2.2. Книжные инициалы Гольбейна Ганса Младшего
С работой над книгой связан длительный и важный этап творчества Гольбейна: этап созревания таланта и обретения собственного стиля. Эта же работа утверждает начинающего художника в интеллектуальной среде города, делает его имя известным .
В 1516 году Гольбейн получает первый заказ от «короля печатников» Иоганна Фробена.
Все изображения в книге делались в гравюре, причем не автором, а резчиком-исполнителем. Исполнение же это, как правило, не поднималось выше заурядного ремесленного стандарта, а в силу массовости продукции даже не подлежало авторскому контролю. По иронии судьбы именно с резчиками Базелю в эти годы не повезло. За единственным исключением здесь не оказалось мастеров, равных нюрнбергским или аугсбургским помощникам Дюрера и Бургкмайра, и Гольбейн, пережил много горьких разочарований при виде того, во что превращались его рисунки под неуклюжей рукой резчика. Поэтому как искусство гравюры гольбейновские книжные произведения в массе своей представляют лишь относительный интерес. Только лучшие из них, равно как и общая концепция рисунка, позволяют с уверенностью говорить об устремлениях Гольбейна, о направлении его интересов, о складе его художественного мышления.
Надо думать, книга привлекала молодого художника не только возможностью обеспеченного заработка. Сам вид деятельности был нов, заманчив, популярен, и увлекательно было испробовать здесь свои силы. К тому же виденное дома, в Аугсбурге, городе процветающей ксилографии, где Бургкмайр дал ряд любопытнейших образцов в этой области, где благодаря тесным контактам с Югом Гольбейн мог ознакомиться с новейшими достижениями итальянских печатников, должно было отложиться в памяти и дать опору для собственных исканий.
Ко времени Гольбейна была разработана определенная система декорировки книги. Она содержала титул с историческим или аллегорическим сюжетом в архитектурном обрамлении, орнаментальную рамку для первой страницы текста, заставки, инициалы, издательский знак. В пределах этой программы и современных ему требований молодой художник не только оказался на высоте задачи, но и очень скоро превзошел все, что было создано в базельских типографиях до него.
В соответствии с характером литературы мотивы для украшения книг черпались или из Библии и современных аллегорий, или из античной мифологии. Последнее, видимо, было Гольбейну особенно по душе. Всеобщее внимание к Италии в гуманистическом Базеле, большое количество привозной продукции венецианских печатников подогревали личную симпатию юноши к южному искусству. Поездка в Ломбардию не могла не потрясти воображение. Художник пользуется каждым удобным случаем, чтобы излить свой восторг перед увиденным за альпийскими хребтами. Жизнерадостный языческий мир наполняет его титулы и алфавиты. При этом он не чувствует потребности подражать или копировать.
Работа с книгой была для художника хорошей школой. Можно ясно проследить, как со временем крепнет его рука, приобретается навык в изображении человеческой фигуры, больше изысканности и свободы появляется в композиции. От ранних титулов с немного беспорядочным смешением плоского орнамента, сценок и фигур в духе иллюстраций к «Похвале Глупости» Гольбейн приходит к ясной тектонической структуре листа, от угловатого и примитивного рисунка - к полновесной пластической форме. Сравнение с произведениями брата художника Амброзиуса показывает, что повышенный интерес к пластике, предметности с самого начала отличал Ганса. Там, где Амброзиус жесткими, ломкими линиями чертит лишь схему человеческой фигуры, условную и невнятную по форме, там его младший брат уже в первых своих работах пытается понять структуру тела, достигнуть впечатления осязаемости предметов. Округлы и объемны фигурки путти в многочисленных «детских» алфавитах, в реальном пространстве реальной архитектуры резвятся они в титулах, скульптурным рельефом рисуется обильно рассыпанный всюду орнамент. Даже вопреки зачастую грубой, монотонной резьбе, искажавшей и обеднявшей пластический эффект, видно, что Гольбейн этот эффект любит, ищет и всячески стремится подчеркнуть. Только что завоеванный немецким искусством объем, трехмерное пространство, перспектива, наверно, чрезвычайно привлекали художника, и он использует любую возможность поупражняться и насладиться своим умением изображать реальные вещи похоже и достоверно.
Совершенствуясь на этом пути, он вырабатывает свой зрелый книжный стиль.
На счету Гольбейна около пятидесяти алфавитов, включающих около тысячи инициалов. Самые большие из них занимают площадь в десять квадратных сантиметров, самые маленькие измеряются миллиметрами. То, что художник умудряется вместить в эти крошечные квадратики, поистине невероятно. Многие из них и разглядеть нелегко, в чем главным образом повинна далекая от идеала техника резьбы и печати. Но разглядев и поняв замысел Гольбейна, приходишь в изумление от головокружительной смелости и, хочется сказать, «врожденного» артистизма молодого художника.
Чисто орнаментальные инициалы, популярные и достигшие совершенства в продукции венецианских и французских типографов, в Базеле применялись сравнительно редко. Гольбейн сочинил несколько великолепных образцов такого рода, но подлинной его стихией была фигура человека, и прежде всего в данном случае ребенка. Среди гольбейновских алфавитов более дюжины носят название «детских». Собственно, ребенок в виде крылатого ангелочка или путто был одним из самых любимых и всеобще употребимых Ренессансом декоративных мотивов. Не был он новостью и в Базеле: Урс Граф, к примеру, применял его непосредственно до Гольбейна. Но в гольбейновских гравюрах этот мотив приобрел такое значение и такой качественный уровень, что стал своего рода маркой базельской печатной продукции, найдя подражателей и последователей как в Германии, так и во Франции.
Чего только не вытворяет расшалившаяся гольбейновская детвора за строгими очертаниями светлых букв. Влюбленный в своих маленьких проказников, художник позволяет им, кажется, все: музицировать и плясать, тузить и дразнить друг друга, возиться с животными и мастерить, ловить рыбу и мылить друг другу головы. И как ребенок не знает в своих играх пределов затеям и выдумкам, так художник не знает пределов своему умению ухватить глазом и зафиксировать эту бесконечно богатую жизнь детской пластики. Надо думать, именно она - эта уникальная в своей непосредственности и эмоциональной насыщенности пластика ребенка - делала его фигурку такой привлекательной для Гольбейна. Это отвечало и его врожденному интересу к пластическому началу, это было и превосходной школой мастерства, если не сказать - виртуозности, ибо молодой Гольбейн не просто стремительно осваивает все трудности изображения тела во всевозможных ракурсах, но делает это почти в микроскопических масштабах и с такой же свободой и непринужденностью, с какой в то же время, в те же дни и месяцы компонует свои витражи, алтарные картины и многометровые фрески Базельской ратуши. Эта исключительно редкая в одном художнике, и особенно в художнике немецком, способность быть монументалистом и миниатюристом одновременно, умение естественно сочетать оттенки индивидуального с безукоризненной построеностью целого будут удивлять нас на протяжении всего творчества Гольбейна.
В инициалах, как и в других гравюрах, эта черта достигает своего апогея с конца 1522 года, с момента встречи с Лютцельбургером. Нет сомнений, что, только найдя мастера, способного на самую тонкую работу, Гольбейн дает, наконец, полную волю своей страсти к композиционной и рисовальной акробатике. Тематика гольбейновских инициалов не ограничивалась изображением детей. Пожалуй, созданное мастером именно для книги впервые и особенно ясно показывает, что вряд ли вообще можно было чем-либо ограничить его всесильный карандаш. Художник обнаруживает себя одинаково искушенным в изображении зверей и птиц, растений и орнамента, в сюжетах библейской и античной истории и в грубоватой стихии народной жизни. Попугаи, кролики, медведи, павлины, олени, цветы, герои легенд и мифов, танцующие крестьяне - все, что во всевозможных преломлениях в разные годы появляется и в других произведениях Гольбейна, здесь отличается особым декоративным изыском, поражает острой наблюдательностью и неизменным чувством меры.
На службе у типографов Гольбейн работал интенсивно и долго - до окончательного отъезда в Англию в 1532 году; отдельные гравюры были исполнены им и позже. С 1519 по 1526 год - в пору наибольшей активности работы в книге - насчитано в общей сложности более тысячи трехсот отдельных печатных досок, связанных с его именем. Уже такая массовость продукции предопределяла невысокое качество значительной ее части, сплошь и рядом подвергавшейся печальным метаморфозам в гравюрных мастерских. Но для Гольбейна эта работа имела большое значение. Книга дала возможность развиться природным склонностям молодого художника; любви к пластической форме, к рассказу, к ренессансному орнаменту. Она должна была чрезвычайно способствовать развитию его удивительного композиционного дара, умению решать самые сложные пластические и пространственные задачи в маленьком формате, что, надо думать, сыграло не последнюю роль в блистательном успехе «Пляски смерти», помогло в работе над ювелирными эскизами и в конечном счете над монументальной живописью. Оглядывая хронологию творчества Гольбейна, любопытно наблюдать, как многие проблемы он решает параллельно в иллюстрациях и во фресках Базельской ратуши, в алтарных картинах, в эскизах к витражам. Наконец, через его руки проходили новинки прогрессивной литературы, на почве книги он общался с самыми образованными и интересными своими современниками, и это тоже не могло не отразиться благотворно на культуре и взглядах художника.