Клинические наблюдения

Аддикция к алкоголю и барбитуратам

Следующие замечания основаны на наблюдениях, сделанных во время анализа пациента, имевшего серьезную аддикцию к алкоголю и барбитуратам. Он не утверждал, что знает, почему он употребляет эти наркотики, но настаивал на том, что они помогли ему чувствовать себя лучше. В частности опьянение казалось ему «бегством» от неко­

торых превратностей его жизни — практически широко распростра­ненный взгляд на данную проблему. Однако общее настроение и пат­терн, характеризующие употребление пациентом этих наркотиков, не говорили (по крайней мере, мне), что он «получал наслаждение» от них. Скорее казалось, как будто он действовал по напряженному принуждению, как будто пьянеть его вынуждал некий невидимый господин, рабом которого он был. Конечно, не редкость, когда паци­енты описывают свои переживания об опьянении подобным образом. Мой пациент никогда не вербализировал данные переживания, а, ка­залось, скорее, отыгрывал их.

Он часто сильно пил, а также употреблял барбитураты поздно вечером для того, чтобы, как он говорил, помочь себе заснуть. В ходе анализа постепенно выяснилось, что на самом деле все было иначе. Тем не менее следовало бы подчеркнуть, что сам пациент первона­чально не осознавал некоторые из следующих аспектов своего пове­дения опьянения.

В ходе анализа мы обнаружили, что тогда как он думал, чго пьет и принимает барбитураты для того, чтобы уснуть, его поведение ука­зывало на то, что он пытался сопротивляться естественному фарма­кологическому эффекту наркотиков. Пациент не шел спать или просто ложился; вместо этого он оставался одетым, сидел в туалете и т. п. Он занимался разными делами, предназначенными для того, чтобы помочь отогнать сон. Не уходя в подробности, достаточно сказать, что возникавший паттерн активности, казалось, имел значение сра­жения: казалось, будто пациент вовлекается в безмолвную борьбу, проверяя свою «силу» или «силу воли» против воздействия наркоти­ка. Если он смог остаться бодрым, он был сильным; если он засыпал, то это означало, что он уступил своему противнику и, следователь­но, он слаб. Таким образом, оказалось, что наиболее решающий ас­пект опьянения и употребления барбитуратов состоял в абсолют­ной противоположности тому, что можно было бы назвать наивной концепцией «желания забыться». Пациент употреблял эти наркоти­ки не для того, чтобы получить их эффект, а, напротив, для того, чтобы без конца подвергать себя их (опасным) воздействиям и в таком случае сопротивляться искушению с их стороны. Страх внутренней слабости был одной из важных проблем в жизни этого пациента. Он пытался овладеть этой тревогой разнообразными контрфобическими маневрами, подвергая себя опасным ситуациям, надеясь таким обра­зом подтвердить свою силу.

Упомянутое выше не означает то, что пациент не получал важного удовлетворения инстинктов от алкоголя и барбитуратов. Без сомне­ния, он получал такое удовлетворение. Однако я думаю, что данный компонент алкоголизма связан с более глубокими слоями его личнос­ти, так сказать, гораздо более глубоко бессознательными и вытеснен­ными по сравнению с обсуждаемым в данной статье механизмом. Тог­да как психоаналитическая концепция о том, что сновидения и невротические симптомы представляют собой компромиссные обра­зования, проверена временем, в отношении проблемы аддикции ак­цент Склонен быть односторонним, с сосредоточением на осуществ­лении инстинктивных желаний. Данную статью можно считать сфокусированной на другой половине компромисса, т. е. на участии Эго в данном конфликте. Данная сторона симптома находится ближе к сознанию и, вероятно, для терапевтической работы наиболее зна­чима по сравнению с его инстинктивным компонентом.

¹ Я упускаю психологически более рафинированное описание бессознатель­ной организации пациента, в особенности описание того, что касается опреде­ленных примитивных аспектов его влечений, по отношению к которым его Эго чувствовало себя немощным. Фантазии, связанные с сексуальными (и агрессив­ными) актами, исходящие — говоря, в общем — из его развития в детстве, не под­крепленные адекватной родительской «заботой», вероятно, имеют огромное зна­чение для ответа на вопрос, почему страх внутренних влечений переместился и регулировался в описанной манере. Я снова хочу подчеркнуть, что ради ясности (и краткости) я ограничу мои комментарии в данной статье наблюдениями за функцией аддикции и упущу размышления о ее происхождении. Другими слова­ми, я пытаюсь ответить на вопрос: «Каким образом действует симптом аддик­ции?» (или «Какова его цель? Как она достигается? И что подразумевают под собой успех и неудача этого механизма?»). Важный вопрос «Как возник симп­том?» (или «Почему собственно эта форма поведения имела место?») в данной работе затрагивается, но не обсуждается специально.

Поэтому с точки зрения Эго, цель опьянения — в том, чтобы опьянеть и в то же время оказать сопротивление этому воздействию. Тревога, которой пациент пытался овладеть, была связана с пе­реживанием слабости со стороны Эго перед лицом инстинктов, в частности, перед лицом сексуального влечения¹. Параллельно с этим переживанием слабости и страхом в отношении внутрен­ней опасности, пациент развил подобные переживания и уста­новки в отношении внешних препятствий и стрессов. Он боялся заболеть, быть непринятым, боялся, что его посчитают «мамень­киным сынком» или «сосунком». Но поскольку он не мог сражаться с врагом, своим страхом, который он не осознавал, он перемещал сражения на внешние ситуации в манере контрфобических симп­томов (Fenichel, 1945, р. 480).