Мокульский введение в изт

ВВЕДЕНИЕ

С начала XVIII века западноевропейский театр вступает в новую эпоху, называемую в исторической науке эпохой Просве­щения. Основным содержанием этой эпохи во всех странах Европы является идеологическая борьба с феодализмом и его проявлениями в различных областях общественной жизни. Просветительство XVIII века было явлением общеевропейским, но наиболее полное и законченное выражение оно получило во Франции, где подготовило первую французскую буржуазную революцию, явившуюся великим рубежом в мировой истории. Основной задачей европейского Просвещения в целом и была подготовка этой крупнейшей буржуазной революции, единствен­ной доведенной до конца, до полной победы буржуазии над гос­подствующим классом феодального общества. Это обстоятельство определяет ведущую роль Франции в культуре европейского Про­свещения.

Будучи широким идейным движением против феодализма, Просвещение было связано многими нитями с Возрождением, впервые поставившим проблему идеологической борьбы с феода­лизмом и с феодально-религиозной культурой. Но антифеодаль­ное движение просветителей отличалось гораздо большей зре­лостью, чем деятельность гуманистов эпохи Возрождения. Объ­ясняется это успехами капиталистического развития основных европейских стран, которое создавало мощную экономическую базу для наступления на прогнивший феодальный строй.

Классическое определение идеологии просветителей дал " Ленин в своей статье «От какого наследства мы отказываемся?» (1897). Он установил здесь три основные черты про­светительского мировоззрения. Прежде всего, все просветители были одушевлены «горячей враждой к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юриди­ческой области». Вторая характерная черта просветительского мировоззрения — это «горячая защита просвещения, самоуправ­ления, свободы...». Наконец, третья характерная черта просветительского мировоззрения, по Ленину, это—«отстаивание инте­ресов народных масс, главным образом крестьян (которые еще ве были вполне освобождены или только освобождались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние, и искреннее желание содействовать этому» *.

Просветители выдвигали лозунги свободы личности, граждан­ского равенства, братства всех народов. Они верили в прогресс, в вечное совершенствование человечества, в скорое наступление «царства разума». Просветительский культ разума носил воинст­вующий антифеодальный характер, он являлся могучим средст­вом борьбы с религией и церковью. С первого взгляда он на­поминал рационализм философов XVII века (Декарт, Лейбниц), но отличался от него тем, что был свободен от подчинения идеа­листической метафизике, монархической и религиозной догме. Опираясь на материализм, просветители решительно утверждали существование объективной действительности и объявляли чувственный опыт источником человеческого знания.

Главным философским авторитетом просветителей был анг­лийский мыслитель Джон Локк (1632—1704), поставивший в своих трудах все основные проблемы, занимавшие в течение ста лет просветителей разных стран. Он объявил опыт единствен­ным источником познания и сравнил душу человека с гладкой доской, на которую опыт наносит свои письмена. Он же выдви­нул учение о веротерпимости, об отрицании божественного от­кровения и о «разумном» обосновании религии. Он ратовал за воспитание человека, свободное от пут схоластики и метафизиче­ских умозрений. Он разработал учение о «естественном праве» и о возникновении государства в результате соглашения между людьми (теория так называемого «общественного договора»). Это учение Локка было впоследствии развито Ж.-Ж. Руссо и легло в основу «Декларации прав человека и гражданина», про­возглашенной французской революцией.

При всей своей прогрессивности философия Локка отлича­лась противоречивостью в разрешении важнейших философских вопросов. Слабая сторона учения Локка заключалась в том, что он непоследовательно проводил материалистическую точку зре­ния на происхождение человеческого знания из опыта. Наряду с внешним опытом Локк утверждал наличие внутреннего опыта — «самодеятельности души». Это учение вносило в философию Локка элемент идеализма. Идеалистические положения Локка были впоследствии использованы субъективными идеалистами Беркли и Юмом, материалистическая же сторона его философии была развита в Англии Толандом, Пристли и Гартли, а во Фран­ции — Дидро, Гельвецием и Гольбахом.

Уделяя особое внимание значению опыта, как источника по­знания, Локк в то же время прославлял разум, объявляя его верховным руководителем человека. Такое сочетание разума и опыта встречается также у Вольтера, Дидро, Лессинга и других просветителей 'разных стран. Особенно важное значение имело у просветителей понятие «разума», в которое они вкладывали гуманистическое и демократическое содержание. Просветители называли разумными все запросы и устремления свободного, деятельного человека, не скованного принуждением, исходящим от церкви или от феодального государства. Такую личность, борющуюся за права, предоставленные ей природой, просвети­тели называли «естественным человеком». Понятие «естественного человека» играло очень важную роль в идеологии просветителей. Исторической основой этого понятия было самосознание лично­сти, уже освободившейся от феодального гнета, но еще не ощу­тившей на себе социальных противоречий, присущих капитали­стическому обществу.

Просветители были связаны с демократическим движением народных масс. Они вели борьбу за политическое и социальное освобождение народа, за уничтожение феодальных учреждений и всяких пережитков феодализма. Они прилагали все усилия к тому, чтобы преодолеть оторванность мыслящих людей от наро­да; они ратовали за народное образование, за приобщение на­родных масс к культуре. Они занимались популяризацией новых идей в доходчивой, наглядной, образной форме, ставя литерату­ру, искусство и, в частности, театр на службу задачам народного просвещения.

Будучи связаны с передовыми слоями буржуазии, просвети­тели никогда, однако, не занимались защитой эгоистических, эксплуататорских интересов своего класса. Против такого навязы­вания просветителям «своекорыстной защиты интересов мень­шинства» решительно возражал Ленин в своей уже Цитированной нами выше статье «От какого наследства мы от­казываемся)»: «Нельзя забывать, — писал он, — что в ту пору, когда писали просветители XVIII века (которых общепризнан-

- ^мнение относит к вожакам буржуазии), когда писали наши

просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками. Но­вые общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в зародышевом состоянии. Никакого своекоры­стия поэтому тогда в идеологах буржуазии не проявлялось; на­против, и на Западе и в России они совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного» '.

Точка зрения В. И. Ленина на буржуазных просветителей, в сущности, развивала взгляды на этот вопрос К. Маркса. Маркс подчеркивал, что во Франции конца XVHI века, как и в Англии середины XVII века, «буржуазия была тем классом, который действительно стоял во главе движения. Пролетариат и не при­надлежавшие к буржуазии слои городского населения либо не имели еще никаких отдельных от буржуазии интересов, либо еще не составляли самостоятельно развитого класса или части класса. Поэтому там, где они выступали против буржуазии, например в 1793 и 1794 гг. во Франции, они боролись только за осущест­вление интересов буржуазии, хотя и не на буржуазный манер. Весь французский терроризм представлял не что иное, как пле­бейскую манеру расправы с врагами буржуазии, абсолютизмом, феодализмом и филистерством» ².

Основные идеологические тенденции просветителей были об­щими во всех странах. Все просветители боролись с пережитками крепостного права, беспощадно критиковали феодально-монархи­ческий строй, церковь, старые воззрения на природу, общество, государство, проповедовали свободу, равенство и братство — эти неотъемлемые права человека.

Однако степень остроты нападок просветителей на феодаль­но-абсолютистский порядок, степень их демократизма и народо-любия были глубоко различны в отдельных странах и опреде­лялись степенью политической зрелости буржуазии этих стран," ее связью с народными массами, ее подготовленностью к рево­люционным действиям.

Во Франции просветительское движение имело общенародный размах и проходило под знаком подготовки буржуазной револю­ции, что придавало ему и несравненно более боевой и гораздо более демократический характер, чем в других странах. Энгельс говорил о французских просветителях, что они, будучи пред­ставителями буржуазии, стремились «выступать в роли предста­вителей не какого-либо отдельного класса, а всего страждущего человечества» ¹. Защита интересов угнетенного народа придавала борьбе французских просветителей с феодальным обществом и абсолютистским государством огромную силу, смелость и непри­миримость. Энгельс писал в «Анти-Дюринге»: «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов [...] они не признавали. Религия, понима­ние природы, общество, государственный порядок — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать пред судом разума и либо оправдать свое существо­вание, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал един­ственным мерилом всего существующего. [...] Все прежние фор­мы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразумными и.отброшены, как старый хлам»². Выковывая идеологическое оружие для приближавшихся рево­люционных боев, французские просветители объединяли разра­ботку теоретических вопросов с практической политической дея­тельностью и были наиболее последовательны в своих стремле­ниях по сравнению с просветителями других стран. Виднейшие французские просветители Вольтер, Монтескье, Дидро, Руссо пользовались мировой славой.

Иной характер имело просветительское движение в Англии, где оно не предшествовало буржуазной революции, как во Фран­ции, а следовало за двумя буржуазными революциями, которые произошли уже в XVII веке. Вторая, так называемая «славная», английская революция 1689 года была отмечена «компромиссом между поднимающейся буржуазией и бывшими феодальными землевладельцами» ³, в результате которого политическая власть попала в руки аристократии, а на долю буржуазии выпало эко­номическое господство. Этот компромисс определил политиче­скую физиономию буржуазной Англии на целых полтора столе­тия. В противоположность бурнор политической и общественной жизни Франции XVIII века, находящейся в состоянии предре­волюционного подъема, для Англии XVIII века характерен пере­ход победившей буржуазии на консервативно-охранительные по­зиции; это было вызвано тем, что английская буржуазия была Удовлетворена практическими результатами обеих революций XVII века, ибо, по выражению Энгельса, «с этого времени бур­жуазия стала скромной, но признанной частью господствующих классов Англии» ⁴. Вот почему, если на долю Англии выпала

роль застрельщицы целого ряда философских, политических и художественных течений, то все же свое наибольшее развитие эти течения получили во Франции. Когда французские просве­тители формулировали свои идеалы, они в качестве примера приводили Англию и англичан, то есть людей, живущих уже в буржуазных условиях, которых еще не было во Франции. При этом они идеализировали буржуазное общество и государство.

Отношения между английскими и французскими просветите­лями XVIII века имели в течение первой половины XVIИ века характер отношений между начинателями и продолжателями. При этом усвоение английских идей имело во Франции не пассив­ный, а глубоко активный, творческий характер; английские фило­софские и политические учения распространялись во Франции в более широкой общественной среде и выполняли более боевые функции.

Такая судьба постигла во Франции английский материализм. У английских философов, по словам Энгельса, «новая, деистиче­ская форма материализма оставалась аристократическим эзотери­ческим учением, и поэтому материализм был ненавистен буржуа­зии не только за его религиозную ересь, но и за его антибуржу­азные политические связи» ¹. Когда в дальнейшем материализм начал развиваться во Франции, он и там «вначале оставался исключительно аристократическим учением. Но его революцион­ный характер вскоре выступил наружу. Французские материа­листы не ограничивали своей критики только областью религии: они критиковали каждую научную традицию, каждое политиче­ское учреждение своего времени, [...] Таким-то образом, в той или иной форме, — как открытый материализм или как деизм, — материализм стал мировоззрением всей образованной молодежи во Франции. И влияние его было так велико, что во время ве­ликой революции это учение, рожденное на свет английскими роялистами, доставило французским республиканцам и террористам теоретическое знамя и дало текст для «Декларации прав человека» ².

К этой блестяще показанной Энгельсом диалектике взаимо­отношений между английским и французским просветительством можно добавить только то<, что по мере созревания во Франции наиболее передовых философских и политических учений, осу­ществляющих непосредственную идеологическую подготовку ре­волюции, французские философы начинают оказывать обратное воздействие на английских просветителей, а также на просвети­тельское движение других стран.

Совсем иначе развивалось просветительское движение в Гер-I мании, которая вследствие ряда исторических причин была в XVIII веке страной раздробленной в экономическом и политическом отношении, где буржуазия еще не являлась единым клас­сом, сложившимся в общенациональном и общегосударственном ' масштабе. К. Маркс и Ф. Энгельс дали в своем труде «Немецкая идеология» классическую характеристику убожества немецкого бюргерства, отразившегося в философии Канта: «Эта добрая воля Канта вполне соответствует бессилию, придавленности и убожеству немецких бюргеров, мелочные интересы которых ни­когда не были способны развиться до общих национальных интересов класса и которые поэтому постоянно эксплуатировались буржуазией всех остальных наций. Этим мелочным местным интересам соответствовала, с одной стороны, действительная местная и провинциальная ограниченность немецких бюргеров, • а с другой — их космополитическое чванство. Вообще со времени ;' реформации немецкое развитие приняло совершенно мелкобуржу­азный характер» '. Этот мелкобуржуазный характер немецкого развития проявлялся в идейной ограниченности немецкой бур­жуазии, в ее раболепстве перед власть имущими, в том затхлом филистерском духе, которым несло от всех ее начинаний. Это весьма сильно тормозило идеологическую эмансипацию немец­кого бюргерства, его борьбу с феодализмом и абсолютизмом. В силу указанных причин просветительское движение в Гер­мании начинается значительно позже, чем в Англии и во Фран­ции. Но так как отсталая, раздробленная Германия в течение всего XVIII века не созрела для осуществления буржуазной ре-i волюции, то немецкое Просвещение имело абстрактный, умозри­тельный характер и заменяло реальную борьбу за политическую свободу пропагандой духовного освобождения. Даже величайшие представители немецкого Просвещения — Лессинг, Клопшток, Гердер, Гёте и Шиллер — не были свободны от бюргерской ог­раниченности и отдавали дань немецкому убожеству, подчас заме­няя, как выразился Ф. Энгельс о Шиллере, «плоское убожество высокопарным». Так титаны немецкой просветительской мысли оказывались не в силах победить немецкое убожество. «Даже са­мые лучшие и самые сильные умы народа потеряли всякую надежду на будущее своей страны»², — пишет Ф. Энгельс, завершая свою характеристику «позорной политической и соци­альной эпохи» в истории Германии. При этом Энгельс отмечает, однако, что эта эпоха породила крупнейших немецких поэтов и философов — Гёте и Шиллера, Канта и Фихте, — которых можно

поставить рядом с французскими по тому вкладу, который они внесли в культуру эпохи Просвещения.

Италия, подобно Германии, пережила в XVII веке глубокий политический и экономический упадок и представляла собой к на­чалу XVIII века конгломерат маленьких государств, находив­шихся под иностранными влияниями (испанским, французским, австрийским). Здесь тоже не было настоящей общественно-поли­тической жизни, не было такой борьбы идейных и художествен­ных течений, какую мы находим в передовых европейских стра­нах. Идейная борьба в Италии зачастую подменялась мелочными интригами и склоками. Итальянская просветительская мысль отличалась в целом невысоким идейным уровнем. Итальянские просветители больше занимались историческими и филологиче­скими исследованиями, чем философскими или политическими проблемами. Были, правда, и исключения, к которым можно отнести экономистов Гальяни и Верри, юристов Беккариа и Филанджери, а также крупнейшего сатирика Парини, давшего острую критику социальных порядков. Но большинство итальян­ских просветителей не пропагандировало демократические и мате­риалистические взгляды и чаще всего стояло на компромис­сных, либеральных позициях.

Такова была, например, позиция Гольдони, одного из самых передовых итальянских драматургов-просветителей. Он был вра­гом крепостного права и его пережитков, защитником просвеще­ния и свободы, сторонником интересов демократических низов. Но при всем том Гольдони был решительным противником рево­люционных методов борьбы. Он не понял и не принял знамени­тую революционную комедию Бомарше, а пять лет спустя не понял и не принял возвещенную ею французскую революцию. Сходную позицию занял и другой выдающийся итальянский драматург-просветитель В. Альфьери, который проводил в своих трагедиях тираноборческие идеи и прославлял политическую свободу, но французскую революцию, по крайней мере в ее плебейско-демократическом, якобинском варианте не принял и от­кликнулся на нее гневным памфлетом «Мизогалл» (то есть «Ненавистник французов»).

Вслед за основными европейскими странами включаются! в строительство культуры эпохи Просвещения также и самые се­верные в Европе скандинавские страны. Однако вклад отдель­ных скандинавских стран в культуру XVIII века весьма нерав­номерен. Наибольший вклад вносит наименьшая по своему гео­графическому протяжению из скандинавских стран — Дания, потому что она находилась в наиболее выгодном положении в отношении экономическом и политическом. Известно, что в конце XIV века образовался под главенством Дании политический союз трех скандинавских государств" закрепленный так на­зываемой Кальмарской унией (1397). И хотя эта уния формаль­но гарантировала каждой из трех стран полную самостоятель­ность в их внутренней жизни, однако только Швеции удалось отстоять свою самостоятельность и освободиться от политиче­ского господства Дании уже в начале XVI века (1523). Зато экономически более отсталая Норвегия находилась в полной зависимости от Дании до 1814 года и фактически превратилась¹ >, в ее провинцию.

Датское владычество грозило Норвегии полной утратой ее национальной и культурной самобытности. Литературным языком в Норвегии был датский, вся культурная жизнь Дании и Норве­гии сосредоточилась в столице Дании Копенгагене, где создалась своеобразная датско-норвежская литература. В этой литературе выходцы из Норвегии играли весьма заметную роль. Нельзя не отметить, например, что наиболее выдающийся датский просвети­тель Людвиг Гольберг (Хольберг) был по происхождению норвежцем, уроженцем норвежского города Бергена. Однако Гольберг прожил значительную часть жизни в Копенгагене и, по существу, являлся датским культурным деятелем. То же мож­но сказать о другом видном датском просветителе-сатирике кон­ца XVIII века—Германе Весселе. Он был горячим патриотом, врагом преклонения перед всем чужеземным, и свой патриоти­ческий долг понимал как борьбу за национальную датско-нор­вежскую культуру.

Весьма примечательно, что для датских просветителей огром­ную роль играли вопросы драматургии и театра. Оба названных крупных датских просветителя — Гольберг и Вессель — были в первую очередь драматургами. С именем Гольберга связано воз­никновение датского национального театра и его выход на меж­дународную арену, как крупного явления европейской культуры. Гольберг написал 36 комедий, которые составили основной ре­пертуарный фонд датского театра. В своих комедиях, полных метких сатирических черт и остро-комических ситуаций, он создал целую галлерею реалистических образов современного датского общества и поставил ряд важных социальных проблем. Но Гольберг был не только драматургом. Подобно крупней­шим французским просветителям, к которым он был духовно близок, Гольберг сочетал деятельность драматурга с работой фи­лософа, историка, сатирика и романиста. Из его недраматиче­ских произведений огромной славой пользовался сатирический эпос «Педер Поорс», высмеивавший различные проявления пе­дантизма и ограниченности в датском обществе. Большой инте­рес представляет также философский роман «Подземное путе­шествие Нильса Клима», написанный в манере Свифта и беспо-

щадно обличающий пережитки феодализма, богословие, метафи­зику, а также бесплодный филистерский утопизм.

Необычайно разнообразная и многосторонняя деятельность Гольберга принесла ему славу крупнейшего писателя и мыслите­ля скандинавских стран. Он был первым скандинавским писате­лем, получившим общеевропейскую известность. Как драматурга его часто сопоставляли с "Мольером и Гольдони, и действитель­но его драматургия, хронологически относящаяся к отрезку вре­мени, промежуточному между деятельностью обоих этих авторов, является как бы соединительным звеном между Мольером и Гольдони, комедией классицизма и комедией Просвещения. В це­лом деятельность Гольберга имеет эпохальное значение. Бла­годаря ему одному вклад скандинавских стран в культуру и искусство эпохи Просвещения должен быть признан весьма ос­новательным.

Значительно меньший вклад в театральную культуру эпо>х» Просвещения внесло молодое буржуазное государство — Соеди­ненные Штаты Северной Америки, — образовавшееся в резуль­тате восстания североамериканских колоний против их английской метрополии. Составленная американскими просветителями, «Декларация независимости» (1776) впервые провозгласила де­мократические свободы и имела большое революционизирующее значение для других стран, в частности, подготовив известную «Декларацию прав человека и гражданина» — первую конститу­цию французской буржуазной революции. Однако практическое значение «Декларации независимости» для самих Соединенных Штатов было невелико. Уже в конституции 1787 года, принятой конгрессом» гражданские права были ограничены для значитель­ных групп населения США. В этом молодом буржуазном госу­дарстве власть захватила крупная буржуазия, которая сразу же встала на путь обмана народных масс, подавления демократиче­ских движений, хищнического истребления индейских племен, и, несмотря на декларацию демократических свобод, сохранила у себя рабство негров.

В области драматургии и театра американская революция получила весьма слабое отражение. Пьесы таких авторов конца XVIII века, как Тайлер и Данлеп, отличаются идейной и худо­жественной неполноценностью по сравнению с драматургией европейских стран.

Это первое буржуазное государство не имело плодотворных традиций в области театра вследствие господства в нем пури­танской идеологии с присущим ей враждебным отношением к искусству. Враждебность пуритан к искусству именно на аме­риканской почве особенно тесно связана с отмеченной К. Марк­сом враждебностью капитализма «некоторым отраслям духовного производства, каковы искусство и поэзия» ¹, •— враждеб­ностью, определившей упадок и деградацию театра в наиболее экономически развитых буржуазных странах в XIX веке. Эта враждебность капитализма искусству проявилась раньше всего и полнее всего именно в Соединенных Штатах Америки.

Помимо романских и германских народов, давно живших куль­турной жизнью и потому, естественно, игравших ведущую роль в эпоху Просвещения, известное участие в строительстве куль­туры этой эпохи приняли также славянские народы: поляки, чехи, болгары и- сербы, а также венгры (мадьяры) — народ, живший в славянском окружении и имевший многочисленные связи со славянскими народами. Для всех перечисленных наро­дов, как сохранявших в XVIII веке свою политическую само­стоятельность (поляки), так и утерявших ее и томившихся под австрийским или турецким игом (чехи, венгры, сербы, болга­ры), XVIII век был временем подъема национального сознания, борьбы за развитие национального языка и за возрождение на­циональной культуры.

Особенно еапряженной была эта борьба в южнославянских странах, находившихся под гнетом турецкого абсолютизма. Та­кие культурно-политические деятели, как Паисий Хилендарский (1722—1798), основоположник новой болгарской литературы, ро­доначальник болгарского просветительства, как его ученик Софроний Врачанский (1739—1814), сформулировавший боевую программу болгарского Просвещения как борьбу за национальное самоопределение и экономическое раскрепощение болгарского на­рода, как Досифей Обрадович (1743—1811), виднейший серб­ский политический деятель и писатель, страстный пропагандист идей Просвещения и борец за славянскую культуру на рубеже XVIII и XIX веков, действовали в такую эпоху, когда славян­ские народы на Балканах пребывали еще в состоянии полной разобщенности и находились под чуженациональным гнетом. Отсюда естественное ограничение деятельности болгарских и сербских просветителей, невозможность для них использовать театр как орудие просветительской пропаганды.

Весьма трудные условия для просветительского движения соз­дались также в Чехии. В прошлом одна из старейших культурных стран в Европе, обладавшая старинным Пражским университетом, породившая в лице гуситства исключительно мощное антифео­дальное и антикатолическое движение XV века, протестантская Чехия была разгромлена при Белой горе (1620) силами католи­ческой реакции и утеряла национальную независимость. Нача­лось насильственное онемечивание Чехии, беспощадное уничто-

жение чешских книг. В начале XVIII века чешская литература почти полностью исчезает. Невыносимый гнет приводит во вто­рой половине XVIII века к революционным выступлениям на­родных масс и к особенно мощному крестьянскому восстанию 1775 года. Напуганная крестьянским движением, австрийская империя идет на ряд социальных реформ, ограничивает феодаль­ные повинности крестьян, а в 1781 году отменяет личную кре­постную зависимость. Тогда же издается акт о веротерпимости (1781), проводится расширение школьного образования, некото­рое ограничение цензурных запретов в области печати.