Иллюстрация:

«Латышская газета»

Елгава, 1822 г.

В конце XVIII и в первой половине XIX в. создается письменная литература на латышском языке. Писатели начинают обращаться к социальным темам, выражающим чаяния народа, все больше появляется переводов русской и западной классики. Начинается систематическое собирание латышского фольклора. Эти новые тенденции стремительно развиваются во второй половине XIX века.

429

ЭСТОНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Вторжение капитализма в мызное хозяйство прибалтийских губерний в последние десятилетия XVIII в. вызвало кризис феодализма, сопровождавшийся крестьянскими волнениями. На грани столетий наиболее видными борцами против произвола прибалтийско-немецкого дворянства были Гарлиб Меркель (1769—1850) и Иоганн Кристоф Петри (1762—1851) — автор трехтомного исторического труда «Эстония и эсты» (1802). Антифеодальные взгляды разделяли некоторые профессора Тартуского университета, вновь открытого в 1802 г. В 1816 г. (в Эстляндской губернии) и в 1819 г. (в Лифляндской губернии) прибалтийское дворянство было вынуждено отменить крепостное право. Но крестьянин освобождался без земельного надела, и в последующие десятилетия его положение не улучшилось. В защиту народа выступали писатели-декабристы А. Бестужев-Марлинский и В. Кюхельбекер (он провел свои детские годы в Эстонии). Вообще в русской литературе 20—30-х годов XIX в. была популярна так называемая «лифляндская тема».

В эстонской словесности начала XIX в. все еще господствовало дидактическое направление, возникшее в 80-е годы XVIII в. В произведениях этого рода помещики нередко выступали в роли благодетелей крестьянства. Такая тенденция

430

характерна и для сборника Иоганна Вильгельма Людвига Луце «Книга сааремааских рассказов» (I—II, 1807—1812), в котором описывается жизнь крестьян острова Сааремаа, содержатся медицинские и хозяйственные советы. Это произведение интересно тем, что оно не опирается на чужие образцы, как появившиеся, скажем, в 1782—1790 гг. сборники рассказов Фридриха Вильгельма Вильмана и Фридриха Густава Арвелиуса. Более совершенны в художественном отношении рассказы Отто Рейнхольда Хольца из его сборника «Чтение в назидание умам и сердцам эстонского крестьянства» (1817).

В начале XIX в. в Эстонии появляются первые стихотворные сборники, например анонимные «Несколько песен» (1806) и «Военные песни ополченцев Эстляндии» (1807) Рейнхольда Иоганна Винклера, а также его сборник басен «Рассказы» (1816). В большей своей части эти произведения строятся по образцам немецких песен и басен. В 10—20-х годах немецкий театр в Таллине ставит первые короткие пьесы на эстонском языке.

Хотя общее руководство страной оставалось по-прежнему в руках дворян (так называемый остзейский особый порядок), сельские хозяева и батраки начали в соответствии с новыми аграрными законами участвовать в самоуправлении волостей и крестьянском суде. В общественной жизни страны возрастает роль эстонского языка. С этим связан рост интереса к духовному миру эстонского народа — к его языку, литературе и фольклору. Так, в сборнике Иоганна Розенплентера (1782—1846) «Материалы для более точного знания эстонского языка» (1813—1832) содержатся не только статьи об эстонском языке, поэзии, литературе и фольклоре, но и оригинальные фольклорные произведения на эстонском языке. «Материалы» положили начало эстонской литературной критике. В этот сборник включены работы как немецких, так и эстонских авторов. Наиболее видным из последних был Кристьян Яак Петерсон (1801—1822), который писал статьи об эстонском языке и опубликовал в переводе на немецкий язык работу по мифологии Финляндии финского фольклориста Кристфрида Ганандера. Петерсон вошел в эстонскую литературу и как автор возвышенных од и пасторалей, пронизанных античными, а также фольклорными эстонскими мотивами. Эти произведения положили начало подлинной эстонской поэзии.

В литературе, предназначавшейся для народа, велась борьба между новопиетистскими и народно-просветительскими тенденциями. Развитие эстонской словесности пошло по второму пути. В литературной жизни 20—30-х годов ведущую роль сыграл Отто Вильгельм Мазинг (1763—1832). Он выдвинул требование создания самобытной литературы и, опираясь на богатства народного языка, немало сделал для развития эстонского литературного языка. В своих «Воскресных чтениях» (1818) и «Эстонской еженедельной газете» (1821—1825) Мазинг популяризировал среди эстонских крестьян общеобразовательные и практические знания.

Наиболее талантливым представителем эстонской прозы 30-х годов был Петер Мантейффель (1768—1842). В повести «Досуг при свете лучины» (1838; в книгу включены и басни, и некоторые стихотворения) правдиво описываются сцены из крестьянской жизни. Образцом для второй повести Мантейффеля «Жизнь Виллема Наави» (1839) (как и для появившейся в следующем году «Винной чумы» Ф. Р. Крейцвальда) в известной мере послужила повесть швейцарского писателя Генриха Даниэля Цшокке «Винная чума» (1837).

В конце 30-х и особенно в 40-е годы произошли существенные изменения как в жизни эстонского народа, так и в развитии его литературы. Все больше появляется книг для народа. Возникают первые литературные общества. В 1838 г. при Тартуском университете было создано Ученое эстонское общество, в деятельности которого принимали участие первые эстонские просветители — демократы Фридрих Роберт Фельман и Фридрих Рейнхольд Крейцвальд. Целью общества стало изучение истории, языка и духовной жизни эстонского народа, а также распространение народнопросветительской литературы.

Действовавшее в Таллине Общество литературы Эстонии обращало главным образом внимание на прибалтийско-немецкую историю. Большое значение имело издание членом этого общества Александром Нейсом «Эстонских народных песен» (I—III, 1850—1852). В этом сборнике эстонские песни даны и в переводе на немецкий язык, что способствовало знакомству с ними читателей других стран. В издание Нейса включены также народные песни, собранные и обработанные Крейцвальдом. Книга «Мифические и магические песни эстонцев» (1854), совместная работа Нейса и Крейцвальда, вышла в Петербурге в издании Академии наук.

Важное значение для развития духовной жизни Эстонии имел приход в литературу писателей-демократов Фельмана и Крейцвальда, которые стояли на позициях крестьянства. Фридрих Роберт Фельман (1798—1850) работал в Тарту врачом, в 1842—1850 гг. преподавал эстонский язык в Тартуском университете. Он был инициатором создания Ученого эстонского общества и его президентом (1843—1850). Художественное

431

творчество Фельмана невелико по объему, но оно сыграло определенную роль в становлении эстонской национальной литературы. Опубликованные в ученых записках Ученого эстонского общества на немецком языке мифологические сказания Фельмана стали известными за рубежом; особенно обратила на себя внимание возвышенным стилем и нравственными идеалами «Утренняя и вечерняя заря» (1844). Когда в Финляндии в 1835 г. появилась 1-я часть «Калевалы», то и в Ученом эстонском обществе возникла идея создания эстонского эпоса. Фельман обрабатывал народные предания, наметил основные сюжетные линии будущего эпоса и развитие образа национального героя и т. д. Эту подготовительную работу Фельмана использовал Крейцвальд при создании «Калевипоэга».

Фридрих Рейнхольд Крейцвальд (1803—1882) был врачом в маленьком городке Южной Эстонии Выру. Он много внимания уделял литературной и фольклористической деятельности. Его называли «отцом песни». Крейцвальд был центральной фигурой в культурной жизни Эстонии XIX в. В 40-х годах он издает просветельские книги для народа. Первой книгой такого рода была вышеупомянутая «Винная чума» (1840). Им написан ряд общеобразовательных книжек; в середине столетия Крейцвальд издает свою самую популярную народную книгу «Рейнеке Лис» (1851). В ней впервые в эстонской литературе остро высмеивается произвол и глупость власть имущих. Знание эстонского фольклора позволило Крейцвальду после смерти Фельмана за короткий срок составить первую редакцию эпоса «Калевипоэг». Она была готова уже в 1853 г., но из-за цензурных препятствий появиться в то время не могла. После дополнительной переработки произведение было издано в 1857—1861 гг. вместе с его немецким переводом.

Наряду с Фельманом и Крейцвальдом, начиная с конца 30-х годов, выдвинулся также ряд других авторов-эстонцев. Они создавали главным образом произведения для народного чтения, опиравшиеся нередко на иностранные образцы. Большую популярность завоевывают произведения, основанные на бродячих сюжетах. Среди них встречаются как сентиментально-элегические немецкие народные книги типа «Геновевы», так и переделки «Жизни и удивительных приключений Робинзона Крузо» Д. Дефо. Среди народных писателей можно назвать Суве Яана (Иоганна Фридриха Соммера) (1777—1851), который рассказывал эстонскому читателю о борьбе русского народа против Наполеона во время Отечественной войны 1812 г. («Русское сердце и русская душа», 1841). Историческим мотивом для другого рассказа Суве Яана «Луйгеский Лаос» (1843) послужил морской бой под Таллином в 1790 г. во время русско-шведской войны 1788—1790 гг. Считается, что при создании образа героя этого рассказа образцом послужил главный персонаж произведения А. Бестужева-Марлинского «Мореход Никитин». Несмотря на наивно-сентиментальную тональность, этот рассказ — один из лучших образцов эстонской прозы первой половины XIX в.

Произведения эстонской литературы начали переводиться на другие языки. В 1842 г. были изданы три мифологических сказания Фельмана на шведском языке. Из эстонской прозы 40-х годов Элиас Лёнрот перевел на финский язык рассказы «Деревянный крест» И. Томассона (изд. в Финляндии в 1851 г.; в качестве образца здесь использовано произведение немецкого автора Христофа фон Шмида) и «Жизнь Виллема Наави» П. Мантейффеля (изд. в Финляндии в 1856 г.).

Образцом для эстонской литературы чаще всего была немецкая литература. Но в творчестве Петерсона и Фельмана можно почувствовать также значительные влияния античной литературы. Связи с финской литературой берут свое начало с вышеупомянутого перевода Петерсона «Финской мифологии» финского фольклориста К. Ганандера (со шведского языка на немецкий язык). Финская мифология и «Калевала» оказали влияние на Фельмана и на Крейцвальда.

Статьи о России, о ее народе, истории и исторических личностях, а также занимательные рассказы и другие развлекательные тексты печатались главным образом в первой половине XIX в. в периодических изданиях, в календарях, газетах и т. д. Эти материалы черпались в основном из немецких источников. «Фрол Силин» Н. Карамзина (первое произведение русской литературы, которое было переведено на эстонский язык) появился в 1806 г. в газете «Еженедельник для народа Тартумаа». Русские влияния особенно ощутимы в творчестве Суве Яана, который был учителем русского языка.

В первой половине XIX в. эстонская литература развивается в трудных условиях. Но, несмотря на это, выдвигаются литераторы из числа эстонцев, создаются первые оригинальные произведения о жизни эстонского народа, идет подготовка к изданию эпоса «Калевипоэг», а главное — определяются перспективы дальнейшего развития. Более разносторонними становятся и международные связи эстонской литературы.

432

ЛИТЕРАТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ДАГЕСТАНА

В конце XVIII в. народы Северного Кавказа окончательно были втянуты в орбиту постоянного военно-политического и социального воздействия России. В результате этого сложного и длительного процесса произошли значительные изменения в жизни северокавказских народов — адыгов (адыги — самоназвание трех родственных народов: адыгейского, кабардинского, черкесского), осетин, балкарцев, карачаевцев, абазин, чеченцев, ингушей, народностей Дагестана. Многие закономерности экономического, общественного и культурного развития Российской империи становятся общими и для народов Северного Кавказа.

Ф. Энгельс отмечает, что, несмотря на колониальный характер экспансионистской политики русского царизма, «Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 27. С. 241).

В силу различия социально-экономических уровней, разумеется, далеко не все общественные процессы, происходившие в России, сказались на жизненном укладе северокавказских горцев, но начало коренных сдвигов в экономике и культуре горских народов было положено именно в XIX в., особенно во второй его половине. Процесс этот развивался трудно, исподволь, постепенно и неравномерно. Но уже наметилось стремление преодолеть патриархальщину и феодальную ограниченность во всех сферах хозяйственной и культурной жизни, проявилась страстная тяга к просвещению и культуре. Документальные свидетельства, которыми располагает в настоящее время кавказоведческая наука, дают возможность говорить о начатках письменности и первых ростках собственно художественной литературы у народов Северного Кавказа конца XVIII — начала XIX в.

В 1798 г. на основе русской графики был создан осетинский алфавит и вышла первая книга на осетинском языке. В 1821 г. с помощью графики грузинского алфавита составлен первый осетинский букварь. К началу XIX в. относится первая попытка Нотауко Шеретлука создать адыгский алфавит на арабской графической основе. Дважды обращался к составлению национальных алфавитов известный адыгский просветитель Шора Ногмов. Один из них был разработан на основе арабской графики (1825), другой — на основе русской (1830). Им же были составлены «Начальные правила кабардинской грамматики» (1843).

До появления письменной литературной традиции основной формой художественного самосознания у народов Северного Кавказа выступает устно-поэтическое творчество.

Характерная примета формирования национальной культуры у этих народов — появление художественных произведений на языках соседствующих народов с более развитой литературной традицией. Наглядным примером этого своеобразного явления служит творчество первого осетинского писателя И. Г. Ялгузидзе (1775—1830). В поэме «Алгузиани», созданной на грузинском языке, автор ратует за духовное единение Осетии с Россией, видя в этом единственный путь, ведущий к процветанию осетинского народа.

Следует отметить деятельность просвещенных горцев из среды адыгских народов — Измаила Атажукина (1771—1812), Шоры Ногмова (1794 (1801 ?)—1844), Хан-Гирея (1808—1842), Казы-Гирея (1808—1863). Все они состояли на службе в русской армии, в России получили военное и светское образование. В историю культурной и общественной мысли на Северном Кавказе они вошли прежде всего как идеологи просветительского движения. Их весьма широкая программа включала в себя такие первостепенные задачи, как создание литературного языка, письменной истории и литературы, формирование национальной интеллигенции и системы светского образования, пропаганда достижений европейской цивилизации, приобщение своих народов к ее нравственно-этическим нормам. Труды Шоры Ногмова «История адыхейского народа...» (1843), «Грамматика кабардинского языка», его преподавательская деятельность, многочисленные проекты Измаила Атажукина, записки и предложения Хан-Гирея «о приведении черкесов в гражданское состояние» путем распространения просвещения и создания школ как для дворян, так и для простонародья», историко-этнографические и беллетристические сочинения Хан-Гирея и Казы-Гирея — все это убедительные свидетельства тех огромных усилий, которые прилагали первые горские просветители, стремясь содействовать общественному и культурному прогрессу своих народов. Центральным положением их программы было сближение с передовой Россией, в чем они видели определяющую историческую перспективу развития края.

Произведения адыгских писателей-просветителей написаны на русском языке, и примечательная

433

их особенность — синкретизм. Для осуществления своей программы северокавказским просветителям приходилось быть не только беллетристами, но и выступать одновременно в роли историков, географов, социологов, лингвистов, этнографов, фольклористов, экономистов. Таким произведениям, как «История адыхейского народа...» Шоры Ногмова или «Записки о Черкесии» (1836) Хан-Гирея, трудно дать четкое жанровое определение. Это история и фольклор, этнография и социология, география и экономика; это в какой-то мере и художественное описание.

Просветительские идеи в чисто беллетристических произведениях Хан-Гирея и Казы-Гирея воплощались в рамках художественно-изобразительной системы, близкой к романтической. Так, например, Хан-Гирей в красочно-романтическом духе обработал несколько черкесских легенд и преданий («Черкесские предания», «Князь Канбулат», «Наезд Кунчука»). Его герои либо рыцари долга и чести, либо жертвы необузданных страстей, характеры сильные, неукротимые; конфликты и ситуации, в которые они попадают, необычны и исключительны (кровная месть, любовные драмы, кончающиеся гибелью влюбленных, героическая смерть во славу родины и т. д.). Это объясняется тем, что литературная деятельность первых северокавказских писателей совпала с расцветом романтизма в русской литературе. Ее влияние особенно наглядно проявилось в выборе героя. Просветителям были близки личности активные, глубоко сознающие свой гражданский долг. Именно поэтому они ставят в центре своих произведений натуры сильные, независимые, целеустремленные, воплощая в них нравственный идеал — высокое мужество, благородство, честь, долг, справедливость, человеколюбие, такие понятия, как свобода, преданность отчизне.

Такой тип благородного героя-гражданина, в определенной мере близкий к концепции героической личности, типичной для романтизма декабристов, преобладал в творчестве Хан-Гирея. Но различие состояло в том, что если писателям-декабристам под этим отвлеченным идеалом свободолюбия мыслился политический борец за социальную свободу, то северокавказским просветителям такой тип героя импонировал своей высокой гражданственностью, стремлением к благу родного края. Причем в понимании блага они исходили из чисто просветительских задач культурного и нравственного преобразования общества путем просвещения.

Казы-Гирей известен как автор двух произведений: «Долина Ажитугай», написанная в жанре путевого очерка, довольно широко культивировавшегося в среде писателей-романтиков, и «Персидский анекдот» — своеобразная «восточная повесть» аллегорического содержания. Оба произведения были опубликованы в пушкинском «Современнике» в 1836 г. Если в первом из них автор, описывая свою поездку по родным местам, предается горестным мыслям о настоящем родного края, разоренного губительной войной, и утешает себя надеждой на его возрождение, то «Персидский анекдот» представляет собой своеобразную аллюзию, прозрачный намек на нравы, господствовавшие при николаевском дворе. В этом произведении Казы-Гирей использовал традиции пародирования «восточной повести», получившей в конце XVIII в. весьма широкое распространение в творчестве русских писателей. Известно, что литературные опыты Казы-Гирея были высоко оценены Пушкиным и Белинским. В первом номере «Современника» (1836) Пушкин писал о «Долине Ажитугай»: «Вот явление, неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей, черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно».

Казы-Гирей

Рисунок Г. Гагарина. 1842 г.

434

Реалистические тенденции в творчестве Хан-Гирея ощутимо дают о себе знать в его исторических жизнеописаниях. Хан-Гиреем был задуман цикл «Биографии знаменитых черкесов» и написаны две такие биографии — «Бесльний Абат» и «Князь Пшьской Аходягоко». В них он стремится раскрыть историческую детерминированность поведения своих героев, придавая им не только историческую, но также национальную и социальную определенность.

Особый регион на Северном Кавказе составляют литературы народов Дагестана. Этот горный край объединил несколько национальностей: аварцев, даргинцев, кумыков, лакцев, лезгин, табасаранцев, татов, а также множество этнических групп. Общность исторических судеб этих народов, социально-этническая и духовная близость предопределили возникновение у них литератур с идентичными в своих ведущих чертах этапами становления и развития, что дает основание рассматривать этот ряд разноязычных литератур как целостную литературную систему с присущими ей закономерностями и своеобразием идейно-художественного процесса.

Появление первых образцов письменной литературы у народов Дагестана восходит к XVI в. Особую роль в формировании национальных литератур здесь сыграли многовековые контакты его народов с культурой древнего и средневекового Ближнего Востока. Как официальная религия ислам утвердился в Дагестане в XV в. Вместе с исламом в дагестанскую среду проникали арабский язык и литература. Влияние арабского языка было столь значительным, что в условиях многоязычия населения региона он стал языком науки, политики, официального делопроизводства, литературы. Созданные на арабском языке на протяжении XVI—XIX вв. исторические хроники: «Дербент-наме», излагающая историю Дербента IX—XI вв., «Тарих-и Дагестан», «Тарих-аль-Баб», компендий «Ал-Мухтасар», ряд малых хроник типа «Ахты-наме», а также многие сочинения по праву и теологии, принадлежащие дагестанским авторам, отличались известными художественными достоинствами.

Среди писателей, создававших произведения на арабском языке, наибольшей известностью пользовались Тайгиб из Харахи (XVI в.), Мухаммед Кудутлинский (XVI—XVII вв.), Шаабан из Обода, Дамадан Мегебский (XVII в.), Абубекир Аймакинский, Магомед Убринский, Гасан Эфенди Кудалинский, Дибир-Кади Хунзахский, Дауд Усишинский (XVIII в.), Саид Араканский (XIX в.) и др. Имена многих из них были известны в свое время не только на Кавказе, но и на мусульманском Востоке. Отличительная черта сочинений этих авторов, как и произведений писателей других народов Северного Кавказа, — ярко выраженный синкретизм. Будучи религиозными в своей основе, они включали в себя также исторические и географические сведения, философские и этические воззрения. Многие из этих авторов были не только учеными-теологами, но и талантливыми поэтами. Среди них особо выделялись Абубекир Аймакинский, Мухаммед Кудутлинский.

Значительное место в дагестанской арабоязычной литературе занимали также религиозно-назидательные стихотворные жанры — турки, мавлиды, проповедующие догматы мусульманской религии. Вместе с тем в произведениях арабоязычных писателей зарождаются новые тенденции — авторы стремятся противопоставить раскованную мысль религиозной ортодоксии. Рационалистические идеи проникают в творчество Мухаммеда Кудутлинского и Дамадана Мегебского. В поэзии Гасана Кудалинского наряду с моралистической тематикой заметно внимание к повседневным заботам человека.

Хотя первые произведения дагестанской литературы зародились и бытовали в иноязычной оболочке, они отражали историческую и реальную жизнь своего края. По свидетельству академика И. Ю. Крачковского, эта литература для кавказских горцев «не была экзотикой или завозным украшением внешней учености: ею действительно жили. Эти хроники в самом деле читали и перечитывали, с волнением переживая вновь отраженные там события». Но арабский язык и арабоязычная письменность в Дагестане на протяжении длительного времени оставались доступными лишь феодальной верхушке, мусульманскому духовенству и ограниченному кругу современной интеллигенции. Ход культурного развития края диктовал необходимость преодоления иноязычного барьера, преграждавшего путь широким массам населения Дагестана к письменной литературе на родных языках.

На рубеже XVIII—XIX вв. Дибир-Кади Хунзахским был разработан алфавит на арабской графической основе, отразивший фонетические особенности дагестанских языков. Так возникла «аджамская» письменность, появились первые литературные памятники на языках народов Дагестана. К ним относится перевод на аварский язык известного памятника древнего Востока сборника «Калила и Димна», осуществленный Дибир-Кади Хунзахским, а также других произведений восточной словесности. Литература на родных языках стала теснить

435

арабоязычную, хотя литературное двуязычие продолжало оставаться характерной приметой культурной жизни многонационального Дагестана. Известное оживление арабоязычного творчества в Дагестане наблюдается в 30—50-е годы XIX в., в период национально-освободительной борьбы горцев под руководством Шамиля, когда арабский язык становится официальным языком военно-теократического государства имамата.

Среди дагестанских писателей эпохи Кавказской войны достаточно четкой была дифференциация по отношению к движению мюридизма. Так, лагерь противников движения образовали поэты Саид из Араканы, Юсуф из Аксая, Аюб из Дженгутая, Нурмагомед из Хунзаха и др., а лагерь сторонников и идеологов движения составляли Магомед Яраги, Мухаммед Тахир-ал-Карахи, автор хроники «Блеск дагестанских шашек в некоторых шамилевских битвах», Гаджи-Мухаммед Согратлинский, создатель поэмы о героических подвигах горских повстанцев и др. Несмотря на идеи мюридистского фанатизма, хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи — значительное явление в художественном воссоздании народной жизни.

События Кавказской войны выдвинули поэтов также из демократических слоев населения. Наиболее яркая фигура из этого ряда — Магомед-Бег из Гергебиля. Его художественное наследие дошло до нас в далеко не полном объеме: всего несколько исторических песен и две эпические поэмы «Ахульго» и «Пленение Шамиля». Эти произведения созданы в традициях народной эпической поэзии, без религиозной риторики и патетики. Поэта прежде всего привлекают реальные события и конкретные люди этой героической эпохи. Он славит героев бескорыстных и самоотверженных, клеймит алчность, корыстолюбие, продажность феодальной знати, наибов. Социальные позиции и симпатии автора четки и ясны.

Существенную разновидность дагестанской литературы рассматриваемого периода составляла так называемая «устная литература», бытовавшая в формах устной передачи, но создававшаяся творческими индивидами. Ярким представителем этой поэзии был Саид Кочхюрский (1767—1812), в песнях которого с особым драматизмом прозвучала тема социальной несправедливости. Саид Кочхюрский, ослепленный за смелые поэтические обличения, проклинает палача и взывает к возмездию: «О кровавый хан Сурхай! // Как ни буйствуй, ни карай — // Ропщет разоренный край. // Жди расплаты, черный ворон!» (Пер. Д. Голубкова). В первой половине XIX в. также начинается творческий путь прославленных дагестанских певцов Омарла Батырая (1826—1910) и Йырчи Казака (1830—1879). Поэты славят свободу личности, клеймят социальные пороки общества.

Своеобразное явление в художественной литературе Дагестана рассматриваемого периода представляла собой ашугская поэзия. Бытуя исключительно в устной форме, она также несла на себе черты авторской индивидуальности как в идейно-тематическом строе произведения, так и в его художественно-изобразительных средствах. Поэзия ашугов исполнена глубокого жизненного содержания. В центре их творчества — человек любящий и страдающий, изнемогающий от непосильного труда и нищеты, гневно протестующий против тирании и притеснителей.

В этот период зарождаются русско-дагестанские литературные связи. Так, в газете «Кавказ» публикуются произведения дагестанца Д. Шихалиева, в их числе «Рассказ кумыка о кумыках». Это было первое свидетельство формирования литературно-публицистической традиции на русском языке в литературах Дагестана, традиции, которая впоследствии даст импульс к возникновению жанров научно-художественной публицистики.

Таким образом, литература народов Дагестана конца XVIII — начала XIX столетия представляла собой достаточно сложное и неоднородное в эстетическом отношении явление. Яркий самобытный облик придали ей богатые традиции национального фольклора. От устно-поэтического творчества народов Дагестана унаследовали устная, ашугская поэзия и письменная литература демократическую и гуманистическую направленность, социально- и национально-освободительный пафос, богатейшие художественно-изобразительные средства. Иноязычный опыт родной литературы и образцы национальной словесности, с их широкой опорой на народный художественный опыт, стали тем фундаментом, на котором впоследствии выросла национально-самобытная литература, представлявшая собой единую многонациональную эстетическую систему этого региона.

Литературы Закавказья [первой половины XIX в.]

436

ВВЕДЕНИЕ

История литератур народов Закавказья первой половины XIX в., как и в предшествующие периоды, отличалась рядом общих черт и национально-индивидуальных особенностей. Общие черты формировались под влиянием политической истории региона, его административно-экономического положения и объективных закономерностей литературного процесса. Политическая история была чрезвычайно драматической. Тифлис (Тбилиси) в 1795 году был оккупирован и разрушен воинством персидского шаха Ага-Мухаммед Каджара. Город горел восемь дней. И в этом огне сгорали не только материальные, но и многие духовные и культурные ценности. Дружеский союз Грузии с Россией, позже движение за присоединение к России Восточной Армении и Азербайджана вызваны были стремлением их народов защитить себя от захватнических притязаний шахского Ирана и султанской Турции, сохранить само свое физическое существование. Это движение завершилось в первой трети XIX в. На три его десятилетия приходятся кровопролитные русско-иранские и русско-турецкие войны, в которых Россия одержала важные военно-политические победы. Гюлистанский (1813), Туркманчайский (1829) мирные договоры с Ираном, затем Адрианопольский мирный договор с Турцией (1829) закрепили присоединение Закавказья, в том числе и Северного Азербайджана, к России. Южный же Азербайджан с центром в г. Тебризе остался под властью Ирана и с тех пор развитие северной и южной частей Азербайджана пошло разными путями.

Присоединение к России принесло народам Закавказья долгожданный мир. Они избавлялись от феодальной раздробленности и междоусобиц, от опустошительных набегов агрессивных соседей, подстрекаемых в немалой степени колониалистскими притязаниями европейских держав, борьбой за их экономические и политические интересы.

Росло население городов, началась промышленная разработка полезных ископаемых. Закавказье вступало на путь капиталистического развития, втягивалось постепенно в общероссийское национально-освободительное движение, приобщалось к передовой культуре России. Естественно, что в общественно-экономическом и политическом планах эти процессы не были безоблачными; они сопровождались антифеодальными и антицаристскими выступлениями крестьянства, ремесленников против местной знати, вкупе с духовенством и представителями дворянства, не желавшей терять свои политические и экономические привилегии. Поводом для подобных выступлений нередко служили непомерные налоги и повинности, налагавшиеся царской администрацией на народные массы, нежелание в ряде случаев считаться с местными особенностями и обычаями, русификация, проводимая в ущерб интересам развития национальных культур и литератур.

Однако при всех объективных исторических противоречиях и трудностях в эту пору закладывались основы сближения народов, консолидации их национальных культур, укреплялись связи с передовой русской культурой. Огромным стимулом для развития новых тенденций в литературах Закавказья стали идеи декабристского движения. Ведь еще в годы Отечественной войны с наполеоновской Францией многие представители грузинского, армянского и азербайджанского народов служили в действующей армии, не только сражаясь бок о бок с русскими воинами, но и вступая в тесные контакты с русскими офицерами, некоторые из которых становились затем членами тайных освободительных обществ. После разгрома декабристов на Кавказ были сосланы В. Кюхельбекер, А. Бестужев-Марлинский, А. Одоевский. С Кавказом связаны судьба А. Грибоедова, многие страницы жизни и творчества А. Пушкина, М. Лермонтова, Д. Давыдова, Я. Полонского и других.

В межнациональном общении, в консолидации прогрессивных писателей и деятелей культуры Закавказья и России большую роль сыграла периодическая печать. В 1816 г. в Астрахани издавалась под редакцией К. Шевардяна еженедельная газета «Аревелян цануцмук» («Восточные известия»). Это была не только первая армянская газета в России, но и первая армянско-русская двуязычная газета. В 1828—1832 гг. в Тифлисе выходит еженедельная газета «Тифлисис уцкебани» («Тифлисские ведомости») — на русском и грузинском

437

языках (с 1829 г. печатается также на фарси, в 1832 г. — на азербайджанском языке).

В письме П. Сенковскому А. Пушкин писал, что «Тифлисские ведомости» единственная русская газета, которая имеет свое лицо и в которой встречаются интересные статьи. На Кавказе армянская периодическая печать возникла в 40-е годы XIX в. В 1846 г. в Тифлисе издавались армянская газета «Ковкас», в 1850—1851 гг. политическая, торговая и литературная газета «Арарат» под редакцией Г. Патканяна. Велика была роль таких культурных центров, как школа Нерсесяна (1770—1857) в Тифлисе или Лазаревский институт восточных языков (открытый в Москве в 1815 г.), из стен которых вышли многие выдающиеся деятели культуры и литературы Закавказья и России.

В то же время армянская, азербайджанская, грузинская литературы развивались на основе своих собственных национальных традиций. В новый этап своей истории они вступили с разным идейно-эстетическим багажом и разными художественными накоплениями. Общим для них был процесс демократизации, охвативший довольно широкие сферы духовной жизни, культуры и литературы. Не в последнюю очередь он коснулся творчества народных певцов-ашугов, продолжавших традиции трагически погибшего на ступенях тифлисского храма поэта Саят-Новы, сочинявшего на трех языках. В поэзии армянских, азербайджанских ашугов (Шамчи Мелко, Шюкухи, Ашиг Пери, Набати и др.) усилился героико-патриотический пафос, заметно расширялась тематика песен, росло чувство личностного самосознания и необходимости коллективных усилий для противостояния общему врагу. Происходила смена художественных методов, направлений и стилей, отражавших общественные потребности нового времени, народные устремления, а также обозначивших конец литературного средневековья. Так, например, в армянской литературе на смену классицизму с его преимущественным вниманием к древности и средневековью, тоской по утраченной в давние времена государственности (П. Минасян, А. Багратуни) наметился переход к литературе, в которой запечатлелось столкновение личности с косными феодальными порядками, с церковью, с культом старины (А. Аламдарян, М. Тагиадян и др.). Шла борьба между старым армянским языком грабаром — языком классицистских, историографических и исторических сочинений и шедшим ему на смену, быстро развивающимся новым, народным языком — ашхарабаром, на котором создавались уже в первой половине века самые значительные художественные ценности (роман Х. Абовяна «Раны Армении», поэзия Г. Алишана и др.). Следует помнить и о том, что армянская литература, ее традиции складывались в Восточной и Западной (турецкой) Армении и во многих других странах мира (старые очаги армянской культуры существовали в городах Индии — Калькутте и Мадрасе, в Венеции, в Константинополе).

Новые веяния в общественной жизни грузинского народа, также связанные с бурным ростом национального самосознания, отразились в творчестве блестящей плеяды романтиков — основоположника грузинского романтизма А. Чавчавадзе, поэта Г. Орбелиани, позднее С. Размадзе, М. Туманишвили, В. Орбелиани. Вершинным явлением романтизма стало творчество Николоза Бараташвили.

В грузинском романтизме видное место занимала также историческая тематика («Заздравный тост» В. Орбелиани, «Судьбы Грузии» Н. Бараташвили и т. д.). Демократизация языка грузинской поэзии в значительной степени связана была с освобождением от ориентализма, орнаментальности, с интенсивным освоением опыта русской и мировой литератур. А. Чавчавадзе, тесть А. Грибоедова, много переводит Пушкина, Корнеля, Расина, армянский поэт романтик Г. Алишан в те же примерно годы переводит «Песнь о колоколе» Шиллера и одну из песен поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» Байрона. В начале 30-х годов по инициативе Г. Эристави и В. Орбелиани был осуществлен перевод на грузинский язык комедии Грибоедова «Горе от ума».

Обновление жанрового состава литературы в истории всех трех народов связано с появлением национальной драматургии и театра (Г. Эристави, Х. Абовян, М. Ф. Ахундов).

Во всех трех литературах романтизм отличался синкретичностью, вбирал в себя элементы других художественных направлений. Так, Хачатур Абовян, будучи романтиком по своей духовной сути, палитре красок, устремленности к идеалу свободы, положил начало в 30—40-х годах демократически-просветительскому направлению армянской общественной мысли.

Просветительские тенденции были характерны и для азербайджанской литературы первой половины XIX века. Особенностью азербайджанского просветительства была классовая недифференцированность, общедемократический характер, определявшие и его силу, и его слабости: «...оно вместило в себя идеалы революционной буржуазии: антисословность, личностное сознание, культ свободного знания, светского образования; но и от революционной демократии (главным образом русской) оно взяло немало: например, атеизм, радикализм, воинственный

438

дух мятежа... вообще негативизм. Слабостью же здесь была крайняя неоднородность в позитивных решениях...» (Я. Караев).

Ускоренное развитие художественной культуры и общественной мысли приводило к быстрой смене одними этапами других, еще не до конца проявивших и не исчерпавших всех возможностей. Первыми представителями раннего просветительства в Азербайджане были ученый и поэт Аббас-Кули Бакиханов, поэт Мирза-Шафи Вазех, писатель Исмаил-бек Куткашенский. Они внесли в литературу не только идеи борьбы с религиозным фанатизмом, особенно сильным в мусульманской среде, деспотизмом феодальных владетелей, экономической и культурной отсталостью и разобщенностью народа, но и новые жанры: реалистическую бытовую новеллу, сюжетную поэму, комедию, открыли новых героев, выразили сочувственное отношение к «маленьким людям». Обличительно-сатирическая поэзия достигает своих вершин в творчестве Касум-бека Закира. На этот же период приходится начало и расцвет деятельности азербайджанского философа-материалиста, основоположника азербайджанской драматургии, комедиографа и публициста М. Ф. Ахундова.

Большую роль в становлении творческих индивидуальностей уже названных выше азербайджанских и армянских поэтов и писателей, не говоря о грузинских, сыграл город Тифлис (Тбилиси), где многие из них подолгу жили и работали.

Литературы народов Закавказья постепенно преодолевают национальную замкнутость, вырабатывают новые принципы художественного мышления, осваивают новые жанры, демократизируют язык. Укрепляются связи закавказских литератур между собой и с литературой русской.

448

АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В первой половине XIX в. азербайджанская литература вступает в новый этап своего развития. Этому благоприятствуют существенные исторические сдвиги, происшедшие в жизни Северного Азербайджана в результате его присоединения к России. Благодаря этому была ликвидирована феодальная раздробленность, положен конец вековым ханским междоусобицам и иноземным нашествиям, создавались условия, необходимые для социально-экономической и политической стабильности. Азербайджанская культура и литература, уходящие своими корнями в глубь веков, начинают испытывать благотворное воздействие прогрессивной русской и западноевропейской культуры и литературы.

В 30—40-х годах в ряде городов Азербайджана возникают очаги светского образования и воспитания, открываются уездные училища, новые библиотеки. Издаются учебные пособия и хрестоматии по литературе и языку. Совместная деятельность на научно-педагогическом поприще сближает русскую, азербайджанскую, грузинскую, армянскую интеллигенцию, расширяет круг духовных и научных интересов, укрепляет культурные и литературные связи между народами Закавказья и России. Азербайджанцы испытывают острую потребность в познании истории родной страны, стимулировавшуюся не в последнюю очередь влиянием трудов русских и европейских ученых о Кавказе. На основе первоисточников, живых свидетельств, памятников материальной культуры составляется история Азербайджана, отдельных его ханств. Такие сочинения писали А.-К. Бакиханов (1794—1846), Мирза Адигезалбек (ум. в 1848), Мирза Джамал (1773—1853), Керим-ага (ум. в 1858) и другие высокообразованные люди своего времени.

Большую роль в подготовке и росте азербайджанской интеллигенции сыграли Петербургский и Казанский университеты. В востоковедческих центрах России вырос и стяжал славу крупного ученого Мирза Джафар Топчибашев (1784—1869).

Более пятидесяти лет он преподавал персидский и турецкий языки в столичных учебных заведениях, писал стихи, занимался переводами. В оде «Победная песнь» воспел мужество и героизм, проявленные русским народом в Отечественной войне 1812 г.; перевел с русского на персидский язык «Крымские сонеты» Мицкевича и написал предисловие к московскому изданию этих сонетов в 1827 году. Это предисловие своим восточным духом и оригинальностью привлекло внимание Пушкина. Топчибашев активно сотрудничал в журнале «Телескоп». В статьях его затрагивались проблемы восточной литературы и истории, а также вопросы развития ориенталистики в России.

В 1835 году Топчибашев издал в Санкт-Петербурге книгу, где были собраны его стихотворения на азербайджанском и персидском языках с поэтическим переводом на русский язык. Белинский тепло отзывался об этих стихотворениях. Топчибашев был и одним из пионеров изучения восточной археологии и нумизматики в России; поддерживал дружеские связи со многими деятелями культуры и науки. Среди его учеников по Петербургскому университету был Грибоедов.

Большой вклад внес в науку азербайджанский ученый, «патриарх русского востоковедения» (И. Н. Березин) мирза А. К. Казем-бек (1802—1870). Творческая деятельность Казем-бека протекала в стенах Казанского (1826—1849) и Петербургского (1849—1870) университетов. Он был основоположником Казанской школы русской ориенталистики, являлся организатором и первым деканом восточного факультета Петербургского университета. Казем-бек работал в тесном сотрудничестве с Российской Академией наук, членом-корреспондентом которой являлся с 1835 года. Круг его научных интересов был необычайно широк: лингвистика, литературоведение, история, религия, культура, правоведение, этнография, этимология, география. Казем-бек впервые в истории русских университетов создал курс иранской филологии, он оставил ценные труды по арабской, турецкой и азербайджанской литературам, написал первую в России научную грамматику тюркских языков. Ученый подготовил сокращенный перевод на русский язык «Шах-наме» Фирдоуси, перевел поэму «Гулистан» и отдельные стихотворения Саади. Такие его научные труды, как «О появлении и успехах восточной словесности в Европе и упадке ее в Азии», «Иранский эпос», «Персидская литература», «Эпические сказания древних персов, чем начинается новоперсидская литература», «Мифология персов по Фирдоуси» и др., легли в основу отечественной иранистики. Казем-бек глубоко интересовался историей, культурой и языком русского народа, ратовал

449

за признание и утверждение цивилизаторской роли передовой России по отношению к восточным народам, верил, что «...могучая Россия скоро может соперничать с просвещенными соседними ей державами». Казем-бек пропагандировал восточную литературу в России и одновременно призывал мусульманские народы тогдашней России, в том числе своих соотечественников-азербайджанцев, к приобщению к передовой русской культуре. Он хорошо знал Пушкина, Жуковского, Лобачевского, Толстого, Чернышевского и многих других видных представителей русской литературы, культуры и науки.

В начале 30-х годов завершает описание своих путешествий по Ближнему и Среднему Востоку, Индии, Аравии, Северной Африке выдающийся ученый-географ Зайн-ал-абидин Ширвани (1780—1838). Его сочинения «Рияз ас-Сияхат» («Цветник странствований») и «Бустан ас-Сияхат» («Сад странствований») выгодно отличались от полулегендарных описаний средневековых географов большой фактической точностью и меткостью наблюдений.

Крупным завоеванием новой историко-географической и космографической литературы Азербайджана явились произведения А.-К. Бакиханова «Кашф ал-Гараб» («Открытие диковин»), «Асрар ал-Малакут» («Тайны царства небесного»), «Всеобщая география», из которых первая посвящена истории открытия Америки, вторая — защите представлений о гелиоцентрической системе мира, объяснению строения и физической природы тел солнечной системы, третья — описанию физической, политической, экономической карты мира.

Широтой замысла, богатством фактического материала, непредубежденным отношением к мусульманским народам отличается от сочинений средневековых восточных историков и «Гюлистане-Ирем» (1841, в русском переводе «История восточной части Кавказа») Бакиханова.

Сравнительно медленно обновляется в первой половине XIX в. философская мысль, опиравшаяся на систему средневековых философских концепций мусульманского Востока. Однако новые социальные и духовные потребности развития страны выдвигают перед азербайджанскими мыслителями задачи, связанные с проблемами светской системы воспитания и образования, преодоления средневековой схоластики и с идеями Просвещения. Ответом на злобу дня явились философско-этические сочинения Бакиханова «Тахзиб-ал-Ахлак» («Исправление нравов»), «Китаб-е-Насаих» («Книга наставлений»), «Айн ал-Мизан» («Сущность весов»), в которых нравственное сознание и логическая способность суждения рассматриваются как продукт воспитания и образования.

Прочные творческие связи устанавливаются между передовыми людьми России и Азербайджана также в области литературы и искусства. Грибоедов, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский, Пушкин, Лермонтов, Полонский и др., побывавшие в те годы в Закавказье, проявляли глубокий интерес к азербайджанской действительности, к фольклору и классической литературе азербайджанского народа, способствовали выходу азербайджанской литературы на русско-европейскую орбиту.

С начала 1829 г. стало выходить раз в неделю на персидском языке, а с 1832 г. на азербайджанском языке приложение к первой русской официальной газете на Кавказе «Тифлисские ведомости». С начала января 1845 г. стала выходить также на азербайджанском языке другая официальная русская газета «Закавказский вестник».

Прогрессивные общественные перемены способствовали и демократизации литературы. Появляются сатирические стихотворения, поэмы, рассказы, письма, в которых критикуются феодально-патриархальные нравы и обычаи, бичуются отсталость и невежество, популяризируются идеи просвещения и социального прогресса.

Процессы сближения с реальной жизнью, углубления социального содержания сказались и на творчестве поэтов, писавших свои стихи в традициях народной ашугской поэзии. Касум-бек Закир, Баба-бек Шакир, Мухаммед-бек Ашуг, Андалиб Гараджадаги, Кязим ага Салик, Мустафа ага Ариф, Абдурахман ага Шаир и др. широко использовали жанры и формы устной народной поэзии, такие, как гошма, баяты, герайлы, мушаира. Глубокое постижение классической поэзии, в особенности лирики Физули и Вагифа, богатств фольклора помогало этим поэтам найти точные и простые средства для выражения чувств и мыслей, навеянных новыми тенденциями в жизни. Привлекательными чертами лирики таких поэтов являются оптимизм, внимание к человеку труда, любовь к природе, патриотизм. Для их поэзии характерны живой разговорный язык, интерес к приметам и обычаям народного быта.

В первой половине XIX века получает широкое развитие творчество представителей устной народной поэзии — ашугов. Среди талантливых народных певцов выделялись Ашуг Алы (1817—1907), Ашуг Муса (1755—1840), Ашуг Алескер (1821—1926). Творчество их помогало широким массам противостоять реакционным религиозно-мистическим взглядам, познавать и ценить реальную жизнь, красоту природы. Народные

450

ашуги создавали сатирические произведения, в которых критиковались социальные пороки современной им действительности, а также произведения морализаторского плана; сочиняя новые любовные дастаны, работали и над старыми сюжетами, совершенствуя и обновляя их в духе своего времени. Гуманизм и народность, глубокое уважение к человеку составляли основную черту поэзии как ашугов, так и писавших в том же ключе поэтов.

Наряду с художественными новациями реалистической (европейской) ориентации, большим влиянием в азербайджанской литературной среде первой половины XIX в. продолжала пользоваться и классическая литература народов Ближнего Востока. Среди поэтов, развивавших традиции этой литературы в новых условиях, самой значительной фигурой был Аббас-Кули-ага Бакиханов.

Бакиханов (литературный псевдоним Гудси) родился в семье бакинских ханов. Обучался в Баку и Кубе богословию, персидскому и арабскому языкам и литературе. Затем, уже работая в Тифлисе переводчиком с восточных языков, он основательно изучает русский язык. Живое общение с поэтами, писателями, учеными России и Европы способствуют росту и обогащению его творческой мысли. Осенью 1833 г. он предпринимает поездку в Варшаву и Петербург. Эту поездку Бакиханов по праву считал путешествием, давшим ему возможность ближе «ознакомиться с европейской образованностью». «Я видел много вещей, любопытных для сердца и ума, и старался извлечь из них пользу», — писал он в историографическом сочинении «Гюлистан-Ирем». С начала 1835 г. Бакиханов поселяется в родовой деревне Амсар Кубинской провинции, где и создает большинство своих замечательных произведений.

Личностью и творчеством Бакиханова интересовались многие русские, польские, немецкие, французские поэты, писатели, путешествовавшие по Кавказу, — Пушкин, Грибоедов, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский, художники В. И. Мошков и Г. Г. Гагарин, немецкий поэт Ф. Боденштедт, польский поэт Тадеуш Лада-Заблоцкий, И. Н. Березин, К. Кох и другие.

Бакиханов оставил богатое литературное, научное и философское наследие. Хронологически первым его поэтическим произведением является написанная на азербайджанском языке поэма «Рияз ал Гудс» («Святые цветники»), которая была создана под влиянием религиозно-мистической поэзии. К раннему периоду творчества относится и единственное новеллистическое произведение автора — рассказ «Китаб-е Аскерие» («Книга об Аскере»), повествующее о взаимной любви юноши и девушки, преследуемых фанатичной средой.

Литературная деятельность Бакиханова особенно развернулась с начала 20-х годов в Тифлисе. Свои первые тифлисские впечатления он выразил в стихах «Тифлис», «Среди грузин», представляющих собой реалистические зарисовки грузинского городского быта. Результатом знакомства Бакиханова с русской литературой явился его вольный перевод басни Крылова «Осел и Соловей». Критическое отношение Бакиханова к отсталой мусульманской среде обнаружилось в социальной сатире «Обращение к жителям Тавриза» (1826).

Важное место в поэтическом наследии Бакиханова заняла дидактическая поэма «Мишкат аль-анвар» («Ниша светочей», 1829). Поэма состоит из нескольких частей, сюжетно между собой не связанных. Одна часть соединяется с другой при помощи поясняющего рассказа, который служит своего рода иллюстрацией идеи. Сюжеты этих рассказов почерпнуты главным образом из устного народного творчества и житейского опыта самого автора. В поэму включено множество нравоучений и наставлений, цитаты из Корана и хадисов пророка, апокрифические легенды. Действие в поэме развивается как бы вне определенного времени и пространства. Бакиханов живо и точно выписывает различные бытовые детали и ситуации, что делает эти рассказы и весьма занимательными. Автор поэмы «Ниша светочей» испытал на себе сильное влияние суфийских идей и представлений. Во вступлении к поэме он заявляет, что собирается писать о «тайнах» божества, о «нише его светочей», которой является человеческое сердце. Затем, по примеру суфийских поэтов, он «изъявляет» свое душевное состояние, отягощенное переживаниями, вызванными разлукой с родиной и с близкими, воспевает платоническую любовь. В духе суфийских доктрин поэт превозносит такие добродетели, как воздержанность, терпение, отказ от славы, богатства, власти и мирских наслаждений. Он развивает мысль о том, что человек, опьяненный мирскими благами, не сознает своего состояния подобно тому, как сумасшедший не может осознать, что он лишен ума. Только любовь (понимаемая мистически) может освободить человека от забот, горя и печали бренного мира, только она утолит его ненасытную жажду, погрузит в состояние равновесия между бытием и небытием, жизнью и смертью.

Значительную часть поэтического наследия Бакиханова составляют газели, написанные под влиянием классиков восточной литературы, в частности Физули — крупнейшего мастера этого жанра. Главные их мотивы — беззаветная

451

преданность возлюбленной, жажда свидания с ней, воспевание ее красоты.

Бакиханов оставил также много кыта́, рубаи, мураббе и мухаммасов на азербайджанском, персидском и арабском языках, в которых отразилась сложная и многогранная гамма его идей и чувств. В них мы находим и этико-философские раздумья автора, и его сетования на свое время, на невзгоды и превратности судьбы, и призывы в духе Хайяма к наслаждению жизнью, и гимны природе — гармоническому чередованию времен года, как бы противостоящему душевной неустроенности человека.

Бакиханову принадлежат поэмы «Вознесение мечты» и «Европейское общество», написанные им в Варшаве, ряд стихотворных рассказов наставительно-дидактического характера в духе нравоучительной лирики Саади. В них осуждается деспотизм, венценосцы призываются к справедливости, благоразумию, доброму отношению к подданным. В этих рассказах властелины, как правило, невежды и самодуры, а люди из народа умны, смелы и зачастую ставят в тупик власть имущих находчивостью и сметливостью. Рассказы и басни Бакиханова завершаются морально-философскими сентенциями.

Художественное творчество Бакиханова не было однородным. Произведения, написанные в традициях средневековой восточной литературы, отягощены условными образами, апокрифическими легендами, суфийскими поэтическими символами; произведения, сюжеты которых взяты из современной жизни и действительности, проникнуты просветительскими идеями.

Бакиханов был последним писателем Средневековья и в то же время первым писателем Нового времени. Этим определяется его особое место в истории азербайджанской литературы.

Бакиханову принадлежат большие заслуги и перед литературно-общественной мыслью. Он первым предпринял попытку изложить историю литературы и науки в Азербайджане с XII по XIX в. В своих исследованиях по истории материальной и духовной культуры народов восточного Закавказья Бакиханов сообщает ценные сведения о жизни и деятельности поэтов, ученых, теологов древнего и среднекового Ширвана и Дагестана.

Одним из выдающихся поэтов-гуманистов, успешно продолживших в Новое время традиции классической азербайджанской и восточной поэзии, особенно Омара Хайяма, Хафиза, Физули, был Мирза Шафи Вазех (1792—1852).

Мирза Шафи Садых оглы (Вазех — литературный псевдоним) родился в Гяндже (ныне Кировабад) в семье каменщика, образование получил в Гянджинском медресе, где изучил персидский и арабский языки и литературу. Уже в молодые годы он стал известен как замечательный педагог и каллиграф. Антиклерикальные и антифеодальные стихи принесли ему славу вольнодумца.

А. Бакиханов

Фотография с портрета неизвестного художника. Негатив хранится в Государственном музее азербайджанской литературы им. Низами. Баку.

В Тифлисе он работал преподавателем азербайджанского и персидского языков сперва в уездном училище, затем в гимназии. Среди активных членов литературного меджлиса (кружка) «Дивани-хикмет», основанного им в 1844 г., были Бакиханов, Абовян, Ахундов, в также преподававший в то время французский язык в Тифлисской гимназии немецкий поэт-переводчик Фридрих Боденштедт. Последний опубликовал в Германии в переводе на немецкий язык диван поэта под названием «Песни Мирза Шафи» (1851). Вскоре эти песни были переведены с немецкого на русский, английский, французский, польский, итальянский, чешский и другие языки и имели большой успех.

Вазех противопоставлял настоящих поэтов, служащих народу, тем, кто перепевает избитые абстрактные темы, кто пишет стихи, от которых «веет мечетью». Тематика стихотворений Вазеха разнообразна, но лейтмотивом его творчества является обличение лживости и лицемерия духовенства, социальных пороков, самодурства,

452

трусости и тирании властителей и их приспешников. Он не только издевается над ними, но и грустит, потому что наивный народ верит в «посланцев бога». Вазех считал, что долг поэта — вскрывать общественные язвы и пороки. В критике деспотизма он предвосхитил многих своих современников. В этом отношении характерны такие его сатирико-дидактические стихотворные рассказы, как «Шах издал однажды манифест», «Шах Аббас», «Тимур», «Дервиш». Выражая свое негативное отношение к феодально-клерикальной реакции, Вазех прибегает к литературным мистификациям и иносказаниям.