IV. Рыцарский идеал

Жонглеры вместе со своими учеными животными ушли к другому замку и иным дарам. Певцы умолкли, закончив последнюю поэму. Лишенные своего снаряжения, чучела для тренировок перед резиденцией короля опять стали простыми пугалами для птиц. Праздник окончен, и вчерашний оруженосец остается один на один со своим новым званием рыцаря. Что оно ему принесет? Чего потребует? Проще говоря: каковы отныне его права и обязанности? (Речь здесь идет, само собой разумеется, о правах и обязанностях, принадлежавших исключительно рыцарям, между тем как привилегии и обязательства того класса, который развивался все быстрее и затем превратился в современную аристократию, очень часто тесно переплетались с рыцарскими, и, таким образом, порой довольно сложно отделить их друг от друга.)

Итак, мы последовательно рассмотрим:

а) Права рыцаря.

б) Обязанности рыцаря.

а) Права рыцаря

Рыцарь — долгое время рыцарство было личным, не передающимся по наследству достоинством — теоретически не обладал никаким правом, ни одной особой привилегией, возносившей его над другими представителями воинского класса. Для примера — положение рыцаря было таким же, как в наши дни у солдата элитного полка: он ничем не отличается от других военных, разве что солдаты обычных полков и гражданские люди оказывают ему уважение (одни это делают с завистью, другие со страхом).

Однако это равенство было лишь видимостью. Фактически рыцарь почти всегда занимал пост военачальника. Часто невысокого ранга — он служил только с двумя или тремя слугами, двумя или тремя оруженосцами, — но тем паче ревностно он относился к занимаемому посту командира. В завершение можно утверждать, что со времени, когда рыцарство как институт выделилось из средневекового сословия военных, к нему уже принадлежал каждый военачальник.

Этот тесный союз рыцарства и военного командования достаточно быстро дал первому полномочия, которые, по правде, являлись собственностью второго. Яркий пример этому можно найти в исследовании о геральдическом праве около в 1200 г. Поль Адам-Эвен («Печати оруженосцев в XIII в.» в «Швейцарском геральдическом архиве», 1951) прекрасно показал, что герб — знак, позволявший узнать командира среди сражающихся, лица которых были закрыты, — первоначально являлся исключительной привилегией рыцарей. Это ограничение на право обладать гербом появилось, когда хартии стали скрепляться печатью. Лишь рыцари могли украшать печать своим геральдическим знаком (blason). Оруженосцы использовали простую печатку (signet). Когда, наконец, оруженосец проходил посвящение и становился рыцарем, акты ему надлежало скреплять гербовой печатью. Но данная привилегия рыцарей, исчезнувшая, когда этот социальный институт объединился со знатью, и ставшая собственностью последней, произошла не от рыцарского звания, а первоначально принадлежала командиру небольшого отряда, ведшего в рукопашный бой тяжеловооруженных воинов.

Кроме того, некоторые из прав, которые, как можно было бы полагать, являлись собственностью рыцарства, на самом деле были ему дарованы, ведь частично оно набиралось из воинского класса держателей фьефа (но не полностью, ибо на протяжении всего существования рыцарства в нем присутствовали воины, не имевшие земли; и возможно, они являлись самыми образцовыми рыцарями). Права и обязанности вассала, со временем передававшиеся по наследству, таким образом, будут принадлежать большинству рыцарей, хотя при этом они не являлись исключительно рыцарской привилегией.

В конце концов, рыцаря XII в. отличало от современников только нравственное право (правда, при том условии, что рыцарь являлся достойным носимого им звания). Право, которым в наши дни, как и в прошлом, владеет человек, старающийся быть более сострадательным к другим людям, иначе говоря, любить их всем сердцем.

б) Обязанности рыцаря

Ничего, кроме нравственного права. И также ничего кроме нравственных обязательств. В день своего посвящения, обратившись к Богу, рыцарь поклялся уважать то, что называли рыцарским кодексом — свод религиозных и светских неписаных правил.

Здесь мы вновь сталкиваемся с одной трудностью, столь частой при изучении истории рыцарства, которая состоит в четком определении предмета. Никогда рыцарский кодекс не был сформулирован с той точностью, как сегодня полагает каждый, благодаря столь хорошо сведенным вместе статьям, например, как в кодексе Наполеона. Поэтому любой человек, изучавший рыцарство, формулирует его заповеди по своему усмотрению. Согласно Большой хронике Бельгии (XV в.) во время коронования Вильгельма графа Голландского, ставшего Римским королем (то есть главой Священной Римской империи) в Ахене в 1247 г., этот кодекс включал в себя четыре положения:

— ежедневная месса;

— возможная жертва своей жизнью во имя веры;

— защита Церкви;

— защита вдов, сирот и немощных.

В период упадка института рыцарства в 1330 г. епископ Камбре определил рыцарские обязанности восемью заповедями:

— ежедневная месса, которую следовало выслушивать натощак (но не причастие, вспомним, что в то время причастия не были частыми);

— возможная жертва своей жизнью во имя веры;

— покровительство вдовам и сиротам;

— неучастие в любой несправедливой войне;

— отказ помогать в несправедливых делах и, наоборот, защита невинно угнетаемых;

— неизменное смирение;

— охрана имущества своих подданных (это подтверждает, что теперь рыцарь являлся сеньором, сюзереном вассалов и сервов, рыцарей, имевших фьеф, что в XII в. было еще необязательным для рыцаря);

— верность своему монарху (в этом заключалось еще одно признание факта, что рыцарь был связан узами, сохранившимися от феодальной системы, с сюзереном; рыцарь, живший в период наибольшего расцвета института рыцарства, мог быть свободен от всех клятв верности и, особенно, от феодальных оков).

Минуя века и церемониалы, относящиеся к периоду упадка, как в «Книге об ордене рыцарства» каталонца Раймунда Луллия, перейдем к современным авторам. Леон Готье в своем «Рыцарстве», много раз нами цитируемом, считал, что рыцарских заповедей было десять. Как мы уже отмечали, этот историк, чье исследование представляет собой продолжительное, иногда напыщенное восхваление рыцарей, наделяет их мистицизмом, выходившим и порой очень далеко за границы обычной религиозности людей Средневековья и людей других эпох. Доведенные до десяти, заповеди рыцарства наводят на интересные аналогии с тем же количеством заповедей, данных Яхве Моисею на Синайской горе, и с десятью нашими христианскими. Вот их список с короткими необходимыми комментариями:

I. Верь всему, чему учит Церковь, и соблюдай все ее заповеди. (Готье использует здесь второе лицо, словно желая показать аналогию между «Божьими заповедями» и заповедями рыцарства.)

II. Защищай Церковь. (Заповедь для ровного счета; незримо она присутствует в предыдущей.)

III. Выказывай уважение всем немощным и стань их защитником.

IV. Возлюби страну, где родился. (Эта заповедь является «изобретением» Леона Готье. Средневековье не знало патриотизма в современном понимании. Рыцарь XII в., если не владел землей, был верен своему военачальнику или, если держал фьеф, своему сюзерену. Верность своему сеньору была отличительной чертой рыцарства, равно как впоследствии и знати: якобит^[8] в армии Людовика XIV, воевавший против Англии, считался человеком чести; как и французский эмигрант в 1790 г., служащий в войске принца Конде:^[9] понятие «родина» воплощалось для него в личности короля.)

V. Не отступи перед неприятелем.

VI. Сражайся с неверными без роздыху и пощады. (Несущественная заповедь: война против сарацин не являлась главной целью рыцарства.)

VII. В точности исполняй свои феодальные обязательства, если они не противоречат закону Божьему. (Леон Готье справедливо вновь подчеркнул, что рыцарь высокого Средневековья не был человеком, непременно связанным своими феодальными обязанностями. Эта заповедь, таким образом, обращена не к рыцарю, а к воину, держателю фьефа. Помимо этого, условие, выдвинутое Леоном Готье для соблюдения данной заповеди, находится за границами самого рассматриваемого вопроса: в обществе, живущем единой христианской верой, феодальное право, противоречащее ей, было немыслимо.)

VIII. Не солги и будь верным данному слову. (Это наставление, вероятно, содержится в первой заповеди.)

IX. Будь щедрым и оказывай всем милости. (Если речь идет о материальной благотворительности, это первая заповедь, внушаемая Церковью; если же о показном милосердии, она, как нам кажется, наоборот, противоречит христианскому учению.)

X. Везде и всегда будь поборником Права и Добра и борись с несправедливостью и злом. (Это десятое наставление, прописные буквы которого присутствуют у Леона Готье, тоже вытекает из первой заповеди.)

В свою очередь, Гюстав Коэн в своей «Истории рыцарства в средневековой Франции» постарался изложить рыцарский кодекс в общих чертах. Исследователь свел его к пяти основным принципам:

— повиновение Церкви и забота о ней; уважение ко всем и верность своим предводителям;

— щедрость по отношению к беднякам;

— смелость и сострадание в бою;

— помощь и содействие слабым.

В конце концов, нам тоже следует составить свой список заповедей рыцарства. И принципы, которые вдохнули жизнь в древний рыцарский орден, нам представляются просто состоящими из трех видов:

1. Религиозные обязательства.

2. Мирские обязательства.

3. Личные обязательства.

1. Нет нужды долго распространяться о религиозных обязательствах рыцаря. Он должен подчиняться всему, чему учит и что предписывает Церковь. Будучи человеком военным, рыцарь должен, в частности, обеспечивать каждый раз, когда это потребуется, защиту ее служителей и имущества. Человеку физически сильному, ему также следовало оказывать немощным и беднякам ту нравственную и материальную помощь, которую требует Церковь.

2. Мирские обязательства рыцаря проистекали из занимаемого им в средневековом мире положения. Воину, не имевшему фьефа, следовало сохранять верность своему военачальнику. Вассалу надлежало старательно выполнять свои феодальные обязанности. Если же рыцарь являлся сюзереном, то должен был осуществлять свои права по отношению к вассалам со всей справедливостью и добротой. Странствующий рыцарь — а их, вопреки утверждениям рыцарских романов, встречалось не так уж много — должен, будучи свободным от всех, как военных, так и феодальных уз, поступать на службу к любому, кто нуждался бы в его помощи и поддержке. Короче говоря, человеку, принявшему рыцарское посвящение, следовало выполнять все свои сословные обязанности.

3. По отношению к самому себе у рыцаря имелось только одно, но, пожалуй, самое тяжелое, обязательство: всегда быть верным себе и добровольно данной им клятве — в общем, всему тому, что сделало бы честь мужчине.

Без сомнения, нас, в свою очередь, обвинят в желании свести рыцарский идеал к имеющей магический характер цифре. Отметим для тех, кто имеет тягу к символам и скрытым смыслам (например, три — от Святой Троицы; четыре — огонь, земля, воздух и вода; пять от пятиконечной звезды; шесть — от печати Соломона; семь — из древнееврейской религии; и так далее), что дело тут не в ней. Кроме того, этот «треножник», на котором, как мы полагаем, покоился весь институт рыцарства, стал и моральной основой для его преемника — знати. Известен знаменитый лозунг дворянства, которым второе сословие в государстве, вплоть до своего исчезновения, любило характеризовать себя: «Моя душа принадлежит Богу, жизнь — королю, а честь — мне». В этой краткой формуле находим три принципа, покоившихся, как мы отметили выше, в основе рыцарства.

Далее же, но в другой главе, мы установим, что этот «треножник» встречается и в современном мире, который в незначительной степени унаследовал великую рыцарскую мечту. Речь идет о скаутском движении, главным образом о его христианском течении, а точнее — европейском католическом скаутском движении.

В день своего посвящения оруженосец публично клялся быть верным этим трем принципам рыцарского кодекса. А именно при совершении самой церемонии, происходившей в мирное время и посреди торжественных и помпезных праздников согласно существовавшему ритуалу (если не сказать — бывшему тогда в моде), будущий рыцарь клялся, положив руки на Евангелие, произнося условия этого торжественного обещания, сводившиеся, в конце концов, к одной фразе, которую находим в понтификалии епископа Гильома Дюрана: «Esto miles pacificus, strenuus, fidelis et Deo devotus» (Будь рыцарем миролюбивым, отважным, верным и преданным Богу).

Но что происходило, когда церемония совершалась на поле боя, когда не было времени для продолжительных речей? В таком случае клятва сводилась к простейшему выражению: всего несколько слов. Казуисты — например, епископ Шартрский Иоанн Солсберийский, написавший трактат «Policraticus» около 1260 г., — утверждали даже, что слова в этом случае бесполезны: факт вручения меча и жест удара означали, что рыцарь и без клятвы должен отныне соблюдать все остальные обязательства, так как это являлось неотъемлемой частью рыцарского звания.

* * *

Юноша, выходец из воинского сословия, пройдя суровое обучение, в ходе великолепной церемонии, где присутствовал его государь, или в простом убранстве домашнего торжества, становился рыцарем. Сопоставляя рыцарский идеал с самыми банальными повседневными требованиями жизни, этот молодой рыцарь очень быстро постигал, какая глубокая пропасть разделяет мечту и реальность. Ему предстояло встретить на своем пути неудачи, перенести личные поражения, испытать разочарования. Могло статься, что однажды он окончательно утрачивал свои юношеские мечты. Учитывая, что рыцарство было, по крайней мере, в принципе, званием, а не занимаемым положением, что же происходило с таким человеком? И как выходили из рыцарских рядов, доступ в которые был таким ограниченным?