Маленький Ганс или маленький Альберт

Маленький Ганс или маленький Альберт ? 217

III. Маленький Ганс или маленький Альберт?

В современной психологии имеются две хорошо известные концепции, которые могут рассматриваться почти как парадиг­мы для двух контрастных путей, направленных на понимание поведения человека. Это концепция «маленького Ганса» и кон­цепция «маленького Альберта». Первая отражает подход Фрейда и в целом психоаналитиков, вторая — точку зрения Павлова и бихевиористов. Этот контраст пронизывает всю со­временную психологию и распространяется на другие области знаний, такие как, например, антропология, социология, лите­ратура и интерпретация истории. Здесь мы будем иметь дело с той формой, которую этот конфликт приобрел в области невро­тического поведения и в особенности в случаях такого поведе­ния, соответственно представленных в постулатах этими двумя школами.

Начнем с рассмотрения основной характеристики невротичес­кого поведения, которая была названа О.Х. Моурером «невроти­ческий парадокс». Размышляя о центральной проблеме невроза и его лечении, он отмечает: «Если сформулировать как можно про­ще, это парадокс — парадокс поведения, которое одновременно является самосохраняюшим и саморазрушаюшим! Начиная от простых «плохих привычек», пороков и пагубных пристрастий и кончая классическими психоневротическими и психотическими симптомам», существует большое количество динамических про­цессов и стратегий, которые легко подгоняются под такое описа­ние, но игнорируют простое объяснение на основе здравого смыс­ла. Здравый смысл предполагает, что нормальный, благоразумный человек, или даже животное в меру своего интеллекта, будет взве­шивать и оценивать последствия своего действия: если результи­рующий эффект благоприятен, производящее его действие будет сохранено навсегда; если же результирующий эффект неблагоп­риятен, производащее его действие будет подавлено и устранено. Однако при неврозе можно наблюдать действия, имеющие пре­имущественно неблагоприятные последствия, и все-таки они про­должают выполняться в течение месяцев, годов или всю жизнь. Поэтому неудивительно, что здравый смысл снял с себя ответствен­ность за такие явления и перенес их в область сверхъестественно­го, мистического, необычного, ненормального».

И действительно, самым простым и ранним путем разреше­ния этой проблемы стало создание образов сатаны, демонов, на которых возлагалась ответственность за действия, составлявшие невротический парадокс. Естественно, такие объяснения не при­емлемы для современного научного мышления. Зигмунд Фрейд первым представил полностью натуралистическое объяснение такого поведения. В одной из своих начальных попыток рассмот­рения этой проблемы он выдвинул концепцию эротической фик­сации. Он утверждал, что вследствие ранних любовных пристра­стий либо к другому человеку, часто находящемуся с ними в родственных отношениях, либо к самому себе некоторые инди­видуумы останавливались в своем развитии и впоследствии упор­но продолжали такие же бесплодные, саморазрушающие дей­

ствия, которые нормальный, нефиксировнный человек вскоре бы прекратил. Таким образом, в качестве ответственных за парадок­сальное поведение невротика мы вместо дьяволов и демонов по­лучили комплексы Эдипа и Электры. Преимущество здесь в том, что выдвигается постулат о предопределенности поведения s за­висимости от устанавливаемых факторов окружающей жизни, но это преимущество не настолько велико, потому что, как нео­днократно подчеркивалось ранее, сложности психоаналитичес­ких обоснований препятствуют всякому научному тестированию таких теорий. Более того, при рассмотрении доказательств, на которых основываются теории Фрейда, можно обнаружить, что это не тот тип доказательств, который можно порекомендовать ученому. Вместо экспериментально проверенных выводов из чет­ко сформулированных гипотез мы обнаруживаем всего лишь анекдотичные свидетельства, собранные довольно случайным образом из индивидуальных историй болезней. Этот недостаток достоверных доказательств часто скрывается от читателя пре­восходными писательскими способностями Фрейда, за что в Гер­мании ему заслуженно была присуждена премия Гете за дости­жения в области литературы. Однако в науке убеждение не должно подменять доказательство, и нам следует более тщатель­но исследовать доказательные попытки Фрейда, прежде чем сде­лать выводы о достоверности его гипотез. С целью такого иссле­дования я выбрал опубликованную Фрейдом в 1909 г. работ)' под названием «Анализ фобии пятилетнего мальчика». Описанный в ней пример часто называют «историей маленького Ганса». Как отмечает Эрнст Джонс в своей книге о биографии Фрейда, это было «первым опубликованным исследованием анализирования детей». Он также добавляет: «Блестящий успех в деле анализи­рования детей был основан на изучении этой истории бюлезни». Слава, которую приобрел маленький Ганс, явиласьодной из при­чин моего выбора именно этой истории. Так, знаменитый анг­лийский психоаналитику. Гловер высказывает следующее мне­ние: «Для своего времени анализирование маленького Ганса явилось замечательным достижением, а описание его анализи­рования составляет одну из ценнейших страниц в архивах психоанализа. Наши концепции о формировании фобии, пози­тивном эдиповом комплексе, амбивалентности, страхе перед

кастрацией, вытеснении воспоминаний из сознания и других явлениях были подкреплены и усилены в результате этого ана­лиза».

Другой причиной для детального изучения маленького Ганса является тот факт, что Дж.Б. Уотсон разработал теорию, альтер­нативную взглядам Фрейда. Он также представил ее в виде ис­тории маленького мальчика — на этот раз Альберта. Трудно пред­ставить себе лучший способ определить различия между психоанализом и современной психологией, чем контрастное сравнение историй маленького Ганса и маленького Альберта, а также сделать выводы из этого сравнения.

И, наконец, у нас есть большое преимущество в том, что исто­рия маленького Ганса была тщательно изучена двумя современ­ными психологами Джозефом Вольпе и Стенли Рэчменом в ра­боте, которая стала классической.¹ В дальнейшем я буду лишь следовать их дискуссии, цитируя и перефразируя некоторые выс­казывания. Читатель, желающий знакомиться с этой дискусси­ей более подготовленным, может также обратиться к оригиналь­ной работе Фрейда, чтобы самому судить о справедливости высказываемой критики.

Вольпе и Рэчмен начинают с заявления о том, что они еще раз исследуют эту историю болезни и дадут свои оценки представ­ленным доказательствам. Далее они продолжают: «Мы покажем, что, хотя и имеются проявления сексуального поведения со сто­роны Ганса, никаких научно приемлемыхдоказательств связи его поведения со страхом перед лошадьми у мальчика не представ­лено; что утверждение о наличии такой связи является простым предположением; что скрупулезные дискуссии, последовавшие за появлением этой книги, были простыми размышлениями; и что эта история не представляет никакой фактической поддерж­ки какой-либо из концепций, перечисленных выше Гловером. Наше исследование этой болезни детально выявляет модели мышления и отношения к доказательствам, которые почти уни­версальны среди психоаналитиков. Такой подход предполагает

необходимость более тщательного рассмотрения основ психо­аналитических «открытий», чем это былодосих пор. И мы наде­емся, что он подтолкнет психологов к проведению такого же кри­тического изучения фундаментальных трудов по психоанализу».

Первая интересная деталь истории заключается в том, что ма­териалы по этому случаю, на которых основывается анализ Фрей­да, были собраны отцом маленького Ганса, регулярно посылав­шим Фрейду письменные отчеты о своих наблюдениях.

Отец не раз вступал в споры с Фрейдом относительно фобии маленького Ганса, но за все время анализирования сам Фрейд видел этого мальчика только один раз!

Приведем наиболее значимые факты из раннего детства Ган­са. В возрасте трех лет он проявил «довольно необычный живой интерес к той части своего тела, которую он обычно называл сво­им мочуном». Когда ему было три с половиной года, его мать за­стала его держащим свой пенис в руке. Она пригрозила ему: «Если ты будешь так делать, я пошлю за доктором А., чтобы он отрезал твой мочун (Wiwimacher). С чем ты тогда будешь иг­рать?». Ганс ответил: «С моей попкой». В возрасте от трех до четырех лет Ганс делал много замечаний в отношении «мочу- нов» у животных и людей, включая вопросы матери и отцу о том, есть ли таковые у них. Фрейд придает значение следующему ди­алогу между Гансом и его матерью, когда Ганс «внимательносле- дил, как раздевается его мать»:

МАТЬ: Почему ты так смотришь на меня?

ГАНС: Я только хотел посмотреть, есть ли у тебя мочун тоже.

МАТЬ: Конечно. Разве ты этого не знал?

ГАНС: Нет, я думал, ты такая большая, что у тебя такой же мочун, как у коня.

Когда Гансу было три с половиной года, у него родилась сест­ричка. Мать рожала дома, и Ганс слышал, как женщина «каш­ляла». Он увидел лицо доктора после родов, затем его позвали в спальню. Сначала Ганс очень «ревновал к новому существу», ко через шесть месяцев его ревность уступила место «братс­кой любви».

В возрасте четырех с половиной лет Ганс поехал со своими родителями на летние каникулы в Гмунден. Там у него появи­лось несколько друзей, включая 14-летнюю девочку Мариедль.

Однажды вечером Ганс сказал: «Я хочу, чтобы Мариедль спа­ла со мной». Фрейд заявляет, что это желание Ганса было выражением того, что он хотел, чтобы Мариедль стала чле­ном их семьи. Родители Ганса иногда разрешали ему спать в их постели. Фрейд считает, что «нахождение рядом с ними, не­сомненно, пробуждало в нем эротические чувства¹, поэтому его желание, чтобы Мариедль спала вместе с ним, также имело эро­тический смысл».

Фрейд придает большое значение и другому случаю во время летних каникул, оценивая его как попытку Ганса соблазнить свою мать. Процитируем его полностью.

«Гансу четыре с половиной года. В это утро его мать, как обыч­но, помыла его в ванной, затем вытерла и посыпала пудрой. Когда она наносила пудру вокруг его пениса, стараясь не кос­нуться его, Ганс сказал: « Почему ты не хочешь поместить свой палец туда?»

МАТЬ: Потому что это некрасиво.

ГАНС: Как это? Некрасиво? Почему?

МАТЬ: Потому что неприлично.

ГАНС (смеясь): Но это так забавно».

Другой случай до появления его фобии произошел, когда Ганс в возрасте четырех с половиной лет рассмеялся, наблюдая, как моют в ванной его сестричку. На вопрос о том, почему он смеется, он ответил: «Я смеюсь над мочуном Ханны». «Почему?» «Пото­му чтоу нее такой красивый мочун!» Его отецтак прокомменти­ровал это: « Конечно, его ответ был неискренним. На самом деле ее мочун показался ему смешным. Более того, это был первый раз, когда он признал разницу между мужскими и женскими ге­ниталиями и не отверг ее».

В начале января 1908 года отец написал Фрейду, что у Ганса, которому тогда уже было пять лет, появилось «нервное рас­стройство». Он сообщил о следующих симптомах: боязнь вы­ходить на улицу, депрессия по вечерам и страх перед тем, что на улице его укусит лошадь. Отец Ганса предположил, что «...причиной этого является сексуальное перевозбуждение.

вызванное материнской нежностью», и страх перед лошадью «каким-то образом связан с тем, что он был напуган увиденным у коня большим пенисом». Первые признаки этого расстрой­ства проявились 7 января, когда няня повела Ганса на ежеднев­ную прогулку в парк. Он начал плакать и проситься к маме, чтобы та приласкала его. Дома «его спросили, почему он отка­зался гулять и начал плакать, но он ничего не ответил». На сле­дующий день после некоторого сопротивления и плача он по­шел на прогулку с матерью. Возвращаясь домой, Ганс сказал («после долгого внутреннего колебания»): «Я боялся, что лошадь укусит меня» (в оригинале выделено курсивом). Как и накануне, вечером у Ганса появился страх, и он попросил, чтобы его приласкали. Он также сказал: «Я знаю, что завтра я должен буду снова пойти на прогулку,» а также «В эту комнату придет конь». В тот же день мать спросила его, трогает ли он рукой свой мочун. Он ответил утвердительно. На следующий день мать сказала ему, чтобы он этого не делал.

В этом моменте повествования Фрейд представил свою ин­терпретацию поведения Ганса, а затем договорился с отцом, «чтобы он сказал мальчику, что вся эта бессмыслица в отноше­нии лошадей — всего лишь бессмыслица и ничего больше. Его отец должен был убедить его, что все дело в том, что он очень любил свою мать и хотел, чтобы она пустила его в свою по­стель. Причина его боязни лошадей заключалась в том, что он проявлял слишком большой интерес к их мочунам». Фрейд так­же предложил поговорить с мальчиком, просветить его на сек­суальные темы и объяснить ему, что у женщин «вообще нет никакого мочуна».¹

«После того как с Гансом поговорили на эти темы, после­довал относительно спокойный период». Но после болезни гриппом, из-за чего мальчик находился в постели две недели, фобия усилилась. Потом ему удаляли миндалины, и всю сле­дующую неделю он был в больнице. Фобия «усилилась еще больше».

В марте 1908 года после излечения физических недугов у Ган­са было-много бесед с отцом о его фобии. Первого марта отец

опять сказал Гансу, что лошади не кусаются. Ганс ответил, что белые лошади кусаются и вспомнил, что когда они были в Гмун- дене, то слышал и видел, как отец Лиззи (его подруги) предуп­реждал ее, чтобы она не подходила к белым лошадям, потому что они могут укусить ее. Папа сказал Лиззи: «Не протягивай палеи белой лошади» (в оригинале выделено курсивом). На это воспоминание Ганса его отец ответил: «Меня поражает, что ты имеешь в виду не лошадь, а мочун, который нельзя брать в руки». Ганс сказал: «Но мочун не кусается». Отец: «А может и кусается». Тогда Ганс «стал страстно доказывать мне, что он думал именно о белых лошадях». На следующий день в ответ на замечание своего отца Ганс сказал, что его фобия «была та­кой сильной, потому что он каждую ночь брал свой мочун в руку». Фрейд отмечает здесь, что «доктор и пациент, отец и сын единодушно признали, что основной причиной патогенеза в настоящем состоянии Ганса является его склонность к онаниз­му». Он считает такое единодушие очень важным, полностью игнорируя наставления, которые отец высказал Гансу в преды­дущий день.¹

Спустя некоторое время отец опять сказал Гансу, что у дево­чек и женщин нет мочунов. «У мамы его нет, у Ханны нет и так далее». Ганс спросил, как же они писают, и получил ответ: «У них не такой мочун, как у тебя. Разве ты не заметил этого, когда мы купали Ханну в ванной?». 17 марта Ганс рассказал, что ви­дел во сне маму голой. На основании этого сна и вышеприве­денного разговора Фрейдделает заключение, что Ганс не вос­принял сексуальное просвещение своего отца. Фрейд заявляет: «Ему не понравилось то, что говорил ему отец, и он придерживался своего видения во сне. Возможно, у него с са­мого начала были свои причины не верить своему отцу». Об­суждая эту проблему позднее, Фрейд пишет, что полученное ранее «просвещение» о том, что у жен шин нет «мочуна», дол­жно было произвести потрясающий эффект на самосознание мальчика, и вызвало у него комплекс кастрации. По этой прн- чине он не хотел верить в эту информацию, и поэтому она не имела терапевтического эффекта.¹

Ввиду ограниченности формата книги мы представим даль­нейшие события очень кратко. После посещения зоопарка у Ган­са появилась боязнь жирафов, слонов и всех крупных животных. Отец Ганса сказал ему: «Знаешь, почему ты боишься больших животных? У них большие мочуны, а ты очень боишься больших мочунов». Но мальчик это отрицал.

Следующее важной событие — сон (или фантазия), расска­занный Гансом. «Ночью в этой комнате был один большой жи­раф и другой — помятый. Большой жираф начал кричать, пото­му что я забрал у него помятого жирафа. Потом он перестал кричать, а я уселся сверху на помятого жирафа».

Переговорив с сыном, отец сообщил Фрейду, что его сон был «супружеской сценкой, перенесенной на жизнь жирафов. Ночью он был охвачен стремлением к своей матери, к ее ласкам, к ее ге­нитальному органу, поэтому и вошел в эту комнату. Все это являет­ся продолжением его боязни лошадей». Отец делает вывод, что этот сон связан с привычкой Ганса иногда забираться в постель родителей несмотря на неодобрение отца. В дополнение к «про­ницательному наблюдению отца» Фрейд заявляет, что сидение мальчика на «помятом жирафе» означает овладение своей мате­рью. Подтверждением такой интерпретации его сна он считает то, что произошло на следующий день. Отец написал ему, что, уезжая из дома с Гансом, он сказал своей жене: «До свидания, большой жираф!» «Почему жираф?» —спросил Ганс. «Мама — это боль­шой жираф», — ответил отец. «О, да, — сказал Ганс, — а Хан­на² — это помятый жираф, правда?» Далее отец пишет: «В поез­де я объяснил ему его фантазию с жирафом, после чего он сказал «Да, это верно», а когда я сказал ему, что большой жираф — это я, и что его шея напоминала ему о мочуне, он сказал «У мамы шея тоже, какужирафа. Я видел это, когда она мыласвою белую шею».

30 марта у мальчика была короткая консультация с Фрейдом, который отметил, что, несмотря на все представленные Гансу объяснения, его боязнь лошадей оставалась неизменной. Ганс объяснил, что он особенно боялся того, «что лошади носят перед своими глазами и чего-то черного вокруг их рта». Последнюю деталь Фрейд интерпретировал как обозначающую усы. «Я спро­сил его, имел ли он в виду усы», а затем «объяснил ему, что он боялся своего отца именно потому, что очень любил мать». Фрейд подчеркнул, что это был безосновательный страх. Второго апре­ля отец сообщил о «первом реальном улучшении». На следую­щий день Ганс, отвечая на вопросы отца, объяснил, что он зале­зал в постель отца, когда ему было страшно. В следующие несколько дней были уточнены дальнейшие детали боязни Ган­са. Он сказал отцу, что больше всего боялся лошадей с «какой- то штучкой на рту», боялся, что лошади могут упасть, и больше всего боялся лошадей запряженных в омнибусы.

ГАНС: Я больше всего боюсь, когда мимо проезжает такой омнибус.

ОТЕЦ: Почему? Потому что он такой большой?

ГАНС: Нет, потому что однажды лошадь такого омнибуса упала.

ОТЕЦ: Когда?

Ганс рассказал об этом случае. А позже мать подтвердила это.

ОТЕЦ: Что ты подумал, когда эта лошадь упала?

ГАНС: Теперь так будет всегда. Все лошади омнибусов будут падать.

ОТЕЦ: Всех омнибусов?

ГАНС: Да. И лошади мебельных фургонов тоже. Но лошади этих фургонов будут падать реже.

ОТЕЦ: К тому времени у тебя уже была эта бессмыслица в голове?

ГАНС: Нет( курсив добавлен мной). Она только тогда появи­лась. Когда лошадь омнибуса упала, я сильно испугался — тог­да то у меня в голове и появилась эта бессмыслица.

Отец добавляет, что «все это было подтверждено его женой, а также тот факт, что боязнь появилась сразу же после того слу­чая (курсив добавлен мной).

Отец продолжал выяснять, что это была за черная штучка вок­руг рта лошади. Ганс сказал, что она была похожа на намордник, но отец никогда не видел такого у лошадей, «хотя Ганс настаива­ет, что такие лошади существуют».¹ Он продолжает: «Я предпо­лагаю, что какая-то часть уздечки лошади напоминала ему усы, и после того, как я упомянул это, его страх исчез». На следующий день, увидев обнаженного по пояс отца, Ганс сказал: «Папа, ты такой красивый! Ты такой белый!».

ОТЕЦ: Да, как белый конь.

ГАНС: Черные у тебя только усы. Или, может быть, это чер­ный намордник.²

Позже у Ганса удалось узнать другие детали о лошади, ко­торая упала. Он сказал, что в омнибус были запряжены две лошади, обе они были черными, «очень большими и толсты­ми». Отец Ганса опять спросил, о чем он подумал, когда ло­шадь упала.

ОТЕЦ: Когда лошадь упала, ты думал о папе?³

ГАНС: Может быть. Да. Возможно.

На протяжении нескольких дней после этих разговоров о ло­шадях интересы Ганса, согласно сообщениям отца, были «скон­центрированы вокруг фекалий и мочи, но мы не знаем, почему». Фрейд отмечает, что в этот период «анализирование стало неяс­ным и неопределенным».

i 1 апреля Ганс рассказал о своем следующем сне. «Я был в ванной, когда пришел водопроводчик и раскрутил ее. Потом он взял большое сверло и воткнул его мне в живот». Отец Ганса сделал следующий «перевод» этого сна: «Я был в постели с ма­мой. Потом пришел пала и прогнал меня. Он вытолкнул меня своим большим пенисом с моего места рядом с мамой».

Остальные материалы по этой истории болезни до выздоров­ления Ганса от фобии в начале мая связаны с темой экскрементов и чувствами Ганса по отношению к родителям и сестре. Сразу же можно отметить, что эти материалы не являются удовлетвори­тельными в качестве подтверждения теорий Фрейда. В основном здесь ведется речьотом, как отец разъяснял свои теории мальчи­ку, который иногда соглашался с ними, а иногда — нет. Приве­дем два примера, отражающих общий характер последней части этой истории.

Ганс обсуждал с отцом свою легкую боязнь упасть во время купания в большой ванне.

ОТЕЦ: Но ведь мама купает тебя. Ты боишься, что мама уро­нит тебя в воду?

ГАНС: Я боюсь, что она упустит меня, и моя голова уйдет под воду.

ОТЕЦ: Но ты же знаешь, что мама любит тебя и ни за что не упустит.

ГАНС: Я просто так подумал.

ОТЕЦ: Почему?

ГАНС: Даже и не знаю.

ОТЕЦ: Может быть, это из-за того, что ты был непослушным и подумал, что мама больше тебя не любит?¹

ГАНС: Да.

На следующий день отец спрашивает: «Ты любишь Ханну?»

ГАНС: О да, очень люблю.

ОТЕЦ: Ты хотел бы, чтобы Ханна умерла или оставалась живой?

ГАНС: Я хотел бы, чтобы она умерла.

В ответ на прямые вопросы Ганс высказал несколько жалоб в отношении своей сестры. Тогда его отец продолжил ту же тему:

ОТЕЦ; Если ты хотел бы, чтобы она умерла, значит, ты со­всем не любишь ее,

ГАНС (соглашаясь*): Ну, в общем-то, да.

ОТЕЦ; Поэтому, когда мама мыла ее в ванне, ты думал, что вот если бы мама упустила ее, и Ханна упала бы в воду...

ГАНС (продолжая фразу);... и умерла.

ОТЕЦ; Тогда ты остался бы один у мамы. Но хороший маль­чик не желает таких вещей.

24 апреля был записан следующий разговор.

ОТЕЦ; Мне кажется, ты все равно хочешь, чтобы у мамы был еще один ребенок.

ГАНС; Но я не хочу, чтобы это случилось.

ОТЕЦ: Но ты желаешь ей этого?

ГАНС: Ну, да, желаю.¹

ОТЕЦ: А знаешь, почему ты желаешь этого? Потому что ты хотел бы быть папой.

ГАНС: Да. А почему так получается?

ОТЕЦ; Ты хотел бы стать папой и жениться на маме, ты хотел бы быть таким же большим, как я, и носить усы, и ты хотел бы, чтобы у мамы был ребенок.

ГАНС: Но, папа, если я женюсь, у меня будет только один ребенок, если я захочу его, а если я не захочу его, то и Бог тоже его не захочет, когда я женюсь.

ОТЕЦ: Ты хотел бы жениться на маме?

ГАНС: О да.

Изложив подробно факты истории, Вольпе и Рэчмен рас­сматривают ценность этих доказательств. Первое, о чем они го­ворят, это принцип отбора материала: основное внимание уде­ляется материалу, имеющему отношение к психоаналитической теории, а по отношению к другим фактам прослеживается тен­денция игнорировать их. Говоря об этих родителях, Фрейд сам заявляет, что «они были его твердыми сторонниками». И Ганса также постоянно подталкивают (прямо или косвенно) к созда­нию материалов, имеющих отношение к психоаналитической доктрине.

Во-вторых, спорной является та значимость, которая прида­ется свидетельствам отца и маленького Ганса. В некоторых слу­чаях сообщения отца о поведении Ганса вызывают подозрения. Например, он пытается представить свои собственные интер­претации высказываний Ганса как наблюдавшиеся факты. Тако­во, к примеру, сообщение отца о разговоре с Гансом о смерти его сестры Ханны. Отец: «Как Ханна выглядела?». Ганс (лицемер­но): «Вся в белом и очень красивая. Такая красивенькая!». Ком­ментарий в скобках в этом отрывке представлен как наблюдав­шийся факт. Другой подобный пример уже приводился раньше: когда Ганс заметил, что «мочун» Ханны «такой красивый», отец утверждает, что это был «неискренний» ответ, и что «на самом деле ее мочун показался ему смешным». Искажения подобного рода часто встречаются в сообщениях отца.

Свидетельства самого Ганса по многим причинам довольно неубедительны. В течение нескольких последних недель своей фобии он много раз лгал и, к тому же, неоднократно делал непос­ледовательные, а иногда и противоречивые высказывания. Од­нако важнее всего то, что многие вещи, представленные как взгля­ды Ганса, являются лишь высказываниями отца. Фрейд сам признает это, но пытается оправдать такое положение дел. Он пишет: «Это верно, что во время анализирования Ганса вынуж­дали говорить многие вещи, которые он сам не мог бы сказать; что ему представляли такие мысли, которых у него до тех пор не было, и что его внимание было привлечено к тому направлению, от которого его отец мог чего-то ожидать. Это снижает доказа­тельную значимость анализа, но такая процедура проводится в каждом случае болезни, так как психоанализ является не бес­пристрастным научным исследованием, а терапевтической ме­рой». Суммируя все сказанное, Вольпе и Рэчмен заключают: «Свидетельства Ганса являются не только «простыми предпо­ложениями» — они содержат много материала, который вооб­ще не мог рассматриваться в качестве свидетельств!».

Интерпретация Фрейдом фобии Ганса заключается в том, что эдиповы комплексы мальчика сформировались на основе бо­

лезни, которая «вспыхнула», когда он перенес период «ограни­чений и интенсивного сексуального возбуждения». Фрейд пи­шет: «У Ганса это были тенденции, которые уже подавлялись ранее и для которых, насколько мы понимаем, он никогда не мог найти свободного выражения: чувства враждебности и ревности по отношению к отцу и садистские импульсы (предчувствие ко­пуляции) по отношению к матери. Эти ранние ограничения, по- видимому, способствовали формированию предрасположенно­сти к его последующей болезни. Такие агрессивные наклонности Ганса не находили выхода, и, как только наступил период огра­ничений и интенсивного сексуального возбуждения, они попы­тались вырваться наружу с особой силой. Именно в это время разразилась битва, которую мы называем его «фобией».

Здесь, безусловно, применима теория эдипова комплекса, в соответствии с которой Ганс хотел занять место своего отца, кото­рого ненавидел как своего соперника, и совершить половой акт, овладев своей матерью, В качестве подтверждения Фрейд ссы­лается на следующее: «Другое симптоматическое действие, про­изошедшее как будто случайно, служит подтверждением того, что он желал смерти отца: в тот момент, когда отец говорил о том, желает ли он кому-то смерти, Ганс уронил лошадку, с которой играл — фактически он бросил ее». Исходя из этого Фрейд ут­верждает: «Ганс действительно был маленьким Эдипом, кото­рый хотел «убрать с пути» своего отца, избавиться от него, что­бы остаться наедине со своей любимой матерью и спать с ней». Предрасположенность к болезни, вызванная эдиповым комплек­сом, по-видимому, сформировала основу для «трансформации его половых устремлений в беспокойство».