5 курс / Сексология (доп.) / Лики_и_маски_однополой_любви_Лунный_свет_на_заре_Кон_И_С_
.pdfНекоторые социалистические теоретики (Вильгельм Райх) считали гомосексуальность имманентно правым, националистическим и специфически фашистским извращением. Сходные идеи исповедовала и влиятельная Франкфуртская школа (Эрих Фромм, Теодор Адорно),
пытавшаяся соединить марксизм с психоанализом. По теории Адорно,
всякий гомосексуал — патологический девиант, который может реализовать себя только в патологическом и девиантном обществе. Типичная авторитарная личность, составляющая социально-психологическую базу фашизма, — садомазохистский гомосексуал, испытывающий потребность в том, чтобы беспрекословно подчиняться вождю. Единственный представитель Франкфуртской школы, который был готов теоретически принять гомосексуальную любовь, — Герберт Маркузе. Именно им увлекались в 1960-х годах бунтующие американские студенты.
Эта концепция оказала влияние и на левое искусство. В фильме Лукино Висконти «Сумерки богов» (1969) один из главных героев приходит к фашизму не столько вследствие жажды власти, сколько из-за своей сексуальной ущербности. Героя фильма Бернардо Бертолуччи «Конформист»
(1971, по роману Альберто Моравиа) делает фашистом скрытая гомосексуальность: символическое приобщение к власти позволяет ему преодолеть чувство собственной неполноценности и слабости. В советском фильме «Борцы» Густава фон Вангенхайма (1936) также подчеркивалась гомосексуальность поджигателей рейхстага (после подписания пакта Молотова — Риббентропа фильм был в СССР запрещен).
Враждебность собственных политических единомышленников заставляла левых интеллектуалов особенно болезненно переживать свою гомосексуальность. Одни, как Клаус Манн, считали свою сексуальную ориентацию политически неправильной, другие, как Андре Жид,
предпочитали расстаться с компартией.
На самом деле немецкие гомосексуалы никогда не были идеологически едины. Хотя некоторым из них фашистский культ маскулинности,
дисциплины и силы действительно импонировал, они голосовали за нацистов и охотно шли в штурмовые отряды как воплощение «истинного мужского сообщества», их общий удельный вес среди штурмовиков был невелик.
Тоталитаризм всегда предпочитает настоящих «мачо» тем, кто только притворяется таковыми.
Нацистская партия с самого начала относилась к однополой любви враждебно, отождествляя ее с еврейством, женственностью и «моральным вырождением»68 . В программной декларации нацистов избирательной кампании 1928 г. говорилось: «Те, кто допускает любовь между мужчинами или между женщинами — наши враги, потому что такое поведение ослабляет нацию и лишает ее мужества». Гитлер, разумеется, знал о гомосексуальности предводителя штурмовиков Эрнста Рема, но пока тот был нужен, Гитлер защищал его от антифашистской прессы, говоря: «Его частная жизнь меня не интересует». Когда же мавр сделал свое дело, гомосексуальность стала удобным предлогом для его физического устранения, что и было сделано 30
июня 1934г.
После «ночи длинных ножей» в Германии начались массовые репрессии против гомосексуалов. Особенно патологической гомофобией отличался Гиммлер, утверждавший в своих секретных докладах, что все гомосексуалы
— дегенераты, трусы и прирожденные преступники, что в гомосексуальных организациях состоит от 1 до 2 миллионов мужчин и т. д.
В отличие от евреев, подлежавших поголовному уничтожению, независимо от их поведения, гомосексуалов формально преследовали только за конкретные действия, и официальной целью было не уничтожение, а «перевоспитание». Соответственно их делили на преступников и жертв,
совратителей и совращенных. Тем не менее, преследования гомосексуалов в фашистской Германии были беспрецедентными по масштабам и жестокости.
Уже в декабре 1934 г. Министерство юстиции выпустило директивы,
сделавшие наказуемыми не только поступки, но и намерения. В гестапо существовал особый отдел по борьбе с гомосексуальностью. Заодно с гомосексуальностью фашисты запретили издавна популярный в Германии нудизм. В 1935г. совместное купание голышом людей одного пола было приравнено к попытке гомосексуального контакта. Позже суды считали достаточным основанием для обвинения даже «похотливый взгляд». Хотя официальное фашистское искусство поддерживало культ обнаженного тела в скульптуре и живописи, это тело должно было быть спортивным,
воинственным, чистым, лишенным волосяного покрова, демонстрирующим силу и игру мускулов, но без всякой эротики.
Впрочем, преследования были избирательными. Руководитель Гитлерюгенда Бальдур фон Ширах беспрепятственно занимался педерастией. Видные актеры и художники могли быть арестованы только с личного согласия Гиммлера. Покровительство Геринга помогло уцелеть известному артисту ,
Густаву Грюндгенсу (его судьбе посвящен роман Клауса Манна «Мефисто» и одноименный фильм).
Поскольку ловлей гомосексуалов занималось не столько гестапо, сколько полиция и органы юстиции, в их сети чаще всего попадались не умевшие скрываться простые мужчины от 20 до 30 лет. Сфабрикованные обвинения использовались также в политических целях в отношении молодежных организаций, католической церкви и военных. Например, главкома вооруженных сил барона Вернера фон Фрича, который возражал против расправы с генералами и спорил с Гитлером о сроках начала войны, в 1938 г.
осудили по обвинению в гомосексуальных связях. Дело было состряпано настолько топорно, что генерала потом пришлось оправдать, но в должности его не восстановили.
Дополнительным доводом против гомосексуалов была забота о «повышении рождаемости». Лесбиянок по закону не преследовали, предложение
дополнить параграф 175 не прошло, но отношение к ним было также враждебным.
В целом это был самый настоящий геноцид. Только между 1937 и 1939 гг. по обвинению в гомосексуальных связях были арестованы полицией и гестапо
95 тысяч мужчин, из которых 25 тысяч были осуждены. Общее число осужденных по параграфу 175 с 1933 по 1944 г. составило, по разным подсчетам, от 50 до 63 тысяч человек, из них 4 тысячи несовершеннолетних.
В концентрационных лагерях, где гомосексуалы должны были носить на одежде в качестве опознавательного знака розовый треугольник, погибло от
5 до 15 тысяч мужчин. В тюрьмах и лагерях с ними обращались с особой жестокостью, использовали для вредных медицинских экспериментов,
садисты-тюремщики часто насиловали их и т. д.Социальная разнородность гомосексуалов и презрение к ним со стороны других заключенных делали их особенно беззащитными. Но и в таких нечеловеческих условиях многие люди сохраняли свою любовь. Комендант Захсенхаузена и затем Освенцима Рудольф Гесс написал в своем дневнике: «Для таких натур в таких обстоятельствах «друг» означал все. Во многих случаях «друзья» даже совершали совместные самоубийства»69 .
Этого трагического опыта геи не забыли. Первый памятник жертвам антигомосексуальных репрессий был поставлен в Амстердаме. В 1995 г. его примеру последовал Франкфурт-на-Майне.
ВДВОЙНЕ НЕВИДИМЫЕ
…Я перевернула страницу и прочла… Простите,
что я так внезапно прерываюсь. Нет ли здесь
мужчин? … Вы можете заверить меня, что мы
все здесь — женщины? Тогда я могу сказать вам,
что слова, на которых я остановилась, были:
«Хлое нравилась Оливия…» Не вздрагивайте.
Не краснейте. Давайте допустим в своем узком
кругу, что такие вещи иногда случаются.
Иногда женщинам нравятся женщины.Вирджиния Вулф
Хотя преследовали не только мужчин, любивших мужчин, но и женщин,
любивших женщин, лесбиянство не столько каралось, сколько замалчивалось. «Гомосексуальная практика между мужчинами считалась опасной и подрывной, поэтому ее поставили вне закона. Лесбиянство касалось женщин, а все, связанное с женщинами, подразумевало идеологию различия, которое обычно трактовалось как неполноценность. Так что если женщины, как таковые, не имели реального значения, то лесбиянки и их образ жизни и подавно не имели значения»1 .
Христианские богословы вспоминали женскую однополую любовь гораздо реже, чем мужскую. Судебных процессов над женщинами по обвинению в содомии тоже было меньше. Либертины XVI—XVIII вв. также не принимали лесбиянство всерьез. В знаменитом сборнике эротических рассказов, которые Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом, сочинил на досуге в конце XVI в., есть несколько пикантных историй о сексуальных связях между женщинами
(такие рассказы и рисунки очень возбуждают мужчин), но все они трактовались как временная замена или подготовка к «настоящему» сексу.
Мужское самомнение, фаллоцентризм и ходячее представление о женской асексуальности в какой-то степени спасали лесбиянок от грубых преследований. Пока женщина не принимала взятую на себя мужскую сексуальную роль слишком серьезно, не выставляла ее напоказ и не претендовала на мужские социальные привилегии, мужчины только посмеивались и подчас даже восхищались «мужественными женщинами»,
как греческие воины — побежденными амазонками. Donna con donna —
безопасная экзотическая игра, развлечение, где нет ни члена, ни пенетрации,
ни возможности зачатия. Если для мужчин-гомосексуалов главной опасностью было засветиться, обнаружить себя, то лесбиянки страдали прежде всего от своей невидимости2 .
В поэме Ариосто «Неистовый Роланд» Фьордиспина влюбляется в переодетую мужчиной Брадаманту, но в постели ее постигает горькое разочарование, обе женщины не знают, что делать. Зато как только женщина становится конкурентом мужчины, хотя бы в постели, — ей нет прощения.
Старшая женщина, обычно грубая и мужеподобная, которая соблазняет молодых невинных девушек, всегда описывается резко отрицательно. Такая сцена есть в «Памеле» Ричардсона. Шодерло де Лакло в «Опасных связях» описывает преступную страсть коварной маркизы де Мертей к юной Сесиль де Воланж. В «Фаргументированноанни Хилл» опытная проститутка целует и ласкает неопытную Фанни, Которая сначала не понимает, что это значит.
Мрачный образ матери-игуменьи, принуждающей к сожительству невинных девушек, нарисовал в своей «Монахине» Дидро; кроме антиклерикализма философа, здесь проявились и его личные чувства (Дидро болезненно ревновал свою любовницу Софи Воллан к ее сестре).
Будораживший мужское эротическое воображение образ лесбиянки как темной, таинственной, красивой и извращенной женщины-вамп, которая сознательно нарушает все социальные правила, занимает важное место в европейской литературе и искусстве XIX в. Героиня повести Анри Латуша
«Фраголетта» (1829), красивая молодая женщина, притворившись собственным братом-близнецом, соблазняет другую женщину. Теофиль Готье в «Мадемуазель де Мопен» (1835), желая эпатировать буржуа и дистанцироваться от антисексуальной морали, создал необычный образ мужеподобной женщины, носящей мужскую одежду и испытывающей отвращение к мужчинам. Если Готье смаковал пикантный сюжет как вуайер,
то у Бальзака в «Златоокой девушке» (1835) — цель обратная: через описание лесбийских отношений показать моральную деградацию общества.
Андрогинная маркиза де Сен-Реаль покупает 12-летнюю Пакиту, делает с ней все, что хочет, а узнав, что Пакита изменяет ей с мужчиной, убивает ее.
Хотя в отношениях маркизы и Пакиты нет ничего, кроме агрессивного и болезненного секса, сам Бальзак явно наслаждается сценой женской сексуальной оргии.
В посвященной Теофилю Готье стихотворной книге Шарля Бодлера «Цветы зла» (1857) (первоначально он хотел назвать ее «Лесбиянки») есть несколько откровенных стихотворений, в которых сочувствие к неисполнимости лесбийских желаний переплетается с осуждением их «демонизма» (по приговору суда, эти стихи были изъяты из сборника). В стихотворении
«Лесбос» любовь женщин друг к другу описывается в язычески-
богоборческих тонах. В «Окаянных женщинах» поэт перечисляет разные типы лесбиянок, от монахинь до вакханок, но их любовь кажется ему заведомо обреченной:
Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ,
Люблю вас, нашу явь презревшие умы!
Вы в бесконечности взыскуете сокровищ,
Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы! То плачете, а то кричите в исступленье, О, сестры бедные! Душа за вас скорбит, За муки хмурые, за боль неутоленья, За сердце, где Любовь, как пепел в урнах, спит.(пер. С.
Петрова)3
В произведениях Эмиля Золя («Нана», 1881), Ги де Мопассана («Любовница Поля», 1881) и Альфонса Доде («Сапфо», 1884) лесбиянство однозначно отождествляется с проституцией. Другой распространенный образ лесбиянки в литературе XIX в. — преследующая невинных девушек женщина-вампир.
Эти мотивы звучат не только в пародийно-сатирических произведениях, но и в знаменитых «Песнях Билитис», которые французский писатель Пьер Луи опубликовал в 1894 г. как якобы перевод стихов древнегреческой поэтессы.
Литературная подделка имела большой успех и была воспринята как подлинный гимн лесбийской любви (в 1955 г. американская лесбийская организация даже приняла имя «Дочери Билитис»).
Негативные образы лесбиянок не были ни карикатурой, ни простым продуктом мужского сексуального воображения. Они гипертрофировали и абсолютизировали внешние, бросающиеся в глаза свойства непонятного явления. В сексологии происходило то же самое. Поскольку главным признаком трибадизма считалась вирилизация, наибольшее внимание ученых привлекали мужеподобные, большие женщины с волосатыми ногами,
грубыми манерами и низким голосом. Соответственно формируются несколько разных типов «необычных» женщин.
Первый образ, фиксирующий внимание на сексуально-анатомических признаках, — это женщины-гермафродитки с более или менее выраженной генитальной патологией. Немецкий ученый Фридрих Карл Форберг в своем учебнике классической эротологии (1824) писал, что трибады— это женщины с необычайно большим клитором, который они могут употреблять как мужской член.
Второй тип необычных женщин, который часто встречался и изображался в
XVIII в., — это женщины, которые более или менее успешно выдавали себя за мужчин, переодевались в мужскую одежду и усваивали мужские профессии, вплоть до воинских. Если «инверсия» ограничивалась гендерными ролями, не распространяясь на сексуальность, то есть если женщина вела себя по-мужски, но не показывала сексуального влечения к женщинам, она могла, хоть и не без труда, сохранить респектабельность и даже стать живой легендой, как Жанна д'Арк или русская кавалерист-девица Надежда Дурова (1783-1866).
Если верить рассказам Надежды Андреевны, которая сознательно выстраивала собственную биографию, ее мать хотела иметь сына, а в дочери
была разочарована и не любила ее. Воспитывал девочку отец, с которым у нее были очень теплые отношения. С раннего детства Надя была физически сильной и вела себя по-мальчишески: скакала верхом, плавала, лазала по деревьям и по крышам, стреляла из лука. Никаких женских интересов у нее не было. Ее главные чувства — «любовь к отцу и отвращение к своему полу» и желание «выйти из сферы, предназначенной природою и обычаями женскому полу»4 . В 1801 г. 18-летнюю девушку выдали замуж и у нее родился сын Иван, однако никаких подробностей о браке неизвестно, сама она ни в автобиографии, ни в записках о нем не упоминает. Очевидно, он оказался неудачным. В 1806 г., переодевшись в мужской костюм, Дурова прибилась к казачьему полку, а затем перевелась в регулярную часть.
Воинские подвиги «корнета Александрова» получили всеобщее признание.
Дослужившись до штабс-ротмистра, Дурова вышла в отставку и вскоре начала блестящую литературную карьеру, получив одобрение самого Пушкина. Однако «нормальной женщиной» она не стала, ходила в мужской одежде, писала о себе в мужском роде и носила имя Александра Андреевича Александрова. Личная и светская жизнь ее не сложилась: сначала дамы ее охотно приглашали, но скорее как диковинку, а затем начинали смотреть косо и враждебно. Да и ей самой было с ними скучно. После нескольких неудачных опытов Дурова уехала к себе в Елабугу и жила там крайне уединенно. О своей личной жизни она ничего не рассказывает. Если бы мы знали ее биографию лучше, мы, вероятно, обнаружили бы трансгендерную трагедию.
Еще труднее приходилось тем трансгендерным и гомосексуальным женщинам, которые пытались реализоваться сексуально. Такие женщины существовали всегда. В XVIII в. английский писатель Генри Филдинг писал о некоей Мэри Гамильтон, занимавшейся сексом с женщинами при помощи дилдо. Филдинг видел в этом не врожденное уродство или результат детской психологической травмы, а разврат, следствие дурного примера и покушение на мужские права. В Англии XVIII в. было несколько скандалов с
«женщинами-мужьями», вступавшими в брак в мужском обличье.
Интересно, что их жены не жаловались, хотя понимали, что имеют дело с женщинами. Некий Джон Чайви прожил в браке 20 лет, и его / ее пол обнаружился только после его / ее смерти. Были даже брачные аферистки,
женившиеся на нескольких женщинах5 .
Имея дело преимущественно с транссексуалками или проститутками,
сексологи-психиатры невольно патологизировали женскую однополую любовь, видя в лесбиянках просто «недоделанных» мужчин. Крафт-Эбинг приписывал всем лесбиянкам мужской склад ума и характер. Блох связывал развитие гомосексуальности у женщин с отвращением к мужчинам, которому способствуют проституция и женское освободительное движение(!).
Ломброзо утверждал, что лесбиянки — прирожденные преступницы и проститутки.
Известный русский акушер-гинеколог И. М. Тарновский, изучавший, в
отличие от судебных психиатров, «нормальных» женщин, принадлежавших к его собственному кругу, пришел к совершенно другим выводам6 . Хотя,
подобно большинству тогдашних медиков, Тарновский считал лесбиянство«болезненным и патологическим», он избегает морализирования и считает, что любовь между женщинами далеко не всегда патологична.
Многие обследованные им женщины были во всех отношениях нормальны.
Их странное, с точки зрения обычных людей, сексуальное влечение для них самих совершенно естественно и приемлемо и не только не причиняет им вреда, но и удовлетворяет их физиологические потребности. Их сексуальная жизнь развивается так же, как жизнь нормальных людей, с той только разницей, что объектом их влечений являются не мужчины, а женщины.
Тарновский подчеркивал, что лесбийская любовь распространена гораздо чаще, чем принято думать; что «активный» тип лесбиянок, резко отличающийся от привычных норм женственности, встречается реже
«пассивного»; что некоторые жены оставляют своих мужей ради подруг не