Sufizm_i_musulmanskaya_dukhovnaya_traditsia

представители казахской кочевой аристократии и почетные казахи, такие как старший султан Кокчетавского округа Абулхаир Габбасов, волостной управитель Пиралы Габбасов, старший султан Акмолинского округа Арслан Худаймендин, султан А. Аблаев [22, л. 80]. Кроме них, в связи с Мансуровым были обвинены и представители религиозных кругов, в частности имам Кокчетавского округа М. Хабибуллин, саун ^^ Петропавловска Сирадж ад-дин ибн Сайфулла аль-Кызылъяри, семипалатинский мулла Ахмед Мухалидов [22, л. 27, 51].

Несмотря на то что дело Мухаммада Мансурова расследовалось около 10 лет, властям так и не удалось доказать действительную причастность некоторых лиц к числу его мюридов. Обвинение базировалось скорее на косвенных, чем на прямых уликах. Прежде всего это доносы кокчетавских духовных лиц. Так, в апреле 1854 г. имам М. Хабибуллин в своем рапорте на имя генерал-губернатора Западной Сибири заявлял о привлечении на свою сторону «иностранных ишанов» ахуном Петропавловска и казахом К. Айдаровым Кроме того, среди бумаг, изъятых после ареста Мухаммада Мансурова летом 1854 г., было обнаружено письмо петропавловского ахуна Сирадж аддина ибн Сайфуллы аль-Кызылъяри к некоему бухарскому имаму 'Абдулле Рашиту, содержавшее пожелание, чтобы в Петропавловск приехали мусульманские улемы из Центральной Азии, и инструкцию о том, как получить временный вид на жительство [22, л. 80 об.—81]. Однако наибольшее подозрение вызвала другая бумага, обнаруженная у Мансурова. Проживая какое-то время в Петропавловске под видом

^^ В axyuQ российская администрация видела лицо, знающее мусульманские науки и «сведущее в разборе спорных гражданских дел и по разделу имений». См. подробнее: [21, с. 184—185].

См.: [22, л. 22]. Из показаний Сирадж ад-дина ибн Сайфуллы аль-Кы- зылъяри власти выяснили, что кроме Мухаммада Мансурова в Петропавловске было еще 2 ишана. «Лица, встречавшиеся с ними, объясняли, что будто бы лица этого звания (ишаны. — Я. Ш.) имеют свободное проживание в России». См.: [24, л. 5 об.].

^^ Для российских властей «ташкентцы, бухарцы, кокандцы, хивинцы» были скорее этнотерриториальные клише (политонимы), типологизирующие население этнополитических образований Средней Азии— Бухарское, Кокандское, Хивинское ханство и Ташкентское бекство. Сами же эти народы предпочитали скорее конфессиональную идентичность, чем этническую. Местное казахское население выходцев из Средней Азии чаще называло сартами. См. подробнее: [2, с. 26; 6, с. 89]. Интересно, что в своих бумагах Мухаммад Мансуров называл себя и «ташкентцем», и «кокандцем», а то и вовсе «казахом». Однако власти идентифицировали его как беглого татарина, который долгое время скрывался в среднеазиатских пределах [22, л. 665 об.].

234

где могут временно остановиться паломники, а также о передаче его в ведение петропавловского ахуна Сирадж ад-дина ибн Сайфуллы альКызылъяри [22, л. 10 об.—11]. Не располагая какими-то более весомыми доказательствами (тем более что среди бумаг ахуна не было обнаружено никаких дополнительных свидетельств, обличающих его), власти, тем не менее, завели против ахуна следственное дело и в августе 1854 г. взяли его под арест. Весьма туманно сформулированное предварительное обвинение давало повод через обвинение аль-Кы- зылъяри «...в каких-то (курсив наш.— П. Ш.) тайных и вредных сношениях» с Мансуровым окончательно признать его «...неблагонадежным, изобличенным в разных противозаконных поступках». Следствие постановило, в частности, выяснить, «не имели ли они (альКызылъяри и М. Мансуров. — П. Ш.) какого-то предумышления о реформе или о чем-либо другом, более или менее сего вредном» [22, л. 80 об.—81, 82]. Очевидно, что делу пытались придать таким образом политический характер, нащупать в нем явные или скрытые связи в пределах Казахской степи, которые могли проявиться как организационная форма сопротивления имперскому порядку.

Имеющиеся источники не позволяют нам сделать какие-либо определенные выводы о связях Сирадж ад-дина ибн Сайфуллы альКызылъяри с Мухаммадом Мансуровым тем более не дают они основания утверждать, что это учение каким-то образом подрывало государственные устои или усиливало религиозный фундаментализм в Казахской степи. В связи с этим предположительные отношения между ахуном Петропавловска и Мансуровым могли строиться в несколько иной плоскости. Вполне возможно, что обнаруженные письма свидетельствовали о том, что Мухаммад Мансуров был, как и другие торговцы из Петропавловска, посредником, живой связью с культурными и научными центрами Центральной Азии. В глазах кочевников он воз-

^^ В мусульманских источниках, которые были нам доступны, информация еще более скудная. В работах Р. Фахреддина и Ш. Марджани, где есть краткая биография аль-Кызылъяри, встречаются только косвенные ссылки на это дело. См.: [18, т. 2, с. 259, 274; 14, с. 260]. Однако наличие у Сирадж аддина аль-Кызылъяри связи с местными суфийскими кругами установлено в источниках. По данным Р. Фахреддина, его сестра Махбубджамаль была матерью его ученика Ахмедвали ибн Тухфатуллы. Этот человек, так же как и Сирадж ад-дин, учился в Бухаре, а в Самарканде даже получил разрешение проповедовать суфийские учения (тарикат). Р. Фахреддин пишет, что Ахмедвали ибн Тухфатулла стал воспитывать мюридов. См.: [18, т. 3, с. 591— 592].

В среднеазиатских и турецких источниках это арабское существительное множественного числа иногда употребляется по отношению к одному человеку.

235

реплению авторитета его сторонников в кочевом обществе. К тому же, если допустить, что это учение имело суфийскую основу (а как мы показали выше, власти по бумагам Мухаммада Мансурова определили, что он возводил свою силсилу к Баха' ад-дину Накшбанду), можно найти простое объяснение отношениям между социальными группами

впределах Кокчетавского округа. В первую очередь обращает на себя внимание то обстоятельство, что в ходе следствия часть видных казахов, поддержавших кандидатуру Сирадж ад-дина на должность ах\^а

вКокчетавский округ, были признаны как последователи Мансурова ^ . Следствие по делу последнего продемонстрировало, пожалуй, не

только попытку жесткими административными методами ограничить деятельность мусульманских улемов среди казахов, но также все слабости и недостатки российской бюрократической системы, которая, затягивая делопроизводство, оставалась равнодушной к судьбам людей, ставших её жертвами. По истечении десяти лет разбирательств обвинение по-прежнему базировалось больше на догадках и слухах, чем на реальных фактах. Многие свидетели так и не были опрошены, а причастность к делу Сирадж ад-дина ибн Сайфуллы аль-Кызылъяри по-прежнему не была доказана. Тем не менее с 30 сентября 1854 г. по 11 августа 1857 г., пока производилось следствие, он находился под арестом сначала в Кокчетаве, а потом в Омске [22, л. 418, 585 об.]. Только в 1862 г. ахун был освобожден и в 1868 г. скончался по дороге из хаджжа [18, т. 2, с. 274].

Таким образом, распространение суфийского ислама в Казахской степи рассматривалось российской администрацией во второй половине XIX в. в основном через призму политических замыслов. Критика этого вероучения в то же время была непоследовательной. С одной стороны, из-за недостаточно глубокого знакомства с религиознообрядовой и догматической составляющими того или иного «подозрительного» движения власти не могли достаточно ясно идентифицировать суфизм, тем более различить его внутренние подразделения. В результате характеристика явлений, так или иначе связанных с суфизмом, приобретала весьма туманную форму. Описания их российскими колониальными чиновниками зачастую носили весьма обобщенный (в данном случае малопонятный, но устраивающий власти) характер. Они пестрят набором таких неконкретных, но явно оценочных понятий, как «секта», «нелепое учение», «лжеучение». С другой стороны.

^^ Это старший султан Абулхаир Габбасов, волостной управитель Пиралы Габбасов, целый ряд старшин и биев. Чтобы придать делу еще больший размах, в ход было пущено письмо, которое, возможно, было подложным. В нем ахун Петропавловска уведомлял почетных казахов о возвращении их ишана из путешествия к святым местам и выражал пожелание, чтобы они принимали его учение [22, л. 80, 626—627].

236

обращая внимание прежде всего на внешнюю сторону, например на количество последователей, российская администрация имела тенденцию трактовать суфизм как политически и социально «опасное учение». Оправдывая репрессивные меры против мусульманских лидеров, имевших связь с суфийскими институтами и генеалогиями, российская администрация указывала на необходимость разорвать «опасные» связи мусульман Российской империи со Средней Азией и защитить религиозную «ортодоксальность» своих мусульманских подданных от всяких посторонних «лжепророков» и распространяемых ими «лжеучений» Такие учения признавались проявлением мусульманского «фанатизма», который, в свою очередь, объяснялся «невежеством» и «лёгкой возбудимостью» народных масс. Любые действия от имени и во благо ислама почти автоматически классифицировались как «[мусульманский] реформизм», «фанатизм», «суфизм», которые, в свою очередь, объявлялись «сектантскими» течениями, противоречащими общей доктрине ислама и, следовательно, представлявшими угрозу не только имперскому порядку, но и «правоверию» российских подданных из числа среднеазиатских мусульман (см., например: [23; 4, с. 2; 8, с. 10]).

Список литературы

1. Абашин С. Н. Ишаны // Ислам на территории бывшей Российской империи: Энциклопедический словарь / Под ред. С. М. Прозорова. Т. 1. М., 2006. С. 164—165.

2.Абашин С. Н. Национализмы в Средней Азии. СПб., 2007.

3.Абашин С. Н. Россия — Средняя Азия. Т. 1: Политика и ислам в конце XVIII—начале XX в. / С. Н. Абашин, Д. Ю. Арапов, Б. М. Бабаджанов и др. М.,2011.

4.Алекторов А. Е. Исламизм и киргизы // Московские ведомости. 1897. №30. С. 2—3.

5.Гейер И. Ишаны // Сборник материалов для статистики Сыр-Даръ- инской области. Т. 1. Ташкент, 1891. С. 62—82.

6.Гейне А. К. Собрание литературных трудов. СПб, 1897.

7.«Дело» башкирского шайха Зайнуллы Расулева: Царское правительство и суфизм: Сборник документов / Сост. М. Н. Фархшатов. Уфа, 2008.

8.Известие о лжепророке // Восточное обозрение. 1890. № 14. С. 10—11.

9.Из записки миссионера, св5шденника Филарета Синьковского за 1888 г. // Томские епархиальные ведомости. 1889. № 8. С. 3—6.

10.Кемпер М. Суфии и ученые в Татарстане и Башкортостане: Исламский дискурс под русским господством / Пер. с нем. И. Гилязова. Казань,

2008.

^^ В российских источниках того времени часто говорилось о «мусульманских лжепророках», что показывает непонимание авторами мусульманского вероучения.

237

П.Кныш А. Д. Мусульманский мистицизм: краткая история / Пер. с англ. М. Г. Романова. СПб., 2004.

12.Кюгельген А., фон. Расцвет Накшбандийа-Муджаддидийа в Средней Трансоксании с XVIII до начала XIXв.: опыт детективного расследования// Суфизм в Центральной Азии (зарубежные исследования): Сб. ст. памяти Фритца Майера (1912—1998) / Сост. и отв. ред. А. А. Хисматулин. СПб., 2001. С. 275—330.

13.Кюгельген А., фон. Легитимация среднеазиатской династии мангитов в произведениях их историков {XVIII—XIX вв.). Алматы, 2004.

14.Мэржани, Ш. Мустафад аль-ахбар фи ахваль Казан ва Булгар. Казан, 1900. Т. 2.

15.Насенов Б. Об истории бывшего Лбракинского района бывшей Семипалатинской области: Сборник документов и материалов. Т. 1. Кн. 1. Новосибирск, 2002.

16.Сибгатуллина А. Т. Контакты тюрок-мусульман Российской и Османской империй на рубеже XIX—XX вв. М., 2010.

17.Субхан Джон А. Суфизм. Его святые и святыни. СПб., 2005.

18.Фэхреддин, Р. Лсар. Т. 2—3. Казань, 2009—2010.

19.Халидов А. Б. Арабские рукописи и арабская рукописная традиция.

М., 1985.

20.Ходкевич (Шодкевич) М. Ритуалы посвящения в суфийских орденах [Элекфонный ресурс]. URL: http:// www.mestanet.ru/ book/ sufizm/ mhodkevich_ ritualyi_ posvyascheniya_ v_ sufiyskih_ordenah.htm (дата обращения: 13.01.2010).

21.Шаблей, П. С. Ахун Сирадж ад-дин ибн Сайфулла ал-Кызылъяри у казахов Сибирского ведомства: исламская биография в имперском контексте // АЬ Imperio: Исследования по новой имперской империи и национализму в постсоветском пространстве. 2012. № 1. С. 175—^208.

22.Центральный государственный исторический архив Республики Казахстан (ЦГА РК). Ф. 345. Оп. 1. Д. 336.

23.ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 440 («Дело по обвинению бухарца Е. Абдулмакина в распространении ислама», 1854—1855).

24.ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 1588 («Дело по обвинению Ш. Мансурова в распространении религии— ислам среди казахского населения», 1859— 1862).

25.Abu-Manneh, В. The Nakshbandiyya-Mudjaddidiyya in the Ottoman Lands in the Early 19^'^ Century// Die Welt des Islams. 1982. 22. S. 1—12.

26. Babadzhanov, B. On the history of the Naqsbandiya mugaddidiya in Central Mawaraannahr in the late 18^*" and early 19^*" centuries // Muslim culture in Russia and Central Asiafrom the 18!^ to the early centuries / Eds. M. Kemper, Anke von Kugelgen, D. Yermakov. Vol. 1. Berlin, 1996. P. 400-^15.

27.Frank, A. Bukhara and the Muslim of Russia: Sufism, Education, and the Paradox of Islamic Prestige. Leiden; Boston, 2012.

28.History book of the City of Semipalatinsk by Akhund Ahmad-Wali b. Ali

al-Qazani // Materialsfor the Islamic History of Semipalatinsk: Two manuscripts by Ahmad-Wali al-Qazani and Qurban ali Khalidi (ANOR, 11)/ Ed. by Allen J. Frank and Mirkasyim A. Usmanov. Berlin, 2001. P. 5—38.

29. History of Semipalatinsk by Qurban ali Khalidi // Materialsfor the Islamic History of Semipalatinsk: Two manuscripts by Ahmad-Wali al-Qazani and Qurban

238

и. г. Саетов

«Джамаатизация» тярлкятоъ в республиканской Турции: трансформация мусульманских общин

вответ на вызовы модерна

вданной работе исследованы основные изменения, произошедшие с мусульманскими общинами Турции, ранее существовавшими, в частности в форме тарикатов (суфийских орденов или братств), в процессе модернизации. Трансформации рассматриваются с точки зрения нескольких пересекающихся между собой пространств — социального, духовного, политикоинституционального, семейного, образовательного и глобального. Анализируются основные вызовы, с которыми столкнулись мусульмане и которые стали катализатором <<джамаатизации» жизни мусульман в Турции: секуляризация, индустриализация, урбанизация, индивидуализация, размывание традиционных мо- рально-этических ценностей, миграция, информатизация, глобализация. Выявлены цели и задачи джамаатов и предпринята попытка описать риски, которые могут ожидать их в будущем.

Ключевые слова: суфизм, тарикаты, джамааты, ислам и модерн, ислам в Турции, Исмаил-ага, Хизмет, Сулейман Тунахан.

Продуктивное изучение изменений в странах с мусульманским большинством, равно как и попытка экстраполировать современные тенденции на будущее и выстраивать стратегии в отношении этих стран и сообществ, невозможны без понимания внутренних процессов развития ислама и мусульманских общин. Это доказывают и события последних лет на арабском Востоке, и изменения, которые пережили и переживают мусульмане в Малайзии, Турции, России и других странах.

Несомненно, что наибольшее влияние на мусульманские общины в XX в. оказала совокупность процессов, объединяемых в понятие «модернизация», которая происходила в разных формах (вестернизация, советизация и др.). Она способствовала тому, что традиционные типы общин разрушались и люди оказывались в качественно новой реальности— гражданском обществе [16, с. 43—45]. Разрушались связи

240

между семьями и традиционными формами объединения людей. Кланы, роды, тарикаты, квартальные общины уступали место атомарным семьям и отдельным самодостаточным индивидам. Не семья или клан, а индивид становился, таким образом, базовым элементом новой системы (об основных теориях модернизации см.: [13, с. 45—65; 11,

с.620—628; 17, с. 108—114]).

Вто же время мусульманин всегда — член какой-либо общности, течения, движения; вне общины ислама, по крайней мере, способного к развитию и самовоспроизводству, не существует. В айатах 103—105 суры «Ал 'Имран» (3) говорится:

Крепко держитесь за вервь Аллаха все вместе и не распадайтесь. Помните о милости, которую Аллах оказал вам, когда вы были врагами, а Он сплотил ваши сердца, и по Его милости вы стали братьями. Вы были на краю Огненной пропасти, и Он спас вас от нее. Так Аллах разъясняет вам Свои знамения— быть может, вы последуете прямым путем. ... Не походите на тех, которые разделились и впали в разногласия после того, как к ним явились ясные знамения. Именно им уготованы великие мучения [6, с. 74—75].

Хадис пророка Мухаммада гласит:

Моя умма никогда не объединится вокруг неверия. Поэтому будьте вместе (общиной). Поистине, <фука» Аллаха — на джамаате [14].

Другой хадис показывает риски бытия в одиночестве:

Шайтан с тем, кто один; он будет сильно мешать тем, кого двое. Если людей — трое, то шайтан им не помеха [20].

Это лишь некоторые из многих сотен цитат из основных источни-

общины». Сегодня многие мусульманские ученые Турции разрабатывают критерии того, что значит быть «в общине», какая она должна быть; они отмечают, в частности, что количество (общество) не всегда переходит в качество {джамаат). Покойный Махмуд Эсад Джошан, лидер самого «политического» джамаата Турции «Искандер-паша» \ пишет:

^ Джамаат «Искандер-паша», получивший свое название от одноименной мечети в районе Фатих в Стамбуле, является наследником традиций накшбандийского тариката ветви халидийа, восходящей к известнейшему шайху конца XIX в. Ахмаду Зийа ад-дину Гюмюшханеви. Данный джамаат получил известность благодаря тесным связям с исламскими/исламистскими партиями, лидером которых был Неджмеддин Эрбакан (1926—2011).

241

Быть вместе с обществом — не означает быть с джамаатом. Если даже тех, кто оторван от истины, — миллиарды, это разделение, а не объединение. Быть с истиной — быть единым и объединенным, быть с ересью — быть разобщенным [15, с. 54].

Аль-Газали в своем знаменитом трактате «Воскрешение наук о вере» говорил о том, что община— это совокупность мусульман под предводительством амира, которому подчиняется большинство. Поскольку в нынешнее время фактически мусульманских государств нет, нет амира или халифа и нет общей уммы, появляются «неофициальные» мусульманские ученые и лидеры мирового масштаба, джамааты и их вдохновители, от Тарика Рамадана до Фетхуллаха Гюлена (недавно включенного журналом «Тайм» в топ-100 самых влиятельных людей мира наряду с Бараком Обамой в категории «лидеры» [24]). Это фактически новая версия уммы, более современная, самоорганизующаяся, мобильная, но решающая примерно те же задачи — помочь человеку обрести «правильную» среду для праведной жизни и достичь конечной цели мусульманина — попадания в рай. Несмотря на то что модернизации самого ислама в плане пересмотра отношений человека с миром и Богом, на наш взгляд, быть не может [8, с. 55—56], хорошо известно, что мусульмане на протяжении всей истории адаптировались к меняющейся среде, пересматривая методы достижения своих целей, вынося новые фатвы и обогащая исламское право новыми решениями в разделе фуру'/фюру ('ответвлений'; имеются в виду второстепенные вопросы вероучения и ритуальной практики). В XX в., и это есть наша основная гипотеза, турецкие мусульмане предприняли убедительную попытку обратить себе на пользу основные элементы модернизации, о которых писал, например, Питер Бергер [3, с. 127— 133], а именно ослабление компактных общностей, будущность, индивидуацию, умножение выборов и даже секуляризацию.

В первую очередь джамааты делали попытку решить главную дилемму современности для мусульман — совмещение индивидуализма, т. е. отдельных индивидов (см., например: [10, с. 118—122]), которые вместе составляют гражданское общество, и необходимости объединяться, быть одной общиной. Джамааты научились жить в открытом гражданском обществе, используя инструменты модерна в свою пользу. Напротив, в тоталитарном обществе у них практически нет пространства для маневра, поскольку государство подавляет и подменяет собой гражданское общество. Турция с середины XX в. является более или менее демократичным государством, несмотря на жесткий лаицистский режим и доминирование военных, поэтому там эти процессы протекали достаточно динамично и в целом поступательно.

Модернизация, которая фактически уничтожила старый тип общин, включает в себя такие ключевые понятия, как секуляризация,

242

индустриализация, урбанизация, индивидуализация, деморализация, миграция, информатизация, глобализация. Традиционные тарикаты, аскетизм суфиев с присущей им степенью богобоязненности и ориентацией на будущую жизнь оказались неспособны решить проблемы, порожденные этими процессами [25, с. 30].

Основываясь на материалах изучения четырех турецких джамаатов ^ — «Исмаил-ага» (Махмуд Устаосманоглу), движения «Хизмет» (сторонники Фетхуллаха Гюлена) и «Искандер-паша» (нынешним лидером является Нуреттин Джошан), а также джамаат Сулеймана Тунахана [1], — мы постараемся показать, как в этом процессе изменяются и типы самоорганизации мусульманских общин, каким образом ислам в их интерпретации отвечает на вызовы современности и как старые формы, в частности тарикат и квартальное «соседство» (махалля), трансформируются в новые.

Raison d^etre джамаатов

Во все эпохи типы мусульманской самоорганизации отвечали и отвечают условиям, в которых они существовали, — первоначальная умма [4, с. 294] была многоконфессиональной, отражая тем самым демографический состав населения Медины времен пророка Мухаммада; затем она стала более гомогенной, хотя внутри продолжали существовать различия и группировки — традиционные, по происхождению и месту проживания, и собственно исламские: участники первой и основной хиджры (мекканцы) и коренное население Медины {анса- /7ы), т. е. в зависимости от времени принятия ислама; «осчастливленные» попаданием в рай ближайшие сподвижники Пророка, а также сподвижники, не входившие в этот круг; зажиточные мусульмане и неимущие ахль ас-суффа ^ и т. д. При преемниках Пророка (халифах) создаются кружки, появляются различные течения и отколовшиеся группы. Затем возникают школы правоведов и богословов и наконец суфийские и околосуфийские объединения— каландары, ахы, ахль алЬ'футувва, тарикаты, образовательные учреждения, готовившие суфиев, — текке и завийе. Последние, оказавшиеся наиболее гибкой и успешной формой, существуют до наших дней. Однако, бесспорно.

^В данной статье мы не будем каждое обобщение сопровождать ссылкой на источники — архив автора, это представляется нам непродуктивным и требует более развернутой публикации.

^Неимущие мусульмане, жившие при мечети и доме пророка Мухаммада

изанимавшиеся, согласно преданию, заучиванием и толкованием Корана и высказываний Пророка.

243