Lyubimy_Kharbin_gorod_druzhby_Rossii_i_Kitaya_materialy_Pervoy_mezhdunarodnoy_nauchnoy-prakticheskoy_konferentsii

15.Зограф И.Т. Официальный вэньянь. – М.: Наука. Главная редакция вос- точной литературы, 1990. – 342 с.

16.Карапетьянц А.М., Тань Аошуан. Учебник классического китайского языка вэньянь. Начальный курс. – М.: Муравей, 2001. – 432 с.

17.Качоровский В.А. Сьё Ви Цан // Литература русских эмигрантов в Китае:

в10 т. Волны Хуанпуцзяна Шанхая / гл. сост. Ли Яньлинь. – Пекин: Изд-во «Ки-

тайская молодежь», 2005. Т. 5. С. 281–547.

18.Ковальчук И.Ю. Традиции китайской словесности в поэзии дальнево- сточной эмиграции (на материале сонетов М. Щербакова и М. Волина) // Рус- ский Харбин, запечатленный в слове: сб. науч. работ / под ред. А.А, Забияко, Г.В. Эфендиева. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2010. Вып.4. С. 80–85.

19.Коллекция русского шанхайца // Качоровский Владимир Андреевич

[Электронный ресурс]. URL: http://russianemigrant.ru/book-author/kachorovskiy- vladimir-andreevich (дата обращения 11.08.2017).

20.Кочуров Г. Ли-чжоу. Роман из китайской жизни // Литература русских эмигрантов в Китае: в 10 т. Я береза России / сост. Ли Яньлинь. – Пекин: Изд-во

«Китайская молодежь», 2005. Т. 8. С. 164–344.

21.Кочуров Г. Последняя китаянка. Роман из китайской жизни // Литература русских эмигрантов в Китае: в 10 т. Я береза России / гл. сост. Ли Яньлинь. – Пекин: Изд-во «Китайская молодежь», 2005. Т. 8. С. 5–161.

22.Курдюмов В.А. Курс китайского языка. Теоретическая грамматика. – М.: ЦИТАДЕЛЬ-ТРЕЙД; ЛАДА, 2005. – 576 с.

23.Ли Иннань. Образ Китая в русской поэзии Харбина // Русский Харбин, запечатленный в слове: сб. науч. работ / под ред. А.А. Забияко, Г.В. Эфендие- ва. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2009. Вып. 3. С. 19–32.

24.Линь Юйтан. Китайцы: моя страна и мой народ / Линь Юйтан; пер. с ки- тайского и предисл. Н.А. Спешнева. – М.: Вост. лит., 2010. – 338 с.

25.Лу Синь. «Юный румянец» и император Цан Лун // Прожектор. 1931.

№1 С. 4–8.

26.Лу Синь. Господин Кун // Парус. 1932. Вып. 6–7. – 48 с.

27.Макаров В. Русские дальневосточные синологи // П.Е. Ковалевский Ис- тория и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека

(1920–1970). – Париж: Б. и., 1971. – 347 с.

28.Петров В.В. Китайская литература [второй половины XIX в.] // История всемирной литературы: в 8 т. / АН СССР; Ин-т мировой лит.им. А.М. Горько-

го. – М.: Наука, 1991. Т. 7. С. 675–684.

29.Поливан Р.В. Роман В. Качоровского «Сье Ви Цан»: этнография Китая глазами «русского туриста» / Р.В. Поливан // Русский Харбин, запечатленный в слове / под ред. А.А, Забияко, Г.В. Эфендиева. – Благовещенск: Амурский гос.

ун-т, 2012. Вып. 6. С. 227–237.

30.Понедельник. – Шанхай, 1931. № 2. С. 35.

31.Пышняк О.Е., Эфендиева Г.В. Валерий Перелешин как переводчик ки- тайской классической поэзии // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Этнокультурные процессы в политическом контексте: сб. материалов междунар. науч.-практ. конф. / под ред. А.П. Забияко, А.А. Забияко. – Благовещенск: Амур-

ский гос. ун-т, 2013. Вып. 10. С. 256–265.

32. Русская жизнь [Электронный ресурс]. URL: http://www.dordopolo.ru/product173.html (дата обращения 18.07.2017).

33.Степанова Т.В. Жанрово-стилевой эксперимент «Шанхайских набро- сков» М. Щербакова // Вестник АмГУ, 2009. Вып. 46. С. 117–119.

34.Теоретическая поэтика: понятия и определения. Хрестоматия для сту- дентов филологических факультетов / сост. Н.Д. Тамарченко – М.: РГГУ, 1999. –

290с.

35.Трошина В.С. «Китайские легенды» П.В. Шкуркина как литературное изложение китайского фольклора и истории // Россия и Китай на дальневосточ- ных рубежах. Исторический опыт взаимодействия культур / под ред. А.П. За- бияко, А.А. Забияко. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2015. Вып. 11. С. 181–

185.

36.Хисамутдинов А.А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке: Библиографический словарь. – Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. – 358 с.

37.«Четверть века беженской судьбы…»: художественный мир лирики рус- ского Харбина / А.А. Забияко, Г.В. Эфендиева. – Благовещенск: Амурский гос.

ун-т, 2008. – 428 с.

38.Шкуркин П.В. Китайские легенды. – Харбин: Типография г-ва «ОЗО»,

1921. – 160 с.

39.Штайн К.Э. Метапоэтика: «Размытая» парадигма // Три века русской ме- тапоэтики: легитимация дискурса: Антология: в 4 т. / под ред. К.Э. Штайн. – Ставрополь: Ставроп. кн. изд-во, 2002. Т. 1. С. 604–616.

40.Щербаков М. Шанхайские миниатюры // Балтийский альманах. 1924.

№2. С. 48–49.

41.Эфендиева Г.В. Книжные автографы писателей русского Китая // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Этнокультурные процессы в политиче- ском контексте: сб. мат. международной научно-практической конференции / под ред. А.П. Забияко, А.А. Забияко. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2013.

Вып. 10. С. 306–322.

42.Эфендиева Г.В. Валерий Перелешин и его опыт стихотворного перевода древнекитайского трактата «Дао дэ цзин» // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2014. № 4 (44). С. 137–140.

43.LinYutang. My country and my people. – London: William Heinemann, 1936. – 392 p.

44.LinYutang.Woguoyu wo min. – Xian: Jianxishifandaxuechubanshe, 2002. –

369 p.

45.Russians in China. Genealogical index (1926–1946). (Russian Edition) / Kirill Chashchin. – Washington: South Eastern Publishers, 2014. – 950 p.

УДК 821.161.1

ОБРАЗ РОДИНЫ В ЛИРИКЕ А. АЧАИРА

Фэн Ишань,

аспирант кафедры литературы и мировой художественной культуры

Амурский государственный университет, г. Благовещенск

Статья посвящена исследованию образа родины в поэзии А. Ачаира. Об- раз Родины у Ачаира находит свое воплощение через разные мотивы – нос- тальгии, прощания с Родиной, возвращения на Родину, воспоминания о Роди- не. Обращение к теме Родины было очень важным для поэта, потерявшего свою Россию, так он мог сохранить свою культурную память.

Ключевые слова: родина, образ родины, литература эмиграции, Алексей Ачаир, лирика, языковая картина мира, этническая картина мира.

IMAGE OF MOTHERLAND IN POETRY OF A. ACHAIR

Feng Yishan,

postgraduate student of the Department of Literature and World Culture of the Amur State University,

Blagoveshchensk

The article is devoted to the study of the image of the motherland in the poetry of A. Achair. The image of the motherland in Achair is embodied through various motives – nostalgia, farewell to the Motherland, return to the Motherland, memories of the Motherland. Addressing the theme of the Motherland was very important for the poet who lost his Russia, so he could save his cultural memory.

Keywords: motherland, image of the motherland, literature of emigration, Alexey Achair, poetry, language picture of the world, ethnic picture of the world.

После событий 1917 года многие русские поэты, не согласные с политикой новой власти, были вынуждены покинуть пределы Родины. Значительная часть русской интеллигенции (философы, писатели, художники и поэты) эмиг- рировали или были высланы из страны в Харбин. По мнению А.А. Забияко, «восстановление образа затерянной России в Харбине началось по образцам не- давнего прошлого – с формирования литературно-художественных объединений, где царила поэзия» [4, с. 155]. Разомкнутая по странам рассеяния, русская диаспора продолжала существовать на основе общности языка, исторической памяти, чувства родины. Средством сохранения исторической памяти стала литература. Для многих поэтов тема Родины стала главной темой творчества. Обратившись к ней, они могли

воссоздать некогда утерянный образ покинутой ими России.

Одним из таких авторов, поэтическое наследие которого во многом посвя- щено теме родины, является Алексей Ачаир [2, с. 45].

А. Ачаир – представитель старшего поколения харбинских поэтов- эмигрантов, его творчество отразило общие литературно- художественные осо- бенности старшего поколения харбинской ветви русской зарубежной поэзии, испытавшей серьёзное влияние русской поэтической традиции, в особенности поэзии «серебряного века». Под влиянием русской поэзии начала ХХ в. сформи- ровалась индивидуальная картина мира А. Ачаира. Немаловажное место в ней занял образ России.

Старшее поколение харбинских поэтов (А. Несмелов, А. Ачаир, А. Паркау, М. Колосова и др.) свою русскость проверяло не только генетической связью с реальными географическими координатами, но и представлениями о былом ве- личии Российской империи, гордостью за историческое прошлое Родины, нако- нец, недавними воспоминаниями об утраченном доме. По сравнению с молодым поколением поэтов этому поколению было сложнее, потому что были воспоми- нания о печально известной проигранной Первой мировой войне, о смерти Бело- го движения, о потерянных семьях и разрушенной жизни. Проще – потому что им было что вспомнить, о чем пожалеть. В их арсенале была вся предшествую- щая литературная традиция и национальная история, начиная с периода Древней Руси и заканчивая Серебряным веком [5, с. 156 ].

Например, для М. Колосовой «Родина» и «православие» – это неразделимые понятия. Эти слова являются ключевыми для понимания мировоззрения и твор- ческой позиции поэтессы. М. Колосова уже в названии стихотворений часто ис- пользует этноним «русский»: «Русской девушке», «Русская женщина», «Русский фашист», «Русскому рыцарю» и др. В стихотворении «Неотрывная» уже у на- звании выражена глубокая, кровная связь лирической героини с Родиной. Осоз- навая свою принадлежность русскому народу и единство своей судьбы с ним, героиня чувствует гордость:

Не пленница и не рабыня, Но каждый час и каждый год –

Я от рожденья и доныне Твоя – великий мой народ! [7, с. 137].

«Отношение Несмелова с Россией и русскостью пропущены сквозь его до- революционный литературный опыт, фронты германской войны, стужу Ледяно- го похода, время владивостокской передышки и испытаний при переходе грани- цы». Во всех стихотворениях Несмелова обнажается его экзистенциальное оди- ночество. Его лирический герой так скучает по родине, но уже не может вер- нуться назад. Поэт дистанцировался от ставшего уже каноническим в русской

культурной среде и всемерно усилившегося в эмиграции мифологизирования Русской земли – Святой Руси, Третьего Рима. Несмеловская Родина – не та Русь, что вызывает экзальтированный пиитический восторг. Поэт предельно прям и конкретен в своих чувствах (от этого – не менее глубоких). Он вступает с Роди- ной в благородный диалог как мужчина – с женщиной [5, с. 163].

Стихотворение «Переходя границу» сюжетно связано со стихотворением «На водоразделе». В нём воспроизводится один из эпизодов перехода границы поэтом и его товарищами и появляется иное осмысление Родины. В стихотворе- нии «На водоразделе» образ России приобретает зооморфные черты:

Пусть дней немало вместе пройдено, Но вот – не нужен я и чужд,

Ведь вы же женщина – о, Родина! – И следовательно, к чему ж.

Все то, что сердцем в злобе брошено, Что высказано сгоряча:

Мы расстаемся по-хорошему,

Чтоб никогда не докучать

Друг другу больше [8, с. 89].

К концу 20-х гг. старшее поколение харбинских поэтов уже прояснило свои отношения и с Россией, и с русскостью, и с русской культурной традицией. Ло- гика исторических событий приводила старшее поколение к пониманию того, что Харбин для русских – временный «полустанок» (А. Несмелов) на их труд- ном пути мытарей-изгнанников. Они знали, как хотят «воспитать русских детей, любящих свою Родину, <…> знающих русский язык и русскую историю», по мысли поэтессы А. Паркау [9, с. 24]. Но в столице Китайско-восточной желез- ной дороги к тому времени уже выросло поколение тех, кто России не знал, бу- дучи либо вывезенными оттуда в нежном возрасте (Н. Щеголев, В. Перелешин, Н. Петерец, Л. Андерсен), либо рождёнными на чужбине (Г. Гранин, Ф. Дмит- риева и т.д.). Для новой генерации поэтов «Россия» была одним из мифов, на- полняющих их «провинциальное» бытие.

Многие из «молодых», выросших в Маньчжурии, могли сказать словами В. Петрова: «Я никогда не был в России, я не видел красот моей родины, и поэтому мне кажется, что лучше и красивее моей родной Маньчжурии нет страны в мире, нет ничего красивее блестящей ленточки полотна дороги, пробивающейся через стройные кедровые или берёзовые леса, пролетающей через быстрые горные речушки, выбивающиеся между взгромоздившихся сопок» [10, с. 233]. Свои ли- тературные «отношения» с родиной каждый из молодых выстраивал в соответ- ствии со своим социальным происхождением, семейной укоренённостью в на- циональной традиции, а также складывающимися связями с инокультурой.

В творчестве Владимира Александрович Слободчикова тема утраченной Родины реализовалась в мотиве исторической памяти, претворённом в мифопо- этическом ключе. На заседаниях «Чураевки» он читал отрывки из своей поэмы «Царство российское», написанной под псевдонимом «Ю. Калатаров» и полу- чившей впоследствии название «Русь» (1933–1934). Николай Александрович Щеголев писал: «…У нас нет воспоминаний, которые перетряхивает старшее поколение эмигрантов, а между тем мы чувствуем себя до крайности русскими. Отсюда некоторая беспочвенность настроений» [11, с. 82].

Алексей Ачаир принадлежал к поколению «старших» харбинских поэтов.

Воплощение темы Родины в его творчестве вмещает практически весь комплекс представлений о родине, присущих русской этнической картине мира. При этом стихотворения, объединенные темой Родины, отражают ментальность поэта- сибиряка, представляющего родину с позиций сибирского областничества, и ментальность человека, увлеченного идеями Николая Рериха. Долгое время поэт был увлечен философско-религиозными идеями Рериха, вел переписку с мысли- телем. В Харбине Ачаир был одним из членов Русского Пакта Н.К. Рериха, до 1934 г., а в 1932 г. в журнале «Рубеж» опубликовал статью о Рерихе.

Если мы обратимся к сборникам поэта, мы сможем выделить 75 стихотво- рений, посвященных образу Родины. Представление о Родине у Ачаира пред- ставлено в различных образах. Приведем данные в таблице.

Алексей Ачаир стихотворения о Родине по концептам писал в разные годы: «Земля (родная, дорогая)», 1922–1941; «Сибирь», 1925–1956; «Россия», 1929– 1941; «Чужбина», 1932–1940; «Родина и Отчизна», 1932–1942; «Родной край»,

1932–1944; «Русь», 1934–1942.

Динамика изменения образных воплощений родины свидетельствует об из- менении поэтической и психоментальной картины мира Алексея Ачаира – не просто литератора, но, в первую очередь, офицера, воспитателя молодежи, про- светителя, русского секретаря ХСМЛ. Поначалу А. Ачаир, как и все эмигранты, пишет об абстрактной «родной земле», вмещая в семантику этого образа пред- ставления об утраченной России:

И оттого, что перевал пройден и цвет снегов под вечер стал малинов, –

мне вспомнилось, как я прощался с днем, спускаясь с гор к своим родным долинам.

Со мною нет – ни друга, ни врага. Отраден миг к родной земле возврата. И близкая – до боли дорога уже преодоленная утрата.

(«Возвращенье», 1932) [1, с. 60].

Но не только с казацкими походами связаны у А. Ачаира воспоминания о дорогой ему Сибири. Сибирская природа возвращается к лирическому герою через природные образы-символы: «запах цветов», «свежесть снегов», «прохла- да озер»:

Цветов моей родины благоуханье, прохлада и свежесть снегов.

Ты – горного озера утром дыханье, ты – белая птица с него.

(«Ангара», 1934) [1, с. 86].

Постепенно в его стихах появляется образ Сибири – его малой родины:

На закате янтарем сверкает пыль. Стоголосая молчит немая ширь.

По степям-морям склоняется ковыль пред тобой, моя Былинушка-Сибирь.

(«Былинушка-Сибирь», 1925) [1, с. 63].

А. Ачаир не связывает с Родиной устоявшиеся в русском сознании образы бескрайних просторов, полей, берез, ив. Для него Родина – это суровая таежная природа:

Это принес мне в жуткий час тревоги звездный мой луч – твой голосок, Сибирь. Мой ветерок, мой ветер синеокий, горных дорог веселый поводырь!

(«Дорога к дому», 1935) [1, с. 89].

Образ Родины в поэзии Ачаира реализуется также через образ малой Роди- ны поэта – далекой Сибири.

В родной тайге ты – дома;

у впадины речной под кровлей бурелома

ты – словно зверь ручной.

(«Ночью в Тайге», 1939, №39) [1, с. 313].

Все стихотворения о Сибири проникнуты патриотическими мотивами: Ача- ир обращается к героическому прошлому Сибири – описанию гражданского чувства служения Родине сибирских казаков. Примером этому является стихо- творение «Казаки империи»:

Во имя правды, красоты и славы мы слиты в сталь – в прапрадедовский меч.

В дни детских игр и в юности забавы – куется он, чтоб Родину беречь.

Казачья правда, мужество и вольность – девиз России в рыцарском гербе.

Вся наша жизнь – одной тебе достойной, и наша честь, Империя, – тебе.

(26 сентября 1940) [1, с. 164].

Б. Кодзис подчеркивает, что «для Ачаира, сына сибирского казака, чувство Родины было связано «не с центральной полосой России, не с Московией, а с Сибирью, которую он воспринимал, как своеобразный регион… Известно, что Ачаир был связан с Сибирской областной думой, которая после поражения бе- лых в Приморье продолжала действовать в Харбине и Шанхае. Ему, как и чле- нам этого учреждения, была близка идея автономной Сибири, которая возникла бы в случае свержения большевиков» [6, с. 219]:

Стихов о клёнах я не признаю, плакучих ив печаль мне не понятна. Люблю Сибирь, люблю тайгу мою и мхов-ковров причудливые пятна.

(«В тайге», 1956, Байкит) [1, с. 414].

Стихотворения А. Ачаира о Родине проникнуты грустными, ностальгиче- скими мотивами. Лирический герой готов вместить ее в себя. В стихотворении «Чаша неба» мы читаем:

Оттого и молчит, что понять, как питаются телом и кровью, – это значит – Россию обнять

с небывалой и грустной любовью!

(21 декабря 1929. № 52) [1, с. 219].

Такой «женский образ» Родины присутствует в лирике А. Блока и А. Несме- лова, А. Ачаир наследует традиции этих поэтов, только у него женственный об- раз России передается ассоциативно – через «запах русских трав», рождающий воспоминания:

Как этот, еле уловимый осенний запах русских трав...

Как будто встретиться с любимой, перед которой был неправ.

(«Родные травы», 1932) [1, с. 58].

В стихотворении «Симфония Родины» лирический герой А. Ачаира Алексей Ачаир углубляется воспоминаниями в детство. Родина предстает в образе босо- ногих мальчишек, которые патриотически подпевают хору:

Всверканьи солнца растекалась муть.

Иноги детские, в грязи, босые бестрепетно прокладывали путь...

Ихор гремел торжественно: Россия!

(1937 г. №15).[1, с. 279].

Образ Родины, который изображает автор – это образ не той, когда-то поки- нутой им России, а образ современной советской, чужой для него России. Часто лирический герой подчеркивает разность между этими двумя «родинами». В первом катрене стихотворения, Ачаир сравнивает затянувшееся харбинское время со сном, потому что в нем – обычная жизнь со своими обычными делами, лишь тогда этот «сон» пролетает быстрее, когда герой думает о России:

Харбинское время, как сон, растянулось на годы. И с Родины вести – одна за другою мрачней. Россия замкнулась. Россия лишилась свободы. Бродяга у храма так спит на камнях ступеней...

(«Когда-нибудь...», 1922–1942– 19..) [1, с. 410].

С 1932 г. в лирике Ачаира появляется образ чужбины. На наш взгляд, это связано с началом японской оккупации Харбина и тем, что русские начинают чувствовать все тяготы своего изгнаннического положения с особой остротой:

Люблю Руси старинный вид, боярских шапок мех и бархат.

Все в них о славе говорит величественного монарха.

Люблю смотреть, как прочий люд, престолу в стиле подражая, –

248 Любимый Харбин – город дружбы России и Китая

по выкройкам отчизны шьют, себя по-русски выражая.

Да, так-то, муза! Многих тем мы не используем доныне. Стыдились прежде. А затем позабывали на чужбине...

(«В ночном трамвае», 2 января 1942) [1, с. 175].

Во многих стихотворениях Родина противопоставляется чужбине, а чужбина для героя стихотворений А. Ачаира, как и для всех русских беженцев – это эмигра- ция. Эмигрантский быт в этих стихотворениях показан как суровая реальность Ки- тая, удел эмигрантов – лишь мечтать о возвращении назад, в былую Родину:

Суровые лица со мной и бездушные боги.

Ты – в шумной столице встаешь на вечерней заре. Мы Бога просили –

(Как горестно быть одиноким!)

омилой России,

овстрече на нашей земле.

(«Как и прежде», 1933) [1, с. 92].

В стихотворении «Ночная защита» он подчеркивает, что такой идеал служе- ния Родине сибирякам прививали с детства:

Без имени, без срока, кующих новый мир. Победа – нам дорога, и родина кумир...

(29 августа 1942) [1, с. 387].

Россия уподобляется уснувшему у дверей храма бродяге, потому что для эмигрантов былая Россия уже кажется сном. Противоположностью той «замк- нувшейся России» выступает Китай. Именно Китай так восторженно приветст- вует А. Ачаир. Эмигрантский Китай, в частности, русский Харбин – своеобраз- ная альтернатива утерянной Родине:

Привет наш Востоку! Привет наш восходам янтарным! Теперь мы в России, и каждый – хотел и достиг желанной победы... И сорван листок календарный. Харбинское время – сверкающей юности миг.

(«Когда-нибудь...», 1942) [1, с. 410].

Свою нежную любовь к России лирический герой сравнивает с любовью к невесте. В «Родном краю» Ачаир соединяет эти две любви в одну:

«Моп Dieu, топ Roi, та Damе» Два образа смешались вместе, два чувства, слитые в одном:

любовь к оставленной невесте, забота о краю родном.

(«Девиз», 6 ноября 1941) [1, с. 170].

Россия для лирического героя – это всего лишь сон, но он для него дорог, поэтому он сравнивает его с детским беззаботным сном, звучит в стихотворении «На Аргуни»:

Плывут леса, струит вода, как в зыбке детский сон, родимый край, я вновь туда мечтою унесен.

(1945). [1, с. 402].

Впоследний харбинский период (1934–1942 гг.) Алексей Ачаир обращается

кобразу Руси:

Но крикнем жестокому шторму:

– Уж берег Руси на виду!.. Сегодня, откинувши штору, я видел деревца – в цвету.

(«Берег виден», 1940, №18) [1, с. 329].

Очевидно, эта мифологема возникает не случайно: его родина ведет жесто- кую борьбу с фашистскими захватчиками. И, как бы ни был антисоветски на- строен поэт, он не может не переживать за родную землю, обращается мыслями к истории ее побед.

Обращение к истории – еще один путь изображения темы Родины. Автор вспоминает героическое прошлое Древнее Руси:

Люблю Руси старинный вид, боярских шапок мех и бархат.

Все в них о славе говорит величественного монарха.

(«В ночном трамвае», 2 января 1942) [1, с. 175].

Образ России в поэзии А. Ачаира имеет общие с поколением старших эмиг- рантов черты: мотив неизбывной тоски по утраченной России, противопостав- ление «новой Родины» – русского Харбина и старой, исторической Родины, изо- бражение России как женщины. Но в лирике А. Ачаира Россия показана через пространство Сибири – малой родины поэта через ее историческое прошлое. Обращение к этой теме для поэта стало способом сохранения культурной памя- ти об утерянной России.

1.Ачаир А. Мне кто-то бесконечно дорог. – М., 2009. – 428 с.

2.Ван Е. Орнитологическая символика лирики Алексея Ачаира. – Гумани- тарные исследования. 2017. № 1 (61). С. 44–51.

3.Забияко А.А. Тропа судьбы А. Ачаира. – Благовещенск, 2007. – 250 с.

4.Забияко А.А. Дальневосточный фронтир в художественном сознании рус- ских эмигрантов // Русский Харбин: опыт жизнестроительства в условиях даль- невосточного фронтира. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2015. № 4.

С. 141–336.

5. Забияко А.А., Забияко А.П., Левошко С.С., Хисамутдинов А.А. Русский Харбин: опыт жизнестроительства в условиях дальневосточного фронтира / под ред. А.П. Забияко. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2015. – 462 с., ил.