книги / Пережитое земля и жизнь

Стройный красавец, его выправка сохранилась, несмотря на его 60–65-летний возраст, оказался в Петербурге в лейбгвардейской кавалерии. Имея ум и образование в отличие от солдат-мужиков, он быстро продвинулся по службе, со временем получил чин вахмистра – чин почти офицерский.

То был период становления авиации как мировой, так и российской. В Гатчине сформировали воздухоплавательную школу – первую в России. И первыми летчиками в России были лейб-гвардейские офицеры, в основном кавалеристы. В их числе – Анатолий Федорович Попов. Обладая умом, он быстро освоил летное дело и потом служил в качестве инструктора в школе. Обучал корнетов, ротмистров и даже подполковников, в большинстве своем – людей голубой крови: графов, баронов, а может, и князей. Вспоминая в рассказах о том времени, со смехом отзывался о своих учениках, что люди были необычайной храбрости, но к технике не склонные. «Особенно, – говорит, – трудным для них было познать устройство магнето Боша, основного аппарата в летательных аппаратах того времени».

Он был замечен начальством и даже назначен командиром будущего дирижабля «Альбатрос». Об «Альбатросе» много писала пресса того времени, и его имя осталось в печати (к сожалению, никак до сих пор не могу исполнить данный себе зарок: найти эти материалы). В те времена командир воздушного корабля назначался, как и командир морского корабля, при его закладке. Однако по каким-то причинам начатое строительство «Альбатроса», который предназначался для Дальнего Востока и который ему, Анатолию Федоровичу, полагалось туда привести, прекратилось.

В дальнейшем в качестве рядового летчика он был отправлен во Владивосток с воздухоплавательным дивизионом под командованием полковника.

На ветеринарии лежала обязанность контроля за убоем скота и продажей мяса. Камбарка – город невеликий, но колхозный рынок был оживленным. Клеймование мяса производила райветлечебница. В воскресенье кто-либо из фельдшеров выходил

311

elib.pstu.ru

на дежурство. Для продавцов мяса создавало неудобство отдаленность лечебницы от рынка. Осенью 1949 года вышло постановление: иметь при колхозном рынке мясоконтрольную станцию. Прислали ветврача, выпускницу Саратовского ветеринарного института Лидию. Однако помещения под станцию на рынке и по близости не было. По-прежнему мясо клеймили в ветлечебнице. Под станцию выделили комнату, но, так как помещение у нас было холодным, зимами с 1945 года по 1950 год мясо клеймили на улице около квартиры.

Муж Лидии был скрипачом. Его устроили заведующим районным домом культуры. Поскольку базарный день проходил один раз в неделю – по воскресеньям, заведующая мясоконтрольной станцией свободна всю неделю. Для того чтобы коротать время, мы с Волосковым приходили к ним на квартиру. Несколько часов проводили там. Лидия и Волосков обменивались воспоминаниями об институтской жизни. Я был слушателем их бесед. Муж ее вечером – в РДК, но потом он стал ревновать,

инаши вечерние посиделки прекратились.

Квесне клеймление мяса снова перенесли в ветлечебницу. Лидия, целыми днями торчала на своей станции без дела или занималась вязанием, в то время как мы мотались по колхозам, проводя массовую обработку скота. Я, наконец, не выдержал и предложил ей включиться в работу, помочь нам. Она ответила грубостью. В знак протеста она вновь перенесла клеймление мяса к своей квартире.

В конце лета муж ее рассчитался или его уволили из РДК.

Ивслед за этим на должность заведующего ветлечебницей прислали ветврача Лукоянова – выпускника Казанского ветеринарного института. Я оказался без работы, но, к моему счастью, Лидия с мужем уехали. Меня назначили на освободившееся место – заведующим мясоконтрольной станцией.

Взаимоотношения мои с ветеринарами района складывались лишь в части обеспечения их медикаментами, а также анализа их работы при сведении месячных отчетов по заболеваемости в единый отчет по району и списания расходованных мате-

312

elib.pstu.ru

риалов и медикаментов. Оперативно их работу контролировал главный вереринарный врач района. Личные контакты происходили лишь на совещаниях в райзо да при приеме их отчетов. К тому же ветеринары часто менялись. Зооветучастков в районе было три. Лишь на одном Галановском «пережил» меня ветврач Хорин. Он отличный пловец. Переплывал Каму. Кроме него мог успешно переплывать бывший секретарь райкома Четвертных. На фронте Хорин получил ранение. В госпитале увлеклись применением болеутоляющего – морфия. Он стал после этого наркоманом. Однажды произошел инцидент.

Я привез из зооветснаба среди партии медикаментов килограмма три опиума – шар величиной с крупный арбуз. Хорин оказался в это время в лечебнице. Вдруг арбуза не стало. Переполох. Я – сразу к Хорину: «Ты взял!» Он возмущается: «Клевета!» Готов был ударить меня. Пока разбирались, опий обнаружился, будто бы откатился случайно в уголок.

Летом я куда-то уезжал, вероятно, в отпуск. Вернулся – новость. Ночью обокрали аптеку. Вынули оконную раму (в те времена не зарешечивали окон, как сейчас), взяли только наркотики, в том числе тот «арбуз» и тулуп. Милиция обнаружила даже отпечатки пальцев. Похитителей не нашли. Однако ябыл уверен – дело рук Хорина. Жаль было тулуп. Наркотики – морфий и опиум – в те времена больших денегнестоили.

Тулуп был сшит только зимой. Волосков, появившись в Камбарке, подсказал мне одну махинацию, до которой я сам никогда бы не додумался. На райпотребсоюз была возложена заготовка кожевенного сырья, для этого на колхозном рынке стоял ларек по приему кож. Без сданной кожи не клеймили мясо. Отправка сырья происходила под контролем ветеринарной службы. Перед отправкой с каждой кожи брали пробу для исследования на сибирскую язву и отправляли в лабораторию в Сарапул. При отрицательных результатах выдавалось ветеринарное свидетельство (к счастью, положительных не обнаруживалось). Таким образом, приемщик кож находился в некоторой зависимости от нас, ветеринаров. Точнее, отменя, как заведующего, имеющего печать.

313

elib.pstu.ru

До скольких-то процентов от сданного сырья сдатчик имел право отоварить выделанными кожами. Поскольку крупных сдатчиков не существовало: сдавали одну-две шкуры, не больше, в таком случае у приемщика имелась возможность реализовать какое-то количество овчин по своему усмотрению. Положение это широко не рекламировалось. Да и спрос на овчины со стороны колхозников был невелик. Моды на дубленки еще не существовало.

Япредложил приемщику кожсырья найти некоторое количество шкур, которые он мог бы мне отоварить. Он согласился. Даже шкур не стал требовать. Мы с Волосковым тогда сшили по полушубку и для ветлечебницы тулуп. Не даром, конечно. Тулупом мне пришлось воспользоваться считанное число раз, больше им пользовался Волосков и меньше – другие работники ветлечебницы. После кражи мы остались без важной спецодежды. Без тулупа на лошади зимой плохо.

Если ограбление аптеки было сделано Хориным, то он все равно не мог пользоваться тулупом – узнали бы. На Мазунинском участке после меня работала женщина. Когда я был в Мазунино, до меня дошли слухи о том, что она брала мзду за ветеринарную лечебную помощь. У меня с ней было бурное объяснение. Последствия были странными.

Однажды по телефону меня срочно вызвали в ветеринарный отдел Удмуртии. Приняла меня один из врачей отдела, возглавляемого Ворончихиным. Видимо, самого Ворончихина не оказалось на месте. Мелкий чиновник грубо набросился на меня: что, мол, там ведешь себя так-то и так-то, не можешь с подчиненными работать. На мой недоуменный вопрос выкинул мне конверт с письмом: мол, читай. Боже мой! В конверте – письмо товарищу Сталину. Бедняжка фельдшер из Мазунино пишет, что подлец Трубицин сживает ее со свету. «Если Вы, товарищ Сталин, не поможете, то я брошусь в Каму». Да, да! Именно эти слова применила. Характерная деталь: письмо написано карандашом на мятой нелинованной бумаге.

Яобъяснил все, за что был вынужден отчитать автора дан-

ного писания. Врач, конечно, по бумаге и карандашу понимал,

314

elib.pstu.ru

насколько кляузное письмо. Уж что-что, но писать жалобу первому лицу в таком огромном государстве, при том огромном авторитете Сталина – явная нелепость. Тем более бумага с чернилами на зооветучастке нашлись бы. Погрозив мне вслед, чинуша отпустил меня.

Вторым фельдшером на Мазунинском участке был Садырев. Прибыл к нам сразу после окончания Можгинского техникума. Мне с ним пришлось поработать совместно при ликвидации сибирской язвы. Он был членом партии. В 1951 году его взяли инструктором сельхозотдела РК партии. Должность эту, видимо, восстановили. Кстати, сделавшись чиновником, он стал обходиться со мной свысока. На этом скромном примере я убедился, что делает власть с людьми!

Третьему, Мостовинскому, зооветучастку не везло. За время моего пребывания в Камбарке сменились два заведующих и несколько фельдшеров и зоотехников. Одного знаю как алкоголика, причем он, выпивши весь спирт, пил хлоралгидрат, называя его «кристаллики, кристаллики».

В Мазунино был заведующий. С ним пришлось столкнуться. У него погибла корова. Я оказался в Мазунино, помогал ему в захоронении трупа. Запомнилось странное: жена плачет, он песни поет. Приехали они в Мазунино из Куединского района Молотовской области. Потом уехали туда же. Помнится – в конезавод имени Азина.

Каждое лето в Камбарку приезжали практиканты из Можгинского ветинститута. Многие мне нравились. Однако ни с одним у меня дружеские связи не установились.

***

Эпизоотическая обстановка Камбарского района имела определенную особенность, обусловленную местоположением района. Камбарский и соседний с ним Каракулинский районы расположены в углу, образованном поворотом р. Камы с меридионального направления в параллельное широте: с юга – Татария, с востока – Башкирия. Если в Татарии относительно благо-

315

elib.pstu.ru

получно по заразным болезням (как-никак ветеринарная элита находится в Казани), то Башкирия постоянно нас награждала то одной, то другой инфекцией. Так, в 1947 году сюда перекинулся мыт лошадей, через который я чуть было не попал в тюрьму. Постоянно оттуда накатывался ящур. Потом была сибирская язва. Если мыт к нам подобрался зимой, то сибирская язва оказалась зимой неожиданностью.

В Соколовке в колхозе имени Буденного пала лошадь. В падеже лошади, поскольку коней было в колхозах много, что-либо экстраординарное не углядели. Я, как обычно, выехал на вскрытие трупа. Меры предосторожности принял минимальные. Как только увидел необычно увеличенную селезенку, сразу понял: причина серьезная. Увеличенная селезенка – главный признак сибирской язвы. Срочно отправили материал в Сарапульскую ветеринарную баклабораторию, установив охрану около трупа. Ночью пришел ответ: да, сибирская язва. Дальнейшие действия происходили строго по инструкции. Однако в Ижевске ветотделы и Здравминистерство всполошились не сразу. Лишь дня через четыре приехала авторитетная бригада. За эти дни пали лощади в других колхозах. Их уже не вскрывали, всех списывали на сибирскую язву, трупы сжигали.

Медицинские работники основательно поработали со всеми, кто имел хоть малейший контакт с трупами. Людям вводили специальную сыворотку, кое у кого проявлялись признаки заражения.

Выражалось это сильным кожным зудом. Спасались от зуда березовым веником в бане.

Ветврачи проводили массовые прививки скота новой вакциной СТИ. Прежняя вакцина требовала двукратной прививки, СТИ – однократной.

Я с Садыревым прививал скот в Мазунинском сельсовете. Было ЧП. Заболел со всеми признаками сибирской язвы жеребенок. Лечение не помогало. Срочно сообщили в район, приехал Волосков. Застал нас с Садыревым приунывшими. Мы поняли: это не сибирская язва, а результат нашей грязной работы. Во-

316

elib.pstu.ru

лосков понял это, но обвинять нас, своих коллег-подчиненных, не стал, поставив диагноз – осложнение от прививки.

Кто-то из нас, Садыров или я, загрязнили иглу. Я до сих пор принимаю на себя. Может, и Садыров о себе думает так же, но мы не признались друг другу и Волоскову. Дело в том, что лишь где-то в середине–конце 50-х годов появились инъекционные иглы из нержавеющей стали. А тогда, после войны, мы располагали парой-тройкой десятков иголок. Дезинфицировали их

врастворе карболовой кислоты после каждого укола. Не исключено, что какая-то игла оказалась необеззараженной или у меня, или у Садырова. При прививке молодняка у меня выпала игла на грунт, я схватил ее и как-то механически, в спешке, жеребенок бился в руках державшего, сделал укол. Тот ли был жеребенок, неизвестно, но грех этот ношу на себе до сих пор. Грех этот отяжелен и тем, что заболел и погиб очень ценный жеребенок.

Вколхозе имени Кирова был жеребец Дербент русскоамериканской породы, единственный во всей Удмуртии и даже за ее пределами. На ежегодных коневыставках республиканского масштаба Дербент под управлением Павла Никифоровича, заведующего коневодством колхоза, выигрывал ни один раз. Коня знало ижевское начальство – сам Чекинов. Характерным был красивый бег американца. Русские рысаки как-то болтались в беге, а этот стлался. Но вот беда – Дербент не давал потомства. За все время родился единственный жеребенок, именно тот, который и погиб на наших глазах. Павел Несторович несколько раз сожалел

вразговорах со мною об этом жеребенке. Мне пришлось с Несторовичем встретиться лет через 35–40, и он опять с сожалением говорил об этом жеребенке. Я полагаю, что случай с падением иглы он видел и запомнил. Жеребенок был у него на особом счету! Однако напрямую обвинять меня в преступлении не хотел, жалеючи меня. Мы с ним были в хороших отношениях.

Недели через две с сибирской язвой было покончено. В установленные сроки сняли карантин. Эпизоотическая база из Ижевска мало в нем участвовала, лишь организовывала. Всю

317

elib.pstu.ru

работу провели мы, местные ветеринары. На борьбу с эпизоотией были выделены особые средства, и немалые. Все деньги поделили организаторы, а нам не досталось ни копейки.

Один из жителей с. Галаново перевез на лодке корову, приобретенную им на левом берегу Камы – в Нефтекамске. Уже после снятия карантинов корова пала. Какую роль в этом сыграл Хорин, не знаю. Знал ли и скрыл, или узнал, но поздно, или отнесся халатно?

Удивляет другое: Соколовка от Галаново в двадцати верстах, и прямой контакт между животными маловероятен. Переносчиками и распространителями болезни, скорее всего, были насекомые – лет слепней был в разгаре.

Помимо завозных, пришлых, болезней район был богат своими, коренными. «Почти весь Ершов!» – так шутили мы (Ершов – автор учебника по ветеринарной паразитологии). Каких только паразитов не водилось на местном скоте! О чесотке лошадей я уже писал. В колхозе имени Буденного после меня до весны 1949 года работала целая бригада из ветлечебницы. Результаты ее работы оказались, видимо, неутешительными.

ВТарасово – чесотка овец. Болезнь ликвидировали лишь

в1950 году. Появился дуст ДДТ. Колхозники вручную пересыпали им каждую овцу. Надышались, бедные, основательно. Тогда еще не знали, что ДДТ токсичен. Ныне он запрещен. Где-то читал, что ДДТ обнаружили в льдах Арктики: настолько он устойчив к разложению.

Дустом же покончили с чесоткой лошадей. Но долго не могли справиться с кожным оводом на крупном рогатом скоте. С ним справились лишь в 60-х годах не только у нас в СССР, но и во всем мире. Водился новый овод у овец – называли его вертячкой. Это внешние паразиты. Были еще внутренние.

У лошадей – онхоцеркоз. Лечили тогда эту болезнь хирургически. Паразит – длинный, словно волос, червь, пронизывал ткани лошади в области холки. Ткани воспалялись, холка запухала. Бедное животное испытывало неумолкавшие боли. К тому же с ним не считались, использовали в упряжи. На холку клали

318

elib.pstu.ru

седелку. На седелку укладывался груз от упряжи и до 20 % нагрузки от перевозимого груза. А куда бедному животному деваться? Со временем опухоль становится огромной, развивается гнойный процесс. Лишь после этого обращаются к врачам.

В1943 году я проходил переподготовку во фронтовом ветеринарном госпитале. Здесь нам продемонстрировали операцию по хирургическому удалению онхоцеркозной опухоли.

Я эту операцию стал проводить в Камбарке. Операция не очень сложная, но кровавая. Наблюдающего со стороны поражает. Сделал я таких операций не более пяти. Обо мне прошел слух по Камбарке как об искусном хирурге. Даже врач Валеева, хирург районной больницы, напрашивалась посмотреть мое «искусство». Я, конечно, признался ей: наша ветеринарная хирургия очень далека от медицинской хирургии, и я не больше, чем коновал. Часть оперированных выздоровела и была отправлена в хозяйство, две подохли. Но эти лошади были уже живыми скелетами.

Крупный рогатый скот был поражен глистами, живущими

впечени, в ее желчных ходах. Овцы и козы – ленточными глистами в легких. Даже птица была поражена. В моей практике было ЧП, которое могло кончиться даже судом.

Вколхозе в Тарасово имелась ферма гусей. Ветсанитар колхоза Афоня (Афоний Осинских) весной 1950 года должен был обработать птицу от зараженности ленточным глистом. Лечение несложное – раствор аренолина. По инструкции раствор нужно вводить через рот (клюв) гуся. Однако врач Бахтин (в обход инструкции) еще рекомендовал Осинкину вымочить в растворе хлеб и бросать гусю кусочек. Раствор при этом готовился в несколько раз слабее. Я Осинкину прочел инструкцию и выписал рецепт на введение аренолина в растворе. То ли Осинкин не понял меня (так он говорил потом), то ли не захотел возиться с каждым гусем. Начал их кормить намоченным в выписанном мною крепком растворе хлебом. Гусей-то было голов двадцать. Осталось накормить голов пять. Смотрит: гуси-то дохнут! Почти все стадо передохло. Одни – смеются, другие – призывают к

319

elib.pstu.ru

ответу. Мне и Афоне пришлось объясняться у прокурора. Я оправдался лишь тем, что прокурор потребовал у заведующего аптекой выписанный мной рецепт. Афоня пытался оправдаться тем, что я якобы его не инструктировал, но у меня были свидетели – наши сотрудники. Поволноваться пришлось – ведь ферма загублена.

Однако до суда дело не довели. Колхозникам эта гусиная ферма доходу не давала, и они готовы были давно от нее избавиться. Афоню простили, остальных оставшихся живыми гусей забили. Потом долго смеялись надо мной и Осинкиным даже районные начальники.

Не хвалюсь. Все профилактические обработки скота в колхозах, обслуживаемых райветлечебницей, по предусмотренным и утвержденным в райзо планам мы выполнили. На других зооветучастках это не вполне осуществлялось, но то была не моя забота, а главврача.

Закончу тему удачными случаями из моей лечебной деятельности. Это кроме хирургии спасение двух или трех лошадей от гибели из-за заворота большой ободочной кишки.

Природа не позаботилась об устройстве кишечника лошади. Колики, болезни кишечника протекают очень бурно. Животное бьется от боли, валяется в муках, гибнет. Часто это происходит изза «неудачного устройства» большой ободочной кишки. Кишка огромная, но в области левой части живота делает изгиб сама на себя, т.е. становится двойной. Поворот в результате оказывается свободно болтающимся. Иногда он может повернуться. Это чаще случается, когда лошадь валяется. Переворачиваясь через спину, вдохнув до отказа воздух, напрягает стенку живота. В результате весь кишечник плотно удерживается на своем месте. Стоит лошади в тот момент, когда она на спине, выдохнуть воздух, как кишки оказываются свободными, и конец кишки поворачивается. Достаточно поворота на 45–90°, и возникает непроходимость. Боли. Ну, а если поворачивается на земле на все 180°? Рекомендуется лошадь повалить, связать, всунуть руку в задний проход, удержать конец кишки, а лошадь перевернуть через спину. Заворот устраняется.

320

elib.pstu.ru