- •1. Этнический подъем и вызов национальной состоятельности
- •2. Этнический подъем и его теоретические отражения
- •3. Прикладной характер российской этнополитологии
- •4. Нации и национализмы (несколько общих моделей)
- •5. Известный советский сюжет
- •6. Национальное государство и этнические меньшинства
- •7. Коррелятивный характер «делания наций». Российское нацие-строительство как контекст для осетинской судьбы
- •8. Мы в российском поле
- •9. «К россии издалека — любовь»
- •11. Субэтническое поле
- •12. Заключение
- •Примечания:
12. Заключение
То, что называют «этно-национальной идеей», наполняется соперничающими истолкованиями культурной специфики и территориальных границ этнической группы, ее судьбы и прав, ее интересов и вызовов ей. Функция национальной идеи состоит, вероятно, в том, чтобы отвечать на вопрос — как возможна «национальная состоятельность». Поэтому эта «идея» всегда подвижна и изменчива. Она изменчива в зависимости от того, что именно считается достойным («борьба с империей» или «верность» ей, этническая стратификация или гражданская солидарность, метафизическая самобытность или свое государство), как именно, с помощью каких практически-политических шагов или символов эта состоятельность обретается. В конечном счете это спектр инструментальных идей, обосновывающих «уникальность», если не «избранность» этнической общности и объясняющих, как и почему эта уникальность должна быть политически защищена (чаще всего обычно — «своим государством»). «Уникальность» утверждается, ищется в различных полях — культурном, территориальном, политическом, религиозном, «метафизическом», наконец (19). Утверждается — всегда в отношении кого-то, каких-либо доминирующих в этих полях субъектов. Я попытался говорить здесь о самоопределении политическом, уделяя больше внимания одному из внешних полей.
Тенденции в развитии осетинской «национальной идеи» определяются диалогом нескольких ориентации, нескольких версий того, какой «должна быть Осетия», как она должна быть рекон-
{пропущено место по вине издательства}
тура становятся (или долго были) сферой privacy, святым или заброшенным этнографическим эпизодом в их личной судьбе как русских граждан. Этот сдвиг оставляет этничность по ту сторону политико-правовой реальности и именуется ассимиляцией. Роль этой ориентации состоит в том, что она отчасти удерживает национальное развитие в орбите российских, можно полагать, модернизационных процессов и гражданских перемен.
Оппозиция отмеченных ориентации, явная или скрытая, приводит «национальную идею» к старому «критерию воронки»: о способности этнической группы или ее элиты быть ядром надэтнической, территориально-гражданской солидарности, быть инструментом ее пробуждения. И тогда уже не столь важно — будет ли эта солидарность выражением «национальной идентичности» (вне рамок русской нации) или «выраженного регионального самосознания на основе специфической культуры и автономных политических институтов» (в рамках России).
Примечания:
1. См. в настоящем издании реферированный перевод — Smith, Anthony. Geology or gastronomy? How nationalism makes nations //Nations and Nationalism, v.1. 1995. Cambridge Press.
2. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. П., 1989.
3. См., например, Перепелкин П., Шкаратан О. Экономический суверенитет республик и пути развития народов //Советская этнография. 1989. №4. Из более свежих продуктов в рамках данного подхода можно назвать: Андреев А. Этническая революция и реконструкция постсоветского пространства //Общественные науки и современность (ОНС), 1996. №1.
4. Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самосознания в конце XX века //Этничность и власть в полиэтнических государствах. М.: Наука, 1994.
5. Здесь можно различить прото-нации, устремленные к сецессии, и «нации», получившие независимость после Беловежского соглашения. Последние не придерживались эксклюзивной политики за ненадобностью, так как эти государства возникли и без сильного этнонационального движения.
6. Среди обстоятельств, затрудняющих легитимацию новой нации-государства для иноэтнических групп, можно назвать: уже фиксированную в политических институтах этничность (наличие своей национально-территориальной автономии); наличие этнического ядра или своего национального государства по ту сторону новой границы; конфликты в истории между титульным большинством и иноэтническим меньшинством: продолжительность и компактность проживания на данной территории, тип ее освоения; характер этнической элиты. И самое существенное — характер нацие-строительства в новом государстве проживания.
7. Комарофф Дж. С.59.
8. Очерк существа этих четырех моделей является в значительной степени реферированным изложением части следующего источника: Rogers
Brubaker. Nationhood and the National Question in the Soviet Union and Post-Soviet Eurasia: An Institutional Account //Theory and Society 23: 47–78, 1994.
9. Эта «проекция» имеет своим видным представителем А.И.Солженицына («Как нам обустроить Россию?»). Можно еще упомянуть — Печенев В. Существует ли в Российской Федерации национальная и региональная политика? //Наш современник. №№ 11, 12. 1994.
10. См. критерии «естественной обоснованности таких изменений» — Ситнянский Г. Естественные границы: какой быть новой России? //ОНС: Общественные науки и современность. № 6. 1994.
11. Андреев А. Этническая революция и реконструкция постсоветского пространства //ОНС. №1. 1996.
12. Там же.
13. Вишневский А.Г. Демографические изменения и национализм // Социологический журнал. 1994. №1.
14. Тишков В.А. Этничность, национализм и государство //Вопросы социологии. 1993. №1/2. С.19.
15. Там же.
16. Данная асимметрия воспроизводится как специфическая нормальность. На Кавказе русские рефлексируют «нормальность» своего положения совершенно иначе, чем, скажем, в Прибалтике: на фоне маячащего «позади» обыденных, рутинных и личностных связей анонимно-символического и реально-практического давления, сами эти связи в их «нормальности» воспринимаются как сверхценность, как нечто особенное, и русский должен постоянно осваивать эту асимметричную нормальность как свое благо и чужое благодеяние, как свое достояние и как достоинство титульных соседей. Это гораздо более требовательная нормальность, она требует специфической и регулярной взаимности со стороны русского — его солидарности и причастности к коллективным устремлениям коренного большинства, и он их демонстрирует, часто не зная сам, искренне ли, или просто потому, чтобы его оставили, наконец, в покое. (Кстати, эта декларированная лояльность русских меньшинств, тождественная их молчанию, часто используется режимами как интернациональный камуфляж.)
17. В силу того, что ингуши выпадают из обиходного использования этой идеологемы (выпадают из «народов Осетии»), то данная идеологема читается как «народы, солидарные с Осетией», то есть согласные с определенным распределением политических ролей.
18. Как-то Вилен Уарзиати сказал, что осетинская культура будет развиваться в направлении, когда каждый ее носитель овладеет богатством обоих осетинских [языков] в равной мере.
19. См., напр. Царикаев А. Осетинский путь. Опыт национальной метафизики //Дарьял. №1. 1996.
20. Здесь можно упомянуть, в частности, издание книги М. Блиева и В.Дегоева «Кавказская война» и ту вполне идеологическую дискуссию («русско-имперской» и «кавказофильской» партий), которая развертывается вокруг нее. В соседних республиках эта книга представляется в качестве традиционной для осетин апологии русской колонизации.