5. Известный советский сюжет

Один из вариантов в «игре национализмов» развивается следующим образом: выраженное национальное государство (скажем, Россия как русское государство) включает компактно проживающие на своих (можно — исконных) территориях этнические меньшинства. Культурно-административное развитие меньшинств (осуществленное уже в рамках советского национально-государственного строительства) создает их властную элиту/бюрократию ядро нацие-формирования. С развитием властных претензий этой элиты этнические группы «зреют» как прото-нации на этнической основе, а, точнее говоря, сами группы все больше становятся полем, где начинает работать в определенном ключе организующий символ нации, «язык достоинства и состоятельности», где возникает новый горизонт политического суверенитета и присутствия-в-мире.

Советское государство способствовало институциализации этничности как политической категории, фиксируя этничность в паспортах и фиксируя территории как домены этнических элит. Этническая элита, со своей стороны, стремится обрести новые политические горизонты, становясь государственной бюрократией, создавая новое почти-государство как свою собственность, и нация здесь предстает этнополитической общностью, имеющей и реализующей право на собственную государственность (тем более что некая государственность могла «быть» в истории)...

Наконец, 1991 год. Группе этнических элит и ведомых ими прото-наций удается закрепиться в международно-правовом пространстве в качестве новых национальных государств. Речь идет о той части элит и наций, которая именно благодаря еще своей присоветской биографии оказалась в номинации «союзных республик», хотя в этой номинации присутствуют и изобретенные в СССР «нации» (молдавская, например), и «исторические нации», культурные элиты которых начали свое нацие-конструирование еще в царской России (эстонская, грузинская). Что касается прото-нации некоторых из бывших автономий, их можно назвать «вторым эшелоном» грядущего самоопределения вне контура России.

Новые национальные государства в пределах бывшего СССР возникли именно ДЛЯ этнических наций, усилиями их элит и политических движений, и национальная политика таких государств «эксклюзивная», гражданство их зависит от этнического происхождения жителей, оказавшихся прописанными здесь на День независимости (5). Нацией для этих государств выступает этническая общность, реализовавшая свое национально-государственное право. Но идет время, и целый перечень факторов заставляет элиты новых государств переходить к иной модели нации, менять свою рабочую версию национализма: закрепив свое государство как этнический домен, обезопасив его этническое лицо, элиты позволяют себе перейти к более цивильной (в буквальном смысле) модели. Теперь уже все население, в том числе и иноэтнические меньшинства, может фигурировать в качестве частей новых наций (если хотят, конечно, и обозначают свою лояльность тем или иным образом). Нация теперь может трактоваться как гражданская, политическая общность, и права человека уже могут быть, наконец, рассмотрены и иногда соблюдены.

Проблемы возникают как противоречия в истолкованиях и политической активности приверженцев различных интерпретаций — что есть нация: если грузинская этническая «нация» имеет право быть (государством на своих территориях), почему этого права лишена осетинская «нация»?

Это противоречия борющихся элит и массовых настроений, но выступают они как противоречия между уже-нациями (национальными государствами) и прото-нациями (этно-нациями), вызревающими «в теле» «чужих» национальных государств и устремленными к созданию «своего» государства (грузинская или эстонская нации вызревали еще «в теле» СССР с тем, чтобы самим впоследствии стать всеми уважаемыми ядрами новых гражданских наций. Ядрами, которые, создав свое государство и обеспечив себе «мировое удостоверение/достоинство», втягивают в орбиту своего культурно-исторического развития оказавшиеся на «его» территории этнические меньшинства). Острота проблемы состоит в том, что новые национальные государства, создаваемые ДЛЯ определенной (государствообразующей) этнической группы, своими границами охватывают территории других этнических ареалов. Традиционен сюжет, когда часть территории новых государств имеет население, изрядно приверженное другому национальному проекту, другой уже-нации или прото-нации. Легитимность нового государства для этих групп вещь весьма проблематичная и она есть фактор кризиса этих государств, испытание их состоятельности. Есть разная тактика реагирования: Грузия уносит Южную Осетию, громко декларируя гостевой характер присутствия осетин и подтверждая/закрепляя их отчуждение от новой нации-государства (радикальная национальная политика Гамсахурдиа), или придерживается идеи культурной автономии, пытаясь сделать из южных осетин грузинских граждан — часть грузинской гражданской нации (либеральный вариант национальной политики).

Но всегда, помимо институтов и символов, используемых новым государством и его элитами с тем, чтобы обосновать «правомерность» своей власти для иноэтнических групп (и обосновать их статус — «гости», «граждане»), существует и комплекс обстоятельств самих этих групп (6), модели и проекты их собственных элит. Именно этот комплекс обстоятельств (от исторической судьбы до языка и способов встроенности элит в «чужое» государство и его экономику) и позволяет в целом прогнозировать, насколько успешной будет интеграционистская тактика нового государства или она заведомо обречена на неудачу, и тогда «лучше сразу заявить о том, кто же в доме хозяин».

Грубо говоря, конструируя свою нацию (используя этот символ в том или ином значении, действуя в соответствии с этим истолкованием), этнические элиты СООТНОСЯТ свои проекции, прослеживают траектории своих «контрагентов», вслушиваются в наборы акцентируемых партнерами обстоятельств и взвешивают шансы на успех той или иной тактики. Формирование нации, пробуждение солидарности вокруг этого символа, доминирование неких его истолкований в одной группе всегда носят коррелятивный, соотносящийся характер. Это формирование себя в соотнесении с другими происходит в нескольких полях.

Заключая этот пункт изложения, добавим: две фазы нацие-строительства — этнонациональная и политико-гражданская — и подпирающие их идеологические истолкования символа нации задают определенный спрос на рынке этнологических парадигм. Кажущаяся естественность и неизбежность, с которыми этническая элита рождает свое национальное государство, усиливает спрос на примордиалистские мифы о «законах этнической эволюции», «циклах развития», об этнической общности как некоем организме, развивающемся по этим законам и в силу их нуждающемся в своем этническом же государстве, экономике и т.д. «Этнонационализм ищет свои корни во временах незапамятных, приписывая себе черты изначальной сущности» (7). Но вот создано новое государство, и усиливается спрос на конструктивизм — теоретический подход, акцентирующий активный характер различных субъектов в делании наций и, соответственно, утверждающий широкие возможности уже существующих государств в деле надэтнического нацие-строительства.

Теперь уже новые государственные границы, навязываемые меньшинствам, новые гражданские идентичности начинают утверждаться как новые фетиши, не менее «обязывающие» и «извечные», чем кровь или почва, чем «этнический цикл» или «формационная стадия». В этом новом навязывании меньшинствам хотят сказать, что их прошлое — миф, их традиции — сегодняшнее изобретение, их чувства — целиком спровоцированы, а их судьба — игрушка в руках элит. И если одни говорят нам, что мы уже существуем единой осетинской нацией, потому что эта «нация была всегда», то другие уверяют нас, что мы можем быть частью русской или грузинской нации. И говорят они это так, что это возможное гражданское состояние возникает во вполне узнаваемом стиле примордиальной предзаданности: то есть — можем быть, так как ДОЛЖНЫ быть, хотим мы того или нет (такова «историческая реальность» и специфика современной политической карты).