Гудков Часть II

1. «Технические» ошибки, вызванные неверным фонетическим или графическим оформлением речи на русском языке. Причиной этих ошибок является слабое владение инофоном фонетикой, графикой и орфографией русского языка. Подобные ошибки и пути их коррекции давно и подробно изучаются прикладной русистикой, и мы не будем на них останавливаться.

2. «Системные» ошибки, вызванные слабым владени­ем системой языковых значений различного уровня и спо­собов их выражения. Ошибки этого типа также хорошо известны прикладной русистике и классифицируются, как правило, по уровням языковой системы. При этом выде­ляются: —интонационные, вызванные недостаточным понима­нием смыслоразличительных возможностей русской инто­национной системы, например, автор этих строк был свидетелем тому, как иностранец в студенческой столовой попросил раздатчицу положить ему рис, та ответила, что риса нет, не расслышав ее ответ, он спросил; «Рис есть?», но оформил свой вопрос не с помощью ИК-3 (инто­нация вопроса без вопросительного слова), а с ИК-2 с резким усилением интонационного центра, в результате чего вопрос прозвучал как категорическое утверждение, что глубоко обиде­ло работницу столовой, начавшую кричать, что она ничего но прячет, что она не заслужила обвинений в нечестности и т, д, и т. п.; большое количество примеров ошибок этого типа содер­жится в [Брызгунова 81]; —лексические, вызванные слабым владением системой лексических значений русского языка, ошибки этого типа чрезвычайно разнообразны и могут классифицироваться различным образом, мы не стремимся дать сколько-нибудь подробную классификацию и ограничиваемся только дву­мя примерами в качестве иллюстрации: * ^ Старый офицер подошел к машине и спросил... вместо Стар­ший офицер подошел к машине и спросил... (непонимание разли­чий в семантике прилагательных старый и старший)', *Ты говоришь очень тихо, я тебя не слушаю вместо ...я тебя не слышу (непонимание различий в семантике глаголов слушать и слышать); — грамматические, вызванные слабым владением системой грамматических значений русского языка; ошибки эти также весьма разнообразны и нуждаются в разветвленной классификации, в число решаемых нами задач не входит выработка такой классификации; во многих слу­чаях бывает сложно отделить лексические ошибки от грамматических, так как последние далеко не всегда бывают представлены в «чистом» виде; постараемся все же приве­сти примеры грамматических ошибок: *^ К тебе два часа назад пришел Андрей вместо ...приходил Андрей (употреблен глагол совершенного вида вместо глагола несовершенного вида в значении аннулированности результата действия); в одном из кинофильмов, которые смотрела группа амери­канских студентов, был представлен следующий диалог между мужем и женой:

• Почему ты не спишь?

• Что-то не спится.

Американцы восприняли вторую реплику как совершенно тавтологичную, что в данной коммуникативной ситуации было квалифицировано как грубость и отказ продолжать разговор. (Ср.: — Что ты делаешь? — Я делаю то, что делаю; — Почему ты так себя ведешь? — Потому.), т. е. не было воспринято типо­вое значение приведенной выше безличной конструкции, что привело к коммуникативной неудаче¹; — в отдельную группу могут быть выделены и слово­образовательные ошибки, но и их весьма сложно бывает отделить от грамматических и лексических ошибок, речь идет, например, о Ъапобеждал вместо начал побеждать, *приездил вместо приезжали др, («зоной» особых сложно­стей для инофонов является приставочное словообразо­вание глаголов). Подчеркнем еще раз, что мы не ставили своей целью Дать развернутый анализ «технических» и «системных» ошибок, приведенная классификация носит чисто иллю­стративный характер и призвана показать отличия оши­бок первых двух типов от ошибок третьего типа, к по­дробному разговору о которых мы приступаем ниже. И «технические» и «системные» ошибки могут быть назва­ны «языковыми», т. е, можно анализировать и корректи­ровать их, не выходя за пределы собственно языковой си­стемы и ее речевой реализации. Эти ошибки хорошо изве­стны и давно изучаются, как уже было сказано выше. Но существует большое количество провоцирующих комму­никативные неудачи ошибок, рассматривая которые не­возможно оставаться в соссюрианской парадигме и необ­ходим выход за пределы собственно языка в его структу­ралистском понимании. Ошибки этого типа, которые мы условно назовем «дискурсивными», отмечались различны­ми авторами, но подробно они в прикладной русистике не изучались и не классифицировались. «Дискурсивные» ' Разнообразные примеры лексико-грамматических ошибок в речи иностранцев на русском языке и комментарий этих ошибок представ­лены, например, в [Лексика. Грамматика]. ошибки представляют особый интерес для нас именно в силу слабой их изученности, и ниже мы пытаемся наме­тить пути к ликвидации этого пробела. 3. «Дискурсивные» ошибки. Эти ошибки вызваны не незнанием системы языка, а неверным использованием этой системы, что обусловливается невладением инофоном системой культурных норм и ценностей (в самом ши­роком их понимании) того сообщества, на языке которо­го ведется общение. Ошибки эти весьма разнообразны и не поддаются однозначной интерпретации, предлагаемая ниже классификация представляется лишь одной из воз­можных. — «Этикетные» ошибки, вызванные незнанием правил речевого этикета_} социально-ролевых аспектов коммуни­кации, принятых в русском ЛКС. Подобные ошибки обус­ловливаются, как правило, «внешней» интерференцией, перенесением этикетных норм и правил коммуникативно­го взаимодействия из своей культуры в русскую культуру. Так, различия в социально-ролевых аспектах позиций «преподаватель» и «студент» в русском и американском ЛКС приводит к весьма вольному (с точки зрения русско­го) обращению американских студентов с русскими пре­подавателями (обращение только по имени, да еще и в уменьшительной форме — Дима, Володя, Маша> обраще­ние на «ты» и т. п.), все это может расцениваться русским как непозволительная фамильярность и приводить к сры­ву коммуникативного взаимодействия; если китаец отве­чает отказом на предложение, например, выпить чаю, это вовсе не означает, что он действительно не хочет пить чай, по правилам китайской вежливости, предложение долж­но быть повторено несколько раз, когда же русский после первого отказа не возобновляет своих просьб, это может быть воспринято китайцем как невежливость, вызвать обиду, что, конечно, не способствует успешности коммуникации. Из всех «дискурсивных» ошибок «этикетные» в наибольшей степени поддаются систематизации. Видимо, именно это обусловливает то, что существует достаточ­ное полное описание формул русского речевого этикета, разработаны лингвистические и лингвометодические ос­новы презентации этих единиц инофонам¹. — Ошибки в пользовании стереотипами, «стереотип­ные» ошибки. а) Ошибки, вызванные невладением русскими социо­культурными стереотипами речевого общения, что ведет к неверному использованию стереотипных речевых фор­мул. Этот тип близок к предшествующему, часто бывает достаточно сложно отделить «этикетные» ошибки от «сте­реотипных», здесь мы приведем примеры «стереотипных» ошибок, которые не могут быть отнесены к «этикетным». Так, русский, останавливая такси, осведомляется у води­теля, согласен ли тот отвезти его по нужному маршруту и договаривается о цене, но, например, американец или западноевропеец, перенося стереотип речевого поведения в данной типовой ситуации из родной ему культуры, сра­зу садится в такси и называет адрес, что может привести к тому, что инофон не достигнет практической цели свое­го речеповеденческого акта, т, е. к коммуникативной неудаче. Стереотипный для русского в опрос «Вы выходи­те на следующей остановке?» может быть воспринят япон­цем как непозволительное вторжение незнакомого чело­века в его личную жизнь и его планы, т. е. коммуникатив­ная цель спрашивающего останется непонятой, а практи­ческая — нереализованной. Вероятно, к этому типу ошибок нужно отнести ошиб­ки, связанные с неадекватным использованием элементов одного речевого жанра в текстах, принадлежащих к ино- ¹ См., напр., [Формановская 87]. 72 му речевому жанру. Так, в разных культурах фатическая речь может использоваться по-разному, для русского не характерно активное включение элементов фатической речи в информативное сообщение, что оказывается типич­ным в речи, например, японца. Приведем пример «дискур­сивной» ошибки, заимствованный нами в [Акишина, Аки-шина: 187] и представляющий собой письмо японского корреспондента русскому адресату, «Уважаемый господин министр! Сейчас осень. Мы надеем­ся, что Вы чувствуете себя хорошо. С глубокой радостью я хочу сообщить, что госпожа N, преподаватель русского языка, ко­мандированная Вашим министерством, благополучно прибыла в наш университет и начала активно работать. Несмотря на хо­лодный сезон, госпожа N хорошо себя чувствует, и мы все очень этим довольны и спешим Вас обрадовать этим фактом, Позволь­те мне в этом письме поблагодарить Вас и сотрудников Вашего министерства, особенно господина X, который, как я знаю, за­нимается обменом с нашим университетом, за своевременный приезд госпожи N и выразить надежду на Ваше благосклонное внимание к нам и в дальнейшем. С глубоким уважением, Ректор университета (подпись)». Ю, Е. Прохоров, анализирующий данный пример, ука­зывает, что «при всех нарушениях национального поля, тембра и модуса коммуникация все же должна состоять­ся» [Прохоров 96:48], т. е. реципиент достаточно адекват­но может воспринять тот смысл, который выражает ав­тор. От себя добавим, что резкое нарушение этикетных норм делового, например, письма может вызвать не толь­ко улыбку, как в данном случае, но и (особенно если не соблюдены принятые в определенном лингво-культурном сообществе нормы вежливости) раздражение, что, конеч­но, не способствует успешной коммуникации. Следующий пример (о данном случае нам рассказала Г. А, Битехтина) очень похож на предыдущий и также связан с неверным (по русским этикетным нормам) оформлением официаль­ного письма, дня подобного речевого жанра не характер­но использование таких тропов, как метафора и художе­ственное сравнение, Корейские студенты, учащиеся в МГУ, обратились к ректо­ру университета с просьбой снизить плату за обучение, так как в связи с тяжелым финансовым кризисом в Корее они не могут заплатить требуемую сумму в срок. Послание ректору заканчи­валось словами; «Надеемся, что Вы позволите нам закончить образование и не лишите нас груди матери, которая нас кормит». Не откажем себе в удовольствии привести еще одно официальное письмо, авторство которого принадлежит аспиранту из Китая. Он в течение семестра не посещал обя­зательных занятий по русскому языку и не был допущен преподавателем к сдаче экзамена по этому предмету, объяснительная записка этого аспиранта к руководителю сектора аспирантов и магистрантов выглядит следующим образом (сохраняем пунктуацию подлинника): Уважаемый начальник! Здравствуйте! Наступила зима и уда­рили морозы. До сих пор не был на уроке. Я хочу просить у вас прощения за все свои грехи. В свое оправдание могу только ска­зать, что у меня плохо со здоровьем. Мне не хотелось бы гово­рить об этом, но поясница подвернулась, Днем работа — вече­ром отдых. Дядя-врач, он ухаживал за мной часто. У меня не большое горе. Дела идут как будто неплохо, сейчас самочувствие сносное. Боюсь, что я был невнимателен к Вам. Извините! На­деюсь, что описал все. С приветом. Подпись. Последний пример характерен тем, что при весьма не­значительном количестве собственно «языкового брака» автор письма нарушил, вероятно, максимально возмож­ное количество речевых стереотипов, характерных для официального объяснения и для социального взаимодей­ствия «преподаватель — студент» вообще. Именно поэто­му данная записка производит комический эффект, что, конечно, никоим образом не входило в число коммуника­тивных установок ее автора. На ошибки подобного типа и ел особы их коррекции в последнее время обращается внимание в прикладной ру­систике и лингводидактике (см., напр., [Прохоров 96]), но работа эта только начата и требует продолжения. б) Ошибки, вызванные невладением ментальными стереотипами русского когнитивного сознания, находя­щими отражение в речи на русском языке, При контакте представителей двух различных Л КС обнаруживается большое количество несовпадающих стереотипов (неких ментальных образов, актуализирующихся при употребле­нии той или иной единицы), детерминированных особен­ностями национальной культуры коммуникантов (напри­мер, для русских почтальон носит почту, для американ­цев — возит почту; слово врач, например, у западноевро­пейца вызывает представление о большом достатке, ко­торое не возникает у русского, в совершенно разные ассо­циативные ряды у русского и американца оказывается включенным слово страховка и т. д.). Далеко не всегда такие различия приводят к КН, но существует и достаточ­но большое количество случаев, когда коммуникативные сбои провоцируются именно неоправданным перенесени­ем стереотипных образов своей культуры в чужую куль­туру. Так, различия в употреблении зооморфных харак­теристик человека, связанных со стереотипным представ­лением о качествах того или иного животного, находящих свое отражение в «мифологическом» значении соответ­ствующего зоонима, могут вызывать непонимание или не­верное понимание и вести к КН (японец может не понять, почему русский называет свиньей человека, который во­все не является толстым, так как у японцев с указанным зоонимом связано представление не о нечистоплотности (моральной или физической), но о полноте; испанец на- 75 зывает щенком злобного и раздражительного человека, русский — слишком молодого и неопытного человека¹ и т. д.). То же происходит с этнонимами, за которыми стоят определенные этнические стереотипы—этнонимы, актив­но использующиеся для характеризации в одной культу­ре, могут быть неизвестны другой культуре или быть свя­занными в ней с другими представлениями (например, вряд ли инофон поймет, что имел в виду русский, назвав кого-либо чукчей; поляк вызывает у русских представление о надменности и заносчивости, у американцев — о глупо­сти и т. д.). Несовпадения в стереотипных представле­ниях могут вызывать затруднения и провоцировать КН при чтении и интерпретации художественного текста (для кубинца и жителя тропических широт вообще трудно по­нять смысл строк В. Маяковского: ..Л с сердцем ни разу бо мая не дожили, IIА в прожитой жизни II Лишь сотый трель есть, которые абсолютно понятны для русских — стереотипное представление о мае и апреле у кубинца, жи­вущего там, где месяцы с марта по октябрь практически не отличаются друг от друга, существенно разнится от представления об этих месяцах у русского). Мы полагаем чрезвычайно важным исследование и описание базовых стереотипных представлений членов русского ЛКС, решение этой задачи позволит решить многие проблемы, возникающие при МКК инофонов и русских, —■«Энциклопедические» ошибки, вызванные невладе­нием инофоном теми фоновыми знаниями, которые явля­ются общими практически для всех социализированных русских. Например: Данный пример заимствован нами из [Писанова* 2261 <™*п™^М подчеркнуть, что речь идет именно о стереотипных пред-мрак™' " ^Не ° ^{реаЛЬных} «Р™ ^{того или ин}°™ национального Аспирант из США, достаточно хорошо владеющий русским языком, прочитав статью в журнале («Итоги» № 38/98), содер­жащую интервью с одним из российских предпринимателей, который говорит следующие слова: «Вы поймите, сейчас как 37-й год. Кощунственно, конечно, сравнивать, но по ощущениям — вы поймите», интерпретировал приведенное высказывание сле­дующим образом; «Речь идет о технологической отсталости со­временной России и бытовой неустроенности жизни, как в 30-е годы». Номинация «37-й год» не была связана для американца с теми коннотациями и ассоциациями, с которыми она связана для русского. В результате текст был воспринят совершенно не­адекватно. Немецкая студентка, хорошо владевшая русским языком, совершенно не поняла, почему ее русский знакомый назвал своего приятеля Левшой, хотя тот, как она заметила, вовсе не был левшой в собственном смысле этого слова. Количество примеров подобных ошибок весьма зна­чительно, они хорошо известны всем, кто занимался ис­следованием проблем МКК, к ним обращались и продол­жают обращаться представители лингвострановедения (см., напр., [Верещагин, Костомаров 83], [Чернявская 97]). Несколько иной путь анализа КН подобного типа пред­лагается в таком активно развивающемся сейчас направ­лении теоретического языковедения, как этнопсихолингвистика, в рамках которой была выработана хорошо ныне известная «теория лакун» (напр., [Уфимцева, Сорокин], [Этнопсихолингвистика], [Сорокин 77], [Марковина], [Бы­кова], [Schoeder et а].]). Лакуна при этом понимается сле­дующим образом: «Различия (на любом уровне) между лингво-культурными общностями, по-видимому, можно рассматривать как лакуны <...>, свидетельствующие об избыточности или недостаточности опыта одной лингво-культурной общности относительно другой» [Уфимцева, Сорокин: 83]. Из этого следует, что «процесс адаптации фрагментов ценностного опыта одной лингвокультурной общности при восприятии его представителями некото­рой другой культуры, по существу сводится к процессу эли­минирования лакун различных типов <...>; элиминиро­вание лакун в тексте, адресованном инокультурному ре­ципиенту, осуществляется двумя основными способами: заполнением и компенсацией; заполнение лакун представ­ляет собой процесс раскрытия смысла некоторого поня­тия (слова, принадлежащего незнакомой реципиенту куль-туре) <„.>; суть компенсации состоит в следующем- для снятия национально-специфических барьеров в ситуации контакта двух культур, т. е. для облегчения понимания того или иного фрагмента чужой культуры в текст в той или иной форме вводится специфический элемент культу­ры реципиента» [Этнопсихолингвистика: 11—12]. Суще­ствуют детально разработанные классификации лакун (см., напр., [Антипов и др.; 88 и ел. и 102—104]). Никоим образом не оспаривая основные положения теории лакун, хотим заметить, что она далеко не исчер­пывает все случаи возможных проблемы в МКК. Авторы, Пишущие о лакунах (см. указанные работы), обращаются почти исключительно к анализу художественных текстов «чужой» культуры и проблемам их перевода на язык рус­ской культуры. Однако МКК, конечно, не исчерпывается интерпретацией художественных текстов «чужой» культу­ры. Кроме того, достаточно часто бывает, что тот или иной «культурный предмет» присутствует в обеих культу­рах, но занимает в каждой из них совершенно различное положение, разное место на ценностной шкале ЛКС, вхо-Дит в разные ассоциативные ряды и т. д. Рассмотрим сле­дующий пример. Монгольские студенты, зная, что на кафедре, где они обуча­лись русскому языку, существует особая комната, где хранятся подарки учеников, решили сделать приятное своим преподава- 78 телям. Они вручили им изящно выполненную и, вероятно, доро­гую чеканку, представляющую собой портрет Чингисхана, как они сами пояснили при передаче сувенира. Нужно подчеркнуть, что не было никаких оснований сомневаться в полной искрен­ности даривших и подозревать их в тайном умысле. Очевидно, что имя Чингисхан хорошо знакомо как представителям монголь­ского лингво-культурного сообщества, так и русским; таким образом, собственно лакуны здесь нет, однако ситуация, чреватая конфликтом, возникла потому, что информация о Чингисхане по-разному отобрана и структурирована в каждой го названных культур. Для монголов этот человек — мудрый правитель и ос­нователь могучего государства, для русских—беспощадный за­воеватель. Данное имя, обладая в обоих языках одним экстен-сионалом, имеет в каждом из них разные интенсионалы. Авторы теории лакун называют подобные несовпаде­ния «относительными лакунами» [Антипов и др.: 88], от­личая их от «абсолютных лакун». Термин «относительная лакуна» не представляется нам удачным в силу противо­речивости своей внутренней формы (не может быть отно­сительного пробела!) и кажется затуманивающим суть по­добных несовпадений, которые вряд ли имеет смысл ха­рактеризовать как лакуны. Подобные случаи привлекают особое наше внимание, так как они особенно конфликто-опасны при МКК, ибо различия в большинстве случаев не замечаются коммуникантами, но одно означающее связывается ими с разными означаемыми, которые могут обладать совершенно разной аксиологической окраской. Рассмотрим еще один пример. Имя «Хиросима» связано в сознании русских с представле­нием о бессмысленной жестокости, приведшей к страшной ка­тастрофе и унесшей жизни множества людей. Для большинства американцев это имя актуализирует представление о вполне разумной в условиях войны акции, которая, наоборот, позволила избежать крупных жертв и разрушений, так как благодаря ей удалось закончить войну без высадки десанта на Японские остров а, что привело бы к гораздо более тяжелым последствиям, чем результаты бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Очевид­но, что русский и американец, оперирующие указанным именем, будут плохо понимать друг друга, а это, в свою очередь, может привести к КН и даже к межкультурному конфликту. Кроме этого, теория лакун позволяет наметить подход к выявлению несовпадений в системе «культурных зна­ков», но никак не рассматривает способы описания и пре­зентации знаков одной культуры для представителя дру­гой. Та концепция прецедентное™, которая активно раз­вивается нами в последнее время и о которой подробнее будет сказано ниже, позволяет наметить пути решения этой проблемы. 4. «Идеологические» ошибки. КН, вызванные различи­ями в мировоззрении коммуникантов, являются универ­сальными, характерными и для монокультурной комму­никации (см,, напр., [Ермакова, Земская: 45], [Виноградов С: 151]). Нгокемы будем рассматривать КН, провоцируе­мые различиями в национальных идеологиях; последний термин понимается нами весьма широко, им мы называем некую систему социальных, этических, эстетических, по­литических и т, д. воззрений, являющихся базовыми и ин­вариантными для той или иной культуры. Обычно подоб­ные идеологические нормы воспринимаются как универ­сальные и единственно возможные, они редко подвер­гаются рефлексии со стороны носителя культуры и экс­плицируются им. Причиной КН может стать перенесение идеологических норм своей культуры в другую культуру. Случаи подобных ошибок и провоцируемых ими неудач также весьма разнообразны и не поддаются однозначной классификации. Рассмотрим несколько примеров. Смысл рассказа А. П. Чехова «Смерть чиновника» был воспринят японскими студентами следующим образом: автор смеется над Червяковым и осуждает его за то, что он попытался перешагнуть установленные социальные рамки и в театре сидел там, где находятся люди, которые стоят на высшей ступени общественной лестницы, в то время как ему следовало занимать место, соответствующее его положению; все, случившееся с Чер­вяковым потом, есть закономерное следствие того, чтр он нару­шил правила социальной иерархии. Таким образом, тот смысл, который, по мнению студентов, пытался выразить Чехов, может быть сформулирован так: «Всяк сверчок знай свой шесток». Наша коллега вела занятия по истории русской литературы в группе студентов-филологов из Монголии, находящихся на высоком уровне владения русским языком, При чтении «Слова о полку Игореве» студенты выразили удивление, что данное про­изведение считается высокохудожественным и относится к чис­лу классических. Они объяснили, что объектом художественно­го изображения никак не может являться позорное поражение, свидетельствующее о бездарности военачальника, который при этом еще и оказался в плену. Поэзия, по их мнению, должна рас­сказывать о великих победах и воспевать подвиги настоящих героев, эпизод же, о котором повествует «Слово», никак не входит в круг тем, допустимых для поэзии. Совершенно различными оказались границы художествен­ного / не-художественного в русской и монгольской культурах, и это привело к тому, что текст, воспринимаемый русскими как высокохудожественный, не был отнесен монголами к числу та­ковых. Различия в эстетических категориях привели к КН. Конечно, неудачи этого типа проявляются не только при восприятии инофонами русского художественного текста. Особенности межличностных отношений в том или ином ЛКС, социальная структура этого сообщества, спе­цифика санкционируемой обществом системы взглядов от­ражаются в семантике единиц языка и в текстах самых раз­ных жанров на этом языке, причем не всегда эксплицит­но, выявление таких имшшкатур вызывает трудности у инофона, их непонимание может приводить к КН. 81 Мой хороший знакомый, американец, несколько лет живу­щий в Москве и хорошо владеющий русским языком, обратился ко мне со следующими словами: «Сейчас придет мой друг, с ко­торым мы познакомились позавчера на одной презентации». Помню свое удивление тем, что человек, знакомство с которым началось лишь два дня назад, был назван другом. Различия в функционировании слог друг и friend, яв­ляющихся эквивалентами, согласно словарю, объясняют­ся экстралингвистическими причинами и отражают раз­личия в особенностях построения межличностных отно­шений в России и США. Эти различия приводят к несов­падению структур соответствующих ЛСГ (друг, знакомый, приятель, коллега...) в русском и американском англий­ском языках, и различиям в употреблении входящих в эти ЛСГ слов в речи на данных языках. Указанная группа слов является весьма значимой для русского, занимает одно из центральных мест в русском языковом сознании; невер­ная, с точки зрения русского, референция соответствую­щих имен может приводить к КН. Подводя итог нашим рассуждениям о КН, хотим еще раз подчеркнуть, что приведенная классификация являет­ся в достаточной степени условной и требующей дальней­шей разработки и уточнения. Однако и она позволяет вы­явить те «зоны», в которых наиболее возможны неудачи и сбои в МКК инофонов и русских, продемонстрировать, что причины многих из этих неудач являются экстралинг­вистическими, лежат за пределами собственно языка. Однако до настоящего временив теоретической и приклад­ной русистике подобным неудачам уделялось значитель­но меньше внимания, чем «языковым». Последние могут считаться достаточно полно изученными и описанными, Для решения чисто прикладных задач по элиминации по­добных неудач, вызванных «неязыковыми» причинами, не­обходимо теоретическое описание тех особенностей русского языкового и когнитивного сознания, которые пред­ставляют наибольшие трудности для инофонов и прово­цируют наибольшее количество КН. Для этого нам пред­ставляется разумным выявить и описать то общее ядро коллективного сознания русского ЛКС, которое является достоянием практически всех членов этого сообщества и которое мы называем когнитивной базой ЛКС. Именно когнитивная база является хранилищем тех «культурных предметов», которые в наибольшей степени отражают цен­ностную ориентацию членов сообщества, детерминируют систему их социального поведения. Знакомство с основ­ными составляющими КБ русского ЛКС изучающих рус­ский язык инофонов позволит, по нашему мнению, избе­жать многих неудач в их общении с русскими. Знания коммуникантов. Полагаем, что приведенные примеры достаточно убедительно свидетельствуют о том, что знание кода оказывается недостаточно для адекват­ной коммуникации, у коммуникантов должна быть и не­которая общность внекодовых знаний¹. Обратимся к сле­дующей схеме: