Картина вторая (Обрывистый берег ещё бушующего моря. Обломки кораблей.) хор
(за сценой) Беда! Море кипит! Конец нас ждёт ужасный! Спаси, Посейдон, несчастных! Звериной злобы полны, ревут и хлещут волны! Валы косматой пены клокочут в исступленье... Влечёт на дно пучина, пророчит нам кончину, пророчит нам кончину... Спаси! Спаси! Спаси, Посейдон, несчастных, конец нас ждёт ужасный...
(Из волн возникает Посейдон. Он усмиряет бурю трезубцем. Море постепенно успокаивается. Из воды показывается Идоменей со свитой. Идоменей узнаёт бога морей и склоняется перед его мощью. Тот окидывает его сумрачным взглядом и исчезает в волнах.)
Идоменей
Вот мы и на земле!
(к свите) Друзья, всегда вы были рядом, — и в радостях, и в несчастьях. Но ныне, ныне прошу сердечно: на время удалитесь; хочу побыть один! Лишь небу Крита я доверить могу, что в сердце скрыто.
(Свита удаляется. Идоменей задумчиво озирает берег.)
Какая гладь! Чуть веет ветерок над притихшим морем; безоблачное небо алеет на закате; ни тени бури, всюду царит покой; во мне лишь смятенье. Увы! Я спасся ужасной ценою; измученный, в миг слабости позорной дал обет я кровавый Посейдону: заклать человека. Первый, кого здесь увижу, станет данью ему. Стыну при мысли о жертве непомерной. Кто обречён? Кто встретится мне первый? Он станет за мною следовать тенью, жуткой, горестной тенью, манить рукою, манить рукою, сулить отмщенье, стенать, грозить. У изголовья стоять он будет, покрытый кровью, с разверстой грудью, клясть и молить; у изголовья будет стоять он, будет молить, клясть и молить. О несчастье! О проклятье! О несчастье! О проклятье! Жизнь сто раз готов отдать я, только б этому не быть, только б этому не быть! О несчастье! О проклятье! О несчастье! О проклятье! Жизнь сто раз готов отдать я, только б этому не быть, только б этому не быть! Жизнь сто раз готов отдать я, только б этому не быть, жизнь сто раз отдать готов, только б этому не быть, не быть, нет, не быть, нет, не быть!
(Замечает приближающегося человека.)
Горе! Он здесь уж! Вот он, закланью обречённый; идёт сюда он... И эти руки окровавят его?! Подлые руки! Горе мне! Я осуждён на вечные муки!
(Приближается Идамант. К этому времени уже темно, и Идоменей с Адамантом не узнают друг друга.)
Идамант
Берег безлюдный и вы, немые скалы, домом скорби моей станьте, приютите меня в моём сиротстве, в отчаянье моём! Горьких страданий вы невольно свидетелями стали. Но вижу, бродит кто-то во мраке средь обломков корабельных. Кто бы мог это быть? Ах, кто б он ни был, но мне сродни он: по судьбам нашим буря прошла... Заговорю с ним.
(Приблизившись, обращается к Идоменею.)
Слушай, незнакомец, доверься мне в твоей печали, — я облегчу её, когда узнаю; всем, чем владею, поделюсь.
ИДОМЕНЕЙ
(про себя) Как тяжко мне участье его!
(к Идаманту) Но чем тебе за щедрость отплачу, когда так обобран я судьбой?
ИДАМАНТ
Будет одно уж то мне наградой, что ближнего согрел я в невзгоде: ведь бедствий немало рок и на эту голову обрушил и научил меня сострадать другому.
ИДОМЕНЕЙ
(про себя) Нож острый слушать мне его признанья!
(к Идаманту) В чём твоя боль? В чём горе? Что причиной несчастья твоего?
ИДАМАНТ
Гнев Посейдона страшный. У меня он отнял то, что всего дороже, в бурных волнах схоронив Идоменея. Ты потрясён? Ты плачешь? Ты знал Идоменея?
ИДОМЕНЕЙ
Нет никого, кто б был несчастней его, нет ничего, чтоб могла его утешить.
ИДАМАНТ
Что сказал ты? Значит, он жив?
(про себя) Поверить счастью боюсь!
(к Идоменею) Так говори же, где он сейчас? Скоро ли гордость Крита снова увижу я?
ИДОМЕНЕЙ
Ты так взволнован вестью, — ужель и впрямь так сильно любишь его?
ИДАМАНТ
(с пафосом) Ах, больше жизни!..
ИДОМЕНЕЙ
(нетерпеливо перебивая) Так кто же, кто же тогда тебе он?
ИДАМАНТ
Он мой родитель!
ИДОМЕНЕЙ
(про себя) Бессердечные боги!
ИДАМАНТ
Но кто же тебе я, что плачешь ты со мной?
ИДОМЕНЕЙ
(печально) Ты сын мне.
ИДАМАНТ
(живо) О радость! Отец мой! Верить не смею! Здесь ты, со мною! Дай же, дай обнять, дай обнять тебя скорее...
(Бросается к Идоменею.)
К сердцу прижаться...
(Идоменей в смятении отступает.)
Но что, но что с тобою? Ты меня отстраняешь? Зачем же? За что же?
ИДОМЕНЕЙ
Не подходи, несчастный! О, лучше б утонуть мне, чем здесь увидеть тебя сейчас! Беги же! Сокройся! Нельзя тебя мне видеть!
(Поспешно уходит.)
ИДАМАНТ
Что за дикая ночь! Схожу с ума я! Отца обрёл я, навек утратив, он же прочь гонит сына, любимого недавно. Горе мне! Возможно ль это? Чем заслужил непонятную суровость я, злополучный? Что за бездна легла вдруг между нами? В чём, Идамант, твой грех пред небесами? Отца вновь обрёл я, но чужд я, чужд ему я, чужд ему я. Бежит от меня он, так странно суров, бежит он, так странно суров. Я думал, при встрече от счастья умру я, от счастья умру я, а ныне от горя скончаться готов, а ныне от горя скончаться готов, скончаться готов. Отца вновь обрёл я, но чужд я, чужд ему я, чужд ему я. Бежит от меня он, так странно суров, бежит он, так странно суров. Я думал, при встрече от счастья умру я, я думал, при встрече от счастья, от счастья умру я, а ныне от горя скончаться готов, а ныне от горя скончаться готов, скончаться готов, а ныне от горя скончаться готов.
(Уходит в глубокой скорби. Спокойное море. Критские воины, возвратившиеся с Идоменеем, сходят на берег. Со всех сторон сбегаются критянки, чтобы обнять счастливо спасшихся близких. Женщины выражают общую радость в танце. Высадку с кораблей сопровождает военный марш.)