ЕВРОПА В 16

ЛУИЗА ДЕ ВОДЕМОН. По пути во Францию Генрих задержался в Венеции. Здесь в его честь были устроены грандиозные торжества. Вся венецианская знать прошла перед ним единым сверкающим золотом и каменьями потоком, Генриху присвоили звание почетного гражданина города-республики. В Париж он явился совершенно новым человеком: нарумяненный, напомаженный, с серьгами в ушах, с массой попугайчиков, собачек и обезьянок, он больше похож был на директора фешенебельного цирка, чем на французского короля. После коронации Генрих тотчас женился на доброй и мягкой Луизе де Водемон. Но – и здесь историки делают многозначительную паузу. Трудно сказать, страдал ли Генрих определенным нервным расстройством или просто был чересчур артистичной, утонченной натурою, но образ жизни его отличался странноватыми контрастами. Периоды лени и изысканных оргий сменялись постами, покаяниями и молитвами. Современники обзывали Генриха Третьего «распутником» и даже «распутницей», намекая на его любовь к женской одежде и на отношения с фаворитами. Между тем, как всегда, они видели лишь вершину айсберга.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Безусловно, Генрих Третий не был банальным развратником. Он, как никто в королевской семье, был склонен к большому, глубокому чувству. И сперва это было чувство к женщине. В 1570 году он страстно влюбился в Марию Клевскую, и брак мог бы состояться, – но Екатерина Медичи решила вмешаться. Из политических соображений она быстренько выдала Марию замуж. Однако Генрих пронес чувство к Марии в своем сердце через Краков и через Венецию. По прибытии в Париж он первым делом хотел на правах короля развести Марию с мужем, – однако она умерла при родах. Для Генриха это был огромный, страшный удар. Он испытал тяжелейшую депрессию. Помните Гамлета с черепом Йорика в руках? Генрих же долго после утраты Марии носил изображения черепов на одежде и даже на обуви. Мимолетные увлечения придворными дамами не излечили его. С некоторых пор он окружил себя «миньонами» – молодыми дворянами, которые были и его гвардией, и его… Впрочем, о каком-то ином характере отношений с ними достоверных сведений не сохранилось. Однако современников поражало, с каким сердечным пылом и щедростью относился он к ним. Нередко государь даровал им самые высокие титулы в королевстве. Половина французских герцогов – потомки «миньонов» Генриха Третьего… Двор при нем называли «маленькой Флоренцией», намекая как на его утонченную роскошь, так и на особые предпочтения короля, которые французы почему-то называли тогда «итальянскими».

ЗАМОК ШЕНОНСО. Вот описание одной из оргий в парке замка Шенонсо: «В тени деревьев прекрасного парка король, одетый женщиной, присутствовал на банкете, занимая почетное место. На нем было платье из розового дамаска, расшитое жемчужинами. Огромные рукава застегивались на золотые и серебряные бусины, которые были закреплены изумрудно-жемчужными трилистниками. Мочки ушей оттягивали серьги из изумрудов, жемчуга и бриллиантов. Бриллианты же сверкали в его волосах и бородке, окрашенной фиолетовым порошком». Современник гугенот писал иронически, что иногда не знаешь, кого видишь перед собой: женщину-короля или мужчину-королеву. На том вечере в Шенонсо дамы, одетые в платья с вырезами на голое тело, прислуживали мужчинам, одетым в дамские наряды. После банкета состоялась оргия в римском духе. Король ввел чрезвычайно изысканный этикет, сделав предметом поклонения свою спальню и свою постель. Королевской кровати (даже пустой) нужно было кланяться, как в Испании кланялись пустому королевскому креслу. Особое значение Генрих придавал одежде и уходу за собой. «После туалета Генрих надевал облегающий костюм, чаще всего черный или темно-коричневый, и специальной шпилькой закреплял на голове шляпу с эгреткой, украшенной драгоценным камнем». Он всегда носил на руках три кольца, а на шее – золотую цепь с флаконом мускуса, а также две пары перчаток: более тонких, и более пышных, с большими застежками, закрепленными шелковым шнуром. Почивал король тоже всегда в перчатках, пропитанных кремом для рук, а ел вилкой с двумя зубцами, причем весьма длинными, потому что огромный воротник мешал дотянуться рукой до рта. Путешествовал Генрих в огромной, похожей на фургон карете со своими собачками (которых у него было несколько сотен), попугайчиками и обезьянками. Увы, жизнь этого гедониста была не легкой и не счастливой. В 1578 году во время массовой дуэли почти все его «миньоны» погибли. Король воздвиг каждому мавзолей, а двух уцелевших сделал пэрами Франции. Безусловно, это был второй страшный удар для Генриха. Он погрузился в глубочайшую депрессию, совершил паломничество в монастыри, жил как монах, соблюдая все ограничения и обряды. Его мучили ночные кошмары. Генрих велел перебить в своем зверинце всех хищников, так как однажды ему приснилось, что лев рвет на части его тело.

ГЕРЦОГ ГИЗ. А между тем, расслабляться было нельзя: в стране вовсю бушевала война между гугенотами и католиками, причем полоса фронта прошла даже и через королевскую семью: младший брат Генриха возглавлял гугенотов. После его смерти главой их партии стал Генрих Бурбон (будущий Генрих Четвертый) – законный наследник бездетного Генриха Третьего! Все это обострило обстановку в стране до чрезвычайности. Генрих Третий лавировал между католиками и протестантами, но не устраивал ни тех, ни других. Парижане поддерживали католическую партию герцога Гиза, который метил на престол, а сестра Гиза демонстративно ходила с ножницами на поясе, грозя выстричь ими монашескую тонзуру в волосах короля: долой с престола, – Генрих, иди в монастырь… Рейтинг монарха упал ниже нулевой отметки: в церквах открыто молили бога, чтобы тот поскорей прибрал «этого извращенца». Генрих Третий вынужден был даже бежать из своей столицы. Пользуясь призраком прежней власти, он вызвал герцога Гиза к себе. Тот явился почти уже как король. Но в приемной Генриха его окружили верные королю офицеры и буквально искололи шпагами и пиками. Гиз успел-таки добраться до порога королевского кабинета и посмотреть меркнущим взором в глаза «переигравшего» его, но тоже уже обреченного человека… После этого взрыв ненависти к последнему Валуа потряс всю Францию. Вряд ли и он не мог не понимать, что песенка его и всей династии Валуа спета. Роковой удар Генрих Третий получил 1 августа 1589 года, когда, сидя на стульчаке, дал аудиенцию своему убийце – католику фанатику Ж. Клеману. Тот нанес королю удар кинжалом в живот, отчего Генрих на следующий день скончался.

И все же к чести этого сложного и несчастливого человека нужно сказать: он сделал все, дабы корона досталась самому талантливому из возможных его наследников – Генриху Бурбону, королю Наваррскому, и за одно это Франция не может не быть ему благодарной…

ПОРТРЕТ ГЕНРИХА ЧЕТВЕРТОГО. Островной эгоизм как залог процветания?..

Почти весь 16 век англичане, можно сказать, отсиживались на своем острове. Их участие в войнах на континенте было незначительным, флот более-менее расцвел лишь к концу столетия. Но зато промышленность и торговля развивались весьма успешно, а политическая система страны была до поры до времени достаточно устойчивой и устраивала большинство населения. К этому социальному равновесию страна пришла через бури 15 столетия, через резню между сторонниками Алой и Белой Розы, в ходе которой была истреблена почти вся английская знать. Британцы извлекли уроки из этой войны, и хотя впереди были бури Английской революции 17 века, все же в основе политического мышления всех слоев английского общества, кажется, навсегда засела идея о компромиссе интересов как лучшей модели государственного и общественного устройства.

ХАНС ХОЛЬБЕЙН МЛАДШИЙ.ПОРТРЕТ СЭРА ГЕНРИ ВАЙАТА. Итак, звезда Британии еще далеко не достигла своего зенита. Рядом с испанцами, итальянцами, французами, немцами англичане выглядели странноватыми провинциалами, – не очень отесанными, но довольно благополучными и до крайности самодовольными. Итальянский путешественник отмечал: «Англичане большие себялюбцы и очень дорожат тем, что им принадлежит. Они думают, что никто с ними не сравнится, и если увидят иностранца приятной наружности, то говорят: «Он выглядит, как англичанин; какая жалость, что он не англичанин». Между тем, жизнь в тогдашней Британии была далеко не раем. В «Принце и нищем» М. Твена хорошо показано, на какую социальную деградацию была обречена значительная часть населения в ходе гонки за «первоначальным накоплением капитала». Развитие промышленности разоряло крестьян, да и многих помещиков. Неумолимая царица Рентабельность серпом проходила по массе судеб. Толпы разоренных крестьян наполняли пригороды столицы, превращая их в вертепы разбоя и разврата, а многие дворяне искали удачу на стезе пиратства. Все большее влияние в стране приобретали буржуа с их жесткой идеологией самодисциплины и накопительства, – пуритане. Однако многим еще было грустно расстаться с нравами «веселой старой Англии», – тогда-то и родился миф о том, что в прежние времена англичане, дескать, были совсем другими: беспечными милыми гедонистами. Такими, как герои комедий Шекспира, хотя зачастую они и носят итальянские имена. Впрочем, английский юмор и тогда уже выделялся своей специфической пряностью. Чего стоит, например, обычай на третий день свадьбы вызывать труппу актеров – больных из психушки! Кстати, сами по себе свадьбы тоже были весьма примечательны. Мало того, что чуть ли не оргия устраивалась уже в церкви, но невеста должна была перецеловаться со всеми мужчинами, а наутро после брачной ночи «молодых» будили сумасшедшими серенадами и вообще, можно сказать, врывались в спальню, дабы убедиться, – все ли у них там ок! И это при том, что в среде знати, например, нередко заключались браки между 7-летними! Собственно, это были договоры между родителями «жениха» и «невесты» чисто материального свойства. Так что 14-летняя Джульетта была уже перестарком, и нередко до истинно супружеских отношений один из супругов не доживал, становясь жертвой скарлатины или какой другой детской болезни…

ПОРТРЕТ АНГЛИЙСКОЙ КОРОЛЕВЫ ДЖЕЙН СЕЙМУР. В Европе Англию называли раем для женщин, тюрьмой для слуг и адом для лошадей. Англичанка и впрямь имела больше прав, чем любая ее современница с континента. Путешественники отмечали, что англичанки, в отличие от голландок или немок, не сидят в лавках и не возятся с домашним хозяйством, препоручая все это мужьям и слугам, а сами только и делают, что красятся, наряжаются и ходят друг к другу в гости. Все отмечали красоту английских леди, но также и особенности английской моды, чересчур угловатой, аляповатой и «неповоротливой». Тогда же всем путешественникам уже бросалась в глаза и любовь жителей туманного Альбиона к комфорту. Их дома сияли чистотой и уютом, что в сыром климате и неприятном соседстве с чужой нищетой было архинеобходимо.

ГЕНРИХ ВОСЬМОЙ.

Увы, английская политическая жизнь была далека от любого намека на уют. Правивший почти всю первую половину 16 столетия Генрих Восьмой оказался не только образованным человеком и неплохим спортсменом и музыкантом, но и гневливым параноиком, распутником и ленивцем. Он был женат шесть раз, – часть своих жен Генрих казнил по вздорным порой подозрениям, с частью развелся. Но лиха беда начало: чтобы развестись с первой женой – Екатериной Арагонской – ему пришлось переменить веру… Дело в том, что королева была ближайшей родственницей Карла Пятого. Портить с ним отношения папа не захотел и брак расторгать отказался категорически. Вот тогда-то Генрих Восьмой и «отпал» от католической церкви, перешел в протестантство, объявил себя главой английских протестантов (так сказать, «почетным святым и папой римским своего королевства») и на этом основании развелся с постылой Екатериной.

ПОРТРЕТ МАРИИ ТЮДОР. Этот внутрисемейный скандал имел далеко идущие для всей Британии последствия. Буржуазия неожиданно для себя получила идеологическую опору. И хотя английский вариант протестантизма мало чем отличался от католичества, а дочь Генриха Мария Тюдор (та самая дурнушка-жена Филиппа Второго Испанского) предприняла попытку возродить католичество на английской земле, все же Англия в целом осталась верной курсу короля-женолюба, что открыло ей новые исторические перспективы. Наивысшего расцвета английский абсолютизм достиг при второй дочери Генриха Елизавете Первой, – одной из ярчайших женщин европейского Возрождения.

Бес рыжей дурнушки Бесс: Елизавета Первая Английская

По «черной» иронии судьбы, над первой звездой английского абсолютизма довольно долго висела угроза самому ее существованию. Елизавета родилась в 1533 году и была дочерью Генриха Восьмого и его второй жены Анны Болейн. Анна Болейн получила воспитание при французском дворе, была кокетлива, обожала украшения и наряды, но оказалась обвиненной ревнивым мужем в супружеской измене и казнена. Крошку Бесс король объявил незаконнорожденной и сослал в поместье Хетфилд, – с глаз долой, из сердца вон.

НИКОЛАС ХИЛЬЯРД.ПОРТРЕТ АНГЛИЙСКОЙ КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕРВОЙ. Елизавета выросла вдали от двора, зато среди книг, – почти, как Татьяна Ларина. Правда, читала она не столько французские и английские романы, сколько римских и древнегреческих классиков. Она получила прекрасное образование, знала древнегреческий, французский, итальянский, а латынью владела так, что могла свободно говорить и писать на языке древних римлян, а в минуты меланхолии утешалась тем, что переводила на английский труды Сенеки. Судьба не наградила ее внешностью кинозвезды: у Елизаветы был неприятно грубый, «мужицкий» голос и блеклое личико. Но ясный ум и жизнелюбие делали Елизавету обворожительной. Между тем, судьба распорядилась так, что молодость жизнерадостной от природы Елизаветы и впрямь была полна целых месяцев меланхолии. Когда умер ее отец и королем стал младший брат Эдуард (опять вспоминаем «Принца и нищего»), за Елизаветой стал ухлестывать один из временщиков, братьев Сеймуров. Едва она выкрутилась от наяна, как умер Эдуард, и королевой стала старшая сестра Мария, упертая католичка.

ГРАФ ЛЕЙСТЕР. Она и Елизавету пыталась перетащить в католичество. Все это напрягало жизнь юной принцессы самым решительным образом. Протестантская же общественность страны возлагала надежды как раз на Елизавету, которая фактически была наследницей престола. Страсти порой разгорались просто шекспировского масштаба. Однажды Мария заключила сестру в Тауэр по подозрению в участии в заговоре. Впрочем, та пробыла в узилище недолго, и больше того – именно там встретила другого «заговорщика» – внешне совершенного мачо, но абсолютно бездарного графа Лейстера, с которым и связала свою личную жизнь на долгие годы. Впрочем, личная жизнь Елизаветы Тюдор остается тайной за семью печатями до сих пор. У историков существует убеждение, что некий физический или психологический барьер всегда существовал между ней и мужчинами. Имея фаворитов и будучи невестой всей Европы (в ее женихах побывали и Филипп Второй, и Генрих Третий, и чуть ли не сам Иван Грозный), Елизавета никогда не допускала «последней близости». Так что легенда о «королеве-девственнице» (при стольких-то поклонниках!) – вовсе не миф! Как-то она сказала, что ни одной, даже самой близкой, душе не откроет тайну. И даже пронырливые враги испанцы не узнали точно ее секрета… Как и ее отец, рыжая Бесс была до мозга костей прагматиком. Однако говорить о том, что она обладала сверхгениальным умом государственного деятеля – определенное преувеличение. Она умела подбирать слуг и советников, – это да! Ее канцлер лорд Берли и ее глава внешней разведки Уолсингэм были гениями своего дела. Но – не получили от рыжей Бесс ни копейки сверх положенного им жалованья! Все дары неумеренно валились на Лейстера и других фаворитов. Даже то, что Елизавета избрала протестантство, имело под собой не только (а возможно, и не столько) политическую причину, сколько чисто личную: папа, вслед за реальным отцом, объявил ее незаконнорожденной. Елизавете ничего и не оставалось, как после такого плевка порвать с дотошными католиками. Впрочем, англиканская церковь – наименее протестантская изо всех протестантских церквей. Практически полностью сохранена пышная католическая обрядность (Елизавета любила помпу), только церковь вышла из-под власти римского первосвященника. Естественно, эта полуреформа не устраивала буржуа, пуритане роптали. Елизавета обрушивала на них гонения, каких не удостаивались от нее и католики. Елизавета умело балансировала между различными силами. Но ведь еще и «судьба Евгения хранила». Когда в 1588 году буря разметала огромный испанский флот с экспедиционным корпусом, направлявшимся к берегам Британии («Непобедимую Армаду») судьбы королевы и ее королевства висели буквально на волоске: в английской армии было всего несколько тысяч солдат.

ЕЛИЗАВЕТА ПЕРВАЯ. Занятно, что и при подготовке отпора испанцам королева старалась экономить. На чем она и впрямь никогда не экономила, – это на нарядах и украшениях. Елизавета переодевалась по несколько раз в день, а если выезжала, что все ее 3000 платьев тащили следом. Драгоценностей на себя Елизавета даже в те нескромные времена навешивала бездну, так что особенным вкусом в глазах международной общественности она себя вовсе не зарекомендовала. И все же она до последнего оставалась обаятельна, мила, любезна (хотя порой и коварна) и жизнелюбива, как истая дочь Возрождения. Ее день начинался с танцевальной зарядки: без того, чтобы и в преклонном возрасте не протанцевать пяти-шести танцев, она за письменный стол не садилась. В 1588 году умер ее многолетний друг (полудруг?) граф Лейстер. Его заменил его же собственный пасынок граф Эссекс. Графу было 22, королеве 56, но она вела себя с ним, как юная красавица: дулась, ревновала, кокетничала. Эссекс пытался покрыть себя славой на поле боя, но слава, видно, решила, что ему хватит и королевского одеяла.

ГРАФ ЭССЭКС. Эссекс был горяч и вряд ли удовлетворен отношениями с коронованной девственницей. Скандалы между ними возникали нешуточные и публичные. Однажды в Тайном совете они заспорили, Эссекс захотел уйти. Елизавета схватила его за уши и закричала: «Пошел к дьяволу!» Эссекс побелел от гнева и оскорбления: «Такого бы я не снес и от вашего отца, мадам! Я ваш подданный, но не раб!» В 1601 году Эссекс ввязался в заговор против Елизаветы. С самого начала обреченный на неудачу. Елизавета была человеком долга: фаворита пришлось казнить. Но с этого момента и ее звезда начала закатываться. Временами наступали помутнения рассудка, и она втыкала кинжал в ковры и гобелены (вспомним смерть Полония?), почасту повторяя «Эссекс! Эссекс!» – и неудержимо плакала. Когда жизнь уходит из натуры жизнелюбивой – это особенно драматично. Последние месяцы королева практически не спала. Она не меняла белье и платье, не ложилась в постель, боясь, что умрет. Она металась по спальне, иногда в изнеможении падая на груду подушек, которая была раскидана по всему полу. И снова – бдение, и снова страх приближающегося конца. Последний день она провела в постели и уже едва слышно назвала (практически указала на портрет) своего наследника. Им стал сын Марии Стюарт Яков Шестой Шотландский. 3 апреля 1603 года Елизавета Тюдор скончалась, а вместе с ней и ушла в прошлое и эпоха английского Возрождения.

СОБОР СВЯТОГО ПЕТРА В РИМЕ. Остальная Европа

Парадоксально: эпоха Возрождения, начавшаяся в Италии еще в конце 13 века и угасшая лишь во второй половине 16-го, как-то не укладывается своими свершениями в рассказ о европейском 16 веке. А ведь для немцев, французов и англичан Ренессанс – это всего-то несколько десятилетий, часто не полный век, и начинается он значительно позже итальянского. И, тем не менее, Ренессанс как исторический шанс расцвести использован французами и англичанами гораздо полнее, чем итальянцами. Дело не в шедеврах искусства: итальянцы сделали здесь гораздо больше. Дело в исторических дивидендах, которые получила для дальнейшего развития нация. Французы и англичане в итоге сделали главное – создали национальные государства. Испанцы свое государство, по сути, разрушили. Немцы и итальянцы его просто не создали. За это первые расплатятся в 17 веке катастрофой Тридцатилетней войны, а вторые – длительным упадком в течение трех последующих столетий… Но все же: заглянем в Италию, Германию и Нидерланды 16-го столетия.

В начале этого века Италия теряет национальную независимость. Но творческий импульс Возрождения здесь так силен, что пышное итальянское угасание растянется на целый век. Италия как колыбель католицизма станет главным очагом Контрреформации, – крестового похода католиков против протестантов. Орден иезуитов (основанный испанцем Лойолой) – это Контрреформация; пышные храмы Рима (включая собор Святого Петра) – это тоже Контрреформация. С помощью испанского золота папы запускают колоссальную пропагандистскую машину, организуют шпионскую сеть по всей Европе. О, святым отцам есть, что терять! И кстати, на первых порах они добиваются ощутимого успеха. К концу 16 столетия католиков в Европе значительно больше, чем протестантов, и они намного богаче и влиятельнее. Наконец, папы начинают почивать на лаврах. 16 век для папского Рима (для города) – это время безграничного мотовства и прожигания жизни. Неиссякаемым потоком течет в Рим испанское золото. Римляне просто перестают работать. Вернее, востребованы только три профессии: нищие, разбойники и проститутки. 800 публичных женщин на Рим, женское население которого составляло 35 тысяч! И это только учтенные. А сколько куртизанок, выдававших себя за знатных матрон, а сколько «свечных потаскушек» (то есть деклассированных пьянчужек) оказалось за бортом папской переписи!.. Папский Рим вспоминает все грехи Рима древних императоров, и вот уже фактически официально регистрируются однополые браки, причем они сопровождаются венчанием в церкви!

ПАОЛО ВЕРОНЕЗЕ.СВАДЬБА В КАНЕ ГАЛИЛЕЙСКОЙ. Не менее пышно угасает (вернее, пока только отцветает) Венеция. Этот город-республика баснословно обогатился в 13–15 вв. за счет средиземноморской торговли. Но Великие географические открытия изменили основные торговые пути, и «Моря царица, Веденец славный» вынужден был проматывать накопленное уже без каких-либо серьезных исторических перспектив для пополнения кошелька. Однако венецианцы делали это с неимоверным великолепием и широтой. Расцвела венецианская школа живописи (Веронезе, Тициан, Тинторетто), славящаяся своим изумительным, роскошным колоритом. Ну, и мы уже знаем, какой культурный шок пережил от контакта с Венецией и ее соблазнами Генрих Третий Французский… И все же Италия все больше становится раем лишь для туристов. Приехав из бурной, неустроенной Франции в знаменитую и тихую Флоренцию, Мишель Монтень был разочарован: «Я не знаю, почему этот город считается красивым; он красив, но ни в коем случае не превосходит Болонью и немногим лучше Феррары и уж не идет ни в какое сравнение с Венецией. Однако, по правде говоря, приятно смотреть с высоты собора Дуомо на бесконечное множество домов, усеявших хол�%