5. Известный советский сюжет

Один из вариантов в «игре национализмов» развивается следующим образом: выраженное национальное государство (скажем, Россия как русское государство) включает компактно проживающие на своих (можно — исконных) территориях этнические меньшинства. Культурно-административное развитие меньшинств (осуществленное уже в рамках советского национально-государственного строительства) создает их властную элиту/бюрократию-ядро нацие-формирования. С развитием властных претензий этой элиты этнические группы «зреют» как прото-нации на этнической основе, а, точнее говоря, сами группы все больше становятся полем, где начинает работать в определенном ключе организующий символ нации, «язык достоинства и состоятельности», где возникает новый горизонт политического суверенитета и присутствия-в-мире.

Советское государство способствовало институциализации этничности как политической категории, фиксируя этничность в паспортах и фиксируя территории как домены этнических элит. Этническая элита, со своей стороны, стремится обрести новые политические горизонты, становясь государственной бюрократией, создавая новое почти-государство как свою собственность, и нация здесь предстает этнополитической общностью, имеющей и реализующей право на собственную государственность (тем более что некая государственность могла «быть» в истории)...

Наконец, 1991 год. Группе этнических элит и ведомых ими прото-наций удается закрепиться в международно-правовом пространстве в качестве новых национальных государств. Речь идет о той части элит и наций, которая именно благодаря еще своей присоветской биографии оказалась в номинации «союзных республик», хотя в этой номинации присутствуют и изобретенные в СССР «нации» (молдавская, например), и «исторические нации», культурные элиты которых начали свое нацие-конструирование еще в царской России (эстонская, грузинская). Что касается прото-нации некоторых из бывших автономий, их можно назвать «вторым эшелоном» грядущего самоопределения вне контура России.

Новые национальные государства в пределах бывшего СССР возникли именно ДЛЯ этнических наций, усилиями их элит и политических движений, и национальная политика таких государств «эксклюзивная», гражданство их зависит от этнического происхождения жителей, оказавшихся прописанными здесь на День независимости (5). Нацией для этих государств выступает этническая общность, реализовавшая свое национально-государственное право. Но идет время, и целый перечень факторов заставляет элиты новых государств переходить к иной модели нации, менять свою рабочую версию национализма: закрепив свое государство как этнический домен, обезопасив его этническое лицо, элиты позволяют себе перейти к более цивильной (в буквальном смысле) модели. Теперь уже все население, в том числе и иноэтнические меньшинства, может фигурировать в качестве частей новых наций (если хотят, конечно, и обозначают свою лояльность тем или иным образом). Нация теперь может трактоваться как гражданская, политическая общность, и права человека уже могут быть, наконец, рассмотрены и иногда соблюдены.

Проблемы возникают как противоречия в истолкованиях и политической активности приверженцев различных интерпретаций — что есть нация: если грузинская этническая «нация» имеет право быть (государством на своих территориях), почему этого права лишена осетинская «нация»?

Это противоречия борющихся элит и массовых настроений, но выступают они как противоречия между уже-нациями (национальными государствами) и прото-нациями (этно-нациями), вызревающими «в теле» «чужих» национальных государств и устремленными к созданию «своего» государства (грузинская или эстонская нации вызревали еще «в теле» СССР с тем, чтобы самим впоследствии стать всеми уважаемыми ядрами новых гражданских наций. Ядрами, которые, создав свое государство и обеспечив себе «мировое удостоверение/достоинство», втягивают в орбиту своего культурно-исторического развития оказавшиеся на «его» территории этнические меньшинства). Острота проблемы состоит в том, что новые национальные государства, создаваемые ДЛЯ определенной (государство-образующей) этнической группы, своими границами охватывают территории других этнических ареалов. Традиционен сюжет, когда часть территории новых государств имеет население, изрядно приверженное другому национальному проекту, другой уже-нации или прото-нации. Легитимность нового государства для этих групп вещь весьма проблематичная и она есть фактор кризиса этих государств, испытание их состоятельности. Есть разная тактика реагирования: Грузия уносит Южную Осетию, громко декларируя гостевой характер присутствия осетин и подтверждая/закрепляя их отчуждение от новой нации-государства (радикальная национальная политика Гамсахурдиа), или придерживается идеи культурной автономии, пытаясь сделать из южных осетин грузинских граждан — часть грузинской гражданской нации (либеральный вариант национальной политики).

Но всегда, помимо институтов и символов, используемых новым государством и его элитами с тем, чтобы обосновать «правомерность» своей власти для иноэтнических групп (и обосновать их статус— «гости», «граждане»), существует и комплекс обстоятельств самих этих групп (6), модели и проекты их собственных элит. Именно этот комплекс обстоятельств (от исторической судьбы до языка и способов встроенности элит в «чужое» государство и его экономику) и позволяет в целом прогнозировать, насколько успешной будет интеграционистская тактика нового государства или она заведомо обречена на неудачу, и тогда «лучше сразу заявить о том, кто же в доме хозяин».

Грубо говоря, конструируя свою нацию (используя этот символ в том или ином значении, действуя в соответствии с этим истолкованием), этнические элиты СООТНОСЯТ свои проекции, прослеживают траектории своих «контрагентов», вслушиваются в наборы акцентируемых партнерами обстоятельств и взвешивают шансы на успех той или иной тактики. Формирование нации, пробуждение солидарности вокруг этого символа, доминирование неких его истолкований в одной группе всегда носят коррелятивный, соотносящийся характер. Это формирование себя в соотнесении с другими происходит в нескольких полях.

Заключая этот пункт изложения, добавим: две фазы нацие-строительства — этнонациональная и политико-гражданская — и подпирающие их идеологические истолкования символа нации задают определенный спрос на рынке этнологических парадигм. Кажущаяся естественность и неизбежность, с которыми этническая элита рождает свое национальное государство, усиливает спрос на примордиалистские мифы о «законах этнической эволюции», «циклах развития», об этнической общности как некоем организме, развивающемся по этим законам и в силу их нуждающемся в своем этническом же государстве, экономике и т.д. «Этнонационализм ищет свои корни во временах незапамятных, приписывая себе черты изначальной сущности» (7). Но вот создано новое государство, и усиливается спрос на конструктивизм — теоретический подход, акцентирующий активный характер различных субъектов в делании наций и, соответственно, утверждающий широкие возможности уже существующих государств в деле надэтнического нацие-строительства.

Теперь уже новые государственные границы, навязываемые меньшинствам, новые гражданские идентичности начинают утверждаться как новые фетиши, не менее «обязывающие» и «извечные», чем кровь или почва, чем «этнический цикл» или «формационная стадия». В этом новом навязывании меньшинствам хотят сказать, что их прошлое — миф, их традиции — сегодняшнее изобретение, их чувства — целиком спровоцированы, а их судьба — игрушка в руках элит. И если одни говорят нам, что мы уже существуем единой осетинской нацией, потому что эта «нация была всегда», то другие уверяют нас, что мы можем быть частью русской или грузинской нации. И говорят они это так, что это возможное гражданское состояние возникает во вполне узнаваемом стиле примордиальной предзаданности: то есть — можем быть, так как ДОЛЖНЫ быть, хотим мы того или нет (такова «историческая реальность» и специфика современной политической карты).