4 курс / Медицина катастроф / Моя война. Полевой госпиталь

Диссиденты. Сахаров

1968 г. Март. Поездка в Италию и новые знакомства. Меня взяли в группу деятелей от Киева, чтобы ехать оживить программу «породненных городов». «Родственником» Киева была Флоренция. Группа скучная, а руководитель — «аппаратчик» из Горсовета.

Ничего интересного в поездке не было, возили по городу, показали соборы и галереи. Устраивали приемы, произносили речи о дружбе.

Переводчик, худая женщина лет шестидесяти, Мария Васильевна Олсуфьева. Княгиня. Было семь лет, когда родители бежали в Италию от революции. Здесь выросла, выучилась, вышла замуж за итальянца, родила сыновей. Стала полиглотом. Хорошо зарабатывает, независима. Но Россию не забыла. Переводит российские книги, прежде всего самиздат. Подружилась с диссидентами. Прочитала и мои «Мысли». Их уже издали в Риме в переводе с английского. Перевод М.В. очень не понравился, обещала сделать новый (слово сдержала, спустя полгода прислала роскошную книгу).

М.В. много знала, наблюдая Союз «извне». Мы сошлись в убеждениях.

Через год передала в Париж (я был проездом) большую коробку с запрещенной литературой. Побаивался таможни во Внуково, но уже был опыт контрабанды книг под защитой депутатского значка, при каждой поездке на Запад я покупал книги.

Последнее свидание было в Киеве. М.В. путешествовала по Союзу с сыном. Встречалась с диссидентами. Наверное, это было в 1970 г.

К нам пришла с подругой. Представила — Елена Георгиевна Боннэр. Имя незнакомое. Был длинный разговор о политике. Дама была правозащитница.

152

Вто время мне в Институте кибернетики напечатали пару сотен экземпляров книжечки «Моделирование общества». Небольшая, первые мысли. Распространяли по знакомым. Но партбюро разобралось, книжку изъяли.

Входе разговора за чаем выяснилось, что гостья — жена Сахарова. Я все уже о нем знал. Книжечку передал. Навестить не приглашала.

Но случай представился. Опять-таки во Франции М.В. передала новую книжку Солженицына «Август четырнадцатого», с тем, чтобы прочитал и отдал Сахарову или Боннэр. Книжка мне не очень понравилась.

Той же осенью был в Москве. Позвонил Боннэр, что привез книжку от М.В. Ответила, что Сахаров сейчас гриппует, приходите через два дня.

Конечно, свидание запомнилось — это же Сахаров! Но столько уже о нем написано, что не хочется вдаваться в подробности. Больше впечатления.

Небольшая двухкомнатная квартира. В той комнате, где я был, стояла широкая тахта. Андрей Дмитриевич лежал и часто кашлял. А его супруга непрерывно курила — дым коромыслом. Я обозлился и не утерпел:

—Вы бы не дымили на больного — он же кашляет!

—Ничего, он знал, на ком женится, пусть терпит. Подумал: «Вот зараза!».

Мою книжицу Сахаров прочел, и опять же я запомнил реплику:

—Такие модели нужны любому правительству, хоть коммунистам, хоть капиталистам.

Потом обсуждали саму суть разных идеологий. Мне даже неловко писать, но создалось впечатление, что Андрей Дмитриевич мыслит… скажу осторожно: неглубоко. Что социализм в экономике вполне можно примирить

сзападной демократией. А уж моих идей о значении биологии в поведении человека он совершенно не принимал.

153

Я не пытался переубеждать — давил авторитет и тормозили ядовитые реплики Боннэр.

Пили чай, приходили диссиденты, фамилии некоторых я встречал потом по «голосам». Обсуждали, как можно помочь кому-то из заключенных. Как будто я на минуточку окунулся в эту среду. И не скажу, что очень прельстился. Все равно как если бы встретился с фантазерами-народни- ками 19-го века. То есть все правильно, но наполовину — не реалистично.

Ушел с ощущением, что познакомился с великим человеком, но настоящую науку об обществе он создать не может. И его знакомые — тоже.

Связь с Марией Васильевной прервалась. В Союз ее больше не пускали. На письма не ответила.

Елена Боннэр меня и теперь часто раздражает самоуверенными тирадами по «Свободе». Но она таки героическая натура, и не только через причастность к Сахарову. Сколько она вытерпела гонений и грязи от КГБ и подонков из нашего общества! И не согнулась. Это при ее-то болезнях. Настоящий боец. Вполне в духе революционеров столетней давности. Долбает и долбает коммунистов!

Кукиш в кармане

Новое увлечение — популярные лекции, прорезалось в средине шестидесятых. Оно все росло и росло, потом стало сжиматься, не потому что не хочу — спрос упал! Но когда-то... полные аудитории, человек 500—700, билетики у входа спрашивают. Почти как на артиста. Выступал в Киеве, городах Украины, Москве, Ленинграде, Прибалтике, Молдавии. Были годы, когда читал до сотни лекций! Платили мало: 40—50 р. А чаще бесплатно.

Нравилось выступать перед публикой: «Глаголом жечь сердца людей». Жечь это слишком, но интерес вызывал.

154

Темы — разные. Прежде всего — здоровье. Мне уже было скучновато, но все любят слушать, хотя никто не следует советам. Еще любил читать «О социализме». Крамола: примерял к социализму «человеческое лицо». Тогда мне казалось, что такой возможен.

Разумеется, от партии меня защищало депутатство. Впрочем, осторожность соблюдал, преувеличивать диссидентство не стану.

В 1973 году ожидался юбилей, а я в Донецке читал о политике. Вернулся. Братусь — министр, пригласил:

—Тебя к Звезде представили, а ты такое несешь. Из Донецкого обкома пришла жалоба. Прошу тебя — подожди с критикой до своего юбилея.

«Героя» к юбилею мне дали. Противно не было. Звезду вручали в Верховном Совете, вместе с «номенк-

латурой». Подгорный всех целовал, норовил и меня. Объятья раскрыл, а я увильнулся. Сказал одно слово: — Спасибо.

Смешно? Нет, Амосов, стыдно! «Кукиш в кармане». Некоторые предприятия за лекции что-нибудь делали

для клиники.

Однажды пригласили выступить в республиканское

КГБ.

—Товарищи, что с вас взять?

—Ну как же! Арестуют вас, мы по блату в теплую камеру определим. Есть и у нас чем заплатить хорошему человеку!

Смерть Брежнева

11 ноября 1982 года умер Брежнев. Никто его не пожалел: «Пора!». Позор, а не вождь: «Сиськи-масиски» (это означало: «систематически»). В последующем были разные оценки: «застой». «Не столь вреден, сколь бесполезен».

155

Хроника перестройки

(Из книги «Тема смерти сильнее темы любви»)

1985 год

Дневник. 11 марта. Понедельник

Умер Черненко. Что-то нам не везет с вождями в последнее время.

Даже в дневниках у нас не принято писать про высшие сферы. Нет, дело не в том, что «не принято». Писать не хочется! Совсем недавно показывали его на избирательном участке: вытащили несчастного чуть ли не на последнем издыхании. Даже не нужно доктором быть, чтобы увидеть — не жилец. Сердечно-легочная недостаточность в предпоследней стадии. Зачем было выбирать такого? И ему — зачем идти?

Брось, Амосов, тайны Московского двора тебе не постичь.

Когда Андропов занял кресло, страна немножко ожила. Появилась надежда на порядок. Даже свежие мысли мелькнули в журнале «Коммунист» по части идеологии. Но... Тоже больной человек, ненадолго хватило. Наше медицинское любопытство не удовлетворили. Историю болезни не опубликовали. Стороной доходило, что хроническая почечная недостаточность его доконала. А вот о болезни Ленина даже подробное описание данных вскрытия было опубликовано. Я сам читал.

Почему президиум избрал Черненко, неизвестно. Но сонное царство снова опустилось на нашу страну. Все вернулось к брежневским порядкам.

157

Посмотрим, что теперь будет. По секрету, только для дневника — больших надежд не питаю.

Ну да ладно. У нас есть свои дела. Лишь бы не мешали.

Дневник. 13 марта. Среда

Все разговоры — о новом генсеке Горбачеве. Кто такой, откуда взялся? Яша Бендет у нас большой политик и меня просвещает, когда прихожу смотреть больных в их отделении. Говорят, что уже и раньше котировался, но «происками» был выдвинут Черненко. А теперь будто справедливость восторжествовала. Посмотрим. По крайней мере не старик, и физиономия симпатичная. Но что-то после стольких лет болота плохо верится.

Дневник. 20 марта. Среда

Эту зиму довольно много читал — для расслабления и отвлечения, особенно когда Лида болела. Журналы, воспоминания, «книги фактов», философию. Наши романы — неохотно.

Для контраста — Достоевского и Толстого (и о них). Что более всего потрясает у Достоевского? Люди — не

хорошие и не плохие. Не добрые и не злые. Бывают такими и такими, и только в разных дозах. Даже у самого хорошего подлые и грязные мысли. И даже (ужас!) удовольствие от несчастий ближних, хотя бы самое маленькое, наряду с большим сочувствием и благородными поступками.

Некоторые говорят: если бы человек был плохим, разве он создал бы цивилизацию, гуманистическую, как считают. Не согласен: гуманизма в цивилизации меньше, чем в недрах любого биологического вида. Войны, лагеря, преступность — у кого из животных найдешь подобное? Цивилизация от ума, а не от души. И лучше люди не становятся, революции не помогают.

Достоевский считал, что лишь признание Бога может удержать людей от самоистребления. Сомневаюсь. Хоро-

158

шие черты человека — любовь, сопереживание — воплотились в мировых религиях, но народы, не знавшие их, в своих установлениях ничуть не менее гуманны. И наоборот: самые верующие находят оправдания для жестокости.

Хотя человек хуже животных, но воспитуем больше, чем они. Поэтому есть надежда на прогресс в добре уже и без религии. Только как?

Дневник. 7 мая. Вторник, утро

Широко идет празднование сорокалетия Дня Победы. 4 мая В.В. Щербицкий вручал ордена Отечественной войны группе ветеранов, и мне в том числе. Сказали, что на торжество все награды надеть. Первый и, наверное, последний раз я цеплял их. Много было хлопот, пока с Лидой разыскали их, пока дырки в пиджаке проколол. Набралось почти двадцать. И оказывается — зря. Некоторые пришли с одной звездочкой.

Нужно выдавливать из себя раба.

Дневник. 8 мая. Среда, утро

Не иду на работу. Может ветеран себе позволить попраздновать Победу, имея много неиспользованного отпуска? В Институте операционный день. Немножко совестно, однако оперировать боюсь перед праздником. Пишу воспоминания.

Вчера приехал к полудню. Мои больные в приличном состоянии. Аня купила планки, и я нацепил их на старый светлый пиджак, что висел для представительства в институте. Инструктор из райкома принес приглашение — в президиум торжественного заседания. И чтобы прибыть в «Украину» за час до начала. Каковы аппаратчики? Приеду

ксроку.

ВИнституте — свое торжество. Весьма бледное, нет сноровки в таких вещах. Кроме того, идут операции, а на-

159

чинать пришлось в два часа, потому что артисты (из оперетты, бесплатные) должны освободиться к трем. Партком выделил докладчика — Ваню Кравченко, а я должен был сказать приветствие. Но я решил, что обойдусь один.

К началу зал был неполон, но постепенно народ собрался, больше сестры и служащие — зеленая молодежь, хирурги еще оперировали.

Ветеранов насобиралось семь человек. Люди скромные, были в чинах малых, никто в окопах не воевал, как и я.

— Знаю, что речей не любите, что ветераны вас порой раздражают, требуют внимания и лезут без очереди в магазинах. Но уж не так много их осталось, потерпите — в ближайшие десять лет почти все вымрут. Вот и наши общественники — партия и профсоюз — с трудом составили список, но даже имя и отчество всех не потрудились выяснить... Не буду повторять общие фразы о войне, вы их наслушались, а лучше расскажу о нашей медицинской войне...

Вечером был на республиканском торжественном заседании в зале дворца «Украина», в старом пиджаке с планками. В.В. Щербицкий делал доклад. Сталина упомянул всего один раз: это знаменательно, интеллигенция боится к юбилею войны реанимации его культа...

Дневник. 9 мая. День Победы

Посмотрел парад на Красной площади и у нас. Трогательно шли ветераны, остальное — обычно.

Вчера слушали и смотрели торжество во Дворце съездов. Отличный доклад М.С. Горбачева. Приятно было слушать — и содержание, и форма. Сталин назван тоже один раз: в роли руководителя партии, а не военачальника. Рано еще судить, как новый вождь повернет историю.

Одно несомненно: огромная авангардная и организаторская роль партии (и Сталина, конечно), и не столько в

160

самих боях — ошибок, то есть смертей, там было много, — сколько в эвакуации и развертывании промышленности. Это почти непостижимо: наш потенциал после отступления 41-го года был вдвое меньше, чем у немцев, а к концу войны вооружений производили уже в два-три раза больше. При том, что немцы и работать умеют, и порядок знают. У меня впечатление: войну выиграли не генералы, а тыл.

Сейчас много говорится о всеобщем энтузиазме и массовом героизме. Не знаю. На фронте экзальтации не было. Патриотизм есть биологическое качество — «территориальный императив». Животное защищает свою территорию от захватчика, не щадя жизни. Также и народ, должным образом организованный, когда он ощущает себя как единое целое и защищает свой двор, не щадя живота. Я слышал несчетные рассказы раненых о боях. Явного героизма было мало. Но было более ценное: «Надо — значит надо!». Немца нужно выгнать, приходится рисковать жизнью.

Дневник. 18 мая. Суббота, день

Закончилась длинная неделя — семь рабочих дней, выходные перенесли. В доме работали два мастера — баптисты. Молодой — неинтересен, а старый — личность. Рассказывал: бандеровцы казнили тринадцать его товарищей, а он молился: «Боже, если ты есть, спаси меня!». Пощадили, уверовал. Бога скоро забыл, пока не грянул второй удар. Его, честного, запутали в какие-то махинации и должны были судить. Будто бы бог спас вторично. После этого уже не отступается, ведет правильную жизнь — много работает, не ловчит, не курит, не пьет. Семья хорошая. Дом. Дети выучены, поженены — тоже баптисты. Доказывает, что вера полезна государству. Мое мнение? Не вредна.

16-го, в четверг, должен был говорить для лекторов общества «Знание». Три года они меня приглашают, на них я отрабатывал новые темы. Этот раз подвернулась пленка об

161