книги / Пережитое земля и жизнь

Сложность – установить сторону поворота: по часовой или против часовой стрелки. Я это научился делать. Эффект получается поразительный. Только что лошадь билась, а тут освобожденная от спутанных веревок встала и, как ни в чем не бывало, начинает есть. Лошадей гибло от этого немало, но врачи не умели делать эту простую операцию. Или не хотели? Подобное исцеление на глазах впечатляет. И слух об этом моем умении (обо мне) распространился быстро.

***

ВКамбарке жители в основном имели собственные дома

идержали скот, обычно дойных коров. Что составляло 500–

600 голов. Так или иначе, все сталкивались с ветеринарами и часто со мной, с заведующим. Получалось: Камбарка меня знала. Знала с неплохой стороны.

Ежегодно весной весь крупный рогатый скот исследовался на бруцеллез. Брали пробы крови. И почти всегда выявляли од- но-два животных с положительной или сомнительной реакцией на бруцеллез. Инструкция строгая – животное гнать на убой! Это понятно, но для владельца коровы это несчастье. Соболезнуешь ему, но в требовании: или забивай корову и мясо на рынок не вези и сам не потребляй, или держи корову дома и на пастбище, в стадо, не пускай! Нужно было быть непреклонным. Одни воспринимали это с пониманием – стоило им показать в инструкции соответствующий пункт. Другие просили о снисхождении, при этом доходили до лести или угроз.

Постепенно у меня появились связи среди начальства различных организаций, т.е. «блат». Слово это в те времена еще не имело гражданства, но действовало. Я «блатом» пользовался лишь для приобретения сахара. Продукт этот периодически становился дефицитом в городе, а село его практически не видело.

Мама часто вспоминала один случай. Я, уже работая в Камбарке, был на побывке дома, в Атабаево. Брат Николай еще жил с мамой. Его дочка-малышка, было ей года два, удивленноосуждающе следила, как дядя Ваня кладет в стакан чая сахар-

321

elib.pstu.ru

ный песок, да еще не одну ложку. Я, конечно, это не замечал, но мама замечала. Дело в том, что чай с сахаром в накладку моя племянница не знала. Ибо, повторюсь, этот продукт в конце 40-х – начале 50-х был редкостью в селах и некоторых городах Удмуртии.

Продавец в одном магазине имела корову, которую я у нее лечил, и она из-под прилавка продавала мне килограмм-другой сахара.

Устанавливались связи с жителями. Более близко я сошелся с семейством Ипатьевых. Началось это с ремонта мотоцикла ветлечебницы. Мне подсказали мастера-мотоциклиста. Им был рабочий машзавода Алексей Александрович Ипатьев. Все его звали дядей Лешей. И я тоже, так как он был лет сорока. У него был свой американский мотоцикл «Харлей Девидсон» с мотоколяской, приобретенный им еще в 30-х годах. Причем он жил тогда в г. Сарапуле и был одним из первых четырех владельцев мотоциклов. Сейчас он жил в Камбарке в заводской квартире со второй женой и дочерью жены Ниной. С первой женой не жил после возвращения из армии в конце сороковых годов. Поня, так звали жену, была москвичкой. Познакомились они в Москве, где Алексей проходил службу во время войны. Первый муж Пони то ли погиб, то ли они были в разводе, то ли она была матерьюодиночкой. Нине, ее дочери, было лет 12.

Дядя Леша за неимением запасных частей вместо сожженного в коробке распределения зажигания приспособил схожую деталь от автомобиля. У мотоцикла оборудование на шесть вольт, у автомобиля – на двенадцать. Тем не менее с трудом, но мотоцикл завелся, правда, ходил недолго. Ремонтировать приходилось почти ежедневно. Леша не отказывался от спиртного. В порядке расчета я обычно покупал бутылку водки. Ее распивали другие оказавшиеся у Леши соседи и посетители. Поне это не особо нравилось.

Когда я еще работал в сельхозотделе райкома партии, мне пришлось присутствовать на заседании бюро, где рассматривали одно дело механика с машзавода. Его обвинили в том, что он по

322

elib.pstu.ru

заказу какого-то священника из церкви изготовил крест. Конечно, не даром. Совершил, таким образом, чуть ли не политическое преступление; обвинили чуть ли не в вере в бога. Постановили: исключить из партии.

Теперь я узнал, что это был старший брат Алексея Константин Александрович Ипатьев. Дядя Леша ввел меня в семью своего брата. Семья была немалая. Старшая дочь была замужем за работником военкомата Кашпулиным. Сын Владимир жил своей семьей. Другая дочь Галина перед войной выходила замуж за офицера. Муж ее погиб. Она с сыном теперь жила у родителей. Узнав меня как холостяка, дядя Леша рекомендовал мне Галю,

аее родители и Галя смотрели на меня как на потенциального жениха. Несколько раз меня приглашали в дом на воскресные пироги. С Галей у нас ничего не получилось. Однако с отцом ее, дядей Костей, у нас установились хорошие отношения. Однажды за разговорами он поведал мне страшную историю, случившуюся с ним: его исключали из партии, а восстановила его членство Москва.

Оказывается К.А. Ипатьев – член коммунистов партии большевиков с 1917 года. Посягнуть на старого большевика было нелегко. Из ЦК ВКП(б) (КПСС) прибыл представитель. Быстро разобрались. Членам бюро, видимо, основательно влетело,

аКонстантина восстановили в партии.

После февральской революции молодой жених Ипатьев

иеще четыре-пять камбаряков примкнули к большевикам. Потом после Октября он устанавливал в организации советскую власть в Камбарке и Сарапуле. Там – гражданская война. Где он тогда был, разговоров на эту тему не было. Но сразу же после гражданской войны, точнее еще до ее окончания, он как специалист возглавил восстановление железнодорожного моста через Каму у Сарапула. Кама здесь широкая, и мост был уникальным. Колчаковцы при отступлении мост взорвали.

Впериод восстановления народного хозяйства в 20-х годах

ив годы первых пятилеток старший Ипатьев работал на инженерных должностях на Камбарском машзаводе. «Да будет свет!» – сказал Ипатьев (в шутку перефразировали камбаряки известное

323

elib.pstu.ru

библейское изречение). Ибо под его руководством было проведено в городе электрическое освещение от электростанции машинного завода.

***

Стало обязательным иметь портрет Сталина размером побольше. Я приобрел такой портрет размером один на полтора метра и укреплял его на крыше ветлечебницы (прикрывая им слуховое окно) и рядом по красному флагу.

7 ноября и 1 мая проходили праздничные демонстрации. Открывали шествие обычно парадом из воинов местного гарнизона. Эффектно, торжественным маршем проходили человек 50 офицеров, за ними – кое-как обученные строевому шагу солдаты, человек 200. Основными демонстрантами были рабочие и служащие машзавода и некоторых районных организаций, а также школьники. Зрителей было больше, нежели демонстрантов. Все было празднично. Я праздник 1 мая заснял на цветную пленку. Негативы сдал в Камбарке в музей. На трибуне приветствовали парад и демонстрантов первые лица райкома, райисполкома, машзавода.

В городе стало больше мотоциклистов, поэтому после прохода военных шествие демонстрантов открывали мотоциклисты.

При райсельхозотделе была парторганизация, я находился в ней на партучете. Коммунистов было немного. Кроме заведующего Балабанова агроном Федор Захарович Яговкин, зоотехник Березкин и еще кто-то. Партсобрания не собирались по полгода, да и то по поводу какого-либо важного партийноправительственного постановления. Была профсоюзная организация. Ее долго возглавлял Мохов. В 1937 году председателем профкома избрали меня. Какую-то особую профсоюзную деятельность я не вел. Вся моя обязанность состояла в подписывании больничных листов. Так было до и осталось после меня.

Однако я был избран делегатом на республиканскую конференцию профсоюза. Здесь меня избрали членом областного совета Союза. Потом я ездил в Ижевск каждую декаду на конференции. Более того, почему-то полномочия этого состава совета продлили до неопределенного времени, и я ряд лет ездил туда.

324

elib.pstu.ru

Водин из таких приездов в 1953 году весной я оказался свидетелем распределения ценных вещей, приобретенных обкомом, непонятно для каких целей. Их делили по первичным организациям. Я, увлекающийся фотографией, с замиранием сердца следил, кому отдадут новенький фотоаппарат «Зоркий-2». Осмелился попросить для Камбарки. Мне охотно выделили. Так

ястал, наверное, одним из первых пяти-десяти камбарцев – владельцев такой аппаратуры. А это тогда было мечтой многих фотолюбителей. Ценностью моего фотоаппарата тогда была голубая оптика. Правда, фотоаппарат «Москва-2», который я купил в 1952 году, был уже с голубой оптикой, но не совсем, а чуть желтоватой.

И еще – профсоюзные взносы собирала секретарь комитета. Взносы платили все аккуратно, я лишь их сдавал. За это каждый квартал меня премировали. К стыду своему нынешнему, я както не догадывался отдать деньги сборщику взносов.

А.Д. Клыкову закрепили для зооветучебы за колхозом Балакинского сельсовета. Ради нее я находил причину отправиться

вБалаки с Настей. Настенькой – так я ее уже называл. Останавливались мы обычно у агронома Тарасовской МТС по Балакинскому участку. Настя подружилась с Исмаевой, немолодой уже девушкой, довольно видной блондинкой, но с несколько грубоватыми чертами лица. Она жила с матерью в отдельном доме. Мои попытки, правда, нерешительные сблизиться с Настей Исмаева умело нейтрализовала. Однако в чувствах к Насте я увяз основательно.

Впервых числах марта 1953 года мы с Настей ехали из Балак вдвоем. Видим, на одном здании портрет Сталина, перевитый траурной лентой. Я лично смерть Сталина принял спокойно. Настя, похоже, так же. Вечером было объявлено о траурном собрании в РДК. Мы втроем – я, Настя и Аня Калюжнова – пошли. Здесь ко мне подошел инструктор райкома, предложил выступить. Отказываться было неудобно. Он меня и раньше так записывал на других собраниях, в частности на торжественных заседаниях и праздниках.

325

elib.pstu.ru

После зачтения правительственного сообщения о смерти Сталина начались выступления записанных на выступление. Я оказался примерно четвертым. Поскольку было принято после речей провозглашать здравицу партии и правительству, и это так въелось, что я тоже начал ее провозглашать. За здравицей партии и правительству следовала здравица «великому Сталину», и я чуть было не ляпнул: «Да здравствует товарищ Сталин», но вовремя после «Да здравствует...» замолчал, но как-то быстро, после некоторой паузы закончил: «ЦК».

Дома Ивановна, тоже присутствовавшая в зале, говорила: «Ну, думаю, скажет: "Сталин"». После и Аня, и Настя много шутили из-за этого надо мной.

Потом транслировали похороны. Слушали мы их всем сельхозотделением. Запомнилось: при звуках сирен все встали, а наш заведующий Николай Балабанов как сидел за своим столом, вертя в руках что-то вроде карандаша, так и не встал. Я это понял так: он знал еще с 1938–1939 годов о письме Ленина, касающемся Сталина, из книги, имевшейся у Веры Васильевны Толстой, квартирантки его тети в Можге. Запомнилась плачущая о смерти вождя Аня.

Лето 1953 года мы с Настей встречали теперь вдвоем. Я в нее «втюхался», как тогда говорили на жаргоне, по уши. «Вода камень точит». Эта пословица осталась верна по отношению и к Насте. Я был уверен, что все кончится цивилизованным путем – браком. Так, например, в один жаркий душный день я застал Настю в купальнике. Она не возражала против жарких поцелуев, но что-то удержало нас. В другой раз она вернулась из поездки в колхозы. Мы были одни. Она мне, как-то загадочно улыбаясь, рассказала, что была в колхозе имени Буденного и видела моего сына. Мальчик ей понравился. Она с ним поиграла и даже полечила. У него ноги были в цыпках. Его мать объяснила Насте, кто его отец. И когда Настя призналась, что у нее и у меня особые отношения, и спросила, согласна ли мать отдать сына, если мы с Настей возьмем его к себе, Фросяохотно согласилась.

Поведав об этом, Настя сказала: «Если ты согласишься взять своего незаконнорожденного мальчика, то я твоя жена».

326

elib.pstu.ru

Я подтвердил, что ради нее готов на все. После этого она бросилась мне на шею, повисла, обняв меня ногами. Через минутудругую стала игривой, ласковой, но до себя не допускала. До сих пор пытаюсь разгадать ее это неожиданное поведение. Мне шел тридцатый год.

Весной 1952 года меня вновь направили выращивать цыплят

вколхозе имени Ворошилова. Птичником тогда был какой-то дом

вПодгорном, в низине, почти у р. Камбарки. Была обширная рус-

ская печь. Она лучше, чем в конторе, обогревала помещение, и нужная дляцыпляттемпературахорошо выдерживалась.

Настенька к лету стала еще более прекрасной. Детская фигурка, нежное с румянцем личико, как роза. Я видел, как любовались ею посторонние мужчины, да и женщины. Однажды я даже пережил через нее один случай ревности.

Как всегда в сенокос, мы собирали сено на нашем участке в Буе. Рядом у берега реки стоял цыганский табор. Цыгане подошли к нам. Среди них я заметил парня лет 18–20, который буквально пожирал Настеньку глазами. Даже оставался один

ине спускал с нее любовного взгляда. Он черный, смуглый,

иона – светлая, нежная, как цветок. Ну, думаю, что у него в цыганской буйной голове. Я не спускал с него глаз два дня, но тревога была напрасной. Табор на второй день снялся.

Увлеченный ухаживаниями за Настенькой, я прервал встречи со многими знакомыми камбаряками. Даже к Николаю Сергеевичу Балабанову стал реже ходить. Потом его жена Лиля – Елизавета Николаевна – выговаривала. Она словно знала, что Настя со мной играет. Откровенно мне это говорила, словно родная мать: «Не верь ей».

Заканчивая камбарскую тему, опишу еще кое-кого. У дяди Леши Ипатьева постоянно обитался старичок с приятными чертами лица. Имени его не припомню, фамилия Оленичев. Он актер московских театров. Уверял, что в свое время (до войны) имел на сцене успех. Во время войны выехал из Москвы, осел в Камбарке с женой. Тоже артисткой. Над ним, его рассказами

ичудаческими выходками посмеивались, но не осуждали. Меня он почему-то уважал.

327

elib.pstu.ru

Здесь считаю нужным описать следующее. Так, до него донеслось, что какой-то военный, чуть ли не генерал, продает щенков от собак, которые были в своре у Геринга. Живет он в Казани. Оленичев загорелся: иметь у себя такую знаменитость. Срочно выехал в Казань поездом. Оказалось, этот военный из Казани буквально дня два тому переехал в Москву; щенки еще не все были распроданы, он увез их с собой. Дабы успеть, пока щенки еще не были проданы, он приобрел билет на самолет. Увы! Щенки уже распроданы. Причем проданы за огромную сумму. Оленичев вернулся ни с чем. То ли денег у него не оказалось на покупку, то ли действительно щенки уже были проданы, то ли кто-то сыграл с ним шутку? Но уже то, что он не жалел денег, например, на самолет, говорило о наличии у него средств, даже на чудачества.

Оленичев рассказывал о случае, свидетелем которого был. В театре, где он работал, шла репетиция. Актер, играющий ведущую в пьесе роль, был сыном знаменитой актрисы. Во время репетиции в театр приехал Кузнецов, председатель ВЦСПС. Лицо важное, член политбюро. Актер еле шевелил языком – был, как пьяный. Увидев Кузнецова, заругался: «Это еще какая сволочь явилась?», и все в том же духе, с другими крепкими непечатными словами. Кузнецов уехал. Опасались «грозы». И труппа, и хулиган. Мать на следующий день поехала к Сталину. Сталин ее уважал. Скандал был закрыт.

Дядя Леша и его племянник Вовка (Володя – сын Константина) были страстными охотниками. У Володи был пес, выдрессированный на утку. Пес на охоте шел впереди охотников, почуяв утку, принимал стойку, т.е. приседал на задние лапы. По команде охотника «Пиф!» вспугивал утку, та взлетала и, пораженная выстрелом, падала. Собака приносила трофей к ногам охотника. Иногда утка падала в болото. Собака плыла туда. Без собаки нет охоты.

Однажды поздно вечером ко мне приехал Вовка: «Иван Иванович, помогай, подстрелили собаку». Оказалось, пес был отпущен на прогулку. Что уж тогда произошло, толком не знали. Будто бы пес набросился на милиционера, а тот выстрелил

328

elib.pstu.ru

в него из пистолета. Выстрел был произведен в пасть собаке с близкого расстояния. Володя и другие возмущались поведением милиционера. Я его знал. Появился он в Камбарке не очень давно. Обращал на себя внимание красивыми чертами лица. Это был Трошка из Балак, соблазнитель моей будущей жены, отец моей приемной дочери Анны.

Собака выздоровела. Пуля застряла в мягких тканях шеи. Кровь изо рта остановилась быстро; дня два животное не могло принимать пищу. Охотники жалели собаку и грозились: погибнет собака – милиционеру отомстим. Особенно грозился Володя.

Апарень он был бесшабашный. На фронте был разведчиком, и неплохим. Обилие наград – орденов и медалей – говорило само за себя. Да и в детстве еще отличился. Играя, насмерть сразил мальчика, кинув мороженую картофелину ему в голову.

Заведуя ветлечебницей, я обслуживал по договору лесхоз, воинскую часть и леспромхоз. Директор лесхоза был страстным лошадником. Три или четыре лошади у него стояли в конюшне при конторе лесхоза. Все – хороших кровей. Меня он уважал. Зимой в 1951 году его перевели в Ижевск министром лесной промышленности Удмуртии. Я заходил к нему по каким-то вопросам, связанным с заготовкой лесоматериала. Он по-дружески принимал меня, исполнял мои просьбы.

Из лесников запомнился Зайцев. Я у них дома оказывал помощь какому-то животному. Запомнилось обильное угощение.

Апотом оказалось, что Зайцев – родной брат моей тещи.

Ветеринарная практика

К лету 1953 года я оказался безработным. Появился новый ветврач – казанец А.И. Морозов. Его назначили заведующим райветлечебницей, Настю Клыкову переместили на мясоконтрольную станцию. Куда податься? Об учебе в институте не могло быть и речи: не было одежды. Обносился основательно. Снова ехать в деревню? В Камбарском районе в Мазунино место занято. Да туда и не хотелось, а лучше Мазунино места не было. Искать работу в колхозах Удмуртии? Но там деревни ху-

329

elib.pstu.ru

же камбарских. Кое-кто из знакомых, особенно дядя Леша, предлагали поступить на машзавод. Мол, быстро освоишься. Отработал смену и свободен. Не надо мотаться по району. Да и девушек здесь встретишь, ведь пора жениться (30 лет!).

Настенька моя стала намекать: на меня, мол, не рассчитывай, у меня суженый в Казани. Оставалось одно: «Ехать странствовать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Карету мне, карету!»

Впечати расписывалась райская жизнь на Северном Кавказе. На меня подействовал нашумевший кинофильм (уже цветной) «Кубанские казаки». Решил податься туда, на юг.

Денег после расчета было не очень много. Продал охотничье ружье. На дорогу нужно было запастись продуктами. На колхозном рынке стояла молодая женщина, перед ней лежал предложенный на продажу десяток яиц. Женщину эту я знал. Она доярка из колхоза имени Ворошилова. Не помню, знал ли

яее имя. Она тоже знала меня, так как в Балаках я бывал на фермах часто. Я купил у нее яйца. Кто бы мог подумать, что через четыре года мы станем мужем и женой. А тогда она знала, что

яуезжаю из Камбарки, и напутствовала меня в добрый путь.

Вконце августа я выехал до Камбарки. Из Москвы дал телеграмму Скрипниковой «Буду поездом, хотелось бы повидаться». Где-то за Харьковым на маленькой станции поезд стоял 5–10 минут. Она с подругой и дочкой на руках встретила меня. Встреча была теплой. Как-никак работали рядом, и я рассчитывал на нее. И она, вдова, мать-одиночка, вероятно, испытывала надежды на встречу. Так же и я, втайне от себя, рассчитывал на нее. Тем не менее, видя ее с ребенком, мысли отбросил. Поезд тронулся, наскоро попрощались, пожелали добра друг другу.

Поезда тогда ходили не так быстро, как теперь. От Москвы до Ростова-на-Дону ехали около двух суток. В нашем вагоне ехали спортсмены на какие-то соревнования. За Харьковом на остановках поезда продавали арбузы. Все пассажиры покупали, в том числе и я, и спортсмены. И всех нас прохватил понос. Ко

330

elib.pstu.ru