Комментарии к пьесе «Пигмалион» (там же)

Отправной точкой при создании этой пьесы послужил античный миф о скульпторе Пигмалионе… В пьесе Шоу этот миф, спроецированный на современную драматургу действительность, подвергся парадоксально ироническому осмыслению…. Обращение Шоу к этому мифу определялось самим характером его преобразовательной программы, в системе которой важную роль играла идея перевоспитания современного человека, освобождения его сознания от власти господствующей в обществе лжи. Одну из своих главных жизненных задач драматург видел в том, чтобы содействовать духовному пробуждению людей и тем самым подготовить процесс их перехода на новые, более высокие ступени жизни общества…

Выбор фонетики в качестве средства пробуждения личности также был далеко не случаен для Бернарда Шоу… Шоу, как и его герой, верил в силу слова.

Однако успешный результат предпринятого Хиггинсом «научного» опыта определяется не только его чисто языковой стороной. Его важнейшей предпосылкой является резкое изменение жизненных условий героини пьесы. Хиггинс освобождает ее от гнета бедности, в которой Шоу видел главный тормоз духовного развития народных масс.

Комментарии к пьесе «Дом, где разбиваются сердца» (там же)

«Преступление английской интеллигенции, согласно утверждению Шоу, заключалось в том, что, замкнувшись в своем тесном, обособленном мирке, она предоставила всю область жизненной практики в распоряжение беспринципных хищников и невежественных дельцов. В результате произошел разрыв культуры и жизни. «Сила и культура оказались в разных помещениях». Рядом с домом разбитых сердец расположилось другое символическое здание - Зал для верховой езды, так называемый, Манеж».

«Такое положение вещей и подготовило военную катастрофу». «В разгуле варварства и поругании культуры виновна «культурная, праздная Англия», и Шоу в своей пьесе вершит суд над нею».

«Драматургическая схема чеховских пьес в драме Шоу в соответствии с принципом парадокса оказалась перевернутой. Если у Чехова второе, символически-философское измерение пьесы образует ее подтекст, то у Шоу оно приобретает драматически зримый облик и не только существует на равных правах с реалистическим планом драмы, но и обнаруживает стремление к полновластному овладению сценой.

С этим связана подчеркнутая двойственность образной структуры пьесы. Каждый из ее образов… как бы двоится и поворачивается к зрителю то обыденно-житейской, то условно-символической стороной… Выстроенное по модели корабля старым чудаком капитаном Шотовером, это странное причудливое здание ассоциируется и с английской песней о Британии как владычице морей («Правь, Британия!»), и с легендой о корабле-призраке («летучем голландце»), и, наконец, с Ноевым ковчегом, заселенном различными экземплярами утопающего мира».

Кроме этих видимых персонажей есть еще невидимый, присутствие которого ощущается в атмосфере пьесы - Судьба. «Для Шоу это понятие лишено мистического содержания. Судьба для него - сила исторического возмездия».