23.Особенности и периодизация русской философии

Развитие мировой философии представляет собой единый процесс, закономерности которого определяются ходом истории и связаны с выявлением все новых и новых проблем, требующих философского осмысления. История философии в этом смысле также обладает существенной неоднородностью. Отсюда - необходимость определения специфических черт той или иной национальной философской школы. Особое значение эта проблема имеет для России, потому что ее историческое и культурное развитие всегда отличалось существенной непредсказуемостью, не укладывалось в традиционные схемы и образцы: очень часто долгие периоды упадка и застоя в ее истории сменялись периодами экономического, политического и культурного расцвета. Это, безусловно, отражалось и на развитии философии.

Как же русская философия соотносится с западной и восточной традициями внутри мировой философии? Общий ответ в данном случае очевиден: русская философия, безусловно, вписывается в западную философскую традицию, и все ее развитие связано с активным усвоением и переработкой западной философии (что, конечно, не исключает взаимовлияния, взаимообогащения). Восточная философия гораздо меньше, чем западная, непосредственно воздействовала на русскую мысль. Ее влияние в основном сводилось к эпизодическому заимствованию отдельных идей. Наиболее охотно русские философы воспринимали предельный мистицизм некоторых восточных систем, но для них совершенно неприемлемым было отрицание значимости личного начала в человеке, его индивидуальности. Только в начале XX в. увлечение восточной культурой сопровождалось формированием философских концепций, всецело ориентированных на восточные мистические системы (Е. Блаватская, Н. Рерих).

Но, чтобы понять самое главное, нужно установить серьезные, глубокие различия между традициями западного и русского философствования. Это позволяет в общем виде сформулировать основные характерные признаки нашей национальной философии:

1. Первой и главной особенностью русской философии является ПРЕИМУЩЕСТВЕННО РЕЛИГИОЗНЫЙ, А ПОДЧАС РЕЛИГИОЗНО-МИСТИЧЕСКИЙ, РЕЛИГИОЗНО-СИМВОЛИ-ЧЕСКИЙ ЕЕ ХАРАКТЕР, т.е. ДЛИТЕЛЬНОЕ ГОСПОДСТВО В НЕЙ РЕЛИГИОЗНЫХ ФОРМ СОЗНАНИЯ, ПОСТОЯННЫЙ ПОИСК СМЫСЛА И ЗНАЧЕНИЯ ХРИСТИАНСКИХ ИДЕЙ ДЛЯ ОТДЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА, ОБЩЕСТВА И КУЛЬТУРЫ. Этому способствовал ряд причин:

Во-первых, ориентация на западную культуру решительно определилась только с принятием Русью христианства. Поэтому русская философия, в отличие от западноевропейской, не имела дохристианского периода и, следовательно, не могла опереться на культурное наследие античности. Не успев сложиться в языческих формах, она сразу же оказалась в плену богословия.

Во-вторых, христианство на Русь пришло из Византии в его восточном варианте, в форме православия. В этом акте проявилось стремление сохранить определенную дистанцию в отношении культурной и религиозной традиций, характерных для западной Европы. Не следует забывать и о том, что в течение нескольких столетий Россию от западноевропейских стран отгораживала религиозная нетерпимость между западной и восточной церквами. Углублению разносторонних связей с Западом мешали также почти 300-летнее татаро-монгольское иго, его негативные последствия. В результате русская мысль вплоть до XVII в. развивалась замкнуто, если не считать архаического влияния афонских монахов (от Афона - "Святой горы" на с.-в. Греции, центра православного монашества). Даже богословская схоластика в российские духовные учебные заведения проникла только в XVII в., когда Запад уже располагал полнокровными философскими системами. В России, в отличие от передовых европейских стран, возникновение светской культуры, естествознания и философии, свободной от религии, запоздало на 200-300 лет. Однако религиозные формы сознания давали о себе знать и в последующее за XI-XVII вв. время, во всяком случае, на протяжении всего XVIII в.

В-третьих, достаточно позднее внедрение православия на Руси и необычный способ его принятия ("сверху") препятствовали однозначному господству христианских идей. В процессе усвоения они причудливо соединились с глубоко укоренившимися и самобытными языческими верованиями древних славян, то есть существенно модифицировались (это особенно характерно было для неподконтрольных церкви сфер культуры, православие исключало существование других воззрений).

2. Вторая характерная черта русской философии: ПРЕДЕЛЬНЫЙ ДУАЛИЗМ, АНТИНОМИЗМ (антиномия - противоречие между двумя взаимоисключающими положениями, одинаково убедительно доказуемыми логическим путем) В ПОНИМАНИИ МИРА, ЧЕЛОВЕКА И ИСТОРИИ как следствие непреодоленного до конца противостояния языческих и христианских истоков русской культуры. Древнее языческое восхищение природой, привязанность к текучему материальному бытию соединились с христианским ощущением реальности иного, высшего мира, с желанием немедленного и непосредственного единения с ним. Видимо, этим объясняются противоположные устремления в русском духовном характере: любование природным миром, предельно чуткое отношение к нему и одновременно "прозрение" высшей, божественной реальности, определяющей подлинное в человеке и его жизни.

Нечто подобное наблюдалось и в понимании человека. Русский человек, с одной стороны, непосредственно принадлежит временному, материальному бытию, с другой, столь же непосредственно, интимно связан с Богом, т.е. укоренен в вечном, духовном бытии.

Эта же черта характеризует и восприятие истории в русской философии. История в ней осознается не только в ее эмпирическом, зримом воплощении как процесс всестороннего общественного развития, но и в ее мистическом, божественном измерении как реализация некоего божественного замысла.

Причем, осознание противоречий, укорененных в мире, человеке и истории, не приводит к их разрешению или хотя бы к сглаживанию, а только более остро выявляет трагизм человеческого существования. Противоречие в русской философии, следовательно, воспринимается как абсолютное, не способное к гармоническому разрешению, "снятию". Такова особенность ее диалектики.

3. В качестве третьей отличительной черты русской философии необходимо отметить СПЕЦИФИКУ САМОГО СТИЛЯ ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ. В западной философии с XVII в. господствующим стал чисто рационалистический, "научный" метод изложения, достигший апофеоза у представителей немецкой классической философии. В русской философии рационалистический метод никогда не был основным, более того, для многих мыслителей он представлялся ложным, не дающим возможности дойти до сути главных философских проблем. В ней, в соответствии с русским духовным характером, ведущим оказался эмоционально-образный, художественный стиль философствования, отдающий предпочтение ярким художественным образам и аналогиям, интуитивным прозрениям, а не строгим логическим рассуждениям. Даже у тех крупных русских философов, которые вполне укладывались в классическую рационалистическую традицию, логичность и рациональная последовательность всегда естественно сочеталась с художественной образностью и апелляцией к интуиции, выходящей за пределы возможного для рационального мышления. Это особенно характерно для В. С. Соловьева и его философских наследников - Н.Бердяева, С.Франка, И. Ильина, П. Флоренского и др.

4. Из третьей вытекает еще одна, четвертая, особенность русской философии: она являлась ФИЛОСОФИЕЙ ЖИЗНИ в полном смысле этого слова. Философия, отрешенная от жизни и замкнутая в умозрительных конструкциях, в России не могла рассчитывать на успех. Поэтому именно в России - раньше, чем где бы то ни было, - она сознательно подчинялась решению встававших перед обществом насущных задач. Конечно, наклонности к умозрительным спекуляциям, общефилософским проблемам имели место, но далеко не в таком виде и не в таком масштабе, как это было, например, в Германии. Ей больше присуща некая социальность: общинное сознание, соборность, софийность ("слово-мудрость-дело", что предполагает постановку вполне земных, человеческих вопросов).

5. В XVIII-XIX вв. Россия из-за ее отсталости сохраняла феодальные отношения и самодержавный деспотизм, тогда как многие страны Европы установили буржуазные порядки, а некоторые из них - республиканский строй. Затянувшееся господство крепостничества и самодержавия вызвало к жизни ОСОБЫЕ ФОРМЫ ИДЕОЛОГИИ, либо незнакомые другим государствам, либо не получившие в них подобного развития: идеология дворянских революционеров, революционный крестьянский демократизм, включая народничество, славянофильство и западничество, толстовство.

6. Сопоставление условий русской жизни с жизнью передовых европейских стран неизбежно породило в нашей философии одну из самых острых проблем общественной мысли - ПРОБЛЕМУ РОССИИ И ЗАПАДА. Она, начиная с конца XVIII в., не сходила со страниц русской печати и волновала умы людей, принадлежавших к самым различным направлениям. Наиболее полно, философски и историко-фактологически, эту тему обосновал Н. А. Бердяев в своем знаменитом труде "Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века".

Русская философия самобытна, достаточно оригинальна, плюралистична и актуальна. С XI по XX вв. в ней можно выделить ряд периодов, в рамках которых она характеризовалась определенной устойчивостью, известным единообразием:

1. Становление русской философии, постепенное накопление материала для превращения ее в самостоятельную науку. (XI-XVII вв.). Первые опыты ее восходят к древнейшей эпохе и связаны о христианизацией Руси, с обоснованием необходимости включения "русской земли" в общемировой процесс торжества божественного "света" (т.е. Христа, называемого "благодатью" и "истиной") над "тьмой" язычества. Дальше русская философская мысль развивалась в русле нравственно-практических наставлений и обоснования особой роли православной Руси в становлении мировой цивилизации (учение монаха Филофея из Псковского Елизарова Монастыря о "Москве-третьем Риме").

2. Обособление философии от религии и утверждение ее как теоретической науки (XVIII в.), благодаря научным достижениям М. В. Ломоносова (1711-1765), основателя материалистической традиции в русской философии, и своеобразному философскому дарованию Г. В. Сковороды (1722-1794). Не случайно в 1755 году открылся Московский университет, где началось светское преподавание философии, она отделилась от религии.

3. Фундаментальная разработка проблем методологии научного и социального преобразования России (с XIX в.). Именно в этот период со всей остротой был поставлен вопрос о "настоящей сути народной" (Ф. М. Достоевский), о русском национальном идеале. Своего пика попытка его решения достигла в славянофильстве, которое "организовалось" под влиянием историософии П. Я. Чаадаева (1794-1856) и породило сначала религиозное реформаторство, а последнее, в свою очередь, - русское богоискательство, или "духовный ренессанс", конца XIX - начала XX вв.

В конце XIX - начале XX" вв. критика исторического христианства, и без того обветшавшего в служении деспотической власти, уже мало кого удовлетворяла. Требовалось новое откровение о человеке, новое религиозное сознание.

24.ЗАПАДНИЧЕСТВО — течение русской общественно-политической мысли, окончательно оформившееся в 40-х гг. 19 в. в полемике со славянофильством. Выступая за преодоление исторической отсталости России от стран Западной Европы, сторонники западничества отстаивали необходимость развития России в направлении, пройденном или указанном западной цивилизацией.

Западничество с момента своего возникновения не представляло собой цельного мировоззрения, а разделялось на несколько потоков в рамках единого течения общественно-политической мысли. Родоначальником западничества явился П. Я. Чаадаев, как никто другой ясно сформулировавший в 30-х гг. 19 в. антитезу России и Запада. По своим убеждениям Чаадаев времен “Философических писем” был консервативным романтиком. Отсюда его пессимизм в отношении возможностей догоняющего типа развития, возможностей наверстать упущенное и утраченное в рамках цивилизационного выбора (в пользу восточного христианства, восточного деспотизма и т. д.), совершенного в свое время Россией. Проблема состояла в том, что гонка, по мысли Чаадаева, разворачивалась на поле культуры и простое заимствование чуждых отечественной почве идей, моделей поведения, а тем более технологических инноваций в целом не решало проблемы. Развитие, по Чаадаеву, предполагает наличие элемента органичности. преемственности, о котором в подобной ситуации не могло быть и речи. Во втором из “Философических писем” Чаадаев как бы мимоходом замечает: “...Если допустить, что мы смогли бы... добыть себе недостающие нам знания, откуда нам взять живые традиции, обширный опыт, глубокое осознание прошлого, прочные умственные навыки — все эти последствия огромного напряжения всех человеческих способностей, а они-то и составляют нравственную природу народов Европы и дают им подлинное превосходство”. Парадоксальность воззрений Чаадаева состояла в том, что, будучи апологетом европейской истории и культуры (именно истории, поскольку современная ему Европа мало походила на созданный им идеальный образ Европы строгой иерархии, католического универсума и т. д.), он с явным пренебрежением относился к истории собственной страны. К парадоксам его мировоззрения можно отнести консерватизм без консервации (в России в институциональном и духовном планах просто нечего консервировать), органицизм без органичности и т. д. Все эти противоречия не могли быть устранены в рамках западнического мировоззрения. Не случайно поэтому Чаадаев оказался одинокой фигурой в ряду отечественных западников, а консервативный романтизм стал вскоре после издания его “Философического письма” отличительной особенностью противостоящего западничеству идейного течения — славянофильства.

Подлинной “лабораторией” западничества стал организованный в 30-х гг. 19 в. Н. В. Станкевичем философский кружок, объединивший в своем составе такие фигуры, как В. Г. Белинский, М. А. Бакунин, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, В. П. Боткин и др. Однако в полный голос западничество заявило о себе в 1840 с выходом в свет статей Белинского под общим заглавием “Россия до Петра Великого”, ставших своего рода манифестом российского западничества. Другими работами, которые с полным правом могут быть отнесены к числу программных для всего западнического направления общественно-политической мысли, стали магистерская диссертация К. Д. Кавелина “Взгляд на юридический быт Древней России” (1847), а также статьи Грановского и Боткина. Западники резко (и не всегда обоснованно) критиковали славянофилов за противопоставление исторических путей Западной Европы и России, за идеализацию ими старых порядков, патриархальных устоев и общинного быта, выступая при этом в качестве поборников идеалов европейского просвещения — индивидуальной свободы и общественного прогресса. По их мнению, реформы Петра не прервали русской исторической традиции, но способствовали принятию Россией “плодов гражданственности и просвещения” (Кавелин), перенесли на русскую почву идеалы европейской цивилизации — “живую веру в прогресс... сознание человеческого достоинства” (Белинский).

Философскую основу западничества составляло левое гегельянство. При этом, однако, западниками решительно отвергался гегелевский объективизм и панлогизм. Признавая объективный характер естественноисторического процесса, западники подчеркивали его векторный характер, однонаправленность. История в этом свете становилась своего рода воплощением идеи прогресса. Конечной целью истории провозглашалось создание таких общественных отношений, которые обеспечат свободу и гармоничное развитие человеческой личности. Отсюда вытекали негативные оценки российского самодержавия как препятствия на пути социального прогресса, осуждение крепостничества, неприятие идеологии “официальной народности” и т. д.

Вместе с тем уже в начале 1840-х гг. выявилась неоднородность российского западничества. В среде западников возникает полемика по целому ряду социально-политических проблем, вокруг вопросов эстетики, философии. В результате внутри западничества оказались довольно четко очерчены два основных потока — революционно-демократический и либеральный. К числу представителей первого в отечественной историографии относят Белинского, Герцена и Н. П. Огарева, ко второму, более многочисленному, причисляют Грановского, В. Ф. Корша, Кавелина, Боткина, Н. X. Кетчера, П. В. Анненкова, И. С. Тургенева и др. Окончательный разрыв произошел на рубеже 40—50-х гг. 19 в. Смерть Белинского означала потерю того связующего звена, которое объединяло различные группы западников, а поражение революций 1848—49 гг. в Европе, сопровождавшееся попранием демократических принципов и торжеством буржуазного “мещанства”, заметно поколебало оптимистическую веру западников в разумность и поступательность хода истории. Десятилетие спустя западничество как самостоятельное направление общественно-политической мысли России себя практически полностью исчерпало.

Наследниками западников с равным на то основанием стали считать себя в 1860-х гг. и революционные демократы, исходившие из необходимости построения социализма на развалинах существующего строя, и представители либерального лагеря, идеалом которых стали общедемократические реформы и построение правового государства. В последней трети 19 в. понятие “западничество” приобретает более широкое толкование — с одной стороны, как характерная черта мировоззрения ряда российских государственных и общественных деятелей либерального толка, с другой — как специфический элемент мировоззренческой ориентации представителей российской социал-демократии. Значение этого понятия как характерной черты мировоззрения отечественных либералов сохраняется по сей день.

25.СЛАВЯНОФИЛЬСТВО - одно из направлений русской общественной мысли, противостоящее западничеству. Само название направления подчеркивало стремление его адептов доказать самобытность развития России, особенности ее исторического развития и национального своеобразия. Западники же стояли на точке зрения единства человечества и закономерностей его исторического развития и полагали, что Россия неизбежно должна пройти тот же путь исторического развития, который прошли ушедшие вперед западноевропейские народы. Однако это лишь самые общие положения двух направлений, показывающие характер их расхождений. В основе их противостояния лежали более глубокие философские проблемы. Г. Флоровский совершенно справедливо писал, что «"славянофильство" и «западничество» — имена очень неточные, только подающие повод к недоразумениям и ложным толкованиям. Во всяком случае, это не только и даже не столько две историко-политические идеологии, сколько два целостных и несводимых мировоззрения» (Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 249). С. - глубоко религиозное учение, рассматривающее религию как фундамент, основу всех исторических и общественных реалий. Западничество же — учение безрелигиозное, и основой всех западнических философских и историософских построений считает секуляризм.

С. как философское направление, как система философских взглядов сложилось в результате философских дискуссий в среде русского дворянства в 30—40-х гг. XIX в. Начало этим взглядам было положено в работе А.С. Хомякова «О старом и новом» и в работе И.В. Киреевского «В ответ А.С. Хомякову», которые были написаны в 1839 г. Но формированию С. способствовали не столько эти работы, сколько устные споры, которые шли на протяжении всех 40-х гг. в московских гостиных. Об этом писал и А.И. Герцен в своих дневниках в 1843—1845 гг., в «Былом и думах», и И.С. Аксаков, и А.И. Кошелев, и многие другие. Ю.Ф. Самарин, в частности, сообщал, что оба кружка — западников и славянофилов — ежедневно сходились и составляли одно общество. Споры вертелись вокруг основной проблемы: правит ли миром свободно творящая воля или же закон необходимости. Обсуждались также вопросы о том, в чем заключается разница между рос-сийским и западноевропейским просвещением — в одной лишь степени развития или в самом характере просветительских начал, а потому предстоит ли России усваивать самые начала западноевропейского просвещения или же ей следует искать эти начала просвещения в православно-русском духовном быте, который может стать основою нового фазиса общечеловеческого просвещения. Важной темой споров, отмечает Ю.Ф. Самарин, был вопрос об отношении православной церкви к латинству и протестантству: есть ли православие лишь первобытная среда, из которой путем дальнейшего развития и прогресса выходят более высокие формы религиозного миросозерцания, или же православие есть неповрежденная полнота Откровения, которая в западном мире под вли-янием латино-германских представлений пришла к раздвоению на противоположные полюсы.

Сторонники С. пришли в результате этих споров к выводу, что России предстоит миссия заложить основы нового общеевропейского просвещения, опирающиеся на подлинно христианские начала, сохранившиеся в лоне православия. Только православию присуща свободная стихия духа, устремленность к творчеству, свобода от покорности необходимости, которая свойственна запад-ноевропейскому обществу с его рационализмом и господством материальных интересов над духовными, что привело в конечном итоге к разобщенности, индивидуализму, разорванности духа на составляющие его элементы.

Свое обоснование и развитие философские идеи С. получили главным образом в работах И.В. Киреевского и А.С. Хомякова. Из работ И.В. Киреевского следует назвать статьи «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» (1852) и «О необходимости и возможности новых начал для философии» (1856). Более детальную разработку философские идеи С. получили в работах А.С. Хомякова, особенно в тот период, когда он занялся подготовкой к изданию собрания сочинений рано умершего И.В. Киреевского. Среди наиболее важных философских сочинений Хомякова — «По поводу Гумбольдта» (1849), «По поводу статьи Киреевского «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» (1852), «Записки о всемирной истории, или Семирамида», «Письма о современной философии» (1856), «По поводу отрывков, найденных в бумагах И.В. Киреевского» (1857), «О современных явлениях в области философии (письмо Самарину)», «Второе письмо о философии Ю.Ф. Самарину» (1859) и др.

Для славянофильской философии характерны, пожалуй, три общие черты, которые объединяют взгляды оригинальных и самобытных мыслителей, каковыми были все ранние или старшие славянофилы: И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарин.

Во-первых, это учение о целостности духа, об органическом единстве. Органическое единство не только характеризует природу церкви, общества, человека, но и является непременным условием познания истины. Славянофилы отрицали возможность познания истины через отдельные познавательные способности человека, будь то чувства, разум или вера. Только дух в его живой целостности обладает способностью познания истины во всей ее полноте, т.е. только соединение всех познавательных способностей при обязательном участии воли и любви дает возможность познания мира, таким, каков он есть, в его живом развитии, а не в виде абстрактных понятий или чувственных восприятий. Причем подлинное знание сущности мира дается не отдельному человеку, а лишь такой совокупности людей, которая объединена общей любовью, т.е. соборному сознанию. Начало соборности в философии С. выступает как общий метафизический принцип устройства бытия, хотя соборность характеризует в первую очередь церковный коллектив. Но в С. понятие соборности обретает более широкое значение, ибо и сама церковь понимается как некий аналог общества. Соборность есть такое множество, которое объединено силой любви в свободное и органическое единство. Только в соборном единении личность обретает свою подлинную духовную самостоятельность. Соборность противоположна принципу индивидуализма, разобщенности. Соборность отрицает подчинение какому-либо авторитету, даже авторитету церковных иерархов, ибо неотъемлемым признаком соборности является свобода личности, ее добровольное и свободное вхождение в Церковь. Поскольку истина дается только соборному сознанию, то и истинная вера, по мнению славянофилов, сохраняется только в народном соборном сознании.

Во-вторых, это противопоставление внутренней свободы внешней необходимости. Все славянофилы подчеркивали примат свободы, исходящей из внутренних убеждений человека, и отмечали негативную роль ограничений человеческой деятельности, пагубность подчинения человека господству внешних обстоятельств. Славянофилы стремились вывести человека из-под господства внешних сил, навязанных извне принципов поведения, сделать возможным такое поведение, которое целиком определялось бы внутренними, исходящими от сердца мотивами, мотивами духовными, а не материальными интересами, поведение, которое не подчинялось бы внешней необходимости и не оправдывалось бы этой необходимостью. Человек должен руководствоваться своей совестью, а не рационалистическим определением выгоды. Справедливо подчеркивая необходимость совестливого начала, славянофилы неправомерно сводили на нет необходимость правового регулирования поведения людей. В слабости внешних правовых форм и даже в полном отсутствии внешнего правопорядка в русской общественной жизни они усматривали положительную, а не отрицательную сторону. В то же время порочность западноевропейских порядков они видели в том, что западное общество пошло путем «внешней правды, путем государства».

Наконец, третьей, характернейшей чертой славянофильского миропонимания была религиозность. Славянофилы полагали, что только вера определяет и движение истории, и быт, и мораль, и мышление. Поэтому проблема Истинной веры и Истинной церкви лежала в основе всех их философских построений. А.И. Герцен, очень высоко ценивший ум и философскую эрудицию И. Киреевского, с горечью отмечал, что «между ним (т.е. Киреевским) и нами была церковная стена» (Герцен А.И. Собр. соч. В 30-ти т. Т. IX. М., 1956. С. 159). Все славянофилы были убеждены, что только христианское мировоззрение и православная церковь способны вывести человечество на путь спасения. Все беды и все зло в человеческом обществе, по их мнению, происходят от того, что человечество отошло от истинной веры и не построило истинной церкви. Из всех религиозных верований только христианство способно дать человечеству импульс для движения в правильном направлении, а из всех христианских конфессий только православная церковь стоит на правильном пути. Однако славянофилы не отождествляли историческую церковь, т.е. реально существующую Русскую православную церковь, с той православной Церковью, которая способна стать единой церковью всех верующих. Поэтому наряду с религиозной философией славянофилы активно разрабатывали и богословскую проблематику.

Именно христианские мотивы в творчестве славянофилов оказали наибольшее влияние на последующее развитие русской религиозно-философской мысли. Вот почему многие русские историки философии начала XX в. рассматривают С. как начало развития самобытной и оригинальной русской философской мысли, т.е. такой мысли, которая хотя и развивалась на базе европейской философии, но выдвинула целый ряд новых, оригинальных идей, которые в европейской философии до славянофилов не разрабатывались, а если и разрабатывались, то не с такой полнотой и обстоятельностью.

Надо сказать, что славянофилы никогда не отрицали достижений западноевропейской культуры, с глубоким уважением относились к западноевропейской науке. Но активное неприятие в западном образе жизни вызывало у них господство индивидуализма, разъединенности, раздробленности, обособленности духовного мира людей, подчинение духовной жизни внешним обстоятельствам, господство материальных интересов над духовными. И все это, по мнению славянофилов, явилось следствием рационализма, который стал господствующим в западном мышлении из-за отхода западного христианства, т.е. католичества, или, как говорил И. Киреевский, латинства, от истин подлинной христианской религии.

Из-за того, что римская иерархия ввела в веру новые догматы, рассуждает И.В. Киреевский, «произошло то первое раздвоение в самом основном начале западного вероучения, из которого развилась сперва схоластическая философия внутри веры, потом реформация в вере и, наконец, философия вне веры. Первые рационалисты были схоластики; их потомство называется гегельянцами» (Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 296). В философии Гегеля славянофилы видели вершину развития западного рационализма, ту вершину, с которой стали особенно явно видны как достижения рационализма, так и его неизлечимые пороки. Главным же пороком рационализма они считали разрушение цельности человеческого духа, абсолютизацию логического мышления, которое, по их мнению, отделялось в рационализме от других познавательных сил и противопоставлялось им.