А.А. Андреева, О.А. Петрова

История журналистики Тюменского региона (1789 – 1929)

Глава 1. Первые периодические издания Тобольской губернии конца XVIII века

Появлению тобольской журналистики предшествовало долгое укрепление воинской и христианской, религиозно-идеологической, позиции русских в военных городках, накопление человеческих ресурсов колонистов, их медленное, но осознание собственного единства, необходимости создания нового мира в достаточно враждебных и непривычных условиях. Исследователи культуры западной Сибири А.Г. Быкова и В.Г. Рыженко отмечают: «С закладкой первых сибирских городов, с особенностями «деревянных рубленых» городов-крепостей связано складывание местного культурно-цивилизационного ландшафта. Там формируются православные духовные идеалы и ценности (военные и храмовые святыни)»¹. Нужно отметить, что христианская культура, укореняясь в языческой среде, могла пользоваться мощным оружием – письменностью. При этом, однако, поначалу потребности жителей первых русских острогов не выходили дальше устной традиции церковного ритуала. Первым, кто почувствовал потребность в печатном слове, был местный митрополит. Рост численности русских колонистов, большие расстояния между поселениями уже в начале XVIII века требовали увеличить количество собственных, воспитанных здесь же, священников. Митрополит Филофей Лещинский в 1703 году обращается к Петру I с просьбой о разрешении открыть собственную типографию (с надеждой обеспечить учебно-методической и религиозной литературой недавно открытую духовную школу). Однако получает отказ. Центром книгопечатания и абсолютными монополистами в течение всего века Просвещения остаются Москва и Санкт-Петербург. В России частные типографии появляются лишь в 1770-е годы, причем, как отмечает, например, А. Дмитриев-Мамонов, первые из них принадлежали иностранцам^2. Только либерализация закона и общественный подъем позволили российским предпринимателям развернуть издательско-типографскую деятельность. Между тем в Сибири первая частная типография появилась позже.

К концу века в Сибири были сформированы собственные культурные традиции. Так, например, были созданы сибирские летописи, оригинальные тексты («Повесть о городах Таре и Тюмени» Саввы Есипова (?–1642), «Летопись сибирская» Семена Ремезова (1642–1720?) и др.). Причем если С. Есипов был приезжим, то уже С. Ремезов – местный житель, гениальный картограф и историограф своего края. Ко времени появления первых журналов был выстроен основной ансамбль тобольского кремля, развивалась иконопись, в 1748 г. была открыта Тобольская духовная семинария, при которой имелись своя библиотека, школьный театр, также открывались духовные (славяно-русские) школы (Тюмень, Самарово, Сургут, Берёзово, Коркина слобода, Демьянский ям), распространялась рукописная раскольническая литература³.

Определились и основные черты этой культуры, на которую повлияли географическая удаленность от центра, разнообразный состав населения; кроме того, особенности правления: такие, как отсутствие сложившейся системы крепостничества, практически отсутствие дворянства, а значит, и влияния книжной письменности на общество, широкие полномочия назначенных чиновников, введение политической и уголовной ссылки. Этнограф Н.А. Томилов приводит такие специфические черты «сибирской цивилизации»: полиэтничность культуры, явившаяся результатом прямого взаимодействия европейских и азиатских культур (западной и восточной цивилизаций, а шире Запада и Востока); взаимодействие и интеграция культур не только аборигенных народов, но и переселившихся на эту территорию национальных групп этносов европейской части России, Белоруссии, Украины, Прибалтики, Кавказа, Средней Азии, Центральной и Восточной Азии»; маргинальность и пр.⁴ И действительно, этнический, социальный состав и мотивировка пребывания в Тобольске первых «журналистов» были весьма разнообразны, что отразилось на содержании, да и в целом на судьбе тобольских журналов конца XVIII века. Многие обстоятельства и причины создания сибирской периодики укладываются в рамки культурного сибирского локуса, очерченного современными исследователями.

В целом непосредственными объективными причинами, повлиявшими на появление периодики в Тобольске, стали: разделение Сибири на Колыванскую, Тобольскую и Иркутскую губернии (1781–1883), школьная реформа (1782–1786), Екатерининский Указ о вольных типографиях от 15 января 1783 года. По данным Дмитриева-Мамонова, казенные типографии в провинции появляются еще в 1760-е годы, в 1773 году правительство принимает указ о заведении губернских типографий, но до 1780-90-х годов ни одна губерния не воспользовалась им. После указа 1783 года в провинции с 1784 по 1808 год типографии появились в 24 провинциальных городах, при этом частными были только в четырех: Тамбове, Тобольске, Костроме и Ярославле.

В Ярославле в 1786 году возникает первое русское провинциальное периодическое издание «Уединенный пошехонец», просуществовавшее около двух лет. Не продержалась и года первая провинциальная газета «Тамбовские известия», издававшаяся по инициативе и при непосредственном участии бывшего тогда наместником Г.Р. Державина (1788 г.). Эти издания выходили при губернских типографиях.

Однако в Сибири были созданы условия для появления именно частной типографии. Так, еще в 1744 г. купцы Медведевы основали первую в Сибири писчебумажную мануфактуру на реке Суклеме. В 1783 г. суклемская мануфактура перешла в собственность купца первой гильдии Василия Яковлевича Корнильева. Он был известен как меценат, просвещенный человек. В типографии, основанной Корнильевым в 1789 году, был заинтересован тобольский наместник А.В. Алябьев, которому купец предложил печатать официальные бумаги. Несмотря на то что большинство исследователей (например, В. Павлов) отмечают бескорыстное участие владельца типографии в издании первых журналов, некоторые отмечают, что владел Корнильевым прежде всего предпринимательский интерес⁵.

Первой книгой, напечатанной в типографии Корнильева, была английская повесть «Училище любви» (перевод с французского П.П. Сумарокова). Затем были опубликованы Тобольская летопись «Краткое показание о бывших как в Тобольске, так и во всех сибирских городах и острогах с начала взятия Сибирского государства воеводах», «Словарь юридический», «Сельская экономия», «Описание растений Российского государства» П. Палласа, «Ода на 1793 год» местного поэта И. Друнина и две книги штаб-лекаря И. Петерсона «Краткое наставление» (о первой медицинской помощи) и «Краткое описание болезни, в Сибири называемой ветряною или воздушною язвою». Перед торжественным открытием типографии была выпущена листовка, содержащая объявление о создании типографии и выпуске первой книги. Всего, по данным В.Н. Волковой⁶, в тобольской типографии с 1789 по 1807 год был отпечатан 51 том книжных изданий с общим тиражом 15,5 тыс. экземпляров. В связи со смертью Василия Яковлевича Корнильева в 1785 году типография переходит его сыну, Дмитрию Васильевичу Корнильеву. Далее она поступает в ведение Тобольского наместнического правления, а в 1897 году губернского правления. С 1804 по 1807 год в Тобольске, по данным исследователей, снова работает типография Д.В. Корнильева (возможно он взял ее в аренду у губернского правления или Приказа общественного призрения) и выпускает только одну книгу, сочинение английского математика Г. Диттона «Истина благочестия христианского, доказанная воскресением Иисуса Христа, с математической точностью».

В течение 1789–1790 гг. на территории Сибири было организовано 13 народных училищ: 3 Главных – в Тобольске, Иркутске и Барнауле и 10 Малых – в Тюмени, Туринске, Таре, Томске, Кузнецке, Нарыме, Красноярске, Енисейске, Иркутске, Верхнеудинске. Реформа школьного образования выразилась также и в новых принципах обучения, согласно которым учитель призван был еще и воспитывать гражданина, участвуя в этом процессе наравне с семьей⁷. Это обстоятельство сказалось на особенной, в широком смысле просветительской роли учителей: они занимались не только преподавательской деятельностью, но и были авторами первого сибирского журнала. В предисловии к «Иртышу, превращающемуся в Иппокрену» так раскрывается цель издания журнала: «Находя весьма нужным доставить учителям свойственное званию их упражнение, посредством коего и среди исполнения возложенной на них почтенной должности, достигли бы и они дальнейших способностей, к вящему усовершенствованию столь изящного заведения, Тобольское главное народное училище пред­приняло издавать ежемесячник, наполняя оный всякого рода сочинениями, так и переводами в стихах и прозе»⁸.

3 февраля 1789 г. в Тобольске в городской думе состоялось торжественное собрание именитых горожан. На нем был зачитан именной указ императрицы об открытии в городе Тобольске Главного народного училища. На его содержание с горожан собрали 3118 руб. В училище были направлены необходимые книги для обучения, а также прибыли учителя. Все приехавшие в Тобольск учителя были «из духовного звания», то есть закончили духовную семинарию, а затем прошли обучение в учительской семинарии в Петербурге.

11 марта 1789 г. в Тобольске прошло торжественное открытие Главного народного четырехклассного училища. Четверо учителей: Тимофей Михайлович Воскресенский, Иван Борисович Лафинов, Василий Яковлевич Прутковский, Иван Андреевич Набережнин были энергичными и плодовитыми сотрудниками журнала. Однако исследователи (М. Азадовский, Д. Рак, В. Павлов, Д. Ларкович и др.) истинным инициатором издания и его фактическим редактором считают ссыльного Панкратия Платоновича Сумарокова (1763–1814). Журнал издавался при Тобольском главном народном училище на средства Приказа общественного призрения. Первые четыре номера «Иртыша» были напечатаны на средства В. Корнильева, а все последующие – на средства Тобольского приказа общественного призрения. Ежемесячный журнал выходил в течение почти двух с половиной лет: с сентября 1789 г. по декабрь 1791 г. С сентября по декабрь 1790 г. в издании по неизвестной причине произошел перерыв. Д.В. Ларкович ведущую роль в издании Сумарокова определяет по данным его отъезда из города, чем, по его мнению, и объясняется перерыв в издании⁹. Кроме того, и В. Павлов, и Д. Ларкович считают, что Панкратий Платонович был истинным вдохновителем журнала, и именно ему, по их мнению, принадлежала сама идея создать просветительский журнал. Бывший дворянин, гвардейский офицер, он еще до ссылки имел опыт литературной работы, печатался в столичных изданиях и вообще был ласково принят либерально настроенным наместником А.В. Алябьевым, женатым на близкой родственнице Н.И. Новикова. Алябьев устроил его на службу, дал возможность заниматься литера­турным трудом и помог в организации журнала.

Таким образом, особенная роль в издании, продвижении и распространении журнала принадлежала тобольскому наместнику. Он разослал распоряжения комендантам, городничим и капитан-исправникам о подписке на журнал. По данным исследователей, с просьбой содействовать подписке он обратился к правителям других губерний – в Вятку, Пермь, Владимир, Ярославль. Явно по его распоряжению приказ общественного призрения взял на себя расходы по изданию. Вельможа Екатерининской формации, Алябьев заботился и о том, чтобы поднять престиж своего правления. Субъективной причиной появления журналов может быть признано желание Тобольского наместника следовать примеру просвещенной монархини в ее журналистских опытах, покровительстве наукам и искусству. Он не только представлял журналы в столице перед сановниками, но и обязал местных чиновников подписаться на него. Эпиграфом к журналу были взяты строки из посвященной Екатерине «Оды к Фелице» Г.Р. Державина: «Развязывая ум и руки, Велит любить торги, науки И счастье дома находить».

К концу XVIII века Тобольск уже утратил славу столицы Сибири, но оставался крупным торговым, промышленным и культурным центром: здесь имелись собственный театр с постоянной труппой, духовная семинария, геодезическая школа, школа для солдатских детей, частные пансионы. В. Павлов в «Повести о Панкратии Сумарокове»¹⁰ рисует картину своеобразного тобольского общества, в котором вращался негласный редактор «Иртыша»: это и местные чиновники, среди которых наиболее близок Сумарокову был прокурор И.И. Бахтин, и ссыльные, такие как крепостной князей Голициных Н.С. Смирнов, талантливый поэт, а также сосланный из столицы переводчик Г. Фризе и мн. др. Исследователи говорят об участии в журнале сестры Сумарокова, Натальи Платоновны, поехавшей с ним в добровольную ссылку, а также его жены, Софьи Андреевны Сумароковой. Кроме учителей, чиновников, военных и ссыльных, в журнале публиковались ученики Тобольского училища, например, Иван Трунин, чья «Ода «Иртышу, превращающемуся в Ипокрену», была помещена в журнале за декабрь 1789 года, бухарец Апля Мамедов, Матвей Мамин и др. Все сотрудники работали безвозмездно.

Издание просветительского характера, литературно-художественный и общественно-политический журнал (по определению В. Павлова¹¹) ставил задачей пропагандировать передовые идеи, знакомить читателей с культурой Западной Европы, современными научными открытиями. Содержание журнала представляли художественные сочинения и научно-популярные статьи. Большинство публикаций было переводными. Авторы часто делали переводы или изложения из сочинений Локка, Бэкона, Вольтера и других передовых ученых и философов. Так, Сумароков для первого номера подготовил перевод из книги Вольтера «Основы философии Ньютона». Среди переводов были статьи по вопросам медицины, психологии, физики, астрономии: «Новое анатомическое написание тела человеческого, с системою чувствований наших нервов и нервенных соков», «Полное описание лечения одного молодого человека, которого укусила бешеная собака», «Златый образ разных блаженств или как природа желания человеческие удовлетворяет», «Краткое изложение новейших астрономических событий». Также авторы готовили статьи по вопросам педагогики и практики просвещения, критикуя домашние школы и приглашенных из-за границы учителей, ратовали за образование женщин, выступали за внесословное образование, поддерживали идеи Руссо. Большое число статей, небольших рассказов и притч было переведено из «Французского Меркурия» и «Энциклопедического журнала», а также других французских и немецких источников.

Исследователи говорят о том, что «Иртыш» продолжал традиции новиковских журналов. Об этом свидетельствует, в частности рубрика «Политический вестник», периодически печатавшаяся на его страницах издания. Основными темами рубрики были высмеивание паразитизма дворян и защита земледельцев, обеспечивавших своим трудом благосостояние государства и пребывавших в состоянии полного юридического бесправия. Только труд, по мысли авторов материалов, должен определять заслуги человека в обществе: «Жить без труда есть зло государственное; того ради политики порицают монахов, что они живут в своих затворах праздно; но, господа статские правители, прошу ответствовать мне: благородные и надзиратели ваши в коих трудах упражняются?» Здесь встречаются высказывания о невозможности прогресса без свободы, о равенстве людей от рождения и тому подобные мысли, которые в условиях крепостнической России звучали очень смело. Антикрепостнический пафос наиболее ярко проявлялся в стихотворениях И.И. Бахтина («Сатира на жестокости некоторых дворян к их подданным»). Однако, в отличие от новиковских изданий, «Иртыш» все же придерживался сатиры на пороки, а не сатиры «на лица», отчего рассуждения авторов на тему крепостничества по большей части оставались абстрактными.

После того как 26 августа 1789 года Учредительное собрание Франции приняло Декларацию прав человека и гражданина, Василий Прутковский, самый яркий, по мнению В. Павлова, публицист издания, отзывается в статье «Нечто о человеке» на это политическое событие, рассуждая о свободе как естественном состоянии человека и рабстве как нарушении естественного права одной группы людей другими. Историк урало-сибирской журналистики все же отмечает «аморфность» идейно-политической платформы журнала, в котором прославлялось правление просвещенной монархини (например, в сумароковском переводе восточного анекдота «Трон» и др.). Отдельный вопрос у исследователей вызывает возможное участие в журнале или влияние на сотрудников редакции А.Н. Радищева, который с декабря 1790 по июль 1791 года находился в Тобольске по пути ссылки в Илимский острог¹².

М.К. Азадовский в «Очерках русской литературы Сибири»¹³ рассказывает, как на страницах «Иртыша» вице-губернатор Колыванского наместничества Н.А. Ахвердов повел активную кампанию против председателя Колыванской палаты уголовного суда Семена Шалимова. В журнале была напечатана сатира Ахвердова «Волк-судья, или Наказанные злость и невежество». «Иртыш» в сравнительно большом количестве (13 экз.) распространялся в Колывани, а в числе подписчиков были Шалимов и Ахвердов. Не довольствуясь одной подпиской, последний заказал владельцу типографии В. Корнильеву оттиски своей сатиры и распространил их среди жителей Колывани. Обиженный Шалимов подал на дерзкого автора жалобу в сенат. Однако Ахвердов в августе 1790 г. напечатал письмо, в котором, имея в виду, возможно, донос Шалимова, писал, что «волк и по смерти своей долго обитателей... беспокоил, смердящий прах наполнял Атмосферу, тревожил обоняние и производил злопамятство». Спустя год уже сама редакция журнала обратилась к жителям Колывани и, прибегая к той же аллегории, советовала разрыть могилу, где лежит волк, беспокоящий людей и после смерти, чтобы потом прибить его к земле «завостренным осиновым колом». Как подчеркивает Азадовский, сибирский журнал принял участие в борьбе с судебным произволом, заклеймив на своих страницах уголовную палату. Сатира колыванского наместника Н. Ахвердова на судью С. Шалимова является образцом сатиры «на лица», почему и последовал такой отклик: жалоба, постановление о прекращении в печати подобных сатир.

Со времени появления первого интереса к тобольским журналам в научной среде сложилась традиция невысоко оценивать художественную ценность оригинальных произведений и переводов местных пиитов. Например, первый историк Сибири, публицист и краевед П.А. Словцов, бывший к тому же юным свидетелем выхода журнала, в своем труде «Историческое обозрение Сибири» (1838, 1844) так охарактеризовал первое местное издание: «В 1790 г. и 1791 г. издавалось периоди­ческое сочинение: Иртыш, превращаю­щийся в Иппокрену. Не Иппокрена ли пре­вращалась в Иртыш? Вместо того, чтобы заняться сообщением современных в Си­бири происшествий, изложением мест­ных исторических отрывков или описа­ний торговли, хлебопашества и вообще хозяйственного быта, издатели пустились обезьянничать в словесности и поэзии пошлой»¹⁴.

Наиболее часто на страницах журнала печатали свои художественные сочинения учителя И. Лафинов, И. Набережнин, учащийся Главного народного училища И. Трунин. Пробовали свои силы в поэзии учитель В. Прутковский, кадет Сибирского полка Дмитрий Дягилев, семинарист Матвей Мамин и др. Сатирические и дидактические стихотворные произведения в «Иртыше» служили в большинстве своем целям нравственного воспитания. Просветительскими и нравоучительно-воспитательными задачами журнала определялся также в значительной степени и характер лирики тобольских литераторов. В «Оде» «Иртышу, превращающемуся в Ипокрену» И. Трунин писал о благотворных последствиях просвещения для Сибири, которая должна была расцвести вместе с появлением в ней науки и художественной культуры. В «Оде» ученик отмечает нравственно-воспитательную роль журнала: «Невежество тебя боится И суеверие стыдится».

Пороки в притчах поставляя,

Даешь ты людям ясно зреть:

Прав честности не наблюдая,

Никто не может то иметь,

Что нашу жизнь всегда покоит;

Но лучше может путь устроить

К своему блаженству тот,

Кто добродетель почитает,

И сходно с нею поступает:

Тому отворен к счастию вход.

В этом программном произведении представлен весь набор просветительских стереотипов и представлений о высокой преобразующей роли Знания, исходящего от Учителя. Также публиковались в «Иртыше» философско-дидактические стихотворения на различные традиционные для XVIII века темы («Природа» И. Набережнина, «Надежда» И. Лафинова, «Стихи на смерть» Н. Смирнова и «Возражение» на них И.И. Бахтина, «Ода на гордость» П.П. Сумарокова и др.).

Исследователи отмечают жанровое разнообразие оригинальных текстов: среди них были оды, притчи, эпиграммы, стансы, эпистолы, мадригалы, сатиры, элегии, рондо, лирические стихи и «песенки», характерные для классицизма и сентиментализма. Эти два литературных течения мирно уживались на страницах издания. Между тем несомненной художественной ценностью обладали переводы и собственные сочинения Николя Семеновича Смирнова (например, переводы из поэмы английского сентименталиста Э. Юнга), сатирические произведения Панкратия Платоновича Сумарокова. Его ирои-комическая поэма «Лишенный зрения Купидон» была широко известна, пользовалась популярностью в столице и была перепечатана в альманахе Карамзина «Аониды». В ней, между прочим, встречаются черты местного сибирского быта. Так, лирический герой в произведении Сумарокова мерзнет, за что укоряет Феба, зефиры надевают сапожки и лисьи треушки, чтобы не простудиться, отправляясь на пир и т.п.

Ученик училища бухарец Апля Мамедов напечатал в «Иртыше» один из первых русских переводов с персидского языка: «Мнения магометан о смерти пророка Моисея». В «Письме к издателям» переводчик говорил, что его труд появился благодаря полученным в училище знаниям: «Получа в оном некоторое познание российского языка и следуя своему движению, перевел я нечто с персидского на российский язык». Вообще, надо сказать, что в тобольском главном народном училище с 1793 года было введено преподавание татарского языка, что свидетельствует о внимании не только к западноевропейским образцам просвещения, но и к азиатской цивилизации. Считать себя единственными носителями знаний и древней культуры русские не могли, так как столкнулись в Сибири с уже сформировавшейся восточной культурной традицией, да и «бухарцы», богатые купцы, были весьма образованными людьми, часто оказывались обладателями культурных артефактов.

Объем отдельного номера журнала не превышал 66 страниц, на которых материалы помещались без последовательной нумерации, без рубрик и видимого порядка. В нем печатались как небольшие по объему, так и крупные сочинения «с продолжением впредь». В конце номера читателю предлагались стихотворные загадки, а в следующем номере – ответы на них. Подписывались сотрудники чаще всего с помощью криптонимов, что затрудняет идентификацию авторов материалов. Журнал распространялся по подписке в 34 городах от Ярославля до Нарыма, но если в первый год по подписке расходилось 300 экземпляров, то во второй – 186, а в последний – лишь 106. Оставшиеся нераспроданными экземпляры раздавались ученикам в виде награды, предусмотренной уставом народного училища. Ларкович считает, что журнал закончил свою жизнь на двенадцатом, декабрьском, номере 1791 года, возможно, из-за разочарования Сумарокова в организации редакционной работы. Поэтому практически сразу он готовит издание нового, собственного издания, объявление о подписке на которое появилось уже в августе 1892 года в «Санкт-Петербургских ведомостях».

Как рассказывает Смирнов-Сокольский¹⁵, после прекращения издания журнала по распоряжению Алябьева было решено несколько полных его комплектов представить в дар «разным знаменитым особам, пребывающим в Санктпетербурге и Москве». Особами, которым было определено подарить «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», были П.В. Завадовский, Г.Р. Державин, О.П. Козодавлев, Е.Р. Дашкова, И.В. Гудович, Н.П. Шереметев, П.В. Лопухин и М.М. Херасков. Это также может свидетельствовать о неслабеющем интересе Алябьева к местной печати и объясняет, отчего тот согласился оказывать дальнейшую поддержку Сумарокову.

Одновременно с «Иртышом» в Тобольске выходил «Исторический журнал или собрание из разных книг любопытных известий, увеселительных повестей и анекдотов» Д.В. Корнильева (1790). Как отмечает В. Павлов, впервые этот журнал зафиксировал «отец российской библиографии» В. Сопиков в 1814 году¹⁶, указавший на то, что найдены всего две части (номера) этого журнала. В связи с этим ученым пришлось определяться с типом этого издания, который они называли то сборником, то периодическим изданием. Основная характеристика, которую дают современные исследователи журналу – сибиреведческий, краеведческий. Прежде всего, этот журнал явно отличался от «Иртыша» темами и содержанием. В предисловии-посвящении А.В. Алябьеву, опубликованном в первой части нового журнала, Корнильев так раскрывает замысел издания: «Имея свободное время, будучи ничем иным, кроме коммерции, не занят, за долг себе поставил выбрать из разных исторических и географических книг краткие, любопытство заслуживающие известия, как-то: о Сибири, Камчатке, Америке, Азиатских народах; о произрастании удивительных в Китае дерев; о разных родах зверей, птиц, рыб; о знатнейших городах, островах, берегах и о коммерции оных с приобщением увеселительных повестей и анекдотов, кои, собрав воедино и разделяя на несколько частей, из коих первую, равно и последующие, примелю смелость посвятить имени Вашего превосходительства»¹⁷. Ученые считают, что Корнильев был недоволен содержанием просветительского «Иртыша», не отражавшим интересов сибиряков, поэтому направленность его журнала была на изучение края, это и ставило его в оппозицию изданию Главного народного училища (скрытая полемика¹⁸). Сам же купец, видимо, единственный автор и переводчик своего журнала, был заинтересован в изучении Сибири и стран, поддерживающих с ней торговые связи (например, Китай). Названия оригинальных статей журнала раскрывают краеведческую тематику: «О Сибири», «О качестве Сибири», «Описание прежде бывшей крепости Сибири», «О разности земли в Сибири, по сю и по ту сторону реки Енисея, и описание Барабинской степи», «О бурятах и телеутах», «О якутах и тунгусах», «О самоеди», «О вогуличах», «О остяках», «О татарах», «Известие о старинных татарских князьях в Сибири и о введении Кучумом в Сибири Махометанской веры», «О китайских деревьях, произносящих цветы», «О китайских деревьях, произносящих чай». Павлов предполагает, что часть этнографических, географических и исторических материалов Корнильев взял из «Топографического описания Тобольского наместничества» (работа над которым завершилась в 1789–1790 гг.). Публиковались и статьи-экскурсы в другие уголки земного шара (напр., «О французском городе Ренсе»).

Своеобразие структуры журнала состояло в том, что оригинальные краеведческие статьи и заметки шли вперемежку с переводными, нравственно-воспитательного или увеселительного характера (что и отражено в названии журнала). Таким образом, Корнильев не только давал своим землякам объективные знания о родном крае, но и, по обычаю своего времени, стремился в увлекательной манере сформировать их нравственный облик («Пример честности», «Пример братней любви», «Великодушие в любви», «Люди последуют шастию», «Любовь сына к отцу», «Анекдот о Иосифе II, императоре римском» и др.).

Павлов отмечает уважение к бесписьменным народам, проявленное автором журнала, а также то, что Корнильев предвосхитил в анализе сибирских топонимов метод сравнительной лингвистики. Все это, несомненно, говорит о незаурядности личности Дмитрия Васильевича и о потенциальных возможностях сибирской печати. Исследователям осталось неизвестно, каким образом журнал распространялся, планировались и выходили ли еще его номера. Скорее всего, несмотря на отличие от «Иртыша», он не был востребован местной публикой и оказался, как и все первые тобольские издания, убыточным.

В «Объявлении о подписке» на журнал «Библиотека ученая, историческая, нравоучительная и увеселительная» (1793–1794) П.П. Сумароков задает стандарты собственной редакторской деятельности. Так, он планирует издавать журнал два года, выпускать его раз в два месяца, но при этом, по сравнению с «Иртышом», на порядок увеличивает объем (300 страниц против 66). Рассказывает он о цели и содержании журнала: «Издатель осмеливается уверить почтеннейшую публику, что сия книга будет не в числе таких, которые по прочтении ни к чему более не служат, как только к умножению библиотеки, но что оную всегда иметь и почасту употреблять весьма будет нужно всякому, какого бы он звания и чина не был»¹⁹. Таким образом, журнал задумывался как энциклопедический и должен был содержать материалы по разным отраслям знаний, иметь прикладное, практическое значение (название «Библиотека»). Это отразилось и на структуре издания: Сумароков поделил его на «пять особых статей», т.е. ввел разделы. Определение читательской аудитории журнала является предметом размышлений историков журналистики: размещение объявления о подписке в московских и петербургских ведомостях, да и в дальнейшем масштаб распространения указывает на то, что Сумароков хотел видеть своим общероссийского читателя. Однако отсутствие специфики у аудитории по образовательному или социальному положению, конечно, снижало вероятность появления высокого интереса к изданию.

Д. Ларкович считает, что главной задачей Сумарокова было воспитать эстетический вкус у сибирского читателя, при этом редактор опирался на французскую просветительскую концепцию улучшения вкуса с помощью разума и чувств²⁰. Исследователь считает, что основные принципы этой концепции были использованы при выборе и структурировании материалов: любознательность читателя удовлетворялась в переводах незнакомых ранее текстов, порядок и разнообразие поддерживались рубриками, контрасты, улучшающие восприятие информации, также достигались с помощью рубрик и сочетания низменных и высоких тем внутри разделов и т.д. При этом Сумароков не публикует собственных сочинений, так как, вероятно, его время было занято переводами. Приводятся данные об участии в журнале, кроме эпизодических публикаций Т. Воскресенского, И. Бахтина, Г. Фризе, И. Трунина, его жены и сестры. Вероятно, они занимались переводами, которые составляли основную долю всех материалов. Сумароков уже в объявлении говорил, что предоставит переводы более чем из пятисот иностранных источников. Источниковеды В.Д. Рак и Ю.Д. Левин установили значительную часть иностранной литературы, которую использовал Сумароков: «Энциклопедия» Ж. Даламбера и Д. Дидро, «Словарь светских людей», «Словарь изящных мыслей в стихах и прозе, извлеченных из сочинений лучших французских писателей», «Словарь анекдотов», «Подручный словарь памятных деяний и изречений нового времени», «Обманы древней истории», а также многие другие французские сборники и журналы. Особенно много было переводов из популярнейшего в Европе английского журнала «Зритель».

В «статье ученой» Сумароков публиковал большое количество переводов, но Павлов указывает на несколько оригинальных материалов, принадлежащих местным авторам. Во-первых, Сумароков в девяти номерах журнала печатал собственную статью под названием «Краткое повествование о происхождении художеств». Часть информации Сумароков взял из иностранных источников, но есть в ней и его собственные рассуждения. Так, например, в главе «О поэзии» Сумароков высоко оценил поэтическое дарование М.В. Ломоносова, приводил в пример творчество российских авторов, вообще, наполнил текст статьи российскими реалиями. При всей литературоведческой сомнительности этой статьи, она отражает патриотические взгляды Сумарокова, включавшего достижения своей страны в европейский контекст.

В «статье ученой» Сумароков разместил текст речи Т. Воскресенского, отпечатанной ранее в виде брошюры в типографии Корнильева. «Слово о пользе физики» было посвящено пропаганде научных знаний и борьбе с суеверием и невежеством. Учитель превозносил физику, говорил о ее будущем и выступал против суеверий и страха, утверждая: кометы – не предвестницы людских несчастий, затмения – «не гнев божий», метеориты – не дьяволы, сверженные с небес, шаровая молния – «не летающий дракон» и т.д. Также в ученом отделе «Библиотеки» были напечатаны статьи и заметки по разным отраслям знаний: по физической географии («О зиме», «О земном шаре», «О морях» и т.д.), по математике, физике, минералогии, астрономии, биологии, философии, медицине и т.д. Сумароков, как и в «Иртыше», публиковал к статьям наглядные чертежи и таблицы, например, чертеж для наблюдения над Венерой и Меркурием, таблицу часовых дуг, приложенную к заметке об устройстве солнечных часов – «О гномонике. Продолжение о делании солнечных часов». Павлов полагает, что, скорее всего, Сумароков эти чертежи и комментарии к ним выполнил сам.

В «статье исторической» были представлены большие материалы, например, «Краткое историческое и хронологическое сказание о главнейших изобретениях в науках и в полезных художествах, с присовокуплением имян известных изобретателей», «Достопамятные деяния и сказания всех знаменитых людей новейшей истории», серия анекдотов «Любопытные критические рассуждения о некоторых неимоверных деяниях и сказаниях всеобщей древней истории» и др.

В «Библиотеке» были напечатаны два любопытных материала: «Историческое известие о вывозе из Африки негров или арапов на Вест-Индейские острова» и «Выписка из другого журнала, писанного лекарем, отправившимся из Нев-Иорка за вывозом арапов». В этих материалах глазами очевидцев описывались бесчеловечные условия вывоза рабов, давались нелестные характеристики самой работорговле, что позволяет сделать вывод об антикрепостнических настроениях самого редактора.

В «статье нравоучительной» Сумароков вводит постоянные рубрики и публикует материалы о воспитании («Рассуждение о действиях доброго и худого воспитания», «О добром и худом воспитании девиц», «О худом воспитании сельских дворян. Пример хорошего воспитания в сыне Евдокса и в дочери Леонтина»), делает подборки высказываний Аристотеля, Бюффона, Руссо и других писателей и ученых о душе, дружбе, самолюбии, скупости, о страстях, мудрости, благородстве, совести, браке и т.д.

В «статье экономической» помещались рецепты лекарств от различных болезней людей и домашних животных, советы по домоводству: как приготовлять лекарственные сиропы, избавиться от мышей, изготовить краску, уберечь огородные растения от вредных насекомых и пр. Таким образом, статья представляла из себя практическую энциклопедию по вопросам медицины и домоводства.

В «статье увеселительной» он ввел постоянную рубрику «Острые слова» («Разные анекдоты и острые шутки»), рубрику «Любопытные физические примечания на нравы животных» и др.

Таким образом, Сумароков, как деятель эпохи, стремился приобщать своих читателей к просветительской культуре Западной Европы и одновременно воспитывать у них вкус. Он ввел в журнале четкую структуру, которой часто не придерживались и столичные издания, – разделы, в них рубрики. Также его заботило удобство и легкость обращения к материалам, для чего он сопровождал некоторые из них наглядными таблицами и чертежами, публиковал материалы «с продолжением», ввел экономический отдел и рубрики, практически необходимые большинству читательской аудитории.

В. Павлов более умеренный, по сравнению с «Иртышом», идейно-политический характер «Библиотеки» объясняет политической реакцией, сменившей либеральный период. Начались строгости цензуры, гонения на «вольнодумцев» и масонов. Был арестован Н.И. Новиков, произведен обыск в типографии «Крылов со товарищи», в целом изменилась общественно-политическая атмосфера в сторону подозрительности и недоверия. За вольнодумную проповедь, произнесенную 10 ноября 1793 года в Тобольском Софийском соборе, учитель философии местной семинарии П.А. Словцов, будущий публицист, историк и заодно критик «Иртыша», был арестован и, после расследования, отправлен на покаяние в Валаамов монастырь.

По прошествии двух лет Сумароков, как и намеревался, прекращает издание журнала, словно выполнив сполна взятые на себя обязательства. Такая категоричность может объясняться мессианской ролью, которую брали на себя просветители – работа не ради прибыли или славы, а ради самой идеи служения знанию и народу. Кроме того, в провинции первые издания не могли претендовать на коммерческий успех, окупаемость, т.к. еще не сложились общественно-экономические факторы, обеспечивающие стабильный книгоиздательский процесс и развитие периодики.

Несмотря на все усилия Сумарокова, «Библиотека» не завоевала популярности, хотя распространялась от Украины через европейскую часть России до Урала и Сибири. Сам Сумароков после отъезда из Тобольска В.А. Алябьева, скорее всего, не предпринимал попыток заняться литературной деятельностью, хотя и жил в Тобольске еще 6 лет, т.к. лишился административной поддержки, а новый наместник не оказывал ему особого покровительства. С воцарением императора Александра I Сумарокову было разрешено вернуться в центральную Россию, ему возвращают права дворянства. Он был, по некоторым данным, редактором (или соредактором) «Вестника Европы» и издателем «Журнала приятного, любопытного и забавного чтения».

После запрета и закрытия в 1796 году вольных типографий провинциальная печать надолго лишилась возможности проявить свои силы.

Итоги издательской деятельности и журналистской работы в Тобольской губернии конца XVIII века

Итак, можно сказать, что в Сибири в конце XVIII века сложились объективные, общероссийского масштаба, и достаточно специфические, связанные с провинциальными реалиями и человеческим фактором, условия для появления первой периодики. Во-первых, ряд проведенных Екатериной II реформ позволил в культурном и административном центре крупнейшей сибирской губернии (наместничестве) сконцентрировать материальные и человеческие ресурсы, достаточные для ведения напряженной литературной и журналистской деятельности. Учителя и ученики Главного народного училища, местные чиновники, литературно одаренные ссыльные, получившие финансово-административную поддержку от тобольского наместника А.В. Алябьева и материально-техническую от купцов Корнильевых, смогли в течение 1789–1794 гг. выпускать регулярные периодические издания. При этом, несмотря на общие просветительские установки, журналы отличались друг от друга как по составу авторов, так и по типологическим признакам. Так, первый в истории Сибири журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» был создан в результате совместных усилий местной интеллигенции, выходил от учебного заведения (Главного четырехклассного народного училища) и классифицируется исследователями как литературно-художественное и общественно-политическое издание (В. Павлов). В журнале прослеживаются традиции сатирической новиковской школы. Следующий – «Исторический журнал или собрание из разных книг любопытных известий, увеселительных повестей и анекдотов» – был журналом одного автора, купца Д.В. Корнильева. Он являлся прототипом краеведческого издания и был обязан своим появлением на свет решимости представителя купеческого сословия. Третий журнал, «Библиотека ученая, историческая, нравоучительная и увеселительная», также был журналом одного автора, ссыльного бывшего дворянина и талантливого литератора, но определяется он как издание энциклопедического типа. Стоит отметить тот факт, что «Иртыш» и «Исторический журнал» выходили в условиях внутренней полемики, что отражает живой, неформальный характер этих изданий.

Несмотря на энергичные действия губернатора и энтузиазм местной интеллигенции, все же говорить о создании устойчивой традиции местной печати в этот период невозможно²¹. Причины неокупаемости и непопулярности первых журнальных «опытов» разнообразны. Во-первых, в Сибири конца XVIII века не сложилась система книгопечатания, что было вызвано историческими условиями: неразвитостью типографской базы, отсутствием сети бумажных мануфактур, узким читательским рынком, отсутствием системы распространения изданий. Во-вторых, в Сибири того времени отсутствовал сам спрос на местную периодику. Немногочисленное образованное население не представляло еще общества, и у него не было потребности выражать свою позицию с помощью печати. Н.М. Ядринцев в работе «Сибирь как колония» так писал о роли П.П. Сумарокова: «чуждый краю, он не понимал и не мог понимать его нужд, потребностей и задач местной печати. <…> Что касается особого покровительства и распространения печати официальным путем, то (оно) было весьма слабым стимулом <…>. Для этого нужно было пробуждение мысли и сознания в самом обществе»²². Высокие просветительские цели – распространять передовую европейскую культуру, знакомить с научными новинками, воспитывать вкус и нравственные чувства – натолкнулись на равнодушие читателя, имевшего возможность познакомиться с профессиональными образцами столичной и зарубежной прессы. У журналистов, как неоднократно подчеркивают исследователи, отсутствовала ориентация на «своего» читателя. Поэтому на страницах журналов не отражались специфические сибирские экономические, политические и культурные проблемы.

Между тем первые провинциальные издания, в том числе и сибирские, продемонстрировали потенциальные возможности местной печати, представили собой определенные модели взаимоотношений всех участников процесса издания, их мотивацию, а также проявили типологические черты сибирской культуры. Так, полиэтничность отразилась на тематике изданий (это и иртышский перевод Апли Мамедова, и посвященные коренным жителям Сибири, а также Китаю краеведческие материалы Корнильева). Взаимодействие западного и азиатского менталитета раскрылось в том, что западные просветительские идеи наткнулись на медлительность и неспешность, традиционность азиатского сознания, нежелание местного общества быстро меняться. При этом образуются культурные лакуны регионального самосознания: местные деятели игнорируют явления нехристианской (неправославной) культуры или не придают им самостоятельного значения. Такое понимание роли русской культуры как западной монокультуры, просвещающей отсталые, невежественные в моральном, техническом и эстетическом плане народы восточной/азиатской культуры, совпадает и с политикой церкви, проводящей в XVIII веке насильственную христианизацию коренных народов, подвергающей жестоким репрессиям раскольников. Р.И. Боровикова, обозначая типологические черты художественной культуры Сибири²³, отмечает ее неукорененность в социуме, транзитность: «многие культурные образования недолговечны, базируются не на эволюции, что крайне важно, а на творческом всплеске, пассионарном взрыве и существуют за счет энтузиазма и перенапряжения сил отдельных личностей». В этом смысле пребывание в Тобольской губернии таких личностей, как Алябьев и Сумароков, катализировало силы местной интеллигенции, оказавшейся неспособной действовать самостоятельно.

Маргинальность выразилась в том, что основным действующим лицом тобольской журналистики стал ссыльный (здесь – уголовный). Такая особенность журналистских кадров – пребывание в Сибири в силу приговора по уголовному или политическому дела – навсегда останется своеобразной приметой сибирской журналистики. Равнодушное отношение столичных властей к «предельно окраинной» сибирской печати также можно считать причиной ее маргинальности.