ф и к а ц и и литературного языка. Однако помимо этого аспекта, К. р. включает и другой: «...высокая культура речи заключается не только в следовании норме», но и «в умении найти... точное средство... и наиболее уместное (т.е. самое подходящее для данного случая) и, следовательно, с т и л и с т и ч е с к и о п р а в д а н н о е » (Ожегов, с. 287—288. — Разрядка наша. — М.К.). В последнем случае налицо объединение аспектов рассматриваемых дисциплин. Если вопросы правильности, чистоты, уместности использования языковых средств — это типичные вопросы К. р., то аспекты выразительности речи, соответствия специфике того или иного стиля — это уже прерогатива стилистики. Напр., логичность, точность и др. признаки речи К. р. рассматривает как коммуникативные качества, обеспечивающие эффективность общения, а стилистика — как стилевые черты, по-разному выступающие в различных функц. стилях. Обычно говорят о двух ступенях (этапах) овладения речевой культурой, или, по терминологии О.Б. Сиротининой, о разных типах речевой культуры (см.), среди которых высший, элитарный, тип предполагает владение стилистическими и стилевыми нормами речи. Здесь опять налицо «общее звено» у рассматриваемых дисциплин (с той лишь разницей, что стилистика изучает и описывает существующие в языке-речи закономерности употребления языка и речевую организацию разных типов текста и их стилевую специфику, обусловленные экстралингвистическими факторами, а К. р. предполагает прежде всего само в л а д е н и е этими нормами, помимо того что К. р. — раздел языкознания о языковых нормах и нормализации).

Формирование К. р. как особой лингвистической дисциплины шло параллельно со становлением стилистики и активизацией коммуника- тивно-функционального подхода в лингвистике (утверждению которого способствовали труды В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, В.Г. Костомарова, Л.И. Скворцова, Е.Н. Ширяева и др.). В современной лингвистике представлено широкое понимание К. р., смыкающееся со стилистикой. При этом следует помнить, что еще В.В. Виноградов в свое время определил взаимоотношение этих дисциплин: стилистика, по его мнению, «является своего рода вершиной исследования языка, теоретической основой развития национальной речевой культуры».

Р и т о р и к а не имеет однозначного определения в современной филологии, однако наиболее общепринятым является ее понимание как теории и практического мастерства воздействующей, убеждающей, це-

29 Взаимоотношение стилистики и смежных дисциплин

лесообразной речи и тем самым эффективной, достигающей целей общения. Риторика и стилистика уходят своими корнями в глубь веков и тысячелетий. Истоки их видятся еще в древнеиндийских учениях о языке, стиле, поэтике и достигают расцвета во множестве трудов античности — Древней Греции и Рима. Для этого времени характерен синкретизм риторики, от которой позднее отпочковываются другие гуманитарные науки — логика, философия, поэтика, словесность, стилистика. Однако с середины ХХ в., в связи с ренессансом риторики и оформлением неориторики, последней свойственна заметная синтетичность.

Иногда говорят о поглощении стилистики риторикой (об их слиянии); но в действительности при общности этих дисциплин, объединенных таким подходом к языку, когда последний анализируется как деятельность и при этом выясняются закономерности использования языковых средств для реализации коммуникативных задач речевого общения, обнаруживаются и их различия. Имея определенное «поле совмещения» со стилистикой, риторика по своему предмету и задачам выходит за пределы этого поля. Так, со времен античности ее интересуют не только вопросы языкового оформления речи (elocutio, обычно по традиции связываемые со стилистикой), но и сам выбор актуальной темы ораторского выступления, логика построения речи, доказательность положений (важнейшей из пяти частей риторики считалась, по Аристотелю, часть «изобретение мыслей»). Кроме того, в компетенцию риторики входили и входят вопросы этики, морали и нравственности и, наконец, поведения оратора (ср. рекомендации и умения найти удачный момент для выступления, учет выигрышного для оратора порядка выступлений, организации дебатирования), не говоря уж о внимании к личности и внешнему виду ритора, его умению пользоваться жестами, мимикой, интонацией и т.п. К тому же современная неориторика рассматривается иногда как искусство управления — в рамках единого концепта завоевания власти; кроме того, как интегрирующая методологическая дисциплина о речи и общении вообще. Все эти аспекты выходят за рамки компетенции стилистики, которая, в свою очередь (если иметь в виду функц. стилистику), изучает собственно закономерности функционирования языка в разных сферах общения, фиксируемые в типах текстов, их речевую системность и стилевую специфику. В данном случае у стилистики имеет место т и п о л о г и ч е с к и й подход к объекту и более обобщенный, высокий уровень абстракции при анализе изучаемых явлений, тогда как риторику интересуют к о н к - р е т н ы е тексты в к о н к р е т н ы х ситуациях общения. Отсюда неодинаковым у этих дисциплин оказывается и круг актуальных для них основных экстралингвистических факторов.

Хотя вопросы выразительности и коммуникативной эффективности речи, а отсюда и системы языковых средств достижения этих качеств являются общими для сопоставляемых наук, но их близость почти этим и ограничивается. При этом у риторически правильной речи доминантными признаками следует признать ее у б е ж д а ю щ и й характер, в о з - д е й с т в у ю щ у ю н а п р а в л е н н о с т ь, р е з у л ь т а т и в н о с т ь (эф-

фективность) общения, т.е. ярко выраженный прагматический аспект (ср.: «Неориторика родственна лингвистической прагматике» — Михальская, 1998, с. 204).

По определению Ю.А. Бельчикова, «современная риторика — наука, изучающая разнообразные формы языкового воздействия на слушателей (с учетом жестов и мимики) в целях преимущественно политической агитации, научно-просветительской популяризации, учитывающая при этом особенности аудитории» (2000, с. 48). Таким образом, предмет риторики не только (и не столько) собственно речь, ее стилистика («искусность» речи), которая является лишь с р е д с т в о м, сколько речевое общение и поведение, которое вместе с невербальными формами направлено на оптимизацию общения. Итак, общие задачи риторики и стилистики близки друг другу, «...проблемы их взаимно переплетаются. А для системы правил и рекомендаций относительно способов использования языковых единиц, сложившихся в риторике, стилистика служит серьезной т е о р е т и ч е с к о й б а з о й» (Бельчиков, 2000, с. 49. — Разрядка наша. — М.К.). О соотношении стилистики и риторики, как и других смежных дисциплин, см. в работах Ю.А. Бельчикова, М.Н. Кожиной (Очерки..., 1996; 2000), Л.Г. Лузиной (1989), Ю.В. Рождественского (1999), О.Б. Сиротининой (1998), И.А. Стернина (1993), Н.И. Формановской (1998), Т.В. Шмелевой (1997) и др.

О соотношении стилистики текста и лингвистики текста см. в ст.

Стилистика текста.

Стилистика тесно взаимодействует с п р а г м а л и н г в и с т и к о й, исследующей аспект «отношения знаков к их пользователям» (Моррис), изучающей вопросы речевого общения и поведения говорящих (взаимоотношения адресанта и адресата) в различных ситуациях общения для достижения определенных целей; в связи с этим — проблемы средств воздействия на адресата, типы речевого реагирования на стимул, вопросы успешности речевых актов, интерпретации, а также форм речевого общения (диалог, беседа, спор), перформативных высказываний (типа клянусь), социально-этикетной стороны речи и др. Многие из этих вопросов актуальны и для стилистики, как и для риторики, хотя каждая из сопоставляемых дисциплин рассматривает их под своим углом зрения. Тем не менее в последнее время наметились процесс интеграции стилистики и прагматики и формирование особого направления исследований — прагмастилистики. В частности, Ю. Степанов отмечает, что, в связи с активизацией изучения в лингвистике аспекта «использования языка говорящими в разных ситуациях, предпосылок успешного совершения речевых актов и т.п., эти вопросы включаются в сферу языковой прагматики, и, следовательно, можно говорить о прагматической С.» (Ю. Степанов, ЛЭС, 1990, с. 493). И это не случайно, так как, по словам Э.С. Азнауровой, «наиболее близок к лингвопрагматическому функцио- нально-стилистический аспект», включая проблемы целей коммуникации и ситуации общения, принципов отбора и сочетания языковых средств в рамках определенного функц. стиля и др. (Азнаурова, 1988, с. 18—19). Одна-