6. И 7.Правление Ивана Грозного

 

Детство и юность Ивана IV

 

Будущий царь Иван Грозный родился в ночь с 24 на 25 августа 1530 г. В эту ночь над Москвой разразилась буря, от молний в разных местах столицы вспыхнули пожары. Ветер раскачал колокола церквей, и они как бы сами собой зазвенели. Один из них сорвался с колокольни и рухнул на землю. В народе за-говорили о предзнаменовании грядущих больших несчастий.

Когда умер великий князь московский Василий III, его наследнику, Ивану Васильевичу (1530–1584), было немногим более трёх лет от роду. Детство мальчика нельзя назвать счастливым. Через пять лет после смерти отца он по-терял мать, великую княгиню Елену Глинскую, и в её лице – единственного родного человека, который мог бы о нём заботиться и любить его. Эти пять лет вдовствующая великая княгиня исполняла обязанности регентши (т.е. времен-ной правительницы) при малолетнем государе и управляла страной, опираясь на Боярскую думу и «опекунский совет», назначенный ей в помощь умиравшим супругом. В опекунский совет входили люди, обладавшие полнотой власти ближайших советников и «управляющих делами» при неопытной в вопросах государственного управления регентше. Почти все они были представителями высших аристократических родов: князья Михаил Львович Глинский (дядя са-мой Елены Глинской), Василий Васильевич Шуйский, Иван Васильевич Шуй-ский, бояре Михаил Юрьев-Захарьин, Михаил Тучков и др.

Если при жизни вдовы своего покойного государя «опекуны» ещё согла-совывали свои действия с волей великой княгини, то после её кончины они об-ращали очень мало внимания на условия жизни, желания и судьбу наследника престола. Гораздо больше энергии они проявляли в борьбе за власть, освящён-ную именем номинального главы государства. В результате детские годы бу-дущего государя слились в единое горькое пятно. Много лет спустя давние мальчишеские обиды невыносимо жгли ему память и душу. Через три десяти-летия Иван IV вспоминал: «Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правите-ля, о нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились друг с другом при этом. И чего только они не натворили! ...Дворы, и сёла, и имущество наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери нашей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыкая палками, а остальное разделили... Нас же с единородным братом моим, святопочившим в Боге (т.е. уже умершим ко времени, когда царь писал эти строки) Георгием, начали воспитывать как чуже-земцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище».

Аристократические кланы в жестокой сваре за первенствующее положе-ние стремительно сменяют друг друга у кормила власти: первоначально власть захватывают Шуйские, затем на их место приходят Бельские, потом Шуйские с помощью мятежа свергают Бельских. Юный государь растёт в обстановке заго-воров, убийств, интриг. В 13-летнем возрасте приходит черёд и ему впервые «показать зубы»: в 1543 г. по его приказу глава партии Шуйских был отдан псарям и зверски убит. В результате место «сберегателей» при троне и Иване Васильевиче досталось партии Глинских, при которых сын Василия III достиг совершеннолетия (15 лет), и для него пришло время вступать в законное владе-ние отцовским наследством – Московской державой.

В середине XVI в. Московское государство, или, как писали тогда в ди-пломатических документах, Руссия, было одним из сильнейших в военно-политическом отношении и одним из самых крупных по территории в сравне-нии с другими странами Европы. Но совсем немного, всего несколько десяти-летий, насчитывала его история как единого государственного организма, включавшего в себя десятки ранее самостоятельных земель и княжеств. Рыхлая внутренняя структура Московского государства требовала серьёзных преобра-зований, которые предотвратили бы в будущем его распад. Жители различных областей по-прежнему пользовались разными деньгами, по-разному управля-лись и даже молились разным святым. Отсутствовал сколько-нибудь развитый аппарат управления, не существовало постоянной армии, имелись только мало-численные отряды иностранных наёмников, принятых на службу Василием III. Необходимо было привести архаичное законодательство в соответствие с но-выми условиями. Всё это следовало исправлять под постоянной угрозой войны с сильными соседями: Казанским и Крымским ханствами, Великим княжеством Литовским. И наконец, главное: верховная власть, которая только и могла про-вести все эти реформы, не обладала необходимым «инструментом» для подоб-ной созидательной деятельности – сословием верных и преданных престолу людей, имеющих опыт государственного управления.

Великие князья опирались во всех своих действиях на класс «служилых людей», т.е. людей, служивших в великокняжеском войске или в администра-ции великого князя и получавших за это земельные наделы, а иногда – помимо земли ещё и денежные оклады. Класс служилых людей делился на две нерав-ные части: мелких и средних землевладельцев, в большинстве своём зависев-ших во всём от воли великого князя, а также крупных землевладельцев, знат-нейших людей, в экономическом смысле вполне самостоятельных по отноше-нию к московскому государю. Первые никогда не имели доступа к власти и не владели в этой области ни малейшим опытом. Вторые от века занимали ключе-вые посты в сферах гражданского и военного управления, в том числе и в ос-новном органе государственной власти – Боярской думе, обладали всеми необ-ходимыми навыками для этого, но к реформам отнюдь не имели склонности.В состав русской аристократии, входили бывшие полудержавные властители удельных княжеств, в ходе объединения страны постепенно утрачивавшие, но ещё не утратившие вконец прав на неограниченное управление своими огром-ными наследственными владениями. В аристократическое сословие входило также старомосковское боярство, которое претендовало на традиционно высо-кую степень власти и влияния на все области внешней и внутренней политики при особе великого князя.

Князья и бояре, а с ними вся верхушка аристократии служили великому князю московскому, отыскивая для себя большей чести и большего богатства при дворе одного из сильнейших государей Европы, но считали себя людьми свободными. Согласно древнему обычаю, они были вправе «отъехать» в случае недовольства этой службой к иному государю, например к великому князю ли-товскому. По меткому замечанию выдающегося русского историка В.О. Клю-чевского, «политические обстоятельства, с одной стороны, поставили москов-ского князя на высоту национального государя с широкой властью, с другой – навязали ему правительственный класс с широкими политическими претензия-ми и стеснительной для верховной власти сословной организацией».

Аристократические группировки, управлявшие страной в 30–40-е гг. XVI в., оказались вполне способными организовать отпор внешнему неприятелю (война с Польшей и Литвой 1534–1537 гг.), а также поддержать целостность ог-ромной державы. Но вся их «реформаторская» деятельность ограничилась ре-организацией русской денежной системы, просуществовавшей в новом виде до конца столетия, да ещё уничтожением некоторых крупных уделов.

 

2. Время реформ. «Избранная Рада»

 

В 1545–1547 гг. было осуществлено несколько мероприятий, призванных подчеркнуть переход всей полноты власти к юному государю: Иван Васильевич начал ходить в военные походы, женился на Анастасии Романовне Захарьиной, 16 января 1547 г. принял титул «царя» (впервые в российской истории – ранее государи московские именовались только «великими князьями»). Но это не оз-начало того, что Иван IV неожиданно овладел всеми умениями, необходимыми для управления огромной страной. Пока за его спиной Московским государст-вом правили Глинские и митрополит Московский Макарий – один из образо-ваннейших людей России. Глава русской церкви, отлично разбиравшийся в тонкостях и хитросплетениях светской политики, стремился воспитать из Ивана IV государя, который не мог бы нанести ущерба интересам церкви. При жизни этого святителя царь действительно не вступал в конфликт с духовными вла-стями.

Владычество Глинских вызывало зависть со стороны других знатных ро-дов, к тому же корыстолюбивые временщики злоупотребляли своим высоким положением, что приводило к недовольству всей Москвы: «...В те поры Глин-ские в приближении у государя (были) и в жаловании, а от людей их – чёрным людям насильство и грабёж». Летом 1547 г. в столице вспыхнуло восстание, начались волнения и в других городах Московского государства. Толпа мос-ковской черни расправилась с боярином Юрием Васильевичем Глинским, по-бив его на площади камнями. Его брат, князь Михаил Васильевич Глинский, пытался бежать в Литву, но потерпел неудачу. Партия Глинских пала, и окон-чилась пора правления отдельных аристократических группировок.

Последовательные неудачи попыток различных «боярских партий» на-всегда утвердиться у верховной власти, недовольство низших слоев служилого класса засильем временщиков у престола, недостаточные способности молодо-го царя к управлению государством и необходимость проведения многих пре-образований привели к созданию своеобразной правительственной группы компромисса, названной позднее князем Андреем Курбским «Избранная рада». Роль наиболее ярких фигур в её составе сыграли люди, не блиставшие знатно-стью и не связанные близким родством ни с царским домом, ни с одним из мо-гущественных аристократических кланов. Следовательно, никто не боялся, что они захватят власть.

Итак, на политическую авансцену времён «Избранной рады» выступили священник Благовещенского собора в Кремле Сильвестр и царский постельни-чий (государев дворовый чин) Алексей Фёдорович Адашев. Помимо них в «Из-бранную раду» вошли князь Курлятев, возможно, князь Андрей Михайлович Курбский, дьяк Иван Михайлович Висковатый и некоторые другие представи-тели аристократии. Все они обладали достаточной дальновидностью, чтобы поддерживать равновесие между царской властью, боярско-княжеской верхуш-кой служилого класса и дворянством, вобравшим в себя средний и нижний слои служилых людей. Все они признавали необходимость реформ в сфере государ-ственного управления. Большинство имён деятелей «Избранной рады» истори-ческие источники до наших дней не донесли.

Всего десятилетие суждено было существовать «Избранной раде», всего десятилетие было отпущено исторической судьбой для деятельности реши-тельных и энергичных реформаторов, протекавшей в условиях относительного мира между всеми классами и сословиями русского общества. Всего десятиле-тие! Но за этот краткий период государственное и социальное устройство Рос-сии претерпело столь сильные изменения, каких не происходило за целые века спокойного развития. Избранная рада» возникла не ранее 1549 г., а в 1560 г. её уже не существовало.

За это время, во-первых, сформировалась развитая система «приказов», т.е. органов центрального управления, исполнявших функции нынешних мини-стерств. До середины 60-х гг. XVI в. приказы именовались «избами». Каждый из приказов отвечал за определённую сферу управления: так, например, По-сольский приказ – за дипломатическую службу, Разрядный приказ – за боль-шую часть военных дел, Челобитный приказ – за контроль над остальными приказами. Во-вторых, в 1550 г. был введён в действие новый Судебник (Су-дебником именовался свод действующих законов, нечто среднее между уго-ловным кодексом и конституцией), расширенный, гораздо более систематизи-рованный и учитывавший то новое, что накопилось в судебной практике со времён введения старого Судебника 1497 г.

В-третьих, было реорганизовано местное управление. Если до этого вре-мени в городах и землях Московского государства почти неограниченной вла-стью располагали наместники и волостели, на определённый срок назначав-шиеся великим князем, то теперь их судебные права в отношении дворян были ограничены, а на значительной территории власть наместников полностью за-менялась властью выборных земских органов. Последние возглавлялись губ-ными старостами («губа» – округ) и излюбленными головами (в городах).

В-четвёртых, церковный собор 1551 г. привёл к единообразию все обря-ды, поставил задачу улучшить нравы духовенства и утвердил единый для стра-ны пантеон святых. Этот собор вошёл в историю под названием Стоглавого, поскольку его решения были сведены в 100 глав и получили название «Сто-глав».

Наконец, наиболее целенаправленным изменениям подверглось военное дело. Было подготовлено в принято Уложение о военной службе, определяю-щее, с какого количества земли (поместья) воин-дворянин должен был выхо-дить в поход «коннооружно», иными словами, на коне, с ратниками, в доспехе и при оружии. Под Москвой шла выделена земля для избранной тысячи «луч-ших слуг» – привилегированных дворян, из тола которых впоследствии назна-чались воеводы, «головы» (низшие офицеры), дипломаты и администраторы. Возник корпус первого русского постоянного войска – стрельцов, получавших из казны денежное жалованье, вооружение и обмундирование. Ограничена бы-ла практика местничества, т.е. занятия должностей в войске в зависимости от знатности и заслуг предков.

Все эти преобразования совершались одновременно с впечатляющими победами в войнах и внешнеполитическими успехами. Между тем царь по-взрослел, приобрёл некоторый опыт в государственных делах и уже тяготился деятельным правлением «Избранной рады». Воля его, стеснённая в юности, те-перь распрямлялась, словно отпущенная пружина, стремясь к самовластию. Одной из главных черт характера Ивана IV стала неспособность сдерживать се-бя в чём-либо, неспособность ставить своим желаниям и планам разумные пре-делы. С течением времени царь стал подвержен приступам гнева, во время ко-торых он терял над собой контроль. Через четверть века в состоянии такого припадка ему суждено было убить собственного сына, Ивана Ивановича. Придя в ярость в споре с сыном по ничтожному поводу, царь ударил того в голову концом жезла с насаженным четырёхгранным железным остриём. Царевич от раны заболел и умер, родитель его «рыдал и плакал», придя в себя и осознав содеянное, да было поздно.

До начала 60-х гг. самовластие Ивана IV было ограничено в политиче-ском отношении «Избранной радой», а в моральном – его наставником митро-политом Макарием и женой Анастасией, единственным существом, к которому Иван питал в зрелые годы приязнь и даже любовь. В связи с началом Ливон-ской войны царь вступил в конфликт с деятелями «Избранной рады» (в частно-сти, с Адашевым), стоявшими за войну с Крымским ханством, для которой то-гда сложилась благоприятная военно-политическая ситуация. В отношении Ли-вонии Адашев считал предпочтительными мирные переговоры или боевые дей-ствия в ограниченных масштабах. «Избранную раду» поддерживала значитель-ная часть аристократии, но Иван Васильевич настоял на своём и мог счесть се-бя правым, поскольку в первые годы войны с Ливонским орденом русские вое-вали успешно.

В августе 1560 г. умерла царица. Боярская группировка её родственников Захарьиных обвинила Адашева в отравлении Анастасии и колдовстве. В ре-зультате «Избранная рада» пала, её деятели и сторонники подверглись опале и гонениям. В декабре 1563 г. скончался митрополит Макарий, и на его место был поставлен тихий, нерешительный митрополит Афанасий.

Московский государь начинает единолично руководить всей внутренней и внешней политикой. В двух словах его политический курс можно охарактери-зовать как доведение личной власти до уровня неограниченного самодержавия внутри страны и максимально возможное её распространение за пределы Мос-ковского государства путём завоеваний.

В первые годы Ливонской войны Ивану IV удаётся добиться серьёзных успехов, в частности на Северо-Белорусском театре военных действий, Но в стране уже чувствуется нарастающее истощение сил и средств из-за военных тягот. Аристократическая верхушка служилого класса была заинтересована в оборонительных войнах, в отстаивании южных рубежей от набегов татар. На-против, низшая часть служилых людей – дворяне и другие группы дворянства («жильцы», «дети боярские») – выступала за продолжение наступательной вой-ны с западными соседями. Это и понятно: по сравнению с землевладельцами-аристократами дворяне значительно хуже были обеспечены землёй, и даже те небольшие участки, которые были положены им по закону («оклады»), не вы-делялись полностью: в центре государства вся пригодная для обработки земля давно была разобрана и разделена, ощущался «земельный голод». Не было воз-можности всерьёз заниматься хозяйством, поскольку полжизни приходилось проводить в походах и на военной службе. А в это время более богатые соседи переманивали к себе крестьян, предоставляя им лучшие условия существова-ния. Для дворян, жильцов и детей боярских война представляла собой желан-ный источник обогащения: за счёт военной добычи и, возможно, за счёт полу-чения новых земельных участков в присоединённых областях. В этом смысле дворянские публицисты противопоставляли смелых «на рати» служилых людей «ленивым богатинам» (землевладельцам-аристократам); в этом смысле война в Ливонии была для дворян лакомым кусочком.

Стремления дворянства совпадали с крупными завоевательными планами царя и поддерживались Русской Православной церковью, заинтересован¬ной в расширении своего влияния. Но они противоречили чаяниям боярства, не ви-девшего смысла в завоеваниях, посадского населения, недовольного усилением «тягла» (суммы налогов и повинностей), да и всему состоянию страны, не вы-держивавшей постоянного напряжения воен¬ного времени. Пока на разных те-атрах военных действий царским войскам сопутствовал успех, это противоре-чие не было столь очевидным. Но как только начались серьёзные неудачи, царь перешёл к политике репрессий, стремясь любой ценой сломить сопротивление верхушки служилого клас¬са, сделать из неё послушное, безгласное орудие.

В эти годы начинает формироваться нравственный и политический облик Ивана IV. Вот каким он запомнился современникам, оставившим нам его про-тиворечивый портрет, красивый и страшный в одно и то же время: «Царь Иван образом нелепым, очи имел серы, нос протягновен и покляп (изогнут), возрас-том (т.е. ростом) велик был, сухо тело имел, плещи высоки имел, грудь широ-кую, мышцы толсты. Муж чудного рассуждения (замечательного ума), в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, ко ополчению дерзостен и за своё отечество стоятелен. На рабов своих, от Бога данных ему, жестокосерд вельми и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим; множество народа от мала до велика при царстве своём погубил, и многие грады свои по-пленил и многие святительские (церковные) чины заточил и смертию немило-стивою погубил... Тот же царь Иван много благо сотворил, воинство вельми любил и требуемое им от сокровища своего нескудно давал. Таков был царь Иван».

Трагедия исторического момента заключалась в том, что воля умного, энергичного, но необузданного государя вступила в противоборство с волей целого сословия, притом самого могущественного в русском обществе. Эта борьба нанесла государству непоправимый ущерб.

 

 

3. Начало опричнины

 

В воскресенье 3 декабря 1564 г. Иван IV вместе со всей семьей неожи-данно отправился в пригородное село Коломенское. Вообще в царских выездах ничего особенно нового не было, но этот был не похож на все предыдущие. Это отмечает летопись: «Подъем же его не таким был, как прежде того, когда ездил он по монастырям молиться или на свои потехи (охоту) или объезды. Взял он с собою все святыни – иконы и кресты, златом и камением драгим украшенные, и сосуды, и поставцы золотые и серебряные, и платье, и деньги. И всю свою каз-ну повелел взять с собой». Однако, пробыв в Коломенском две недели, царь столь же неожиданно поехал в Александрову слободу (ныне город Александров в 113 км к северу от Москвы). Никаких объяснений своему отъезду царь не да-вал, в Москве «все же в недоумении и во унынии были из-за такого великого и необычного подъема и шествия его неведомо куда».

Вплоть до 3 января 1565 г., Иван IV так и держал всех в недоумении от-носительно причин своего поступка, в этот же день в столицу из Александро-вой слободы пришли две царские грамоты: одна к митрополиту Афанасию, вторая – к московским купцам и посадским людям. В первой были «писаны бо-ярские и воеводские и всяких приказных людей (т.е. дьяков и подьячих) изме-ны, которые они совершили после смерти отца его великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всея Русии» и объявлялось: «Царь и вели-кий государь опалу свою положил на них за то, что в его государевы несовер-шенные лета (т.е. в детстве) бояре и все приказные люди многие убытки людям его государства делали и казну его государеву истощили, а прибытков к его го-сударевой казне не прибавляли. Также и бояре и воеводы забирали его госуда-ревы земли и друзьям своим и племянникам раздавали и собирали себе великие богатства, а о государе, и о его государстве, и о всем православном христианст-ве не хотели радеть и от недругов его – от крымского хана, и от литовского ко-роля, и от немцев – не хотели государство оборонять и от службы стали укло-няться. И царь и государь и великий князь, не желая терпеть их многих измен-ных дел, оставил свое государство (т.е. отказался от престола), а поселится там, где его Бог наставит». Во второй же грамоте царь писал к московским горожа-нам, чтобы они «ничего не опасались: гнева на них и опалы никакой нет». Смысл этой акции Ивана IV состоял, очевидно, в том, чтобы противопоставить знать, высшие слои общества, и простой народ. Конечно, это не означало, что царь, жестоко расправлявшийся с любыми народными восстаниями, вдруг пре-вратился в «народолюбца». Это был четко продуманный политический ход, рассчитанный на традиционные для Средневековья народные представления о «добром» царе, «стоящем» за простых людей, которому мешают «злые» бояре и чиновники. Люди воспринимали царя как «помазанника Божьего», безгрешного и почти святого, и связывали все беды и несчастья не с ним, а с его окружени-ем. Даже участники народных восстаний вплоть до начала XX в. выступали не против царя, а за его освобождение от «плохих» бояр, а потом министров. По-этому москвичи в 1565 г. повалили на улицы и стали требовать, чтобы бояре и архиереи упросили Ивана Васильевича вернуться «на государство» и выполни-ли все его требования, угрожая при этом истребить «государевых лиходеев и изменников».

Тогда бояре и все высшее духовенство во главе с митрополитом Афана-сием отправились в Александрову слободу и стали просить Ивана IV, чтобы он «опалу свою с них снял, и государством своим правил, как ему, государю, угодно». В конце концов царь дозволил им «видеть очи свои» (т.е. принял их). При этом, по некоторым сообщениям, вид его был ужасен. Хотя Ивану Василь-евичу было всего 34 года, он заметно постарел, почернел лицом, а волосы на голове и в бороде вылезли. Как гласит официальная летопись, царь согласился вернуться на престол с тем условием, что «он будет на своих изменников и ос-лушников опалы класть, а иных казнить и имущество их отнимать». Иными словами, он добился права расправляться с неугодными ему лицами по своему усмотрению, без согласия Боярской думы, не принимая во внимание традици-онного права церкви «печаловаться» (заступаться) за опальных и т.д. Ясно, что это был решительный отказ от политики компромисса между различными со-словиями и слоями населения, проводившейся в 50-х гг. и лежавшей в основе деятельности Избранной рады. Симптомы этого были заметны и ранее. Еще в 1553 г., после того как во время тяжелой болезни Ивана IV многие бояре и дея-тели Избранной рады тянули с присягой его малолетнему сыну – «пеленочни-ку» царевичу Дмитрию, царь, выздоровев, затаил на них обиду. А после ликви-дации Избранной рады в конце 50-х – начале 60-х гг. Иван IV начинает посте-пенно проявлять присущую ему жестокость. Многим запомнилась расправа без суда и следствия в начале 1564 г. с боярином князем Михаилом I Петровичем Репниным. Это произошло на пиру, когда царь, «упившись, начал со скоморо-хами в машкарах (масках) плясать». С точки зрения православной церкви заба-вы со скоморохами считались тяжким грехом, на что царю и указал Репнин. Однако Иван IV только разъярился и пытался силой заставить боярина надеть на себя маску, но тот отказался, «отверг ее и потоптал ее ногами». Сразу после этого по приказу Грозного боярин был убит. Причем, если верить Курбскому, это произошло в церкви во время службы, что ярко демонстрирует пренебре-жение Ивана IV традиционными христианскими нормами.

Вторым условием, которое поставил Иван Грозный при возвращении на престол, была передача ему в особое, личное управление – опричнину – части страны. Опричниной (от опричь – кроме; именно поэтому Курбский впоследст-вии с мрачной иронией играл словами, называя опричников «кро-мешниками», т.е. слугами «тьмы кромешной» – ада) традиционно называли часть княжества, удел, который после смерти князя давался его вдове, «опричь» (кроме) осталь-ных уделов, предназначавшихся сыновьям. Однако опричнина Ивана Грозного никакого отношения к вдовьим уделам не имела. По сути дела, царь разделял государство на две части: одна, получившая название «земщины» управлялась обычным способом (Боярской думой, приказами, сословно-представительными органами и т.д.), а другая, «опричнина», поступала в его непосредственное рас-поряжение. При этом к опричнине были отнесены огромные и, по-видимому, самые важные, с точки зрения Ивана Грозного, территории: некоторые подмос-ковные волости, обслуживавшие особый «опричный» двор царя; пограничные с Великим княжеством Литовским уезды (Вяземский, Козельский, Можайский и др.); богатые северные земли (Поморье, Двинская земля, Вологодский уезд) и даже некоторые районы Москвы: границей между земской и опричной частями столицы стала Никитская улица. Если смотреть на нее от Кремля, слева нахо-дилась опричная часть, а справа – земская. Столицей опричнины стала Алек-сандрова слобода, где находился опричный двор, опричная Дума и опричные приказы. Члены опричного двора стали называться опричниками, представляя собой своеобразную личную гвардию царя. При этом Иван Грозный превратил опричный двор в своеобразное монастырское братство, где сам он играл роль «игумена». Опричники носили черное монашеское одеяние, а на голове – мо-нашеские шапки-скуфейки, что не мешало им вместе со своим «игуменом» ре-гулярно предаваться пьянству и разврату. Отличало опричников еще и то, что они были вооружены и разъезжали на конях, причем к седлам с двух сторон были приторочены метлы и собачьи головы – символы борьбы с «изменами». Опричники должны были любыми средствами выметать и выгрызать крамолу. Самыми знаменитыми и кровожадными среди опричников были любимцы ца-ря: Малюта Скуратов, князь Афанасий Вяземский, князь Михаил Черкасский, отец и сын Басмановы.

После введения опричнины Грозный начал «перебирать людишек»: одних он выселял из опричных территорий, а других, наоборот, переселял туда из «земщины». Для реализации этого дорогостоящего мероприятия «земщина» была обложена фантастической по тем временам единовременной податью в 100 тыс. рублей (достаточно сказать, что большое село тогда стоило 100–200 рублей). С началом опричнины Россия вступила в эпоху кровавого террора, продолжавшегося фактически до самой смерти Ивана IV, несмотря на ее фор-мальную отмену уже в 1572 г.

Даже современники плохо понимали смысл опричнины, называя ее «не-лепым разделением» страны. Спорят об этом и историки. Одни, осуждая тер-рор, рассматривают ее как проявление бессмысленной жестокости «грозного царя», стремившегося к установлению ничем не ограниченной (даже мораль-ными нормами) единоличной власти, другие видят в ней «большой государст-венный смысл». Для того чтобы разобраться в этой сложнейшей проблеме, нужно понять, с кем и для чего собирался бороться Иван Васильевич.

 

4. Опричные казни

 

Сразу после введения опричнины начались казни. Первыми жертвами стали представители знатных родов: Горбатые, Головины, Шевыревы, Кураки-ны. При этом одному из казненных было всего 15 лет... Хотя царь утверждал, что он не держит зла на простой народ, именно он пострадал больше всего от опричных казней. Истребляя княжеские и боярские семьи, Иван Грозный не щадил и их крестьян и холопов. Псковская летопись рассказывает, как по при-казу царя опричники согнали крестьян одной из деревень в амбар и подожгли его.

В 1567 г. казни становятся особенно частыми. Все больше и больше кня-зей, бояр, приказных людей обвиняются в «заговоре», затем их, как правило, подвергают жестоким казням. А через год в заговоре (с целью либо посадить на престол двоюродного брата Ивана IV Владимира Андреевича, либо выдать царя литовцам) обвиняют одного из первых лиц в стране – боярина Ивана Петровича Федорова, который часто ведал государственными делами во время отъездов царя из Москвы. Федоров пользовался большим авторитетом и среди знати, за которую он заступался в первые годы опричнины, и среди простых людей. По словам уже упоминавшегося немца-опричника Штадена, «он один имел обык-новение судить праведно, почему простой люд был к нему расположен». После того как Иван Грозный заподозрил боярина в измене (или, что более вероятно, в излишней самостоятельности), он был 11 сентября 1568 г. вызван в царский дворец, где царь заставил его облачиться в царскую одежду, взять скипетр – символ царской власти и сесть на трон. После этого Иван Грозный встал перед Федоровым на колени, обнажил голову и заявил: «Ты имеешь то, чего искал, к чему стремился, чтобы быть великим князем Московским и занять мое ме¬сто: вот ты ныне великий князь, радуйся теперь и наслаждайся владычеством, кото-рого жаждал». И тогда царь неожиданно выхватил нож и заколол Федорова. Поразительно не только то, что склонный к театральным эффектам правитель самолично убил своего советника, но и абсурдность предъявленного обвине-ния: невозможно себе представить, чтобы боярин, не принадлежавший к дина-стии Рюриковичей, мог выдвинуть какие-либо претензии на престол. Это пока-зывает, насколько Иван Грозный стремился повсюду разыскивать истинных и мнимых изменников. Труп И.П. Федорова «протащили за ноги по всему Крем-лю к городу, и он брошен был на середине площади, являя жалкое зрелище для всех». Однако самое страшное случилось потом. Царь сел на коня и отправился во владения убитого им боярина. Как рассказывает современник, тоже немец, А. Шлихтинг, Грозный «почти год объезжал с толпой убийц его поместья, де-ревни и крепости, производя всюду истребление, опустошение и убийства». Часть слуг И.П. Федорова царь приказал «запереть в клетку или в маленький домик и, насыпав туда серы и пороха, зажечь». А по сообщению Штадена, даже церкви во владениях боярина были сожжены «со всем, что в них было».

После расправы со смело выступившим в 1568 г. против опричного тер-рора митрополита Филиппа и через год – с князем Владимиром Старицким и его родственниками, зверства «грозного царя» только усилились. В 1570 г. про-изошел погром в Новгороде. Это было самое чудовищное злодеяние Ивана Грозного.

Осенью 1569 г. царь получил донос о том, что новгородцы во главе с ар-хиепископом Пименом организовали заговор и собираются «Новгород и Псков отдать литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси... злым измышленьем извести, а на государство посадить князя Владимира Андреевича». Противоречивость этого обвинения очевидна. Зачем новгородцам надо было сажать на русский престол старицкого князя, если они задумали от-даться под власть Литвы? Однако возбужденный постоянным страхом перед «изменами» разум «грозного царя» не нуждался в серьезных доказательствах. Зимой того же года Иван IV во главе опричного войска двинулся на Новгород. Все передвижения были покрыты тайной, чтобы заговорщики не узнали о при-ближении царя. В начале января 1570 г. опричные отряды подошли к Новгоро-ду и оцепили его со всех сторон, чтобы никто не смог скрыться. 8 января Иван Грозный въехал в город. На мосту через Волхов его встречал архиепископ Пи-мен, который хотел благословить царя, но тот отказался. Это уже было мрач-ным предзнаменованием. Однако затем Иван Васильевич присутствовал на службе в новгородском Софийском соборе, после чего согласился пообедать на архиепископском дворе. Но когда обед закончился, царь неожиданно закричал: «Гойда!», что послужило сигналом к началу «выгрызания и выметания» «изме-ны». Несколько недель продолжалось избиение новгородцев. Убивали без вся-кого суда самыми разными способами: одних заживо сжигали (в том числе и матерей с младенцами, которых для «удобства» связывали вместе), других сбрасывали в Волхов и добивали уже в воде. Репрессиям подверглись предста-вители всех слоев новгородского населения: духовенство и купцы, приказные люди и простые горожане. Сильно пострадали новгородские помещики, предки которых были специально переселены в Новгород при Иване III для того, чтобы служить опорой Москве. Главу «заговора», архиепископа Пимена, лишили сана и отправили в Москву на кобыле, посадив его задом наперед, со скоморошьей волынкой в руках. Точное количество жертв в Новгороде неизвестно. Имеется лишь лаконичная и в то же время очень красноречивая фраза из «Синодика опальных» Ивана Грозного, куда в конце жизни каявшийся царь записывал имена убитых по его приказанию или им лично людей: «По Малютине сказке отделал (т.е. убил) тысячу четыреста девяносто человек». Неясно, все ли это убитые новгородцы или только жертвы опричного отряда во главе с Малютой Скуратовым, но в любом случае это огромная цифра для средневекового Нов-города, население которого составляло не более 30 тыс. человек. Одновременно и сам Новгород, и его окрестности были разорены и разграблены.

После Новгорода Иван Грозный направился в Псков, явно не с добрыми намерениями. Однако там он ограничился всего несколькими казнями (в том числе игумена Псково-Печерского монастыря Корнилия, который вышел встречать царя с хлебом-солью) и разграблением города. По единодушному свидетельству всех источников, Псков был спасен юродивым Николой, кото-рый в ответ на присланный ему от царя подарок преподнес ему кусок сырого мяса. Иван Грозный очень удивился: ведь дело происходило в пост. А юроди-вый заявил: «Да разве Ивашка думает, что съесть постом кусок мяса какого-нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людского мяса, сколько он уже съел?» Никола пригрозил, что, если царь устроит резню во Пскове, с ним может случиться несчастье. По преданию, именно поэтому Иван Грозный уехал из города. Новгородский кошмар не повторился.

По возвращении Ивана Грозного в Москву казни начались и в столице. Особенно ужасным стал день 25 июля 1570 г. Тогда было убито более 100 че-ловек, и среди них были многие руководители приказов. Был казнен и выдаю-щийся дипломат и государственный деятель дьяк Иван Висковатый.

В конце опричнины жертвами террора стали сами опричники. Царь начал сомневаться в их верности. Умер «в оковах» князь Афанасий Вяземский, казне-ны были отец и сын Басмановы, после смерти царицы Марии Темрю-ковны та-кая же судьба постигла и ее брата Михаила с женой и шестимесячным сыном. Только Малюта Скуратов не потерял царского доверия.

По мнению большинства историков, опричнина была отменена осенью 1572 г. Более того, Иван Грозный запретил под страхом битья кнутом упоми-нать само это слово. По всей видимости, главными причинами этого решения стали разочарование царя в беспрекословной преданности ему опричников и результаты набега крымцев во главе с Девлет-Гиреем на Москву в 1571 г., ко-гда разделенное на две части русское войско оказалось неспособным противо-стоять неприятелю. Однако это не означало прекращения террора. Казни со-вершались почти до самой смерти Ивана Грозного. Некоторые элементы оп-ричнины также сохранялись под другими названиями (обособленный «Госуда-рев двор», попытка нового разделения страны при «великом князе» Симеоне Бекбулатовиче).