Галицкая и Владимиро-Суздальская архитектурные школы и их судьбы.

Волею политических судеб оказались связанными между собой архитектурные школы юго-западной и северо-восточной окраин Руси – галицкая и владимиро-суздальская, причем первая сыграла решающую роль в становлении второй. Галицкие, а позднее и ростово-суздальские земли и ветви династии Рюриковичей оказались после смерти Владимира Мономаха во враждебных отношениях с Киевом. Поэтому на формирование особенностей Галицкой архитектурной школы основное воздействие оказало приглашение специалистов по романскому каменному зодчеству сначала из Малой Польши, затем Венгрии и Баварии, как для строительства княжеских дворцов-замков, так и храмов. Возможно, однако, что на выбор материала для строительства на галицких заказчиков, а затем и собственных зодчих оказала влияние и природа этих единственных на Руси горных земель. Недаром не только материал, но и некоторые детали (прямые скаты закомар, куполов, скупая резьба) а, главное, общее впечатление от реконструируемых храмов галицкой школы (особенно поздней, типа церкви Пантелеймона под Галичем), обилие центрированных зданий – квадрифолиев и ротонд – сближает ее с архитектурой также восточнохристианских Грузии и Армении, не испытавших прямого романского воздействия, но обладавших схожими с Галицией природно-ландшафтным окружением.

От романского зодчества, кроме техники строительства из тесанных каменных квадров, были взяты: сплошной карниз по цоколю аркатурно-колончатые фризы, подкупольные валики, перспективные порталы, тонкие колонки – пилястры с капителями, а в XIII в. – некоторые сюжеты каменной резьбы, особое устройство сводов, о которых говорит столпы уступчатой формы и даже витражи (в Холме) – элементы уже готической архитектуры. Еще одна черта сходства – наличие каменных дворцово-замковых комплексов князей в Перемышле, Звенигороде, Львове и обилие деревянных боярских усадеб-замков вокруг Галича не только с деревянными, но и каменными храмами в них (особенно небольших квадрифолиев и ротонд, в остальной Руси встреченных по одному только в Киеве и Смоленске, да и то принадлежавших там, скорее, землячествам иностранных купцов).

В XIII в. план Галицких храмов оставался православным крестовокупольным четырехстолпным, однако объемно-пространственные решения и декоративное оформление, особенно в новых городах – Холме, Львове, приближалось к западным, особенно венгерским образцам. После же присоединения Галицкой Руси к Польше в середине XIV века православные храмы вообще были перестроены в костелы, что неузнаваемо изменило их внешний облик и внутреннее убранство.

Владимиро-суздальская школа при общих исходных моментах с Галицкой представляет собой в дальнейшем развитии особое, достаточно отличное от нее явление архитектуры. Главное (а в начале и единственное) отличие – использование белого известняка, что делало зодчество действительно (а не счет побелки, как в Новгороде и Пскове) «белокаменным». На зеленых низинах и черных ,,,, Ростово-Суздальской земли белые, с золотым сиянием огней куполов, свечи храмов были видны издалека, не сливаясь с рельефом, а дополняя и обогащая его.

По своему плану (в основном четырех-, реже шестистолпные, с крещатыми столпами храмы) и общему контуру (один купол, равная высота и функциональность закомар) сооружения Владимиро-Суздальского княжества не отличаются от общерусского стиля середины XII века.

К региональной специфике школы, как перенятой от романского зодчества через галицкое, так и местного происхождения, можно отнести сплошной карниз у основания, перспективный портал, аркатурно-колончатый пояс, сложнопрофилированные пилястры, поребрик, ,,, и треугольно-ступенчатые выступы под куполом. В белокаменной кладке меньше использовался связующий раствор, чем в других зонах каменного зодчества на Руси, неглубокими были фундаменты, что приводило иногда эти здания к ранней гибели (так, рассыпался в XV веке Георгиевский собор в Юрьеве-Польском). Однако стены храмов здесь были в разной степени покрыты узорочьем резьбы по белому камню, сюжеты для которых были взяты из Библии и Евангелия, славянской мифологии и орнаментики, православной патристики. Есть и образы, навеянные романской эсхатологией – голова химеры на апсиде Дмитриевского собора во Владимире.

К влиянию романского зодчества можно отнести наличие полностью (Боголюбово) и частично (Кидекша) каменных дворцов-замков, отчасти даже построенных ломбардскими или германскими архитекторами, присланными Фридрихом Барбароссой. Во всяком случае, поражает поразительное сходство деталей замка Андрея Боголюбского, гражданских зданий Ломбардии и замка Вартбург в Тюрингии. Как считают специалисты, первые храмы Ростово-Суздальской земли строились при Юрии Долгоруком еще Галицкой артелью. Некоторые из них сохранились полностью и дают представление не только о владимирской, но и Галицкой школах. Таков собор Спаса-Преображения в Переславле-Залесском (1152 г.) Замковая церковь Бориса и Глеба в Кидекше сохранилась на половину первоначальной высоты, патрональные храмы Юрия Долгорукого в честь Св. Георгия во Владимире и Юрьеве-Польском известны только по летописным и археологическим данным.

На втором этапе развития владимирского зодчества (правление Андрея Боголюбского) сказались не только связи с Западом, но и стремление подражать, а то и превзойти общерусскую столицу и культурный центр – Киев. Это отразилось, прежде всего, на фортификационном и дворцовом строительстве. Стольный Владимир имел пять внешних ворот, в т.ч. Медные, Серебряные, Золотые. Последние (1158-1164 гг.) являлись парадным въездом в город, венчались надвратной церковью, а створки ворот были, возможно, позолочены (прием, достаточно широко известный и применявшийся на Руси, но, в основном, при декорировании куполов).

Этот же прием, судя по археологическим материалам, был использован и при оформлении портала и даже пола в дворцовой церкви Рождества Богородицы в Боголюбово (до 1165 г.) имеющей, кстати, более присущие дворцу, а не храму колонны, а не столпы в интерьере. Хор церкви украшенные аркатурно-колончатым фризом переходы вели в жилые части дворцового ансамбля, в частности, в лестничные башни, одна из которых сохранилась почти полностью. Однако это «почти» позволило исследователям создать несколько вариантов оформления их верхов (в форме беседки-бельведера или глухой пирамиды (Н.Н. Воронин и Б.А. Рыбаков)). Это же касается и сени (навеса) над водосвятской чашей, выполнявшей функции внешнего баптистерия на вымощенной каменными плитами площади перед собором.

В верхней части его закомар впервые во владимирском зодчестве были помещены рельефные резные изображения, повторенные затем в храме Покрова.

Подобная же техника была использована лишь в церкви Василия в Обруче, а поливные плитки для украшения стен деревянных церквей и теремов в Галицком княжестве обнаружены при раскопках в Галиче и Василеве. В остальной же Руси ими покрывали лишь полы церквей. Оригинальна и внутренняя облицовка стен – из сосудов-голосников, обычно использовавшихся лишь для облегчения веса сводов и улучшения акустики. Роспись, отсутствовавшая на внутренней поверхности храмов, именно в Черной Руси – Гродненском княжестве – достоверно украшала особые помещения теремов знати – «повалуши».

От витебской школы, существовавшей лишь несколько лет в 40-е годы XII в. и представленной лишь церковью Благовещения в Витебске и Бориса и Глеба в Новогрудке, уцелели лишь руины.

Оригинальная, точнее, уникальная для Руси прежде всего их строительная техника – чередование рядов известняковых квадров и сдвоенных плинф, дававших более присущее для Балкан бело-красную полосатость стен. Возможно, применение такой кладки связано с возвращением из ссылки в Византию полоцких князей, привезших с собой греческих и болгарских зодчих. Впрочем, в витебской школе эта техника была намеренно под слоем расписной под квадры штукатурки.

Религиозная архитектура Древней (Киевской) Руси прошла в своем развитии все фазы – от становления, как одного из вариантов восточнохристианской (византийской) традиции, до формирования вполне зрелых «земельных» школ на единой общерусской основе. Наиболее устойчивыми среди них к середине XIII в. оказались новгородская, смоленская (на полоцкой основе), владимиро-суздальская, Галицкая. Наибольшей популярностью во всех землях Руси пользовались полоцко-смоленские (в иной, хронологически ограниченной интерпретации – киево-черниговские) традиции. Каждая из школ являлась уже самостоятельным, сложившимся субъектом восточнохристианской архитектуры.

В дальнейшем судьба каждой из школ сложилась по-разному. Особенности гражданского зодчества диктовались не столько «модой» и вкусами заказчиков, сколько хозяйственно-бытовыми потребностями и строительными возможностями. Жилища, производственные и хозяйственные сооружения не только простолюдинов, но и знати были достаточно единообразны во времени и пространстве, их различия зависели лишь от климатических и функциональных особенностей и степени богатства хозяина. Лишь княжеские дворцы – замки, особенно сооруженные при помощи иностранных архитекторов, имели свое «лицо» (Боголюбово, Галицкая земля, Гродно, Чернигов). Фортификация также была достаточно единообразна и приспособлена для не особенно ожесточенных междоусобных войн, лишь на западных границах – в Пскове и на Волыни в XIII в. стали сооружать более мощные укрепления.

Жилища. Рядовые жилища древнерусской эпохи представлены землянками, полуземлянками (или жилищами с подклетом), наземными срубными домами в основном с одним помещением (клетью). Все виды жилищ однокамерные, отапливаемые по-чёрному, с бревенчатыми, рубленными в «обло» или «лапу» стенами, крышей, накрытой дёрном (для сдерживания тепла и предохранения от пожара). Кое-где, в областях ранее заселённых балтами, и районах скандинавской купеческой (Ладога), а местами и крестьянской (Приладожье Юго-Восточное, Ярославское Поволжье) колонизации – наземные каркасно- столбовые дома. В целом заглублённые в землю постройки преобладали на юге, наземные – на севере Руси, хотя были и исключения, особенно в городах.

Лекция 4. Новгородская школа.

Процесс дальнейшего постепенного становления новгородской школы связан с событиями «революции» 1136 г. и переездами княжеской, затем епископской строительной артели в Псков и Ладогу. Именно здесь и были сооружены те памятники, отдельные черты которых и составили чуть позднее, слившись воедино, специфику новгородской школы.

Это, прежде всего – разная ширина и высота центрального и боковых прясел стен, отчасти восходящая к Софии Новгородской, отчасти – новое, повторное византийское воздействие, проявившееся впервые в Спасском соборе Мирожского монастыря (рубеж 40-х – 50-х годов XII в.). Его крестовокуполность отчетливо видна снаружи за счет резкого понижения (на целый ярус) не только боковых апсид, но и прясел. В дальнейшем высота последних была увеличена в общерусских традициях, а в собор встроена плоская звонница – пожалуй, наиболее бросающаяся в глаза деталь более поздней псковской школы. Впервые этот элемент был построен артелью бежавшего из Новгорода в Псков после «революции» 1136 г. князя Всеволода Мстиславовича собора Ивановского монастыря. Последний, относясь формально к общерусскому ,,, трехглавых соборов, производит своей приземленностью, асимметрией прясел и окон, «лепленностью», абсолютно иное впечатление, сближающее его с памятниками псковской школы XIV-XV в.

Асимметричное, не ярусное, а пирамидальное расположение окон, в дальнейшем одна из характернейших черт новгородской школы, в законченном виде впервые проявилась в ладожском зодчестве 1153-1166 гг., когда там работала та же артель, что ранее во Пскове. Наиболее ярким памятником ладожского этапа становления новгородской школы является церковь Св. Георгия, сооруженная в 1166 г. в честь победы над шведами, одержанной незадолго до этого под стенами староладожской каменной крепости.

После завершения строительства этого памятника русской воинской славы, вернувшаяся в Новгород, и, вероятно, сильно разросшаяся артель (возможно, разделившаяся – часть строила преимущественно из плитняка, часть – из паинфы) развернула здесь массовое строительство. Всего за последнюю треть XII в. здесь, по боярским, реже – княжеским (Спас-Нередица, 1198 г., например) заказам было сооружено 17 храмов! Что небывало для Руси, каждый сооружался за один сезон, а иногда строилось по несколько зданий в год. И все, с небольшими вариациями, в духе и традициях сложившейся после середины XII в. в Старой Ладоге новгородской школы, для которой характерна скудость декора и пластичность стен (за счет специфики материала), пирамидальность расположения окон, разная ширина прясел и высота апсид, небольшие размеры, центризм и однокупольность.

Некоторые новые тенденции в развитие новгородской школы, получившие завершение уже в «послемонгольский» период, зародились в первой трети XIII в. под влиянием смоленского зодчества, а именно построенной в 1207 г. на Ярославовом Дворище церкви Парасковы Пятницы. Правда, из всех элементов этой школы новгородские строители взяли трехлопастное завершение равных по ширине фасадов, достигавшееся за счет понижения высоты боковых прясел. Впервые в Новгороде эти черты проявились в церкви Богородицы в Перини (на месте ,,, Перуна) (20-е – 30-е годы XIII в.), органично синтезировавшие их с традициями новгородской школы и создавшие новый целостный образ храма.

Лекция 5. Галицкая и владимиро-суздальская архитектурные школы и их судьбы (с. 19-25).

Волею политических судеб оказались связанными между собой архитектурные школы юго-западной и северо-восточной окраин Руси – галицкая и владимиро-суздальская, причем первая сыграла решающую роль в становлении второй. Галицкие, а позднее и ростово-суздальские земли и ветви династии Рюриковичей оказались после смерти Владимира Мономаха во враждебных отношениях с Киевом. Поэтому на формирование особенностей Галицкой архитектурной школы основное воздействие оказало приглашение специалистов по романскому каменному зодчеству сначала из Малой Польши, затем Венгрии и Баварии, как для строительства княжеских дворцов-замков, так и храмов. Возможно, однако, что на выбор материала для строительства на галицких заказчиков, а затем и собственных зодчих оказала влияние и природа этих единственных на Руси горных земель. Недаром не только материал, но и некоторые детали (прямые скаты закомар, куполов, скупая резьба) а, главное, общее впечатление от реконструируемых храмов галицкой школы (особенно поздней, типа церкви Пантелеймона под Галичем), обилие центрированных зданий – квадрифолиев и ротонд – сближает ее с архитектурой также восточнохристианских Грузии и Армении, не испытавших прямого романского воздействия, но обладавших схожими с Галицией природно-ландшафтным окружением.

От романского зодчества, кроме техники строительства из тесанных каменных квадров, были взяты: сплошной карниз по цоколю аркатурно-колончатые фризы, подкупольные валики, перспективные порталы, тонкие колонки – пилястры с капителями, а в XIII в. – некоторые сюжеты каменной резьбы, особое устройство сводов, о которых говорит столпы уступчатой формы и даже витражи (в Холме) – элементы уже готической архитектуры. Еще одна черта сходства – наличие каменных дворцово-замковых комплексов князей в Перемышле, Звенигороде, Львове и обилие деревянных боярских усадеб-замков вокруг Галича не только с деревянными, но и каменными храмами в них (особенно небольших квадрифолиев и ротонд, в остальной Руси встреченных по одному только в Киеве и Смоленске, да и то принадлежавших там, скорее, землячествам иностранных купцов).

В XIII в. план Галицких храмов оставался православным крестовокупольным четырехстолпным, однако объемно-пространственные решения и декоративное оформление, особенно в новых городах – Холме, Львове, приближалось к западным, особенно венгерским образцам. После же присоединения Галицкой Руси к Польше в середине XIV века православные храмы вообще были перестроены в костелы, что неузнаваемо изменило их внешний облик и внутреннее убранство.

Владимиро-суздальская школа при общих исходных моментах с Галицкой представляет собой в дальнейшем развитии особое, достаточно отличное от нее явление архитектуры. Главное (а в начале и единственное) отличие – использование белого известняка, что делало зодчество действительно (а не счет побелки, как в Новгороде и Пскове) «белокаменным». На зеленых низинах и черных ,,,, Ростово-Суздальской земли белые, с золотым сиянием огней куполов, свечи храмов были видны издалека, не сливаясь с рельефом, а дополняя и обогащая его.

По своему плану (в основном четырех-, реже шестистолпные, с крещатыми столпами храмы) и общему контуру (один купол, равная высота и функциональность закомар) сооружения Владимиро-Суздальского княжества не отличаются от общерусского стиля середины XII века.

К региональной специфике школы, как перенятой от романского зодчества через галицкое, так и местного происхождения, можно отнести сплошной карниз у основания, перспективный портал, аркатурно-колончатый пояс, сложнопрофилированные пилястры, поребрик, ,,, и треугольно-ступенчатые выступы под куполом. В белокаменной кладке меньше использовался связующий раствор, чем в других зонах каменного зодчества на Руси, неглубокими были фундаменты, что приводило иногда эти здания к ранней гибели (так, рассыпался в XV веке Георгиевский собор в Юрьеве-Польском). Однако стены храмов здесь были в разной степени покрыты узорочьем резьбы по белому камню, сюжеты для которых были взяты из Библии и Евангелия, славянской мифологии и орнаментики, православной патристики. Есть и образы, навеянные романской эсхатологией – голова химеры на апсиде Дмитриевского собора во Владимире.

К влиянию романского зодчества можно отнести наличие полностью (Боголюбово) и частично (Кидекша) каменных дворцов-замков, отчасти даже построенных ломбардскими или германскими архитекторами, присланными Фридрихом Барбароссой. Во всяком случае, поражает поразительное сходство деталей замка Андрея Боголюбского, гражданских зданий Ломбардии и замка Вартбург в Тюрингии. Как считают специалисты, первые храмы Ростово-Суздальской земли строились при Юрии Долгоруком еще Галицкой артелью. Некоторые из них сохранились полностью и дают представление не только о владимирской, но и Галицкой школах. Таков собор Спаса-Преображения в Переславле-Залесском (1152 г.) Замковая церковь Бориса и Глеба в Кидекше сохранилась на половину первоначальной высоты, патрональные храмы Юрия Долгорукого в честь Св. Георгия во Владимире и Юрьеве-Польском известны только по летописным и археологическим данным.

На втором этапе развития владимирского зодчества (правление Андрея Боголюбского) сказались не только связи с Западом, но и стремление подражать, а то и превзойти общерусскую столицу и культурный центр – Киев. Это отразилось, прежде всего, на фортификационном и дворцовом строительстве. Стольный Владимир имел пять внешних ворот, в т.ч. Медные, Серебряные, Золотые. Последние (1158-1164 гг.) являлись парадным въездом в город, венчались надвратной церковью, а створки ворот были, возможно, позолочены (прием, достаточно широко известный и применявшийся на Руси, но, в основном, при декорировании куполов).

Этот же прием, судя по археологическим материалам, был использован и при оформлении портала и даже пола в дворцовой церкви Рождества Богородицы в Боголюбово (до 1165 г.) имеющей, кстати, более присущие дворцу, а не храму колонны, а не столпы в интерьере. Хор церкви украшенные аркатурно-колончатым фризом переходы вели в жилые части дворцового ансамбля, в частности, в лестничные башни, одна из которых сохранилась почти полностью. Однако это «почти» позволило исследователям создать несколько вариантов оформления их верхов (в форме беседки-бельведера или глухой пирамиды (Н.Н. Воронин и Б.А. Рыбаков)). Это же касается и сени (навеса) над водосвятской чашей, выполнявшей функции внешнего баптистерия на вымощенной каменными плитами площади перед собором.

В верхней части его закомар впервые во владимирском зодчестве были помещены рельефные резные изображения, повторенные затем в храме Покрова.

Другим направлением творческих поисков владимирских зодчих было восприятие новых планировочных и объемных решений полоцко-смоленской школы (заостренных, «килевидных» закомар и выступающих приделов), примененных также в Георгиевском соборе. Есть данные и о возобновлении киевских традиций кирпичного строительства в начале XIII века во Владимире, Ростове и Ярославле при Всеволоде III и Константине Всеволодовиче.

В названиях храмов владимиро-суздальской школы нашел отражение культ Богородицы, в т.ч. и созданный именно во Владимире при Андрее Боголюбском праздник ее Покрова, обоснованный в «Прологе». Второй характерный момент – отражение в названиях храмов патронального по сути почитания святых воинов – Бориса и Глеба, Георгия, Дмитрия Солунского.

Лекция 6: Общерусские тенденции в развитии культовой архитектуры в конце XII - начале XIII в.: полоцко-смоленская школа. (с. 25-28)

Полоцко-смоленская школа известна также под иными названиями: смоленская, киевская и черниговская конца XII - начала XIII века (П.П. Раппопорт), общерусские тенденции того же времени (Н.В. Воронин, А.Л. Якобсон).

Это вполне объяснимо достаточно широким, но в разное время регионально ограниченным распространением ее памятников.

При всей разнице приемов ее достижения, перед создававшими их зодчими стояла, вероятно, одна цель – придать зданиям максимальный центризм, горизонтальную симметричность, устремленность ввысь. Набор элементов: понижение боковых прясел, иногда – «скрытие» боковых апсид в стенах и использование приделов для подчеркивания крестового плана в экстерьере (аналогичный поиск был отражен еще в первоначальном варианте собора Мирожского монастыря в Пскове); ярусное расположение закомар соответствующее ступенчато-повышающейся конструкции сводов, появление ложных закомар – кокошников, чем достигался эффект сужения, или пирамидальности верхней части контура храма; подчеркивание вертикального, а не горизонтального членения путем использования пучковых пилястр и тяг не только на пряслах, но и апсидах и барабанах, а также появление в некоторых памятниках заостренных к верху (килевидных) закомар и кокошников, чем достигалась устремленность композиции. В некоторых случаях (Пятницкая церковь в Чернигове) центризм достигался бессто, как в ротондах или квадрифолиях а также в некоторых церквях более ранней переяславской школы. Ранее всего некоторые черты новой школы проявились еще в Киеве при Владимире Мономахе (Спас на Берестове), однако с 1139 г. были здесь утрачены в связи с переездом сюда черниговской артели и переносом черниговского «кубизма» при Всеволоде Ольговиче. Старая же киевская артель, судя по технике кладки из плинты со скрытым рядом и наличию выступающих приделов работала затем в Полоцке, где сидели союзники Всеволода. Здесь и сложились в окончательном варианте, от сооружений Бельчицкого монастыря (40-е годы XII века) до построенной полоцкой артелью в Смоленске Свирской церкви Михаила Архангела (80-е годы XII века). Вершиной и наиболее сохранившимся зданием собственно полоцкого этапа данной школы является Спасский собор Евфросиньевского монастыря (50-е годы XII века зодчий Иван), где ярко выражена устремленность вверх, вертикальные доминаты и суженность, пирамидальность верхней части объема, но нет еще полного центризма и горизонтальной симметрии (храм вытянут, шестистолпный, без выступающих приделов).

Из нового центра данной школы – Смоленска (в Полоцке после военной акции смоленских князей строительство каменных храмов полностью прекратилось) ее влияние достигло Киевской и Черниговской земель, а отдельные памятники и элементы появились в Новгороде Великом, Пскове и Юрьеве Польском. Памятники Киевской земли (церковь Апостолов в Белгороде 1194-1197, Василия на Новом дворе в Киеве и в Овруче 90-е годы XII веке) были построены по заказу Рюрика Ростиславовича (его патрон Св. Василий), представителя смоленской ветви Рюриковичей на киевском престоле. Здесь, особенно в овручской церкви, ощущаются не только основные черты полоцко-смоленской школы, но и новые, обогащающие и существенно изменяющие ее черты (например, круглые башни по углам западного фасада, шлифованные цветные камни и поливные плитки в стенах). Автором новшеств является, судя по сообщению летописи, зодчий всех этих храмов – Петр Милонег, бывший «в приятелях» у князя Рюрика.

Благодаря тесным контактам Рюрика с черниговскими Ольговичами, памятники, созданные под смоленско-киевском влиянием, появляются в Чернигове уже на рубеже XII-XIII в. (церковь Пятницы на Торгу). Вряд ли это сооружение можно возводить, даже через пока не обнаруженные промежуточные этапы (А.Л. Якобсон) к черниговской школе 20-х – 30-х годов XII в. (Борисоглебский собор).

Ярусность закомар здесь наиболее четко выступает в экстерьере, т.к. тесно увязана с особой конструкцией пруженных арок в интерьере, позволившей перенести тяжесть сводов на барабана на стены с примыкающих к ним вплотную столпов. В итоге получился оригинальный силуэт – с кубом без выступов приделов внизу и трехступенчатой пирамидой, венчаемой барабаном вверху.

После того, как в результате обмена столов в 1207 г. Рюрик Ростиславович стал черниговским князем, сюда переместилась и основная строительная деятельность его артели во главе с Петром Милонегом. Логичным развитием центризма, горизонтальной симметрии и внешне выраженного креста в плане явилась пристройка к южной и северной стенам соборов не прямоугольных приделов, и полукруглых, типа апсид, что еще больше сближало их планы с квадрифолиями. Впрочем, здесь скорее можно видеть влияние не романского зодчества, а Афонского монастыря, где имелись храмы этого (с южными и северными апсидами, тем более что кроме Афона и Северских земель такие храмы имеются в Южной Сербии) типа. Таковы соборы Спасского монастыря в Новгороде-Северском и Путивле, известные по раскопкам. Впрочем, и остальные церкви Чернигова, Вщижа, Трубчевска первой трети XIII века отнесены к созданной в Полоцке и Смоленске школе лишь по некоторым деталям планировки и внешнего оформления, выявленных при раскопках. Известно, что они имели пучковые пилястры, резко усиливающие внешнюю вертикальную профилировку стен, а вщижский храм – и внешние галереи.

Северное направление влияния полоцко-смоленской школы нашло выражение в одном, целиком к ней относящемся и сохранившемся памятнике – церкви Парасковьи Пятницы на Ярославовом Дворище, известном по изображению XVII в. соборе Троицы в Пскове, а также и в восприятии некоторых ее элементов (трехлопастного оформления фасадов, ярусности и килевидности закомар) новгородской и владимиро-суздальской школами (церковь Богородицы в Перыни и Георгия в Юрьеве-Польском).

На востоке смоленские строители достигали Рязани, Спасский собор которой напоминает «классику» школу – церковь Михаила Архангела в Смоленске (Свирскую) с пристроенными к боковым приделам апсидами. В дальнейшем именно смоленская архитектура оказала большее, чем псковская и даже владимиро-суздальская, на раннее московское зодчество XIV - начала XV в. Впрочем, сходство форм не всегда объясняется общими прототипами и культурными влияниями. Стремление к центризму, симметрии, повышенным столпо- или пирамидообразным композициям, характерно для всего восточнохристианского мира XII-XIII в., особенно Грузии, Армении, а с XIV в. – и Сербии, частые прямые контакты которых со Смоленском или Черниговом вряд ли можно предположить. Эта школа оказала влияние на раннемосковскую архитектуру – на рубеже XIV- XV вв. смоленские зодчие построили один из первых сохранившихся храмов Москвы – Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря, усыпальнице Андрея Рублева.

Гродненская и Витебская школы также зародились и существовали в белорусской части Древней Руси и составляют хотя и кратковременные, но яркие и специфичные явления древнерусской архитектуры. Гродненская функционировала 20-30 летначиная примерно с 1180 г. и известна по остаткам кирпичного терема и четырех церквей в Гродно и Волковысне. Наиболее сохранились Коложная и Нижняя церкви в Гродно. Первая ближе к общерусским традициям конца XII в., вторая, а также известная по фундаментам Пречистинская церковь имеют квадратные скошенные по углам столпы и скошенные же углы самого здания. Главная же особенность - способ декоративной обработки фасадов украшенными геометрическими фигурами, выложенными из поливных плиток, а также поливными блюдами, шлифованными синеватыми, зеленоватыми, красноватыми камнями, создававшими яркие цветовые пятна на розоватой поверхности равнослойной кладки.

Подобная же техника была использована лишь в церкви Василия в Обруче, а поливные плитки для украшения стен деревянных церквей и теремов в Галицком княжестве обнаружены при раскопках в Галиче и Василеве. В остальной же Руси ими покрывали лишь полы церквей. Оригинальна и внутренняя облицовка стен – из сосудов-голосников, обычно использовавшихся лишь для облегчения веса сводов и улучшения акустики. Роспись, отсутствовавшая на внутренней поверхности храмов, именно в Черной Руси – Гродненском княжестве – достоверно украшала особые помещения теремов знати – «повалуши».

От витебской школы, существовавшей лишь несколько лет в 40-е годы XII в. и представленной лишь церковью Благовещения в Витебске и Бориса и Глеба в Новогрудке, уцелели лишь руины.

Оригинальная, точнее, уникальная для Руси прежде всего их строительная техника – чередование рядов известняковых квадров и сдвоенных плинф, дававших более присущее для Балкан бело-красную полосатость стен. Возможно, применение такой кладки связано с возвращением из ссылки в Византию полоцких князей, привезших с собой греческих и болгарских зодчих. Впрочем, в витебской школе эта техника была намеренно под слоем расписной под квадры штукатурки.

Религиозная архитектура Древней (Киевской) Руси прошла в своем развитии все фазы – от становления, как одного из вариантов восточнохристианской (византийской) традиции, до формирования вполне зрелых «земельных» школ на единой общерусской основе. Наиболее устойчивыми среди них к середине XIII в. оказались новгородская, смоленская (на полоцкой основе), владимиро-суздальская, Галицкая. Наибольшей популярностью во всех землях Руси пользовались полоцко-смоленские (в иной, хронологически ограниченной интерпретации – киево-черниговские) традиции. Каждая из школ являлась уже самостоятельным, сложившимся субъектом восточнохристианской архитектуры.

В дальнейшем судьба каждой из школ сложилась по-разному. Особенности гражданского зодчества диктовались не столько «модой» и вкусами заказчиков, сколько хозяйственно-бытовыми потребностями и строительными возможностями. Жилища, производственные и хозяйственные сооружения не только простолюдинов, но и знати были достаточно единообразны во времени и пространстве, их различия зависели лишь от климатических и функциональных особенностей и степени богатства хозяина. Лишь княжеские дворцы – замки, особенно сооруженные при помощи иностранных архитекторов, имели свое «лицо» (Боголюбово, Галицкая земля, Гродно, Чернигов). Фортификация также была достаточно единообразна и приспособлена для не особенно ожесточенных междоусобных войн, лишь на западных границах – в Пскове и на Волыни в XIII в. стали сооружать более мощные укрепления.