Джордано Бруно

Джордано Бруно (1548 — 1600) (Ноланец) родился в местечке Нола у подножия Везувия и потому говорил, что Вулкан (бог огня) ему родня, что подтверждается всей его жизнью, полной огненного подвига служения Истине. Оставив в 1576 г. доминиканский монастырь и духовное звание, он скитался по Европе, всюду сталкиваясь с преследованиями или глухим непониманием, — в Италии, Швейцарии, Франции, Англии, Германии.

«И так как в мире идет постоянная война между светом и тьмой, между наукой и невежеством, то повсюду я подвергался ненависти, брани и оскорблениям, даже не без опасности для жизни» (10: 194). Потеряв надежду найти почву для своих идей на чужбине, Бруно возвращается на родину, где его ждало предательство, долгий процесс инквизиции и сожжение на костре.

В юности, однако, по его собственному свидетельству, он был приверженцем материализма в духе Эпикура и Лукреция. По-видимому, это была реакция на схоластизированного Аристотеля, с изучения которого начиналось философское образование Бруно. Но в зрелые годы его взгляды стали более близки Платону, неоплатоникам и особенно Николаю Кузанскому, к «философии более созерцательной». Впрочем, Бруно все равно ценил материализм выше Аристотеля: материализм не следует отвергать и можно даже изучать, «если у вас есть досуг».

Хотя и в терминологии, и в понятийном аппарате Бруно влияние Аристотеля так и останется доминирующим, взгляды Аристотеля ценятся им невысоко, так как они «больше опираются на воображение и далеки от природы». Основные произведения Бруно — диалоги «О Причине, Начале и Едином», «О бесконечности, Вселенной и мирах», «О героическом энтузиазме».

Долг философа. Так же как и Сократ, Бруно считал философствование служением Богу. Как могу я быть безразличным, писал он, «...к божественному долгу, согласно которому мы не должны уподобляться слепым, но предназначены стать водителями ослепших и в этом теле человеческого сообщества сопричислены к тем, кому предписана должность и участь глаз... и на кого возложено в меру сил служить истине и свету».

Как верил Бруно, божественный долг философа — быть «глазами человечества». Глаза — важнейшая часть тела: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мф., 6: 22, 23). Истинный философ возводит в мышлении человечества многое к Единому и тем проводит свет Единого в сознание человечества. Аналогичным образом истинная поэзия озаряет чувства людей, а истинная религия — дух.

Более того, для Бруно истинная религия и истинная философия в конечном счете совпадают, так как Истина едина, а познание Истины есть наилучший способ почтить ее и приблизиться к ней. Поэтому философ подобен жрецу культа Света и своей мыслью устанавливает связь между Единым и миром людей.

«Религия» Бруно. Как в древности Сократа и Протагора, Бруно обвиняли в посягательстве на религиозные ценности, в то время как он, напротив, стремился вернуть им связь с жизнью и опытом. Бога нужно искать, но не в Библии и не в экстазах мистиков, а «...в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери-природы, в ее истинном образе, выраженном физически в бесчисленных живых существах, которые сияют на безграничном своде единого неба (т. е. в звездах и планетах), живут, чувствуют и мыслят, и восхваляют высочайшее Единство».

«Так обратим же лицо свое к восхитительному сиянию света, прислушаемся к голосу природы и будем в простоте духа и с чистым сердцем следовать мудрости, полагая ее превыше всех прочих вещей» (10: 194).

На обвинительном процессе одно из основных обвинений инквизиции состояло в том, что он утверждал: «если бы я захотел, то мог бы достичь того, что в мире будет только одна религия» — и это, скорее всего, его действительные слова.

Гносеология. Диалектика Бруно исходит из диалектики Кузанца, с той разницей, что Бруно наполняет ее более реальным живым содержанием. Полярности, лежащие в основе всего сущего, для Бруно есть не просто умозрительные принципы, но живые действующие силы (притяжение и отталкивание, созидание и разрушение и т. д.). «Если мы хорошо обдумаем, то увидим, что уничтожение есть не что иное, как возникновение, и наоборот». Бруно проводит единство онтологии и гносеологии: поскольку разум не «принадлежит» человеку, но скорее действует через него, то и процесс познания человеком мира есть действие, совершающееся посредством человека, — действие гармонизации и интеграции мироздания.

Природа посредством человеческого познания восходит от многого к Единому по тем же ступеням, по которым Единое нисходит к множеству. «Мы, подымаясь к совершенному познанию, ... сворачиваем множественность, как при нисхождении к произведению вещей разворачивается Единство» (11: 144). Иными словами, познание есть космический процесс, обратный процессу творения мира, дополняющий и завершающий его — возведение мира к совершенству, к единству, к Богу.

Учение «о двух книгах». В вопросе соотношения опыта и откровения как двух источников знания Бруно придерживался концепции «двух книг», которую до него исповедовали Аверроэс, Кузанец, Кардано, Телезио. Это учение заключается в том, что одна и та же Единая Истина была открыта Богом человеку двумя способами: через «Книгу Природы» и «Книгу Откровения», так что по любой из этих книг можно познать Причину и Начало мироздания, Бога.

В Средние века это учение служило оправданию научного познания перед лицом теологии, признавая, что Книга Откровения более точна и совершенна, чем Книга Природы, так как дана непосредственно Богом, в то время как Книга Природы постигается через «мутное стекло» чувств. К XVI в. «Книга Природы» стала цениться выше.

Точка зрения Бруно может быть выражена словами его современника Орфелиуса: «Говорят, есть два сокровища, одно — написанное слово (verbum scriptum) и другое — слово, ставшее фактом (verbum factum). В verbum scriptum Христос до сих пор запеленут в своей колыбели; но в verbum factum Слово воплощается в божественных творениях и там, образно говоря, мы можем дотронуться до него своими руками».

Учение о Началах — центральный пункт зрелой философии Бруно. Он развивает учение о Началах мироздания, более свободное от ограничений церковной и аристотелевской догматики, чем у кардинала Николая Кузанского, хотя по сути и не противоречащее основам христианства. Бруно говорит о Боге как о Едином Начале Начал, в котором сходятся и совпадают все начала и причины. Но такое Начало было бы абсолютно запредельно нашему познанию. Поскольку же мы приходим к познанию Бога усилием своего разума и веры, мы постигаем в Нем, по Бруно, два Начала, Причину их разделения и смешения и результат их Смешения.

Единое. Ставя Единое высшей целью познания и стремления разума, Бруно всячески подчеркивает отличие своего Единого от Единого Аристотеля и перипатетиков (даже неоплатоников). По его мнению, у них (особенно у перипатетиков) единое бытие, субстанция, лежащая в основе мира, — не более чем отвлеченное понятие, пустая логическая форма.

Для Бруно Единое, хотя оно и доступно лишь для очей разума (и то едва-едва), все же представляет собою живую диалектическую реальность: как источник бытия и жизни, оно пульсирует в каждом атоме, как Разум — в биении мысли каждого мыслящего существа. Единое — само по себе и в виде двух Начал, формы и материи — достойно не только познания, но восхищения, почтения, благодарности, как Причина и Начало всего этого прекраснейшего универсума. Это — «истинная религия», религия любви, которую Бруно исповедовал, на взгляд инквизиции, слишком прямолинейно.

В Едином совпадают все противоположности: минимум и максимум, природа и Бог, материя и форма, изменчивость потока и постоянство законов, возможность и действительность. Противоречивые суждения об одной и той же вещи оказываются в Нем истинными.

Бруно принимает положение Кузанца о том, что «только Бог есть все то, чем Он может быть» (и потому называется Кузанцем possest, «возможность-бытие») — в Боге «действительность и возможность одно и то же». Принципиально новое по отношению к Кузанцу — то, что у Бруно в этом possest «возможность» есть материя, а «бытие» — форма. В Боге они сходятся, совпадают и есть Одно и То же, поэтому надо сказать, «что все, сообразно субстанции, едино, как это, быть может, понимал Парменид, недостойным образом рассматриваемый Аристотелем» (11: 106).

Бог, как «первая субстанция», Первое Начало, Единое Начало Начал, есть, с одной стороны, «активная возможность», идеальные «формы-прообразы», согласно которым материей производятся все вещи. Но, с другой стороны, «Она же (Первая Субстанция) есть материя, пассивная возможность, подлежащая, пребывающая и присутствующая, приходящая почти всегда к Единому.

Ибо не существует как бы нисходящего свыше подателя форм, который бы извне образовывал вещи и давал дм порядок». То есть, «Бог» в обычном понимании как активное, творческое начало во Вселенной, и «материя», согласно Бруно, есть лишь два равнозначных аспекта Единого, различаемые в нем только разумом. «Материя в действительности неотделима от Света, но различима только лишь с помощью разума».

Разум и действительность. Бруно, вслед за Платоном («Филеб», 27b), называет Разум не «Началом», как форму и материю, а Причиной. Отличие Начала от Причины состоит в следующем: Начало — «то, что внутренним образом содействует устроению вещи и остается в следствии, как, например, материя и форма, остающиеся в составе, или же элементы, из которых составляется вещь и на которые она разлагается» (11:61). Причина же — «то, что содействует произведению вещи внешним образом и имеет бытие вне coстава, каковы действующая причина и цель...» (Там же).

Разум, как утверждал Бруно (а до него — Платон, Кузанец и др.), есть начало всякой меры и основание всех границ. В терминологии XIX в. разум можно назвать «трансцендентальным основанием действительности». Разум, выделяющий в Едином полюса деятельного и пассивного начал, является первым условием множественности. Поэтому вся действительность, частью которой является и человек, условна и относительна.

По отношению к Единому все вещи являются «ликами» или «волнами на поверхности»: «И то, что образует множественность в вещах, — это не Сущее, не Вещь, но то, что является, что представляется чувству и находится на поверхности вещи» (11: 141). «...Все это, производящее в телах разнообразие формирования, восполнения, фигур, цветов и других свойств и общих определений, есть не что иное, как различное лицо одной и той же субстанции, преходящее, подвижное, изменяющееся лицо неподвижного, устойчивого и вечного Бытия» (11: 139).

Проекция, тень не может воздействовать на другую проекцию или тень, поэтому между вещами чувственно воспринимаемой действительности невозможно причинно-следственное взаимодействие. Причина любой вещи или события есть условие ее относительного бытия — то, что соединило полюса Начал — а это, по определению Платона и Бруно, есть только Разум.

Разум «никому не принадлежит». Разделение на «мысль» и «мыслящего» — чисто логическое, и не существует субъекта мышления, отличного от самого мышления. Можно было бы сказать, что мысль «мыслит сама себя». Поэтому человеческий разум неотделим от Божественного Разума, как луч света — от самого света.