7. Учебно-методическое и информационное обеспечение дисциплины:

а) основная литература:

1) История русской литературы (1930-е – 1956): расширенная прогр. лекц. курса. – Казань, 2003. (252 экз.)

2) История русской литературы (1917-1920-е годы): учебное пособие. – Казань, 2010. (125 экз.)

3) Мусатов В.В. История русской литературы первой половины ХХ века (советский период): учебное пособие. – М., 2001. (151 экз.)

б) дополнительная литература:

1) Голубков М.М. Русская литература ХХ века. После раскола: Учебное пособие. – М., 2001. (2 экз.)

2) Давыдова Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция (Е.Замятин, И.Шмелев, М.Пришвин, А.Платонов, М.Булгаков). – М., 2005. (2 экз.)

3) Гачева А.Г., Казнина О.А., Семенова С.Г. Философский контекст русской литературы 20-30-х годов. – М., 2003. (1 экз.)

4) Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. – М., 2004. (1 экз.)

5) Захариева И. Художественный синтез в русской прозе: 20-е-пер. пол. 50-х годов. – София, 1994. (1 экз.)

6) Никонова Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов. – Воронеж, 2003. (1 экз.)

7) Скороспелова Е.Б. Русская советская проза 20-30-х годов: Судьбы романа. – М., 1985. (1 экз.)

8) Соцреалистический канон / Сборник статей под ред. Х.Гюнтера и Е.Добренко. – СПб., 2000. (1 экз.)

9) Чудакова М. Через звезды к терниям: Смена литературных циклов // Новый мир. – 1990. - №4. (1 экз.)

10) Чудакова М. Без гнева и пристрастия: Формы и деформации в литературном процессе 20 – 30-х годов // Новый мир. – 1990. - № 9. (1 экз.)

11) Эстетическое самосознание русской культуры: 20-е годы XX века: антология / Сост.: Г.А. Белая.— М., 2003. (1 экз.)

в) программное и коммуникационное обеспечение:

Сайты:

http:// www.ruthenia.ru/sovlit/;

http:// www.book-vl.ru/.../128710-russkaya-literatura-xx-veka-shkoly-napravleniya-metody-tvorcheskoj-raboty..html;

http:// www. russian-literature.ru/

Тенденция к циклизации в прозе 20-х годов. Роман б.Пильняка «Голый год»

Другой процесс, обнаруживающий тяготение к созданию широкой картины событий – это тенденция к циклизации. Появляются циклы рассказов, например, книга Вс. Иванова «Партизанские повести» или книга И.Бабеля «Конармия».

Одним из первых произведений, в котором эта тенденция проявила себя достаточно своеобразно, стал роман Б.Пильняка «Голый год».

Этот писатель одним из первых сделал попытку осмыслить революцию. Б.А.Пильняк (Вогау) (1894-1938) вошел в литературу еще до революции. Его первые рассказы появляются в 1915 году в «Ежемесячном журнале» В.С.Миролюбова. В 1916 вышел сборник «Сполохи». Здесь ощущалось влияние экспрессионизма Л.Андреева, символизма А.Белого, натурализма А.Ремизова.

В 1918 году выходит сборник «С последним пароходом», в котором создается образ унылой застойной уездной жизни.

В 1920 году - сборник «Былье». Многие новеллы из него стали подготовительным материалом к роману «Голый год». Например, глава «Ордынин-город» в романе - это почти не измененный рассказ «Колымен-город» из «Былья».

Роман «Голый год» был опубликован в 1922 году в Берлинском издательстве Гржебина. Само заглавие, вступление и эпиграф из Блока указывают на стремление Пильняка рассматривать события революции в контексте истории. Эта установка во многом определяет и структурные принципы повествования.

«Поэт метели» - так называли Пильняка в те годы читатели и критики. Действительно, Пильняк не только по-своему интерпретирует блоковский образ революции-метели, но и создает особую вихревую структуру повествования, стремясь передать жизнь в ее свободном течении.

Именно Пильняк считался в новой литературе создателем одного из первых образцов бесфабульного повествования, ставшего своеобразной литературной модой. Это породило споры между «сюжетниками» и «орнаменталистами».

Но у Пильняка тем не менее присутствуют начала, придающие повествованию единство. Прежде всего, это единство времени и места. Время – 1919 год (с марта по декабрь). В пространственном плане действие сосредотачивается вокруг Ордынина. Этому же способствуют сквозные герои и мотивы.

Экспозиционная глава «Ордынин-город» рисует образ 200-летней жизни послепетровской России. Монотонный ритм подчеркивает застылость, затхлость, скуку жизни. Акцентированы и черты вырождения, прежде всего, веры: под иконами торгуют, их выменивают, молебны служат по количеству именин у купцов. Неестественность этой жизни губит все живое. Она погубила чистые чувства сына купца – Доната Ратчина – единственного героя, судьба которого очерчена от начала до конца.

Финал главы обозначает противопоставление этой жизни и «песни революции в метели». Эта песня сближается с летописными свидетельствами о полуязыческой жизни древних людей. Так, по мысли Пильняка, революция возвращает русской культуре национальный облик, утраченный в годы Петровского правления.

Эта концепция воплощается и в размышлениях героев. Например, в главе «Две беседы. Старики» художник Глеб Ордынин в беседе с архиепископом Сильвестром противопоставляет европейскую механистическую культуру российской культуре духа.

Это противопоставление в романе, однако, оборачивается антиномией исторического и природного. История – искажение жизни, природа – воплощение ее гармонии. Лейтмотивный образ: «А над городом поднималось солнце, всегда прекрасное, всегда необыкновенное».

Наиболее отчетливо это противопоставление выражено в организации системы образов героев произведения. Несмотря на кажущуюся беспорядочность их появления и исчезновения, можно четко выделить два полюса, к которым тяготеют те или иные персонажи. В одних природное начало разрушается. Так вырождение семейства Ордыниных подчеркнуто в физическом плане: почти все они больны дурной болезнью. Причина оказывается в том, что старинный род Ордыниных породнился с купцами Попковыми. Это испортило их кровь. Искусственность других героев связана с тем, что они иностранцы, чуждые русской жизни. Это Оленька Кунц, товарищ Лайтис.

На другом полюсе герои, в которых сильно природное начало. Это семья староверов, Наталья Ордынина, большевики и в их числе один из значимых героев Архип Архипов.

И в тех, и в других героях отсутствует индивидуальное начало. Но индивидуальность Пильняк понимает как исторический вариант судьбы одного человеческого типа.

Наиболее условные образы большевики – «кожаные куртки» (этот образ стал нарицательным). Критик В.Полонский назвал их ряжеными. Но Пильняк подчеркивает их жизненную энергию, вражду ко всему нездоровому, нежизнеспособному: «из русской корявой народности лучший отбор». Поэтому, например, Архип Архипов, хотя и с трудом, одобряет решение своего смертельно больного отца покончить жизнь самоубийством.

Однако, как и у Блока, становясь властной силой, большевики утрачивают способность «энегрично фукцировать». Так, например, разрушенный за годы революции и гражданской войны завод восстанавливается не решениями большевиков, а благодаря инстинкту жизни. Рабочие, нуждаясь в пище, пускают станки, делают плуги и топоры и продают их деревне.

Об участии же большевиков говорится так: «Инженер и Архип Архипов метались по заводу, а вечером грандиознейший проект писали». Этот проект так и остается на бумаге. Вообще засилье бумаготворчества, по Пильняку, тревожный симптом. И Архипов, и Иван Колотуров, председатель комитета бедноты в деревне постоянно сидят за бумагами. Пильняк связывает это с городской, головной природой новой власти, отчуждающейся от народной стихии. Монах-философ Сильвестр пишет, что в городе «все служили и писали бумаги. Все до одного в городе служили, чтобы обслуживать самих себя, и все до одного в городе писали бумаги, чтобы запутаться в них – бумагах, бумажках, карточках, картах, плакатах».

Выводя действие романа за пределы города, Пильняк показывает ту природную Россию, которая веками жила, подчиняясь исконным началам. Именно на природе происходит самоопределение многих героев. Андрей Волкович приходит к мысли о свободе изнутри: «отказаться от вещей, от времени, ничего не иметь, не желать, не жалеть, быть нищим, только жить, чтобы видеть». Анархистки Наталья, Ирина тоже утверждаются в идее естественного закона жизни. Именно поэтому Ирина выбирает в мужья не интеллигента Волковича, а конокрада Марка. В главе «Смерти (Триптих первый)» показывается, как гибнут коммуны анархистов, Ивана Колотурова, так как это сообщества, воссоединившиеся на неестественной основе.

В то же время Пильняк осознает жестокость и разрушительность стихийности и умеет это показать жестко, натуралистично. Нарушая последовательность, он ближе к финалу романа повествует о событиях начала года (подглава «Разъезд Мар»), рисуя жуткие картины голодных людских толп, мечущихся в поисках пищи. То есть он видит и то, что революция освобождает разрушительные хаотические силы. Об их существовании напоминает лейтмотивный образ Китай-города, который таит скрытую угрозу хаоса.

Соединение Архипа Архипова с Натальей Ордыниной символизирует соединение древней и новой крови, дающее начало новой жизни. Финал романа – картины торжества первородных сил, символом которого становятся брачные игры людей и животных.

В годы нэпа Пильняк выступает в русле сменовеховских идей. В романе «Машины и волки» (1924), повести «Мать-мачеха» ощущается нарастающий ужас перед хаосом, разгулом низменных инстинктов.

Путь выхода поначалу П. увидел в индустриализации и написал производственный роман «Волга впадает в Каспийское море».

Особый резонанс имела «Повесть непогашенной луны», где основной проблемой становится проблема «человек и власть». Пильняк выдвигает свою версию гибели Фрунзе, известного полководца безупречной репутации. Эта версия указывает на то, что и новая власть борется с инакомыслящими. Повесть не принимал ни один журнал, случайно опубликовал «Новый мир», но часть тиража была изъята. Повесть «Красное дерево» (1929) года повлекла за собой обвинения в антисоветизме, начинаются преследования. В 1938 году Пильняк арестован и расстрелян.