Комментарий

84. <НА АРРИЯ>

Видимо, имеется в виду Кв. Аррий, второстепенный оратор «из подручных Красса», упоминаемый Цицероном («Брут», 242). «В Сирию послан он был» (ст. 7), вероятно, в походе Красса на Парфию, начавшемся осенью 55 г. Осмеиваемая манера произношения развилась в латинском языке в I в. до н. э. (отчасти под греческим влиянием), была предметом живых обсуждений (Варрон, Цезарь, Цицерон) и обычно считалась вульгарной («постоянное придыхание делает речь простонародной» — Нигидий Фигул у Геллия, XIII, 6). Катулл именно на то и намекает, что речь Аррия выдает его простонародное происхождение, по крайней мере, по материнской линии («вольноотпущенник дядя», ст. 5). Commoda значит «выгоды» (в частности, займы), insidiae — «козни»; Квинтилиан подтверждает (I, 5, 20 — конец I в. н. э.), что с придыханием произносились даже такие слова, как corona, centurio и praeco, «как это до сих пор можно видеть в надписях; об этом написана известная эпиграмма Катулла».

85

Ненависть — и любовь. Как можно их чувствовать вместе?    Как — не знаю, а сам крестную муку терплю.

Комментарий

85. <О ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ>

По сходству мысли с № 72 и 75 считается, что относится к Лесбии; заключительный образ (excrucior) перекликается с № 76, 10. Не поддается переводу игра глагольных форм, объединяющих вопрос и ответ: «…ты спросишь, почему я это делаю? Не знаю, но что со мною делается, я чувствую…» В греческой поэзии основной образ этого двустишия впервые появляется у легкомысленного Анакреонта (фр. 79: «Люблю и не люблю тебя, / И буйствую и не буйствую…»), а потом становится предметом обсуждения у философов («чрезмерная любовь, говорит Феофраст, часто бывает причиною возникновения ненависти», — Плутарх, «Катон Старший», 37) и из греческой комедии попадает к Теренцию («Евнух», 72: «и тошно, и любовь горит»). Из русских переводов этого непереводимого по краткости парадокса (odi et amo = «ненавижу и люблю»), кроме приведенных в «Дополнениях», заслуживают внимания еще два перевода:

Ненавижу тебя и люблю. — Почему же? — ты спросишь.  

Сам я не знаю, но так чувствую я — и томлюсь.

(Ф. А. Петровский)

Ненавижу ее и люблю. Это чувство двойное.  

Боги, зачем я люблю? и ненавижу зачем!

(Я. Э. Голосовкер)

Первый интересен тем, что в нем подставлено слово «тебя» вместо обычного «ее» (что вполне возможно), второй — смелостью, с какой видоизменена «рассудочная» часть стихотворения, не соответствующая романтическому представлению о Катулле.

86

Квинтии славят красу. По мне же она белоснежна,    И высока, и пряма — всем хороша по частям, Только не в целом. Она не пленит обаяньем Венеры,    В пышных ее телесах соли ни малости нет. Лесбия — вот красота: она вся в целом прекрасна,    Лесбия всю и у всех переняла красоту.

Комментарий

86. <НА КВИНТИЮ»

Квинтия, которую сравнивали с Лесбией, ближе неизвестна (сестра веронского Квинтия, № 82 и 100?). Темой женской красоты стихотворение пересекается с № 43; здесь она заостряется и терминологически (что не поддается переводу) — обсуждается новое в латинском языке слово formosa, которое для Катулла охватывает не только прежнее pulchra «красивая», но и venusta «обаятельная». Ср. Сенека, «Письма к Луцилию», 33, 5: «не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами» (пер. С. А. Ошерова); Петроний, фр. 31:

Мало иметь красоту; не пошлым женщина видом

Полюбовавшись в себе, может мечтать про успех.

Шутки, изящная речь, улыбки, остроты, игривость

Часто бывают сильней, чем чистота естества.

Только там красота, где что-то в ней есть от искусства;

Если же воля слаба, то обаянью конец.

87

Женщина так ни одна не может назваться любимой,    Как ты любима была искренно, Лесбия, мной. Верности столько досель ни в одном не бывало союзе,    Сколько в нашей любви было с моей стороны.