Глава 2. Герой Шекспира в оценке русской критики

2.1. "Гамлет" в оценке критики.

Ни одна из трагедий Шекспира не нашла у читателей такого живого отклика, как "Гамлет" (1601). Каждое время по-своему переживало ситуации и проблемы этой яркой трагедии. Уже в течение четырех веков она служит человечеству зеркалом, в котором новые и новые поколения рассматривают свое лицо. И всякий раз это лицо оказывается иным. Сохраняя свой черный строгий костюм, датский принц представал то пылким, то вялым, то гуманным, то холодно-ироничным [Маранцман 1992: 63].

2.1.1. Образ Гамлета в статье в,г. Белинского "Гамлет. Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета".

Наиболее глубокий и тонкий анализ образа Гамлета дал в XIX веке В.Г.Белинский в своей статье "Гамлет" Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета" (1838). Белинский был захвачен трагедией, смотря ее в течение семи раз [Маранцман 1992: 63].

Подробно анализируя содержание трагедии, Белинский следит за малейшими изменениями в настроениях и мыслях Гамлета. Критик прослеживает характер Гамлета в его изменении и развитии. Белинский не считает Гамлета слабым или душевно хрупким по натуре, а вследствие утраты его наивной веры в гармонию мира [Гражданская 1982: 26].

"Итак, вот идея Гамлета: слабость воли, но только вследствие распадения, а не по его природе. От природы Гамлет – человек сильный, его желчная ирония, его мгновенные вспышки, его страстные выходки в разговоре с матерью, гордое презрение и нескрываемая ненависть к дяде – все это свидетельствует об энергии и великости души" [Маранцман 1992: 64].

Глубочайший душевный кризис, пережитый Гамлетом, когда он узнал о гибели отца и замужестве матери, когда он понял, что совершилось преступление, вызывает у него растерянность, приступы отчаяния, но сменяется затем уже на высшем этапе – решимостью, волей к действию. Опираясь на текст Шекспира, Белинский отвергает тот застывший неизменный образ Гамлета, с которым, в сущности, имели дело другие исследователи. Он показывает, что Гамлет на разных этапах проявляет и силу, и слабость, и нерешительность, и молниеносную решимость. Только так, в эволюции, в движении, и следует рассматривать многогранный образ Гамлета [Гражданская 1982: 27].

В статье В.Г.Белинского мы видим возвышение Гамлета, страстное оправдание его страданий. Страстью одушевляет и как бы личный и "лирический нерв": "Гамлет!.. понимаете ли вы значение этого слова? Оно велико и глубоко: это жизнь человеческая, это человек, это вы, это я, это каждый из нас…" Но в этих словах не просто автобиографическое признание – это голос целого поколения [Маранцман 1991: 64].

2.1.2. Точка зрения Тургенева на образ Гамлета

Но время властно диктует свое отношение к литературному произведению. Свидетельством этого оказывается другой голос.

1860 год. И.С.Тургенев произносит публичную речь "Гамлет и Дон Кихот". Друг и ученик Белинского, посвятивший ему свой лучший роман "Отцы и дети" спорит со своим учителем [Маранцман 1992: 65].

"Что же представляет собой Гамлет?

Анализ прежде всего, и эгоизм, а потому обезверие. Он весь живет для самого себя, он эгоист, но верить в себя даже эгоист не может, верить можно только в то, что вне нас и над нами…

Он скептик – вечно возиться с самим собой, он вечно занят не своей обязанностью, а своим положением. Сомневаясь во всем, Гамлет не щадит и самого себя; ум его слишком развит, чтобы удовлетвориться тем, что он в себе находит… Он знает до тонкости свои недостатки, презирает самого себя – и в то же время, можно сказать, живет питаясь этим презрением. Он не верит в себя – и тщеславен. Он не знает, зачем живет, – и привязан к жизни…" [Русская литературная критика 1860-х гг. 1984: 52].

Гамлет, по Тургеневу, весь соткан из противоречий и слаб потому, что анализ впечатлений от жизни заменяет ему саму жизнь. К тому же Гамлет, по мнению Тургенева, не способен на самопожертвование. Его проницательность мешает ему действовать. Он так тщательно все взвешивает, так предугадывает результаты, последствия своих поступков, что любой из них в его собственных глазах оказывается тщетным усилием.

Неспособность Гамлета к действию заставляет Тургенева признать его социальную бесполезность: "Гамлеты точно бесполезны массе, они ей ничего не дают, они ее никуда вести не могут, потому что сами никуда не идут. Да и как вести, когда не знаешь, есть ли земля под ногами? При том же Гамлеты презирают толпу. Кто самого себя не уважает, кого же может тот уважать? Да и стоит ли заниматься массой? Она так груба и грязна! А Гамлет – аристократ не по одному рождению".

Презрение к миру, по Тургеневу, отнимает у Гамлета и способность к любви: "Офелию Гамлет… не любит, но только тонко притворяется, и то небрежно, что любит". Это отсутствие внутреннего тепла в Гамлете оборачивается для него одиночеством. "Любить его, говорит Тургенев, – нельзя, потому что он сам никого не любит".

Если статья Белинского о Гамлете была пронизана сочувствием, то Тургенев даже сюжет трагедии передает ироническим-пародийным: "Гамлет – сын короля, убитого родным братом, похитителем престола; отец его выходец из могилы, из "челюстей Ада", чтобы поручить ему отомстить за себя, а он колеблется, хитрит с самим собой, тешится тем, что ругает себя; и, наконец, убивает своего отчима случайно". Одно только, пожалуй, примиряет Тургенева с Гамлетом: "…он страдает". [Маранцман 1992: 65].

2.1.3. Современные критики о трагедии "Гамлет".

Спор вокруг "Гамлета" не затухал и дальше.

Путь к Гамлету, предложенный шекспироведом Аникстом читателям был долги и извилистым. Есть читатели, которые во всяком предмете ищут удобную и короткую формулу. Это могут быть такие определения: "Гамлет – трагедия слабой воли", или "Гамлет – трагедия сильного человека, гибнущего из-за неблагоприятных обстоятельств", или нечто в подобном роде [Аникст 1986: 79].

Из всех героев Шекспира Гамлет, конечно, в наибольшей степени мыслитель. Но он мыслитель странный. Никакие идеи не живут в нем в чистом виде. Все они связаны с его самочувствием, настроением, мироощущением. Каждая проблема, возникающая перед ним, рождает в его душе муку. Гамлету необходимо определить свое отношение ко всем окружающим, выбрать тот или иной способ действия. "Проблемы, мысли Гамлета неотделимы от его отношения к Клавдию, к матери, к Офелии, ко всем остальным…" [Аникст 1974: 528].

Шекспир верен жизненной правде, когда так изображает душевную реакцию Гамлета на происходящее: натуры, наделенные большой чувствительностью, глубоко воспринимают ужасные явления, непосредственно затрагивающие их. Гамлет именно такой человек – человек горячей крови, большого, способного к сильным чувствам сердца. Он отнюдь не тот холодный рационалист и аналитик, каким его себе иногда представляют. Его мысль возбуждается не отвлеченным наблюдением фактов, а глубоким переживанием их. Если мы с самого начала ощущаем, что Гамлет возвышается над окружающими, то это не есть возвышение человека над обстоятельствами жизни.

Наоборот, одно из высших достоинств Гамлета заключается в полноте ощущения жизни, своей связи с ней, в сознании того, что все происходящее вокруг значительно и требует от человека определения своего отношения к вещам, событиям, людям. Вот почему не прав был И.С. Тургенев, считая Гамлета "эгоистом, человеком, сосредоточенным на своих мыслях и чувствах и пренебрегающим внешним миром". Наоборот, Гамлета отличает обостренная, напряженная и даже болезненная реакция на окружающее

Те, кто считает Гамлета слабым, видят в этом неспособность, а может быть, и нежелание героя вступать в борьбу. Не будем, однако, поддаваться предвзятому мнению на характер Гамлета. Вспомним, как он со всей своей силой страсти выразил возмущение злом, направлен на убийцу его отца. Не забудем и того, что Гамлет по натуре человек, не способный примириться со злом.

Он проклинает век, в который родился, проклинает, что ему суждено жить в мире, где царит зло и где он, вместо того, чтобы отдаться истинно человеческим интересам и стремлениям, должен все свои силы, ум и душу посвятить борьбе против мира зла. Будь время иным человеку не пришлось бы ни видеть зла, ни марать себя соприкосновением с ним [Аникст 1986: 83, 85].

Гамлет сознает неполноценность своей личности, понимает опасность своего внутреннего разлада. Он понимает, что не только порок, но даже малый недостаток, слабость пятнают человека [Аникст 1974: 567].

Советский литературовед Л.Е. Пинский называет "Гамлета" трагедией знания жизни: "… Деятельный по натуре герой потому не совершает ожидаемого поступка, что великолепно знает свой мир. Это трагедия сознания, сознавания…" [Михальская 1998: 70].

Среди многих черт Гамлета, ставящих его выше всех окружающих, по мнению А.А.Смирнова, особенно интересна одна черта. В то время, как другие, увлеченные личными целями, отстаивают свои эгоцентрические позиции, он живет в мире зла, мучится мыслью, что он может тоже заразиться всеобщей отравой: ведь он такой же человек, как и все.

Подобная мысль переходит в уверенность, что так и должно случиться, что это уже произошло с ним. Отсюда – его самобичевание (в сценах объяснения с Офелией, встречи с Фортинбрасом, в одиноких размышлениях и так далее), полнейшее отсутствие самооправдания. Гамлет не желает выделять себя из всего человечества и противопоставлять себя ему. Он ищет абсолютной и безоговорочной правды, не допуская исключения для себя самого. Это особенно возвышает Гамлета над всеми окружающими, подчеркивает его интеллектуальную и моральную чистоту [Смирнов 1963: 116].

Концепция "Гамлета", которой придерживается А. Кеттл, уже известна в основных чертах читателю. Здесь мы хотели бы лишь подчеркнуть два важных предостережения А. Кеттля против крайности в литературоведческой и сценической интерпретации образа принца Датского.

Первое предостережение состоит в том, что Гамлета неправильно изображать "неврастеником, а не героем". Для советских шекспироведов и деятелей театра это замечание не является чем-то злободневным, ибо советские исследователи и режиссеры, переболев подобными заблуждениями, давно от них отказались.

Второе предостережение имеет непосредственное значение для искусства. А.Кеттл убедительно аргументирует тезис о том, что победа, которую одерживает Гамлет, имеет лишь частичный характер, что Гамлет-гуманист вынужден в последнее акте капитулировать перед Гамлетом-принцем. Эту капитуляцию А.Кеттл объясняет строго исторически, усматривая в ней типическую судьбу гуманиста XVI века, раскрывающую "несоответствие между гуманистической теорией и практикой" [Шведов 1977: 359].