Соловьев в.С.

Итак, с одной стороны, человек, освобожденный христианством от рабства немощным и скудным стихиям мира, впал в новое, более глубокое рабство внешней духовной власти; с другой стороны, мир­ские отношения продолжали основываться на случайности и насилии, получая только высшую санкцию от церкви. Христианская истина в неистинной форме внешнего авторитета и церковной власти и сама подавляла человеческую личность и вместе с тем оставляла ее на жерт­ву внешней мирской неправде. Предстояла двоякая задача: освободить христианскую истину от несоответствующей ей формы внешнего авто­ритета и вещественной силы и вместе с тем восстановить нарушенные непризнанные лжехристианством права человека. За эту двойную ос­вободительную задачу принялась философия; началось великое разви­тие западной философии, под господствующим влиянием которого совершены, между прочим, два важных исторических дела: религиоз­ной реформацией XVI века разбита твердыня католической церкви, н политической революцией XVHZ века разрушен весь старый строй об­щества.

Философия мистическая провозгласила божественное начало внутри самого человека, внутреннюю непосредственную связь челове­ка с Божеством — и внешнее посредство церковной иерархии оказа­лось ненужным, и пало значение церковной власти; подавленное внешней церковностью религиозное сознание получило срою свободу, и христианская истина, замершая в исторических формах, скова полу­чила срою жизненную силу.

Философия рационалистическая провозгласила права человече­ского разучи, и рушился основанный на неразумном родовом начале гражданский строй; за грубыми стихийными силами, делавшими фран­цузскую революцию, скрывался, как двигательная пружина, принцип рационализма, выставленный предшествовавшей философией; недаром чуткий инстинкт народных насс на развалинах старого порядка воздвигнул алтарь богине разума.

Заявив столь громко и решительно свои права во внешнем мире, человеческий разум сосредоточился в самом себе и, уединившись в германских школах, в небывалых дотоле размерах обнаружил свои внутренние силы созданием совершеннейшей логической формы для истинной идеи. Все это развитие философского рационализма от Де­карта до Гегеля, освобождая разумное человеческое начало, тем самым сослужило великую службу христианской истине. Принцип истинного христианства есть богочеловечество т.е. внутреннее соединение и взаимодействие божества с человеком, внутреннее рождение божества а человеке: в силу этого божественное содержание должно быть усвое­но человеком от себя, сознательно и свободно, а для этого, очевидно, необходимо полнейшее развитие той разумной силы, посредством ко­торой человек может усваивать от себя то* что дает ему бог и природа. Развитию именно этой силы, как свободно-разумной личности* и слу­жила рациональная философия.

Но человек не есть только разумно-свободная личность, он есть также существо чувственное и материальное. Это материальное начало в человеке, которое связывает его с остальною природой, это начало, которое буддизм старался уничтожить* от которого платонизм хотел отрешиться и уйти как из темницы или гроба души — это материаль­ное начало по христианской вере имеет свою законную часть в жизни человека и вселенной, как необходимая реальная основа для осуществление божественной истины, для воплощения божественного. Христианство признает безусловное и вечное значение за человеком не _как--за духовным существом только, но и как за существом материаль­ный — христианство утверждает воскресение: и вечную жизнь ТЕЛ- и относительно всего вещественного мира целью и исходом мирового процесса по христианству является не уничтожение, а возрождение и , восстановление его как материальной среды царства Божия — христианство обещает не только новое небо, но и новую землю. Таким обра­зом, когда вскоре после шумного заявления прав разума фран:1узскОЕО революцией, в той же Франции один мыслится ь-{Фурье) в тишине сво­его кабинета, с немалою энергией и увлечением, провозгласил восста­новление прав материи, и когда потом натуралистическая и материа­листическая философия восстановила и развила значение материально­го начала в мире и человеке* — эта философия, сама того не зная, слу­жила и христианской истине, восстановляя один из ее необходимых элементов, пренебреженный и отринутый односторонний спиритуа­лизмом и идеализмом. Восстановление прав материи ибо законный актом в освободи­тельном процессе философии, ибо только признание материн в « ис­тинном значения освобождает от фактического рабства материи, от невольного материализма. До тех пор, пока человек НС признает мате­риальной природы в себе и вне себя за нечто свое, пока он не сроднит­ся с нею и не полюбит ее, он не свободен от чес, она тяготеет над ним, пак нечто чуждое, неведомое к невольное. С этой стороны развитие натурализма н материализма, где чело­век именно полюбил и познал материальную приеду как нечто свое близкое и родное — развитие материализма и натурализма составляет такую же заслугу философии, как н развитие рационализма, в котором человек узнал и определил силы своего разумно-свободного духа. И так, что же делала философия? Она освобождала человеческую личность от внешнего насилия и давала ей внутреннее содержание. Она низвергала всех ложных чужих богов и развивала в человеке внутреннюю форму для откровений истинного Божества, В мире древнем, где человеческая личность по преимуществу была подавлена началом природным, материальный, как чуждою внешнею силою, философия освободила человеческое сознание от исключительного подчинении этой внешности и дала ему внутреннюю опору, открывши для его созерцания идеальное духовное царство, само это идеальное начало, принятое под фирмою внешней силы, завладело сознанием и хотело подчинить и подавить его, философия восстала против этой изменив­шей своему внутреннему характеру духовной силы, сокрушила ее вла­дычество, освободила, выяснила и развила собственное существо чело­века сначала в его рациональном* потом в его материальном элементе, И если теперь мы спросим: на тем основывается эта освободи­тельная деятельность философии, то мы найден ее основание в том существеннейшем н. коренном свойстве человеческой души, в силу которых она не останавливается ни в каких границах, не мирится ни с каким извне данным определением, ни с каким внешним ей содержа­нием, так что все блага и блаженства на земле и на небе не имеют для нее никакой цены, если они не ею самой добыты, не составляют ее собственного внутреннего достояния, И эта неспособность удовлетво­риться никаким извне данным содержанием жизни, это стремление я все большей и большей внутренней полноте бытия, эта сила-разрушительница всех чуждых богов. — эта сила уже содержит в возможности то, к чему стремится, — абсолютную полноту и совершенство жизни. Отрицательный процесс сознания есть вместе с тем процесс положительный, и каждый раз как пух человеческий, разбивая какого-нибудь старого кумира, говорит: это не то, чего я хочу, — он уже этим самым даст определение того, чего хочет, своего истинного содержа­ния. Эта двойственная сила и агот двойной процесс, разрушительный к творческий, составляя сущность философии, вместе с тем составляет и собственную сущность самого человека, того, чем определяется его достоинство и преимущество перед остальною природой, так что на вопрос: что делает философия? — мы инеем право ответил,: она дела­ет человека вполне человеком. А так как в истинно человеческом бы-тии равно нуждаются и Бог, и материальная природа, — Бог в силу абсолютной полноты своего существа, требующий другого для себя свободного усвоения, а материальная природа, напротив, в силу скудности и неопределенности своего бытия, ищущей другого для своего восполнения н определения, — то. следовательно философия, осуществляя собственное человеческое начало в человеке, тем самым служит и божественному и материальному началу, вводя и то, и другое в форму свободной человечности. Так вол, если кто из вас захочет посвятить себя философии, пусть он служит ей смело и с достоинством, не пугаясь ни туманов метафи­зики, нн даже бездны мистицизма; пусть он не стыдится своего сво­бодного служения и не умаляет его, пусть он знает, что, занимаясь фи­лософией, он занимается делом хорошим, делом великим и для всего мира полезным. Соловьев В С. Лекция «Исторические дела философии», произнесенная им 20 ноября 1880 г. е Санкт-Петегрбурге университете//Вопросы философии. 1988. — №5-- C.I J8-J 25-М.М. Рубинштейн (1878-1953) Философия с первого же шага резко выделяется из круга отдель­ных наук тем, что она старейшая дума человека, ц вместе с тем до сих пор она вынуждена вечно рождаться снова и стремиться прежде всего познать самое себя; она сама является своей первой проблемой как в своей сути и задачах, так и в своей возможности; в современных усло­виях создается часто совершенно нелепое положение, когда для нее ищут объект, чтобы дать ей место среди подозрительно относящихся к ней наук; иными словами, получается так, как будто не наука возникла чтобы дать возможность существовать философии, проявляя этим не­объяснимый фаворитизм. Существование науки определяется потреб­ностью в исследовании, а не наоборот, У философии, конечно, есть свой предмет, но он был отринут, и она толклась и толчется а чужой сфере, всюду терпя гонения и возбуждая вопрос о своем праве на су­ществование, в этом предмете полагается вторая особенность ее как научной теории: в то время как науки дробят действительность, отвле­каются от целого и берут часть» они, без сомнения, становятся отвле­ченными; известный, хотя бы условный» род фикции, в виде лн мнимой неподвижности, пли изоляции, шги фиктивного объединения и Т.д.. заключается в самой их сущности разрознивающей действительность, разделяя ее на части или изолируя одну точку зрения: философия *е жизненно заинтересована в цельности, полноте и потому должна быть противопоставлена науке как учение о живой полноте, как учение в этом смысле по преимуществу конкретное. Именно потому философия не мирится с положением специаль­ной науки среди других, а, несмотря на тягостные недоразумения, мо­жет смело претендовать на трон, принадлежащей ей по традиций. Она именно потому может дать больше науки в обычном смысле, что она в глубине своей вырывает нас из пучины житейских и научных частно­стей и мелочей и из скованности отдел иными областями. Великое «удивление» обозначает пробуждения духа философа перед миром, это падение власти частностей и отвлеченности, когда человеческому духу впервые открывается перспектива бесконечности целого, возможность устремиться к пониманию его, а это значит не только познать его умом, но открыть многое и чувству и воле.И вот именно потому философия не есть только учет действи­тельности, как бы мы широко ни истолковывали это понятие: в проти­воположность науке она не только психологически — в лизни автора к читателя, — но и сама по себе является, как нечто конкретное, особой сферой жизни, культурного созидания. Она не исчерпывается и не удовлетворяется теп, что есть и что действительно: она сама стремится творить действительность и обогащать фактический мир. Было бы не­справедливо и, нежизненно изолировать одну сторону ее жизни от другой. как это нередко делается теперь некоторыми писателями. В горде­ливо самоуверенном заявлении метафизика в ответ на речи о противо­речащих его теории фактах «тем хуже для фактов» не все анекдотично и курьезно, в нем кроется глубокая черточка правды, голос сознания, что философии не исчерпываете? одними фактами и не должна стано­виться их рабой. Об этом царственном положении философии и гово­рит то, что в ее ведении оказываются все сферы должного» все сферы абсолютных ценностей человеческой мысли. Будь она только наукой» о ней никогда нельзя было бы сказать, что она цело совеет». Система Менделеева, закон тяготения или квад­ратное уравнение и т.п. ни в каком отношении в своем значении не зависят нн от личности открывших их, ни от принявших эти открытия; они доказываются объективно, холодно. Философия вступает целиком на такой путь только в тяжкие эпохи своей жизни. По существу, самый вопрос о том, правильна или неправзшьна данная философская систе­ма, переносит ее уже на лажную почву: каждая система не только вер­на и доказательна, но о ней приходится главным образом спрашивать, последовательна и цельна ли она, убедительна ли она н какова се само­стоятельная ценность творения философского духа. В философии жи­вут, не увядая, н Платон, и Аристотель, и Декарт, и Спиноза, и Гегель и. т.д. Неготовность и незавершенность философии на этом фоне пре­вращается не в укор ем. а в ее достоинство. Философия должна вспомнить о смысле своего многообязатель­ного названия: она должна выявить мудрость, она не исчерпывается основоположениями наук, она должна быть конкретна, в то время как все науки в узком смысле отвлеченны; она есть учение о миросозерца­нии - не только о формальных основах его, но она есть одетое в плоть н кровь мысли и чувства миросозерцания само, созерцание мира во всеП его полноте фактического, н творимого и должного-идеального. Этим к объясняется та ропь, какую играло и играет понятие Бога и ве­ры в философских учениях прошлого и настоящего и, без сомнения, будет всегда играть в построениях будущего; философская и религиоз­ная мысль находятся в таком близком родстве, что пороП приходится спрашивать не о том, в чем они сходны, а том, чем он» отличаются друг от друга, потому что разница нередко заключается только в том, к какой сфере человека они обращаются или каким голосом они говорят об одном и том же. Так было на протяжении всей истории философии и религиозных учений.