из электронной библиотеки / 208403667435050.pdf

несколько дней попоститься, а при сборе снять с себя нательный крестик, дабы заручиться поддержкой неземных сил.

Девушек ночь Ивана Купалы привлекала таинством будущего, желанием предугадать его. Поэтому в полночь они шли в лес собирать цветы и травы для гаданий. Сделав из них венки, пускали по реке, наблюдая, прибьется ли венок к берегу, поплывет ли по течению или потонет. Традиционным было и гадание перед сном. Положив под подушку 12 видов трав, девушки загадывали: «Суженый-ряженый, приходи в мой сад гулять». Было принято и около постели пучки травы класть, а также вплетать в косы. Было немало желающих найти в купальскую ночь волшебно-всесильный цветок папоротника и с его помощью обрести огромные богатства, так как места кладов «открываются».

Праздник Ивана Купалы в большинстве регионов области был сродни «Чистому Четвергу». Так, в селе Ураково Красненского района, например, каждый селянин парился

вбане в отваре кореньев травы «купальницы» и цветка «Иван-да-Марья». По утверждению селянок, они обладают чудодейственной силой омолаживания. Купались и в отваре крапивы, содержащей не менее целебные свойства. А на утренней зорьке полагалось умыться и поваляться в обильной росе, что также помогала избавиться от болезней.

Сполудня и до вечера селяне, особенно молодые, обливались водой, купались в реке, чередуя купание с трапезой и карагодами на берегу. Было характерно участие в празднике людей всех возрастов. Даже совсем малые дети «до первой звезды» были участниками этого красочного народного действа. Вечером зажигали костры. Для розжига «кострища» приглашали самого почтенного и уважаемого в селе старика, что вполне согласуется с обрядом древних славян «провожать и хоронить состарившегося Ярилу с тем, чтобы весной вновь встретить его молодые и красивым». Огонь для костра «добывали» кресалом или брали из печи ближайшей избы. «Содержимое» костра собирали также «всем миром». Несли старые бочки, домашний хлам, старье. Считали, что огонь ивановского костра способен дать силу и красоту, исцелить от болезней, наговоров, сглаза. А поэтому в огонь бросали одежду «хворых» селян, старые лапти, «чтобы ноги были резвые и не болели». Желание заручиться силой огня и закалить себя заставляло парней прыгать через кострище. Не упускали этой возможности и люди преклонного возраста. Через огонь костра переносили и детей. А бросая в огонь травы, селяне приговаривали: «Сгорите все мои беды с этим зельем».

В некоторых районах традиционно выбиралась Купала, самая красивая девочка лет тринадцати. Девушки плели из разнотравья венки, и первые отдавали ей. По окончании праздника, уже ближе к утру, девушки менялись венками с парнями. Венок с Купалы сжигали в общем костре, а пепел использовали как защитное средство от нечистой силы. С этой же целью обгоревшие «головешки» костра втыкали по углам огородов и полей.

Как утверждали наши собеседницы, именно на Ивана вся нечисть «разыгрывалась»

вполную силу. Ведьмы принимали личину кошек, собак, доили коров, «путали путидороги селян к дому». Их трудно было распознать, и лишь «кукиш показанный в след такой женщине», или «укол» острым предметом в землю «заставлял» ее обернуться. Знают старожилы и защитные меры от коварства этой силы. При входе в сарай вешали осиновый веник или острый металлический предмет, а у порога дома — веник «метлой» вверх. Своеобразным оберегом дома и полей от злых духов была коса и звуки удара металлического предмета.

После ритуалов в ночь на Ивана Купалы и встречи солнца в Петров день вплоть до жатвы не было никаких праздничных обрядов. С Петрова дня сенокос начинался, и

каждый погожий день почитался у селян на вес золота. Не случайны бытующие повсеместно поговорки: «Петр и Павел день убавил», «Петрок час уволок». И хотя в Петров день не работали, он как бы открывал сезон уборочных работ. Например, в

Валуйском районе было принято в этот день срезать несколько колосьев, если

71

предшествующий год был «голодным» (неурожайным). Впервые после петровкиголодовки (поста) селяне отведывали плоды нового урожая: молодой картофель и огурцы, грибы, ягоды, «играли» специально приуроченные к этому дню песни:

«У нас сёдня, диво, диво, Лёли, лёли, диво, диво, Лёли, лёли, диво, диво. Да дивованъица большая, Лёли, лёли, все большая, Лёли, лёли все большая.

Да серед лета на Пятров день, Лёли, лёли на Пятров день, Лёли, лёли на Пятров день

(Село Доброе Грайворонского района)

Пишла кыця по водыцю И упала у крыныцю,

Ав крыныци лапушок — Сшиим кыци кужушок.

Ав ныдилю пид Пытра, Выпъим водкы пиввидра.

(Село Матрёно-Гезово Алексеевского района).

В большинстве сёл края до сих пор бытует прекрасный русский обычай – «толоки», «помочи» - совместной дружной работы крестьян на одного хозяина по его просьбе. Это могла быть вспашка земли и сев, прополка всходов и уборка урожая, а чаще всего строительство новой избы, точнее обмазка хаты глиной. И даже если молодые девушки работали в поле по найму хозяина или осуществляли отработку на его поле, тема труда в песнях оставалась светлой и поэтичной. В качестве примера можно привести слова из корительной песни фощеватовских певуний:

...Мы дополем до межи — Ляжем, полежим.

Мы дополем до дороги — Раскидаем руки-ноги.

Отмечая сохранность календарного фольклора в крае, следует иметь в виду, что семейная традиция работы крестьян наложила на это свой добрый отпечаток.

Как правило, на работу выходили всей семьей, надев чистые одежды. Это был праздник души, физической силы, почитание земли и хлеба, надежды на достаток и изобилие. Памятуя, что «Нива красна снопами, а стол — пирогами», селяне от зари до зари работали

вполе, чтобы собрать урожай и сделать запасы на зиму. Поэтому начало жатвенных работ

вкрае также отмечено рядом обрядов. Так, прежде чем приступить к зажинкам (начало жневных работ), селяне выходили на ниву и со словами: «Господи! Помоги, дай силы и погоды», — молились на солнце. Первый сжатый сноп во многих регионах называли «именным». Вечером его выносили на гулянье и с него начинали молотьбу. По

утверждению старожилов, зерна и солома этого снопа обладали животворной силой. Последние колосья, как правило, не срезали, а оставляли «сторожу на бороду», молились, приговаривая: «Слава тебе, Господи, за то, что помог убрать, силы дал!», или пригибали к земле, связав травой. «Завивание» колосьев было направлено на то, чтобы возродить силу земли для будущего урожая. Зерна с последнего снопа также берегли до нового посева. Последний сноп называли «зимний». Его украшали красной лентой и заносили в дом. Окончание жатвы праздновали на «спажу» — третий хлебный Спас, широко, с обильным угощением. Но прежде чем сесть за праздничный стол, селяне выходили в поле и, обвязав соломой серпы, приговаривали: «Жнивка, жнивка, отдай мою силку!» Или, взяв горсть земли, бросали ее через плечо со словами: «Нивушка, нивушка, верни мою силушку!»

72

Как видим, целевое назначение большинства древних земледельческих

обрядовых действий, равно как и сопровождавших их обрядовых песен и закличек, носило на Белгородчине подчеркнуто практическую направленность. Выполнение тех или иных обрядов производилось обычно с целью оказать воздействие на те или иные явления природы в желательном для себя направлении и тем самым способствовать хозяйственному благополучию.

Так, 2 августа в Ильин день, почитая Илью-пророка, хозяина гроз и молний,

селяне старались умилостливить его рядом ритуальных действ. В этот день не купались, громко не пели, прятали все блестящие и металлические предметы, избы окуривали, изгоняя нечисть, которую «Илья убивал огненными стрелами». Поэтому день Ильи — «громовой праздник». Боясь прогневить Илью, селяне не работали, строго наказывая тех, кто нарушал этот запрет, вплоть до того, что продавали его инвентарь, а на вырученные деньги сообща пиво варили.

Народный календарь сохранил массу примет, поверий, поговорок, приуроченных к августу, ибо этот период сопряжён с тяжелой работой селянина: «Мужику в августе три заботы: и косить, и пахать, и сеять». Более того, размеренности и упорядоченности этого цикла пожилые селяне строго придерживаются и поныне: «До Петрова дня — взорать, до Ильина — заборонить, на Спас — засевать».

На август приходится Успенский пост (14—29 августа), который связует три провославных праздника, посвященных Всемилостливому Спасу — Иисусу Христу. В

первый день Успенского поста (14 августа), называемом в народе Медовым Спасом или Маковым Спасом, чаще Маковеем, иногда Маковкой, повсеместно на Белгородчине пекли булочки, пампушки, пироги, лепёшки, блины, оладьи с медом и маком, которые разносили по дворам «помянуть родных». Было принято угощать медом нового сбора всех, у кого в хозяйстве пчёл не было. По существу, Маковей является отголоском древнего языческого обряда, посвященного проводам лета. Первый Спас в народе называют еще и Спасом на воде в честь малого водосвятия колодцев и естественных водоемов. В этот день чистили колодцы, родники, купались сами и мыли домашний скот, ибо после Маковея — купаться нельзя, вода «цветет».

На Маковея молодёжь разыгрывала хороводные игры:

Ана горе мак, Под горою так,

Ана горе маковочки, Золотые головочки. Уж вы, девки, вы боярки, Станътя у ряд, Бейтя у лад,

Ня выпустим пана с карагода. Пани, пани, мак поспел? Сеять поехали!

Ана горе мак,

Под горою так, А на горе маковочки,

Золотые головочки. Уж вы, девки, вы боярки, Станътя у ряд, Бейтя у лад,

Ня выпустим пана с карагода. Пани, пани, мак поспел? Полоть поехали!А на горе мак,

Под горою так,

73

А на горе маковочки, Золотые головочки. Уж вы, девки, вы боярки, Станътя у ряд, Бейтя у лад,

Ня выпустим пана с карагода Пани, пани, мак поспел? Молотить пора!

(Село Подсереднее Алексеевского района)

Второй Спас (19 августа) именуется «яблочным» или «Спасом на горе». По сути своей, на примере созревания садовых и полевых плодов, он являет нам пример и возможность нашего духовного преображения. Именно в этот день селяне впервые срывали плоды яблок нового урожая и, освятив в церкви, «разговлялись» сами и угощали других, таким образом, поминая усопших. Считалось большим грехом съесть яблоко раньше этого времени. Еще больший запрет возлагался на родителей (особенно мать), у которых умер ребенок. «Дитю на том свете не дадут откушать яблочка, скажут, что твое мать-свинья съела».

На конец Успенского поста (29 августа) приходится третий, «хлебный,

орешный» Спас. Он знаменует собой окончание уборки урожая. (Третий Спас хлеба припас). В каждом доме пеклось несколько разновидностей изделий из муки нового урожая: хлеб, пироги, караваи, пышки, коржики, пряники, бублики, коими хозяйки угощали всех. Третий Спас именуют еще и «полотняным», или «Спасом на холсте», ввиду того, что в эти дни торги на них начинались.

Как видим, календарные ритуалы по-своему организовывали крестьянский быт, в котором ко всякому дню и даже часу приурочивались свои определенные работы. Так, на Воздвижение Креста Господня (в народе — Уздвиженье, Здвиженье), празднуемого 27 сентября, селяне старались последнюю копну с поля убрать. По народному поверью в этот день все живые существа «на зимовку сдвигаются», а в хозяйстве пришла пора капусту рубить.

Лекция 4. Человек и семья в народной культуре

План.

1.Народная культура как общность людей различных поколений.

2.Моя семья. Генеалогическое древо моей семьи. Как моё имя связано с родовой линией.

3.Детское музыкально-поэтическое творчество: игры, считалки, дразнилки, прибаутки, заклички и т.д.

4.Виды традиционного детского фольклора: календарный, потешный и игровой.

5.Поэзия пестования и ее роль в становлении эмоционально-эстетической сфере ребенка. Жизненный цикл человека в традиционной культуре восточных славян именуется

веком. Естественными «крайними» его точками выступают рождение и смерть. Вступление в брак в традиционной культуре является важнейшим событием в жизни человека, которое разделяет его век на два периода — до и после вступления в брак. Собственно, три события — рождение, свадьба и смерть — и составляют содержание семейно-бытовых обрядов восточных славян.

В культурах многих народов, как правило, социально-значимыми являются два события, которые происходят с каждым членом общины (независимо от пола) в течение его жизненного пути. Первое из них — инициация, момент физиологического взросления человека, достижение им половой зрелости, второе — брак как смена общественного статуса человека. В восточнославянской традиционной культуре эти две точки — инициация и брак — совмещены в одну. Фактически, свадебный обряд выполняет двойную функцию, закрепляя в ритуальной форме сразу оба перехода из прежнего

74

качества в новое. Более того, свадебный обряд является единственным ритуалом семейнобытового цикла, последовательно представляющим все три фазы «перехода» (в родинном обряде отсутствует момент ритуальной смерти, в похоронном — момент ритуально оформленного возрождения).

РОДИННАЯ ОБРЯДНОСТЬ Музыкальное содержание этого ритуала присутствует в первую очередь в

белорусской, отчасти в западно- и севернорусских традициях. Напевы сопровождают практически все значимые моменты обряда, основными этапами которого являются:

-приглашение «бабки» - повитухи;

-роды с выполнением ряда обязательных процедур как гигиенического, так и сакрального свойства;

-имянаречение ребенка;

-крещение ребенка;

-приглашение общины на ритуальную кашу.

Появление ребенка на свет — одно из самых ярких событий в жизни семьи. Более того, фактом рождения ребенка завершается инициация девушки-невесты — она становится не только женщиной, но и матерью. Однако сам процесс родов с ритуальной точки зрения таит в себе определенную «опасностью поскольку связан с появлением существа как бы с того света. Именно поэтому роженица незадолго до наступления родов также считается «особым» человеком и по отношению к ней выполняется целый ряд оберегов. Сам ребенок не считается человеком до тех пор, пока над ним не совершатся определенном ритуальные действия, необходимые для «превращения» его в человека:

-обрезание пуповины. Интересно, что естественные половые признаки в традиционном сознании не рассматриваются как достаточное основание для полового различия, которое также оформляется через ритуал. Например, девочке обрезают пуповину на ольховой плахе или любой другой принадлежности ткачества, мальчику — на топоре. Таким образом, в данном действии формируется «программа» будущей деятельности ребенка;

-захоронение плаценты — часть обряда, совершаемая по схеме погребального ритуала: детское место обмывают, одевают (заворачивают в чистую тряпку), снабжают продуктами (хлеб, зерно) и закапывают в лапте-гробе в месте, где произошли роды. Таким образом, рождение и похороны оказываются связанными на уровне обрядовых действий;

-обмывание ребенка также обставлялось оберегами от «нечисти»: воду, в которой обмывали дитя, выливали подальше от своего жилого пространства. В северорусских районах обмывание совершалось в бане, где ребенка распаривали для того, чтобы «лепить» из него человека;

-«открытие» глаз как действие, обратное их «закрытию» в похоронном обряде (ребенку протирают глаза серебром «ради зоркости»);

-одевание — важнейший элемент вхождения ребенка в мир человеческой культуры.

Собственно момент вхождения нового человека в традиционную общину, начинается с наречения его именем. Имя ребенку обычно давали по святцам в честь какого-либо святого, день памяти которого либо совпадал, либо отмечался в ближайшие несколько дней после рождения ребенка. Другой принцип получения имени связан с традицией называть ребенка в память умерших родственников (причем мальчика чаще всего называли именем деда). Имянанаречение означает по сути выход ребенка из обезличенного состояния (до этого он назывался существом среднего рода — дитя, дите, «Без имени ребенок - чертенок», «С именем Иван, а без имени — болван»). С этого момента он становится полноценным членом коллектива — его могут узнать, позвать и т.д. Крещение — важнейший этап родинной обрядности, поскольку знаменует

75

приобщение ребенка к духовной сфере (до сих пор все совершаемые над ним действия были направлены на формирование плоти — тела).

Именно во время ритуала крещения ребенок находится в лиминальном (пограничном) состоянии: в церковь его выносят из дома еще как «чужого» (иногда даже подают крестным родителям в окно), обереги во многом напоминают обереги от покойника (идти быстро, не оглядываясь, не разговаривая, тропами, не соприкасающимися с проторенными дорогами).

На обратном пути ребенок вносился в отчий дом как в первый раз. На порог клали различные предметы (нож, ключи), которые должны были переступить крестные родители с ребенком на руках. Сама люлька малыша оформлялась как новоселье: в нее сначала клали кота, потом ребенка, чтобы ребенок, подобно коту, долго и сладко спал («на кота дремота, на дитя ростота»).

И, наконец, завершающим этапом родинного обряда, основная функция которого состоит в утверждении общиной нового ее члена (из нечеловека ребенок окончательно стал человеком), является ритуальное застолье. Основной едой является бабина каша, которую выносят в глиняном горшке, накрытом тарелкой. В эту тарелку гости должны складывать деньги — выкупать кашу. Выручка, полученная от выкупа, отдается бабкеповитухе (отсюда и название —«бабина каша»), также ей посвящается отдельная величальная песня.

Обычно поэтические тексты этих песен отличаются ярким образным параллелизмом: в данном случае бабку сравнивают с пушистою вербою, величают как самую дорогую гостью. А горшок с кашей разбивается «на счастье новорожденному». Здесь на уровне обряда происходит перераспределение обшей коллективной доли уже с учетом новорожденного: все присутствующие получают кашу в осколке горшка — черепке. Деление бабиной каши — наиважнейший момент обрядового действа. Песниблагопожелания новорожденному называются крестъбинскими или заклинателъными песнями, поскольку содержат заклинания и просьбы Богу, чтобы он послал ребенку счастливую долю.

Человек и история его народа. Свадебная обрядность. План.

1. Календарное приурочение свадебных игр.

2.Свадебный ритуал.

3.Основные этапы свадьбы.

По свидетельствам этнографов XVIII —XIX вв., обряд свадьбы у восточных славян представлял собой многосоставное драматическое действо. Достаточно долгое время (вплоть до начала XX в.) считалось, что свадьбы в разных регионах играются одинаково. В действительности же в процессе исследования целого ряда местных традиций оказалось, что свадебный обряд отличается удивительной пестротой и разнообразием, справляется в каждой деревне по-своему, имеет локальные специфические особенности. Параллельно выяснилось, что с продвижением по территории России с северной ее части к южным и западным регионам в корне меняется драматургическое содержание этого ритуала.

Свадебный обряд создавался веками, и его история насчитывает множество форм, в том числе смешанных, переходных от одной эпохи к другой. И все же, несмотря на многоликость местных вариантов этого ритуала, существуют определенные типы свадьбы. Связано это с тем, что в свадебном действе воплощаются два основных сюжета:

•инициация (переход) молодых, смена их прежнего социального статуса (парень

идевка) на новый (муж и жена). Как и в любом «переходном» ритуале, объект

свадебного обряда должен постепенно пройти все три фазы: обособление, выделение из общины, момент ритуальной смерти (только так возможно перейти в новое качество) и возрождение уже в новом для общины статусе. В восточнославянской свадьбе главным действующим лицом является невеста, поскольку именно через этот персонаж все три

76

фазы реализуются ярко и многопланово, с привлечением особых «переходных» символов. Смена статуса молодых реализует одну из основных для мифологического традиционного сознания оппозицию «смерть/возрождение». Эта оппозиция возникает в традиционной культуре всякий раз, когда изменяется положение человека в социальной иерархии. Таким образом, эта сюжетная линия в свадьбе воплощает качественное изменение в судьбе человека, символизируя своего рода переход по ступеням социальной лестницы, т. е. по вертикали.

• территориальное перемещение (переход по горизонтали)— переезд невесты из отчего дома в дом жениха, обретение обеими семьями новой родни. Содержание этой сюжетной линии — контакт двух родов, основанный на равенстве, партнерстве,

договоре. Таким образом, реализуется другая важнейшая для традиционного сознания оппозиция «свой/чужой». До определенного момента свадьбы род жениха для рода невесты является «враждебным» лагерем. В ходе свадебного действа, в результате ряда контактов (переезды из дома в дом, торги, выкупы, обмены дарами, застолья) конфликт постепенно снимается.

В зависимости от преобладания в свадебном обряде той или иной сюжетной линии различают два типа восточнославянской свадьбы (по типологии Б.Ефименковой):

-«свадьба-похороны»: доминирует сюжет инициации, перехода невесты в новый

статус;

-«свадьба-веселье» (от белор. вяселле): преобладают коммуникативно-обменные

отношения двух родов, связанные с переездом невесты в дом жениха. Восточнославянская свадьба в целом (вне зависимости от типа) включает в себя

следующие этапы:

Конкретное наполнение каждого этапа свадьбы варьируется, может также меняться символика, акцентироваться различные моменты всего ритуала, сам порядок этих этапов может разворачиваться либо линейно (сменяя друг друга), либо параллельно. Но в целом данная структура ритуала характеризуется устойчивостью и потому может рассматриваться как единая для всей восточнославянской свадебной традиции.

«Свадьба-похороны» Свадебный ритуал этого типа является основным для севернорусских традиций

(районы бассейна северных рек— Северной Двины, Мезени, Печоры Онеги— Арх., Влг. и др. обл.).

Это один из наиболее драматичных ритуалов восточных славян, поскольку сам характер мифологической модели (смена старого качества на новое через ритуальную смерть) привносит в свадьбу ассоциации похоронного обряда. Образ расставания, путидорожки на «чужу-дальню сторону», откуда нет возврата, бессилье человека перед неотвратимым ходом жизни — вот тот образно-эмоциональный ряд, который роднит этот тип свадьбы с похоронным обрядом. Ярко выраженное драматическое содержание севернорусской свадьбы, в частности, органично проявилось в таком жанре, как свадебный причет (по аналогии с причетом по умершему).

Структура северной свадьбы складывается из типичных для общерусского свадебного сценария элементов: сватовство и договор;

•срок, неделя (подготовительный период к свадьбе, занимающий 2 — 3 недели, в течение которых шьются дары жениху и его родне, заваривается пиво к предстоящему застолью и т.п.);

•проводы красоты — главного символа девичества;

•предсвадебная вечерина (малое столованье) — девичник, смотры в доме невесты;

•приезд свадебного поезда в дом невесты;

•большое праздничное пиршество сначала в доме невесты (до венца), затем в доме жениха (после венца);

•последующие два-три дня свадебного пиршества попеременно — то у родителей жениха, то у родителей невесты, к которым она приезжает уже в новом качестве, как молодуха.

Музыкальное содержание северорусской свадьбы, как правило, контрастно, оно напрямую отражает общую драматургию всего действа. Весь ритуал делится на две части, каждая из которых имеет свою жанровую доминанту. Первая и наиболее развитая часть свадьбы (до венца) наиболее драматична и по существу является оплакиванием невестой и

ееподругами девичества, родного дома, семьи и близких. Здесь практически нет песен (а если и есть, то прощальные), в течение срока звучат только плачи (одиночные или групповые). Таким образом, причетная часть начинается с момента запоручивания и длится до момента отъезда поезжан (так называют всех участников свадебного поезда) к

венцу.

После венца звучат уже только песни, в основном величальные, адресованные конкретному свадебному персонажу — жениху и невесте, чину (тысяцкому, возглавляющему свадебный поезд, большому свату, придворничкам) или родственнику (отцу, матери, брату невесты, ее свекру и свекрови). Такая разновидность северного свадебного ритуала с контрастным музыкальным содержанием (плачи/песни) называется причетно-песенной. Ареал ее включает традиции восточного Поморья, низовья р. Мезени и р. Северной Двины, Летний берег Белого моря.

Есть и другая разновидность — причетная свадьба, музыкальное наполнение которой целиком строится на причети (групповой и сольной). Ее географическая область распространения — территория Заволочья (р. Кокшеньга — Трнг. р-н Влг. обл.).

В предвенечной части обряда причитают практически все девушки и женщины в самых различных ансамблевых вариантах: невеста и девушки, невеста и её мать или сестра, сольная причеть невесты, групповая причеть девушек.

78

Отличительной чертой севернорусской свадьбы является посещение невестой бани утром накануне свадьбы. Топят обычно две подружки, и, причитая, зовут невесту в баню. В баню невесту могли вести или девушки, или специально приглашённый колдун – человек, обладающий магическими способностями. Мытьё в бане носило, прежде всего, сакральный характер: считалось, что таким образом можно смыть признаки «старой» жизни. С этого момента девушка становилась для членов общины женщиной – переход из прежнего качества в новое через ритуальное посещение бани состоялся: прекращается ритуальное молчание невесты – она может говорить, с глаз её снимают повязку-платок – она «обретает» зрение. После бани невесту одевают во все новое, не ношенное, иногда сразу делают прическу замужней женщины (в некоторых традициях невесте распускают волосы непосредственно в церкви, а смена прически происходит сразу после венца, у церкви).

Последняя предсвадебная вечерина-девичник в доме невесты проводится накануне дня свадьбы. Утром, сразу после появления жениха в доме невесты, проходит обряд прощания с красотой (кое-где она называется молодостью, волей), который является кульминационной точкой всего свадебного ритуала. Красота — предмет невестиной одежды, чаще всего лента из ее косы как символ чистоты, девичества, расставание с которым трагично по сути. Невеста оплакивает свою былую девичью жизнь, пытается отдать свою красоту родным (чаще всего — младшей сестре, чтобы та скорее вышла замуж), подругам или природе (деревьям, травам, цветам).

Плачи невесты отличаются особой манерой исполнения, поскольку важным ее компонентом является пантомима — язык жестов.

Приезд свадебного поезда в дом невесты открывает следующую, не менее яркую по драматизму сцену. Если обряд проводов красоты завершает личную трагедию самой невесты, то появление поезжан («чужих», «враждебных» сил, даже жених именуется в причитаниях «чужим чужанином») разрешает конфликт между родом невесты и родом жениха, знаменует драматургический перелом в ритуале, поворот к его светлой, праздничной стороне. С этого момента условная «война» двух родов завершается передачей невесты в «лагерь» жениха.

Под причет родители благословляют невесту. Мать хлестается, целует дочь, отец в сопровождении подруг ведет ее за стол, к жениху. Затем молодых выводят из -за стола, благословляют — вся эта сцена по-прежнему идет под групповую причеть девушек. Только с отъездом к венцу хоровой причет завершается. Первая, наиболее драматичная часть свадебного обряда заканчивается проводами невесты под венец. Вторая часть свадебного действа проходит в доме жениха, куда молодые в сопровождении свадебного поезда приезжают после церкви. При входе в новый для невесты дом молодых осыпают пухом или крупой (чтобы жизнь их была лёгкой и изобильной). Начинается основное свадебное пиршество, во время которого невеста одаривает родню жениха, а род жениха новых родственников со стороны невесты. В этот момент исполняются особые величальные песни. Обязательным атрибутом праздничного стола является ритуальный хлеб, который пекут в канун свадьбы и делят между всеми участниками застолья.

После брачной ночи в некоторых местностях устраивали шуточную холодную баню для молодых, отправляли молодуху по воду, которую гости нарочно расплескивали. В целом утро послесвадебного дня отмечено общим весельем и произвольным песенным наполнением (исполняются лирические песни, частушки, инструментальная музыка).

Заключительным этапом свадьбы считается первое посещение молодыми отчего дома, куда она прибывает в гости в уже статусе замужней женщины.

Традиционный обряд погребения.

Так же, как родинный и свадебный, похоронный ритуал относится к «переходным» обрядам, выполняющимся по схеме «отчуждение — смерть — возрождение». В процессе ритуала все выполняемые действия над покойным можно условно развести по двум

79

направлениям. Часть из них обеспечивает, по народным представлениям, безболезненный переход человека из этого мира в другой, именуемый тем светом. Другая часть ритуальных действий направлена на ограждение мира живых от мира мертвых, формирование определенной защиты от сил того света при помощи развитой системы оберегов.

Образы и представления о том свете, как правило, являются непременным элементом поэтики жанров, обслуживающих погребально-поминальную обрядность (плачи, причитания и духовные стихи). В мифологическом традиционном сознании тот свет характеризуется весьма четкими параметрами и по своему устройству во многом аналогичен реальному миру. Образ того света имеет вполне традиционное изображение в виде обширного пространства, подобного миру живых, открытого «на все четыре сторонушки». Соединяет оба мира понятие пути — это может быть дорога, река, для переправы через которую в гроб умершему кладут деньги, чтобы тот мог заплатить или выкупить себе место в том мире. Иногда конфигурация пути на тот свет может быть и другой: по Земле — до Реки — дальше круто поднимается вверх к Престолу Всевышняго, что отражает преломление в народном мифологическом сознании образов и символов христианства.

Свету реального мира противопоставляется темнота того света. С этим представлением связан обычай закрывать медяками глаза покойного, поскольку взгляд его считался опасным для живых (ср. с «открытием» серебром глаз младенцу). Сам момент наступления смерти в плачах и причитаниях нередко описывается через аналогию отделения души от тела и прощания с белым светом.

По традиционным представлениям, на «том свете» человеку предстоит такая же активная жизнь, что и на этом, поэтому определенные ритуальные действия носят специально незавершенный характер: гроб сколачивается «на скорую руку», хлеб для поминальной трапезы недопечен, очень часто в гроб кладут незаконченную покойным работу. Согласно традиционному мировоззрению, все эти действия на «том свете» должны обрести завершенность.

Таким образом, смерть в народном мифологическом сознании представляется как определенная смена места жительства, как некое новоселье. По аналогии с домом обставляется пространство нового места обитания человека: иногда ему кладут еду, удобную обувь. На Севере гроб даже именуется домовиной. Часто в поэтических текстах причитаний и духовных стихов содержится просьба от лица покойного о том, чтобы ему изготовили «дом», прорубили в нем три окошечка и т.п.

Граница между «этим» и «тем светом» находится на окраине села, рубеже деревни. Граница эта вполне проходимая: покойники могут по особым поминальным дням (девятый, сороковой со дня смерти) и праздникам (Радуница, Пасха и др.) возвращаться назад. Особенно значим их приход в новом статусе — предков, родителей — в дни календарно-земледельческих праздников.

Как и невеста в момент ритуальной смерти, покойник для живых людей должен сменить привычный облик, стать существом безличным, безымянным. По сути своей переход человека в разряд предков представляет процесс с обратным вектором по сравнению с другими его переходами в новый статус (рождение, свадьба). Если новорожденного в социум вводил обряд имянаречения, то покойный наоборот должен утратить и имя, и возраст, т.е. лишиться всякой индивидуальности. Таким образом, предки предстают как сообщество анонимов. Поэтому в плачах и причитаниях, как правило, упоминание имени умершего всячески избегается: текст излагается либо от первого лица

— от самого умершего, либо обращение к нему выражено в безличной форме. Считается, что именно предки могут влиять на урожай, обеспечивать приплод

скота, однако предками могут стать совсем не все умершие, а только умершие своей смертью и, что немаловажно, умершие в почтенном возрасте, т.е. израсходовавшие свою жизненную энергию на этом свете (остальные относились к разраду «нечистых», которых

80