2.3. Основные тенденции развития современной англо-американской геополитики

Ведущим направлением англо-американской геополитики в конце XX в. становится неоатлантизм. Идея единства Запада на геополити­ческой карте мира всесторонне обосновывается неоатлантистами как центральное положение геополитики. Однако в своих геополитичес­ких концепциях неоатлантисты не были оригинальны: в основном они продолжают развивать высказанные Спайкменом идеи о ведущей роли римленда в геополитической борьбе. Д. Мейнинг выпускает мо­нографию «Хартленд и римленд в евразийской истории» (1956), где он предлагает разделить евразийское побережье на три типа по своей геополитической ориентации:

• страны, ориентирующиеся на хартленд: Китай, Монголия, Се­верный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа (вклю­чая Пруссию), Прибалтика и Карелия;

• геополитически нейтральные территории: Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия;

• страны, ориентирующиеся на Атлантику: Западная Европа, Гре­ция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд¹.

В дальнейшем этот геополитический прогноз Мейнинга относи­тельно ориентации большинства стран римленда не оправдался: Вос­точная Европа, Прибалтика, Ирак, Иран, Югославия, Пакистан не раз меняли свой геополитический вектор. Римленд оказался весьма проблемной и неустойчивой геополитической зоной.

¹ См.: Meining D.W. Heartland and Rimland in Eurasian History // West Politics Quarterly. 1956. Vol. IX. P.

117

Несмотря на множество попыток неоатлантистов создать геополитическую модель этой территории, ни одна из них пока не была подтверждена в ходе развития современной геополитики.

Представляет определенный интерес книга У. Кирка «Географиче­ская ось истории» (1965), в которой выдвинута гипотеза о главной роли в структуре римленда высших культурных секторов внутренне­го полумесяца, имеющих атлантическую ориентацию: Западная Европа, Пакистан и Турция. От них культурные импульсы смогут по­ступать внутрь континента, создавая мощные геополитические при­тяжения, с помощью которых можно объяснить динамику геополи­тической ситуации в Евразии. Но ни один из перечисленных выше геополитических акторов во второй половине XIX в. не стал генера­тором геополитической динамики. США действительно сделали ставку на Турцию и Пакистан в планах вестернизации Азии, но эти страны так и не смогли стабилизировать свои политические системы: в них периодически происходят военные перевороты и без сущест­венной поддержки США они сами не смогли бы удержаться в зоне атлантического влияния.

В последние годы наибольшую популярность приобрели идеи из­вестного американского геополитика С. Хантингтона — директора Института стратегических исследований им. Дж. Олина при Гарвард­ском университете. В книге «Столкновение цивилизаций» он разра­батывает ключевую геополитическую парадигму современного неоат-лантизма. Идею морской силы С. Хантингтон дополнил концепцией цивилизационной идентичности Запада, обозначив главный геополи­тический конфликт XXI в.: «Запад против остального мира». Он ука­зал на ведущую роль цивилизационных конфликтов в международ­ных коллизиях современности, что позволило сразу же определить главную линию фронта: НАТО против исламского мира.

На современной геополитической карте мира Хантингтон обозна­чил восемь основных цивилизаций: 1) западную; 2) конфуцианскую (китайскую); 3) исламскую; 4) православно-славянскую; 5) япон­скую; 6) индуистскую; 7) латиноамериканскую; 8) (возможно) афри­канскую.

В концепции Хантингтона основной стратегической задачей Запада является ограничение роста военной мощи исламских и конфуциан­ских стран, а также использование конфликтов и разногласий между этими странами. Другими словами, С. Хантингтон стремится всеми си­лами не допустить цивилизационного единства незападных стран, что­бы в ситуации геополитических конфликтов только Запад выступал как

118

монолитная цивилизация (неделимая морская сила) против разрознен­ных, полных внутренних конфликтов незападных цивилизаций.

В определенном смысле работа Хантингтона является катехизисом . современного неоатлантизма, поскольку все основные цели и задачи обозначены в ней предельно точно и лаконично:

«Западу следует:

• обеспечить более тесное сотрудничество, единение в рамках соб­ственной цивилизации, особенно между ее европейской и североаме­риканской частями;

• интегрировать в западную цивилизацию те общества в Восточ­ной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной;

• обеспечить более тесные взаимоотношения с Японией и Россией;

• предотвратить перерастание локальных конфликтов между ци­вилизациями в глобальные войны;

•ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских стран;

• приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить военное превосходство на Дальнем Востоке и в Юго-Западной Азии;

• использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях ис­ламских и конфуцианских стран;

• поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности в других цивилизациях;

• усилить международные институты, отражающие западные инте­ресы и ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение неза­падных государств в эти институты»¹.

Концепция Хантингтона не является умозаключительной конст­рукцией: сегодня мы наблюдаем, как все обозначенные выше страте­гические задачи последовательно претворяет в жизнь блок НАТО во главе с США. В этом смысле теория Хантингтона оказалась наиболее востребованной Западом в XXI в. Все крупные конфликты последне­го десятилетия — бомбардировки Югославии, антитеррористические операции против Афганистана и Ирака — идентифицируются Запа­дом в парадигме «конфликта цивилизаций».

Другим влиятельным направлением в англо-американской гео­политике является мондиализм. Истоки идеи мондиализма уходят в глубокую древность, к мистическим представлениям о собирании всех народов в едином мировом царстве, не знающем конфликтов и противоречий. В XIX в. О. Конт в учении о «третьей эре» попытался дать рационалистическую версию мондиалистской утопии, обратившись к идее создания мирового правительства.

¹ Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис. 1994. № 1. С. 33—35.

119

В геополитике мондиалистские идеи начали активно распространяться в XX в. Первый мондиалистский центр был образован в 1921 г. американским бан­киром Л. Морганом под названием Совет по международным отно­шениям (CFR). Эта организация поставила перед собой целью дости­жение полной унификации (американизации) планеты и создание мирового правительства.

Второй крупный мондиалистский центр появился в 1954 г. под на­званием Билъдербергский клуб — объединение политиков, финансис­тов и интеллектуалов США и Европы для обсуждения и претворения в жизнь мондиалистских планов.

Трехсторонняя комиссия, или Трилатералъ, — третий наиболее влия­тельный сегодня крупный мондиалистский центр со штаб-квартирой в Нью-Йорке, призванный объединить три больших пространства — Се­верную и Южную Америку, Европу и АТР. Во главе Трилатераля и Бильдерберга стоит крупнейший американский банкир Д. Рокфеллер, веду­щими аналитиками этих структур являются 3. Бжезинский и Дж. Болл.

Несмотря на то, что мондиалистские геополитические идеи неод­нородны, наибольшую известность получили три основные мондиа­листские версии: первая была разработана в период «холодной вой­ны» Бжезинским и известна как «теория конвергенции»; вторая возникла в начале 1990-х гг. и получила название «конец истории» (по одноименной статье Ф. Фукуямы); третья появилась на рубеже ново­го века и с легкой рук ее автора — Бжезинского — известна как «аме­риканская гегемония нового типа».

В рамках теории конвергенции предполагалось сближение атлан­тической и континентальной моделей через преодоление идеологиче­ских противоречий марксизма и либерализма и создание новой «про­межуточной» цивилизации смешанного типа. В работе Бжезинского «План игры. Геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (1986) обосновывался конкретный план сближения геополитических систем СССР и США. Бжезинский предлагал Крем­лю перейти к умеренной социал-демократической версии социализма с элементами рынка и частной собственности без эксцессов «классо­вой борьбы» и «диктатуры пролетариата». Одновременно Запад дол­жен, ,был ограничить свободу рынка, ввести государственное регули­рование и смягчить социальные контрасты. Объединить две сближающиеся системы могли бы ценности и традиции Просвеще­ния — идеи гуманизма, демократии и свободы.

120

Поражение СССР в «холодной войне» привело к доминированию Другой версии мондиализма, разработанной Фукуямой. Поражение

СССР позволило американскому политологу сделать вывод о том, чтс у либеральной демократии «нет альтернативы». Новая планетарна5 система будет основана на ценностях свободного рынка и демокра­тии. Если раньше победоносному распространению западных ценно­стей в мире мешала советская идеология, то после ее очевидного по­ражения ничто не может стать на пути вестернизации мира¹.

Оптимистические прогнозы Фукуямы кажутся сегодня прекрасно­душной либеральной утопией. Для победоносного распространение западных ценностей в мире необходимы теперь «гуманитарные» бом­бардировки Югославии, Афганистана и Ирака. Мир охвачен целой сетью конфликтов низкой интенсивности, которых с каждым годом становится все больше. Бурное развитие национализма и религиозно­го фундаментализма в разных концах планеты сопровождается рос­том антиамериканских и антизападных настроений: вопреки прогно­зам Фукуямы история продолжается, более того — она становится все более драматичной.

Именно поэтому в начале XXI в. более популярной в мондиалистских кругах стала концепция «американской гегемонии нового типа», разработанная Бжезинским в его работе «Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы» (1998). Бжезинский посвятил книгу своим студентам со скромной целью — «чтобы помочь формировать очертания мира завтрашнего дня»². Он дал пре­дельно четкие формулировки «гегемонии нового типа», подчеркнув, что в XXI в. основной геополитический вопрос не сводится к старой дилемме атлантизма и континентализма — власть на суше или власть на море: «Геополитика продвинулась от регионального мышления к гло­бальному, при этом превосходство над всем Евразийским пространст­вом служит центральной основой для глобального главенства»³.

В концепции Бжезинского современная американская гегемония беспрецедентна по трем причинам:

• впервые в истории одно государство является действительно ми­ровой державой;

• государством, превосходящим все другие в мировом масштабе, является неевразийское государство;

• центральная арена мира — Евразия — находится под превалируюющим влиянием неевразийской державы.

¹ См.: Фукуяма Ф. Конец истории // Философия истории. Антология. М., 1994. С. 290-291.

² Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратеги­ ческие императивы. М., 1998. С. 3.

³ Там же. С. 53,

121

Бжезинский весьма цинично оценивает концепцию «зрелого стра­тегического партнерства» между Россией и США: «Америка никогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и не могла де­лать этого, даже если бы и хотела. Новая Россия была просто слишком слабой, слишком разоренной 75-ю годами правления коммунистов и слишком отсталой социально, чтобы быть реальным партнером Амери­ки в мире». Решительно отбросив, таким образом, любые предположе­ния о возможном «стратегическом партнерстве» между Россией и США, он акцентирует внимание на стратегических задачах Америки.

Бжезинский разработал скоординированную американскую гео­стратегию в отношении Евразии, которая, как на шахматной доске, продумана на несколько ходов вперед, предвидя возможные ответные ходы. Рассчитанная на длительное время, эта стратегия сориентиро­вана на краткосрочную (следующие пять или около пяти лет), среднесрочную (до 20 лет или около 20 лет) и долгосрочную (свыше 20 лет) перспективы. Кроме того, эти стадии он рассматривает не в изоляции друг от друга, а как части единой системы: первая стадия должна плав­но и последовательно перейти во вторую, а вторая стадия должна за­тем перейти соответственно в третью¹.

Согласно геостратегии Бжезинского, в краткосрочной перспективе Америка заинтересована укрепить и сохранить существующий геопо­литический плюрализм на карте Евразии. На практике это означает, что Соединенные Штаты добиваются реорганизации межгосударст­венных отношений во всей Евразии, чтобы в результате на континен­те было не одно ведущее государство, а много средних, относительно стабильных и умеренно сильных, но обязательно более слабых по сравнению с Соединенными Штатами, как по отдельности, так и вме­сте. Особое значение в этом отношении имеет Украина. Бжезинский считает, что эта задача может быть выполнена, если удастся предотвра­тить появление враждебной Америке коалиции, которая попыталась бы бросить вызов ведущей роли США.

В среднесрочной перспективе американская геостратегия предпола­гает акцент на появлении все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством США могли бы по­мочь в создании трансъевразийской системы безопасности, объединяю­щей большее число стран. И, наконец, в долгосрочной перспективе все вышесказанное должно постепенно привести к образованию мирового Центра «по-настоящему совместной политической ответственности»².

¹ Там же. С. 234.

² Там же. С. 235.

122

Таким образом, ближайшая задача американской геостратегии за­ключается в том, чтобы удостовериться, что ни одно государство или группа государств не обладают потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или даже в значитель­ной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра.

Бжезинский выявляет как явные, так и тайные цели и механизмы американской гегемонии. Он откровенно заявляет, что США заинте­ресованы в сохранении существующего геополитического плюрализ­ма на карте Евразии. Эта задача предполагает систематические уси­лия, направленные на то, чтобы предотвратить появление враждебной коалиции евразийских государств, способных «бросить вызов ведущей роли Америки»¹.

Что же это за коалиция, которой так опасается Бжезинский? В его книге мы можем найти ответ и на этот интересный вопрос.

Бжезинский считает самым опасным сценарием развития событий создание антиегемонистской коалиции с участием Китая, России и Ирана, которых будет объединять не идеология, а взаимодополняющие обиды. Чтобы не допустить осуществления этого сценария, он реко­мендует старую тактику: разделяй и властвуй. Другими словами, реко­мендует метод сепаратных переговоров с каждым из континентальных государств, разжигание между ними взаимных обид и обещание при ус­ловии сотрудничества с США каких-то мифических дивидентов в виде «двухстороннего стратегического партнерства»².

Следующий сценарий, опасный для США, Бжезинский видит в воз­можной китайско-японской оси, объединяющей мощь двух чрезвычай­но продуктивных народов и использующей в качестве антиамерикан­ской доктрины некую форму «азиатчины». Для предотвращения этого сценария он рекомендует укреплять японо-американские отношения: «... Япония, если она повернет свое лицо к миру и отвернется от Азии — должна быть значительно поощрена и получить особый статус, чтобы были удовлетворены ее собственные национальные интересы». Бжезин­ский настаивает на заключении американо-японского соглашения о свободной торговле, в результате которого будет создано особое амери­кано-японское торговое пространство. Такой план обеспечит геополити­ческую опору для длительного присутствия США на Дальнем Востоке³.

Менее вероятной опасностью для гегемонии США Бжезинский' считает перегруппировку сил в Европе, образование франко-российского или тайного германо-российского союза.

¹ Бжезинский 3. Указ. соч. С. 234.

² Там же. С. 72.

³ Там же. С. 228-229.

123

В истории были подоб­ные прецеденты, но в настоящее время такая принципиальная пере­ориентация европейской политики может произойти лишь при оста­новке процесса европейского объединения. Бжезинский всерьез рассчитывает на то, что именно европейская геополитическая ориента­ция России поможет нейтрализовать ее опасные самостоятельные ини­циативы в международных отношениях.

Все серьезные инициативы США последних лет — это бдительная нейтрализация любых континентальных альянсов России, Китая, Японии, Индии. Американская дипломатия, по Бжезинскому, умело использует экономические и политические рычаги для проведения сепаратных переговоров с каждой из крупных восточных держав, не допуская опасных сближений евразийских соседей.

Бжезинский всерьез надеется на то, что такая тактика может быть ус­пешной, по крайней мере, «на период существования одного поколе­ния» (30 лет). В его мондиалистской концепции «pax Americana» дер­жится на целой серии двух- и трехсторонних соглашений в области безопасности. Это прежде всего расширенное НАТО, подписавшее осо­бую хартию с Россией, а затем — с Китаем. Помимо этого, он считает необходимым пролонгацию особого двухстороннего договора о безо­пасности США с Японией и проведение трехсторонних консультаций между США, Японией и Китаем¹.

Разработанная Бжезинским сложная архитектура американской геополитической гегемонии является только верхушкой айсберга, скрывающего более тонкие и более сложные сети тайных союзов и коалиций, цель которых одна — не допустить антигегемонистских континентальных блоков, сохранить господство Америки.

В своей «бвой книге «Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство» (2004) Бжезинский развивает мысль о всемирной роли США как единственной сверхдержавы. По его мнению, ни одно госу­дарство не сможет сравниться с Америкой в четырех главных аспектах силы (военном, экономическом, техническом и культурном), кото­рые в совокупности и определяют решающее политическое влияние в мировом масштабе. Необходимость американской гегемонии он ви­дит в том, чтобы предотвратить «геополитический хаос»². Он пугает мир разрушительными последствиями демографического взрыва, ми­грации, вызванной нищетой, радикальной урбанизации, а также эт­нической и религиозной враждой и распространением оружия массового уничтожения, хотя в условиях однополярного мира эти процес­сы на наших глазах развиваются стихийно и бесконтрольно.

¹ См.: Бжезинский 3. Указ. соч. С. 234.

² Бжезинский 3. Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004. С. 14.

124

Бжезинский видит две возможные «альтернативы» американской гегемонии: господство, основанное на силе, или лидерство, основан­ное на согласии. И хотя он выбирает лидерство, в его во многом дема­гогической концепции оно парадоксальным образом соединяет геге­монию с элементами демократии. «Гегемоническое лидерство» предполагает, что «американская глобальная гегемония управляет аме­риканской демократией». И Бжезинский откровенно демонстрирует механизмы такого управления: компьютерная обработка высказыва­ний президента Дж. Буша после 11 сентября 2001 г. в течение 15 меся­цев показывает, что он публично не менее 99 раз использовал различ­ные варианты манихейской фразы «кто не с нами, тот против нас»¹.

Таким образом, американская глобальная гегемония откровенно опирается на новые информационные технологии управления обще­ственным мнением, а информационные фантомы умело используют­ся для обоснования особой роли гегемонии США в глобальном мире.

Бжезинский рассматривает новые тенденции в глобальной геопо­литической ситуации, сложившиеся после 11 сентября 2001 г. К их числу он относит:

•увеличение разрыва в военных возможностях не только между США и их геополитическими противниками, но и между их основны­ми союзниками;

• заметное отставание военно-политического объединения ЕС от интеграции в экономической сфере;

• все более ясное понимание Китаем, что ему необходим период минимальной внешнеполитической активности, чтобы справиться с внутренними задачами;

• стремление Японии стать могущественной военной державой;

• повсеместное распространение опасений, что склонная к едино­личным решениям Америка способна стать источником угроз для всей планеты².

В этой обстановке Бжезинский прогнозирует новые варианты гео­политических союзов США. Приоритет он отдает разработке трансат­лантической и тихоокеанской стратегиям как наиболее эффектив­ным. Несмотря на наметившиеся серьезные разногласия с ЕС в связи с антитеррористической операцией в Ираке и ростом антиамерикан­ских настроений в Европе, Бжезинский делает ставку на союз США с Европой как «на брак по расчету»:

1 Бжезинский 3. Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство. С. 253.

² Там же. 117—118.

125

«Действуя в одиночку, Америка мо­жет первенствовать, но ей не достичь всемогущества; Европа, дейст­вуя аналогичным образом, может наслаждаться богатством, но ей не преодолеть своего бессилия»¹. Он отводит европейцам вспомогатель­ную роль в сфере глобальной безопасности, надеясь, что объединен­ный америко-европейский контингент поможет США справиться с их глобальными задачами.

Особую роль в новых геополитических условиях Бжезинский отво­дит тихоокеанской стратегии, в основу которой он стремится поло­жить «тщательно сбалансированный стратегический треугольник» в составе США, Китая и Японии. Он видит в этом возможности созда­ния важного восточного плацдарма для противостояния «стихии бес­порядка» на обширных евразийских пространствах, которые по-прежнему рассматривает в качестве «черной дыры». Настороженно относясь к гегемонистским устремлениям Японии и Китая в Тихооке­анском регионе, Бжезинский предлагает американцам держать под контролем своих союзников с помощью тонкого балансирования между их взаимными страхами и претензиями.

Особую опасность в новой геополитической ситуации Бжезин­ский видит в неуклонном нарастании антиамериканских настроений по всему миру. Он отмечает разрушительную для американской геге­монии роль панъевропеизма и паназиатизма, которые собирают под свои знамена всех, кто видит в Америке общую угрозу. Именно эти тенденции тревожат его прежде всего: «Америка должна более тонко чувствовать риск тою, что ее отождествление с несправедливой моде­лью глобализации может вызвать мировую реакцию». Этот реалистический вывод, однако, теряется на фоне настойчивых повторений о неизбежности глобального американского лидерства.

В заключение анализа современной англо-американской геополи­тической традиции обратим внимание на работу Р. Кейгана, старшего научного сотрудника Фонда Карнеги, в которой рассматриваются на­метившиеся серьезные различия в американской и европейской гео­политике².

Кейган подчеркивает, что Америка и Европа в своих геостратеги­ческих приоритетах расходятся по самому главному вопросу — силе, о ее эффективности, моральности и желательности применения силы. Европа или проявляет отвращение к силе, или обходит ее стороной,

¹ Там же. С. 131.

² См.: Кейган Р. Сила слабости // Внешняя политика нового века. Осень 2002. С. 127-157.

126

вступая в самодостаточный мир законов, правил, международных пе­реговоров и сотрудничества. Она стоит на пороге постисторического рая, в котором господствуют мир и относительное процветание — своего рода воплощение идеи Канта о «вечном мире».

Напротив, США по-прежнему используют свою силу в анархичес­ком гоббсианском мире, где нельзя полагаться на нормы международ­ного права. Именно поэтому у американских и европейских геополи­тиков сегодня мало точек соприкосновения, и они понимают друг друга все хуже и хуже. Американские и европейские интеллектуалы утверждают, что у них нет больше общей «стратегической культуры». Европейцы изображают Америку как страну, где господствует «культ смерти», правит смертная казнь и у каждого есть пистолет.

При этом видение мира европейских политиков намного сложнее и богаче нюансами: они пытаются оказать влияние на других с помощью искусной политики и маневров, они более терпимы и гуманны, пред­почитая дипломатию и убеждение. Кейган не видит в этих различиях американской и европейской стратегий социокультурных разногласий Америки и Европы, он склонен рассматривать их в конкретно-истори­ческом плане: как проявление силы и слабости военно-экономическо­го потенциала¹.

С этим трудно согласиться: серьезные различия культур Европы и Америки дают аргументы для обоснования стратегических разногла­сий с позиций социокультурного анализа, Однако гораздо важнее подчеркнуть, что сегодня геополитики по обе стороны Атлантики все острее чувствуют глубокие идеологические разногласия по вопросу о кардинальных целях и принципах геостратегии. К сожалению, гума­нистический курс Европы вызывает у американцев только чувство раздражения. Генеральный секретарь НАТО Дж. Робертсон даже на­звал европейцев «военными пигмеями», пытаясь пристыдить их за то, что они не хотят тратиться на вооружения. Остается только надеять­ся, что все возрастающая мощь объединенной Европы заставит аме­риканцев с большим уважением относиться к принципам гуманизма, законности и международного права, которые были во многом вы­страданы европейцами в ходе нескольких последних войн.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. В чем основные особенности англо-американской школы геополитики?

2. Как используются категории «хартленд» и «римленд» в геополитике?

¹ См.: Кейган Р. Сила слабости // Внешняя политика нового века. Осень 2002. С. 130.

127

3. Каковы особенности «стратегии анаконды»?

4. В чем эвристическое значение геополитической оси истории в геополи­тике?

5. Какова стратегия овладения «великой шахматной доской»?

6. В чем особенности мирового господства и глобального лидерства?

7. Какие направления в американской геополитике являются наиболее влиятельными?

ГЛАВАЗ

Русская школа геополитики

Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть.

Л.Н.Толстой