- •1. Наркотическая зависимость. 2. Психоаналитические модели наркомании. 3. Психоаналитическое лечение аддикций.
- •Психические эффекты интоксикантов: попытка развить психоаналитическую теорию патологических пристрастий
- •Эдвард Гловер об этиологии наркотической аддикции
- •Шандор Радо психоанализ фармакотимии (наркотической аддикции)1
- •Психические эффекты токсических и токсоидных веществ
- •Тереза Бенедек доминантные идеи и их отношение к патологическим пристрастиям1
- •Эрнст Зиммель алкоголизм и аддикция' [1948]
- •Роберт Сэвитт внегоспитальное психоаналитическое лечение случая наркотической аддикции1
- •Томас Цац
- •Рамки данной работы
- •Клинические наблюдения
- •Аддикция к курению
- •Социологические размышления '
- •Обсуждение
- •Герберт Розенфельд о наркотической аддикции [1960]
- •Роберт Сэвитт психоаналитические исследования аддикции: структура эго при наркотической аддикции
- •Адам Лиментани о наркотической зависимости: клинические оценки затруднений в привычке и аддикции к наркотикам1
- •Клинические иллюстрации
- •Психоаналитические размышления об этиологии компульсивного употребления наркотиков1
- •Ком н мльси вность
- •Иерархия случаев
- •Клинические наблюдения о предпосылках и специфических основаниях
- •Неправильное формирование Эго-идеала
- •Самодеструктивность
- •Регрессивное удовлетворение
- •Влияние социального окружения на употребление наркотиков
- •Описание наркоманов
- •Лечение наркоманов
- •Защита от аффектов и влечений
- •Я и нарциссическая защита
- •Сексуальность в этиологии неврозов [1898]
- •Три очерка по теории сексуальности [1905]
- •Об особом типе выбора объекта у мужчины [1910]
- •Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи [1911]
- •Скорбь и меланхолия [1917]
- •Лекции по введению в психоанализ. Лекция 24 [1916—1917]
- •Лекции по введению в психоанализ. Лекция 28 [1916—19171
- •Автобиография [1925]
- •Будущее одной иллюзии [1927]
- •Юмор [1927]
- •Недовольство культурой [1930]
- •Отдельные случаи
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ НАРКОТИЧЕСКОЙ ЗАВИСИМОСТИ
Тексты
УДК 154.3 ББК 88.362 П45
Издание осуществлено в рамках Проекта CD-JEP-22066-2001H при поддержке фонда «ТЕМРШ»
The book was published within the framework of the Contract CD-JEP-22066-2001, supported by TEMPUS
П 45
Психоаналитические концепции наркотической зависимости: Тексты / Сост. и науч. ред. перев. С.Ф. Сироткин. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2004. 474 с.
ISBN 5-7029-0084-7
1. Наркотическая зависимость. 2. Психоаналитические модели наркомании. 3. Психоаналитическое лечение аддикций.
I. Шандор Радо. И. Эдвард Гловер. III. Альфред Гросс. IV. Тереза Бенедек. V. Эрнст Зиммель. VI. Роберт Сэвитт. VII. Джулия Мангейм. VIII. Томас Цац. IX. Герберт Розенфельд. X. Адам Лиментани. XI. Дора Хартманн. XII. Герберт Видер. XIII, Юджин Г. Каплан. XIV. Леон Вёрмсер. XV. Норман Цинберг. XVI. Эдвард Дж. Ханзян. XVII. Зигмунд Фрейд.
© С.Ф. Сироткин, сост. и науч. ред., 2004 © М.Л. Мельникова, перев., 2004 © И.П. Плехова, перев., 2004 © Издательский дом «Удмуртский университет», 2004
СОДЕРЖАНИЕ
Радо Ш. Психические эффекты интоксикантов: попытка развить психоаналитическую теорию патологических
пристрастий [1926] 7
Гловер Э. Об этиологии наркотической аддикции [1932] 30
Радо Ш. Психоанализ фармакотимии (наркотической
аддикции) [1933] , 73
Гросс А. Психические эффекты токсических и токсоидных
веществ [1935] 98
Бенедек Т. Доминантные идеи и их отношение к патологическим
пристрастиям [1936] 117
Зиммель Э. Алкоголизм и аддикция [1948] 138
Сэвитт Р. Внегоспитальное психоаналитическое лечение случая
наркотической аддикции [1954] 168
Мангейм Дж. Заметки о случае наркотической
аддикции [1955] 180
Цац Т. Роль контрфобического механизма при
аддикции [1958] 203
Розенфельд Г. О наркотической аддикции [1960] 225
Сэвитт Р. Психоаналитические исследования аддикции:
структура Это при наркотической аддикции [1963] 250
Лиментани А. О наркотической зависимости: клинические оценки
затруднений в привычке и аддикции к наркотикам [1968] 268
Хартманн Д. Исследование подростков, употребляющих
наркотики [1969] 299
Видер Г., Каплан Ю.Г. Употребление наркотиков у подростков -
психодинамический смысл и фармакогенный эффект [1969] 319
Вёрмсер Л. Психоаналитические размышления об этиологии компульсивного употребления наркотиков [1974] 361
Цинберг Н. Аддикция и функция Эго [1975] 394
Ханзян Э.Дж. Эго, Я и опиумная аддикция: теоретическое
обсуждение и размышления о лечении [1978] 422
Appendix. Заметки Зигмунда Фрейда о наркотиках
и наркомании 446
Отдельные случаи 462
Предметный и именной указатель 463
Шандор Радо
Психические эффекты интоксикантов: попытка развить психоаналитическую теорию патологических пристрастий
[1926]
Классическая статья, которая представляет одну из первых психодинамических моделей наркотической аддикции. Радо выделяет два значения наркотических веществ — снятие боли (напряжения) и стимуляция, т. е. выполнение защитной и компенсирующей функций. При достижении эйфории наркоман, по мысли Радо, переживает фармакологический оргазм. Генитальная сексуальная цель таким образом замещается у наркомана на цель опьянения (Радо обозначает это термином «метаэротизм»). Наркотические пристрастия также связываются с оральной организацией либидо и регрессией к проблемам инфантильного периода.
Интоксиканты — это различные по происхождению и химическим свойствам вещества (алкалоиды, вещества алкогольной группы и др.), которые при их временном или постоянном употреблении оказывают притупляющее, стимулирующее или подбадривающее воздействие на психическую жизнь. Фармакология провела более или менее исчерпывающие исследования, касающиеся влияния этих веществ на органические функции тела и психики, и предоставила нам информацию о специфических эффектах, вызываемых интоксикантами в соответствии со способом и коли-
чеством их употребления. Тем не менее данные исследования обладают лишь незначительной (статистической) валидностью; мы совершенно не можем с какой-либо определенностью предсказать, каким образом данный индивид будет реагировать на интоксикант. Фармакология объясняет данный факт постулированием «конституционального фактора». Согласно Левину1, каждый индивид имеет свое собственное, свойственное только ему одному, «токсическое уравнение»; тем не менее оно состоит из элементов, о которых мы ничего не знаем и которые ускользают от изучения фармаколога.
Повседневный опыт показывает нам, насколько велика эта неопределенность, особенно в отношении специфических эффектов интоксикантов. Одним людям, для того чтобы опьянеть, требуется совсем небольшое количество алкоголя, другие могут пить много и оставаться трезвыми, хотя и переживать при этом физические эффекты интоксикации. Действительно, никто не может сказать, почему по истечении времени поведение одного и того же человека в данном отношении может полностью измениться. Подобные феномены наблюдаются, когда назначаются морфий и другие наркотики. Поэтому теория психиатров состоит в том, что данное неизвестное — индивидуальная предрасположенность или склонность к интоксикации — играет решающую роль в этиологии патологических пристрастий и близких им состояний.
1 Lewin: Phantastica. Die betaubenden und erregenden Genussmittel. Berlin, 1924. S. 15.
Позвольте нам попытаться проникнуть в эту неизвестную с психоаналитической точки зрения область. Фармакология классифицирует многочисленные эффекты интоксикантов в соответствии с собственными взглядами. Мы нацелены на психологическую (или, более точно, метапсихологическую) ориентацию и поэтому спрашиваем себя: «Каковы специфические качества данных веществ, в силу которых они употребляются по медицинским показаниям и в повседневной жизни?» Ответ прост: «Они предлагают людям, которые в них нуждаются, две вещи — помощь и удовлетворение». Эта «помощь» может иметь две формы — наркотики оказывают: а) болеутоляющий (успокаивающий, снотворный) и б) стимулирующий эффект.
До сих пор эти две формы действия не были исследованы аналитически. Позвольте нам сформулировать первое, что приходит на ум в качестве их характеристики.
а) Для того, чтобы обсудить болеутоляющий эффект так называемых «анальгетиков», мы должны обсудить проблему боли в целом. Взгляд Фрейда предоставил твердую основу для психологической концепции этого трудного вопроса1. Его теория такова. Специфическое психическое страдание от телесной боли возникает, когда некое воздействие разрушает периферийную защиту от стимулов, таким образом делая возможным поток непрерывного возбуждения из пораженной зоны в центральный психический аппарат. Когда защита прорывается, боль, даже когда она исходит извне, принимает характер непрерывных внутренних стимулов (т. ё, инстинктов), против которых меры, предназначенные для сопротивления стимулам, с самого начала являются бесполезными. Внутри психического аппарата принцип удовольствия, посредством которого он управляется, благодаря обеспечению антикатексиса связывает выдвигающийся объем возбуждения и разряжает его через моторную активность. Это количественный фактор, который детерминирует меру успеха, достигаемую данными защитными процессами при овладении болью. Опыт учит нас, что когда болезненное возбуждение выходит за границы определенной интенсивности, психическая жизнь беспомощно ус^ тупает боли. Кроме того, биологическая тенденция боли, которая состоит в предупреждении об угрожающей опасности, в этом случае терпит полное поражение.
1 Freud S. Beyond the pleasure principle. [«По ту сторону принципа удовольствия». — Здесь и далее в квадратных скобках примечания научного редактора или переводчиков.]
Сейчас мы можем легко признать, что посредством уменьшения или устранения ощущения боли наркотики точно восполняют то, в чем психическая организация испытывает недостаток — а именно, защиту от стимуляции извне. Эта искусственная защита функционирует централизованно, на сенсорных подходах к психическому аппарату и действует, как мы можем сказать, в качестве второй линии защиты. Соматический процесс, посредством которого она обусловливается, неизменно представляет собой ослабление функции вследствие паралича возбудимой нервной субстанции — метод, который иногда также применяется с помощью естественной периферийной защиты от стимулов1.
1 При местной анестезии происходит то, что периферийная защита так сильно возрастает, что сенсорный аппарат притупляется и функция восприятия стимулов полностью аннулируется.
2 Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse, 1924. Band X. S. 434.
3 Freud S. Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse, 1924. Band X. S. 33.
Кажется, что все медики-практики соглашаются с тем, что морфий до сих пор является нашим наиболее ценимым анальгетиком, хотя химики усиленно работают над созданием новых и специфически дифференцированных комбинаций. Недавно Л. Леви [L. Levy]2 опубликовал одну из нескольких психоаналитических работ по данному вопросу. Он показывает нам, что среди ряда серьезных органических случаев, при которых морфий назначался с успешными результатами, он наблюдал удивительный феномен: пациенты в своих фантазиях проецировали свое тяжелое состояние на людей, окружающих их. Это открытие Леви должно быть рассмотрено как представляющее огромное значение в данном контексте. Как мы знаем, Фрейд проследил источник проекции до импульса и рассматривал внутренние возбуждения «в случае, когда они действуют не изнутри, а извне, так что можно было использовать против них защитные меры щита от стимулов»3. Сейчас, как я понимаю, если анальгезия, вызванная морфием, представляет собой искусственную внутреннюю защиту от стимулов, то в этом случае наблюдение Леви на самом деле является экспериментальным доказательством наличия тесной связи между отпором стимулам и процессом проекции.
В аналитических терминах борьба с бессонницей с помощью снотворных средств или стимулирование сна посредством токсинов (наркоза) пока не могут быть описаны более точно, поскольку мы почти ничего не знаем о специфических характеристиках данных состояний. Если мы принимаем во внимание, что бессонница обусловлена закоснелостью внутренних возбуждений, которые не будут уступать желанию поспать и будут объединяться в общее снятие катексиса, мы должны предположить, что установление защиты от стимулов изнутри снова принимает участие в снотворном и успокаивающем эффекте наркотиков. Однако психологически при наркозе определенно должно существовать нечто большее.
б) Специфический эффект «стимуляторов» наиболее известен нам, и он имеет наиболее распространенное значение, поскольку эти вещества, в виде кофе, чая и др., являются частью нашей ежедневной пищи. Тем не менее попытка психологически определить процессы стимуляции встречает огромные трудности. Обычное объяснение о том, что стимуляторы оказывают возбуждающее воздействие на наши интеллектуальные функции, очевидно, не продвигает нас в нашем понимании. Фармакология учит нас, что, строго говоря, не существует наркотиков, являющихся чистыми стимуляторами, поскольку все подобные вещества действуют избирательно на различные нервные центры, стимулируя одни и парализуя другие. Вероятно, отдельное исключение составляет кофеин, который имеет почти исключительно стимулирующий эффект и не достигает фазы притупления. Мы должны предположить, что воздействие данных веществ на отдельные центры и функции мозга гораздо более далеко идущее и избирательно ранжировано, нежели это может продемонстрировать в настоящее время фармакология, поскольку психологическое наблюдение показывает, что то, что составляет психический эффект данных веществ, является чередованием стимулирующих и парализующих воздействий. Мы можем видеть, что наркотики вызывают ощущения напряжения и в то же самое время снимают уже существующие напряжения — окончательным результатом является превращение болезненных напряжений в приятные. К сожалению, это простое объяснение является даже менее ценным, чем могло бы быть, поскольку мы столь мало знаем об этих двух видах ощущений напряжения.
1 «Das Ich und das Es». [«Я и Оно».] .., ■ 2 Эти факты также должны играть важную роль при воздействии музыки на нашу психику.
С другой стороны, мы не должны недооценивать важность открытия того, что стимулирование наших Эго-функций посредством токсинов связано с полным изменением в чувственном тоне Наших внутренних напряжений. За всем этим лежат скрытые экономические условия наших Эго-функций в целом, в которые мы можем проникнуть с данной точки зрения. Позвольте нам рассмотреть ситуацию, в которой Эго прибегает к помощи токсинов для того, чтобы функционировать более свободно. Мы уже говорили, что оно нуждается в этой помощи в случае дистресса, вызванного тяжелой борьбой за сохранение самого себя. Фрейд предоставил нам впечатляющее описание «зависимостей», в которых находится Эго1. Эго должно всегда находиться в состоянии готовности для того, чтобы удовлетворительно адаптироваться к требованиям реальности и в то же самое время быть верным своим двум внутренним господам: либидо Ид и требованиям совести. Сейчас самонаблюдение показывает нам, что оба либидинозных инстинктивных напряжения, а' также напряжения, исходящие от совести, — так называемое чувство ёины — неизменно дают о себе знать сознанию (хотя, может быть, лишь в форме непонятного дискомфорта) в тех случаях, когда Эго успешно путем вытеснения мысленного содержания этих аффектов отразило их или когда эти содержания не способны стать сознательными с самого начала. Подобным образом мы видим, что бессознательные фантазии, с помощью которых удовлетворяются импульсы объект-либидо, а также те фантазии, из которых самодостаточный идеал (Супер-Эго) извлекает удовлетворение, ухватываются 'сознанием в форме неартикулируемого переживания удовольствия (настроения)2. Иногда нам удается улавливать такие бессознательные продукты в анализе, и в этом случае мы также можем видеть то, как стимуляторы вызывают переворот в психике. Они расчищают дорогу для стесненных намерений, поскольку умиротворяют стесняющие (тормозящие) воздействия — преимущественно, представляющие собой напряжения, вызванные сознанием, — предоставляя им бессознательное удовлетворение и таким образом избавляясь от них. Очевидно, это имеет эффект усиления направленной функции; в то же самое время субъект получает возможность использовать инстинктивные источники, изолированные для него в других отношениях, несмотря на обширное слияние содержимого Эго с сим-вол-катексисом Ид. Или, возможно, данное слияние приводит к частичному перемещению из «связанной» разрядки вторичного процесса к разрядке первичного процесса. Данный результат, главным образом, происходит в предсознательном; ригидные привязанности этой системы ослабляются, а его проводимость возрастает. Мы замечаем, что то, что случается при стимуляции, на самом деле является успешной эротизацией Эго-функций.
Вторым эффектом интоксикантов является то, что они вызывают состояния благополучия (эйфории, изумления и радостного настроения), которые в значительной степени варьируются по интенсивности и качеству. Разнообразие наблюдаемых феноменов чрезвычайно увеличивается вследствие специфических характеристик и вторичных эффектов различных интоксикантов, вследствие манеры их употребления и всех видов нарушений способности индивидов реагировать на них. Среди всех этих многочисленных возможностей позвольте нам выбрать тип оптимального эффекта, как мы понимаем его при полной эйфории, вызванной морфием, или в ничем не нарушаемом экстазе, вызванным приемом опиума. Эротическая природа этих состояний (к чему Абрахам давно привлекал внимание) представляется очевидной. Но, развивая данное предположение, мы можем продвинуться значительно дальше и прийти к заключению, что существует неотъемлемое согласие между идеальным, токсическим опьянением и конечным удовольствием, достигнутым при естественной сексуальной активности, т. е. оргазмом. Отличительная характеристика генитального оргазма, высоко ценимая в качестве sui generis1, должна просто принадлежать факту того, что переживание благополучия, следующего за оргазмом, быстро теряет свой первоначально локальный характер и в некоторой степени, которую мы не можем понять более точно, с предельной интенсивностью распространяется на весь организм2. При удовлетворении эротического компонента инстинктов и при обычных, локализованных в эрогенных зонах, ощущениях удовольствия данный факт никогда не имеет доказательства; их местный колорит сохраняется на протяжении всей разрядки возбуждения, а эта разрядка, насколько мы знаем в настоящее время, не поддается общему распространению. Но именно эта особенность рассеивания снова возникает в очевидной форме при картине опьянения. На наш взгляд, это дает нам все основания считать результат данного переживания благополучия оргастическим эффектом интоксикантов. По сравнению с крутой кривой генитального оргазма линия, следующая за фар-матоксическим или фармакогенным оргазмом, как правило, является медленно продолжающейся. Позднее мы вернемся к" этому удивительному различию между двумя феноменами.
1 [Своеобразный, самопорождающий {лат). — Прим. перев.]
2 Распространение оргастического возбуждения на всю вегетативную нервную систему уже было продемонстрировано с физиологической точки зрения. Ср.: Mtiller L.R. Das vegetative Nervensystem. Berlin, 1920.
Возникает вопрос о том, может ли данная концепция оргастического эффекта интоксикантов быть распространена с «оптимального» случая на все остальные случаи? Возможность различных наркотиков и способность различных индивидов достигать данного эффекта, несомненно, варьируется в весьма значительной степени, однако наблюдение почти не оставляет сомнений в том, что в каждом случае процесс приводит к одному и тому же результату. На практике, конечно, мы должны принимать во внимание все варьирующиеся степени интенсивности и, кроме того, нас не должны вводить в заблуждение те случаи, в которых оргастический эффект качественно ослаблен или полностью отсутствует. Помимо всего прочего, генитальный оргазм также достаточно часто подвержен похожим нарушениям. Даже «стимуляция», которую по теоретическим основаниям мы также резко дифференцируем от состояний чистого удовольствия, в свете данного знания оказывается превосходно градуированным «минимальным эффектом» оргастического процесса.
При фармакогенном оргазме субъект знакомится с новым видом эротического удовлетворения, которое вступает в соперничество с естественными формами сексуального удовлетворения. Этот вид эротического удовлетворения имеет определенные характеристики, предоставляющие индивиду заметные преимущества, которые должны проявиться наиболее привлекательно, когда нормальным возможностям удовлетворения нанесен ущерб неврозом или неблагоприятными обстоятельствами. Кризис возникает тогда, когда Эго склоняется на сторону страстного желания опьянеть и, таким образом, приводит к переживанию фармакогенного оргазма все либидо, имеющееся в его распоряжении. Как только опьянение становится сексуальной целью, субъект падает жертвой пристрастия; редко, когда кому-либо удается остановить дальнейший ход событий. Данный факт делает весьма незначительной разницу между тем, поддается ли индивид искушению умышленного намерения или его первое незабываемое переживание удовольствия от опьянения является вторичным результатом медицинского употребления наркотика. Слишком часто мы наблюдаем поучительную первоначальную стадию, в которой наркоман отрицает собственное желание опьянения; он все еще употребляет наркотик как «лекарство» для снятия страдания, увеличения своей работоспособности или повышения своей потенции, но в действительности он уже давно стал жертвой его оргастического влияния и, отступая от принципа реальности, опасно близко подходит к слепому повиновению инстинкту.
С другой стороны, сейчас мы понимаем, как происходит то, что употребление интоксикантов не всегда приводит к опьянев нию или какой-либо оргастической разрядке. Во-первых, потому что сильное желание, страсть опьянеть отсутствует. Во-вторых, потому что страстное желание может быть замещено сильным торможением (в форме реакции совести, обычно бессознательной), которое сдерживает инстинктивные превращения и мешает опьянению, даже если доза значительно увеличена.
Когда человек усваивает практику фарматоксического удовлетворения, его целостному психическому и соматическому состоянию гарантируются важные последствия. Феномены, предстающие перед клиническим наблюдателем в случаях патологических пристрастий, разнообразны настолько, что в этом коротком обозрении мы можем ограничить себя лишь подчеркиванием некоторых фундаментальных характеристик. Несомненно, что изменения, главным образом, затрагивают локализацию либидо, поскольку эротическое удовлетворение с помощью наркотиков является насильственной атакой на нашу биологическую сексуальную организацию, смелым движением вперед нашей «аллопластической» цивилизации. Позвольте нам ограничиться морфинизмом и наиболее «модным» методом употребления яда посредством шприца. В двух словах, целостный периферийный сексуальный аппарат остается в стороне в качестве «короткого цикла», а возбуждающие стимулы получают возможность действовать непосредственно на центральный орган. Я предлагаю обозначить этот феномен, заслуживающий особого термина, понятием «метаэротизм»1. С прогрессом органической химии производство наиболее очищенных веществ для продуцирования (сексуального) удовлетворения, несомненно, является лишь вопросом времени, и легко предсказать, что в будущем нашего рода данная форма удовлетворения будет играть определенную роль, пока еще непредвиденную.
1 Я охотнее предпочитаю употреблять данный термин, нежели очевидный термин «параэротизм», который, я думаю, следовало бы приберечь для менее спорных научных обозначений перверсий. Мое оправдание предложению такого большого количества новых терминов в данной статье должно быть в том, что я пытаюсь обращаться к широкому диапазону фактов, которые до настоящего времени не рассматривались психоанализом подробно.
Исключение генитальной и других эрогенных зон с их сложным взаимодействием и их затруднительными способами разрядки возбуждения в первую очередь подрывает генитальную потенцию и вскоре приводит к отворачиванию от реальных объектов любви, которые более не вызывают интерес. Подобно большинству интоксикантов, морфий является ядом, представляющим опасность для потенции, и вскоре становится абсолютным монархом в качестве источника удовольствия. Отказ от сексуальной любви приводит к потере отношений с реальностью — конечно, за исключением наркотика, и весь психический интерес морфоманья-ка постепенно концентрируется на добывании последнего.
Однако метаэротизм не только разрушает генитальную потенцию; он также лишает ценности все другие пути достижения удовольствия, замещая их фарматоксическим оргазмом в качестве средства удовлетворения. Мы должны рассматривать фармакогенный оргазм в качестве исполнительного процесса, с помощью которого достигается разрядка чистого психосексуального возбуждения, подобно функции онанизма у детей.
Что это за состояние, в котором либидо обнаруживает себя психически после отказа от реальных объектов любви и генитальной активности? Как это всегда случается, когда опровергается примат ге-^ ниталий, в свои права вступают прегенитальные организации. Эротические тенденции прошлого активизируются посредством обширной регрессии, вспыхивает эдипов комплекс, который в первую очередь зависит от превратностей младенчества, а также проявляются точки фиксации либидо, которые возникли от особенностей импульсов и желаний того периода. Возникают вполне сопоставимые с фантазиями о мастурбации грезы и фантазии, возбуждение которых находит разрядку в фарматоксическом оргазме. Очевидно, что при блаженных фантазийных образах опиумного опьянения, как это описывали некоторые авторы, субъект на самом деле продуцирует галлюцинации удовлетворения желаний. Таким образом, каждый скрытый источник удовольствия, который может привести к усилению экстаза, может способствовать появлению удовлетворения. Даже ге-нитальное либидо, будучи удаленным от реальности, в течение какого-то времени может все еще сохраняться в фантазии в качестве импульса, принадлежащего эдипову комплексу. Это очевидно в символической ценности, приписываемой шприцу, и т. д.
Во многих случаях важность конкретных эрогенных зон настолько заметна, что они находят приют, подобно беженцам, в метаэро-тическом режиме; в таком случае они могут удерживаться в качестве областей и способов употребления наркотика и занять свое место в метаэротической организации вместе с возбуждением, на которое они способны, или с символическим катексисом, связанным с ними как определенный механизм для пред-удовольствия. Несравненно наиболее важной в этом отношении является оральная зона, тесные связи которой с интоксикантами уже известны. Несомненно, питье было самым ранним способом, с помощью которого принимались интоксиканты, и, вероятно, этот способ по-прежнему широко распространен. В целом мы можем сказать, что вряд ли существует какая-либо доступная область тела, которая не была бы использована для введения наркотиков, и разнообразие способов их употребления удивительно велико.
Если бы мы имели мужество сравнить искусственный метаэро-тизм с естественными либидинозными организациями, мы бы обнаружили дальнейшие моменты, помогающие ориентации в обескураживающем изобилии феноменов. В таком случае мы ясно видим, что фармакогенный оргазм может быть подвергнут нарушениям и может вызывать патологические реакции (какого-нибудь другого порядка), как и любой иной процесс нормальной жизни. Прежде всего, вследствие своего огромного практического значения для излечения пациента, таковой является фарматоксическая импотенция —- неудача в достижении фарматоксического оргазма, несмотря на присутствие стремления достичь удовлетворения. Сегодня кажется преждевременным давать описание психических сил и процессов, которые могут вызвать данное состояние, иногда даже на начальных стадиях пристрастия. В любом случае, факт, который следует подчеркнуть особо, это то, что с большей частью наркотиков раньше или позже эта неудача неизбежно возникает по физиологическим причинам («привыкание»), и она не может быть преодолена, несмотря на отчаянные усилия пациента. Другая группа феноменов показывает такие продукты безуспешных попыток защиты или мощную реакцию сознания, знакомые нам из теории неврозов. Данная защита ослабляет или целиком сводит на нет достижение фармакогенного оргазма, процесс защиты направляется на свою психическую суперструктуру, а запретные тенденции эдипова комплекса активизируются с помощью метаэротизма. Таким образом, «невротическая» обратная сторона блаженного опьянения проявляется в еще более ужасных состояниях тревоги, мучительного возбуждения, страшных видениях и т. д. В этом отношении влияние различных наркотиков значительно варьируется. В случае многих из них (например в случае кокаина) специфический эффект с самого начала осложняется этими феноменами. Все эти связи может прояснить лишь полный и совершенный анализ, то же самое верно в отношении громадной области близких феноменов, сопровождающих воздержание от наркотиков, которые мы не будем здесь рассматривать.
Некоторые авторы уже делали замечания о появлении примитивных либидинозных организаций в клинической картине патологических пристрастий. Недавно Шилдер1 сделал особый акцент на данном моменте. К этому мы должны добавить, что деструкция ге-нитального примата может также быть усилена определенными пре-генитальными эротизмами, что иногда (особенно в периоды воздержания от наркотиков) приводит к очевидной перверсии. В частности, важную роль здесь играет гомосексуальность, связь которой с алкоголизмом была давно описана Абрахамом, а связь с кокаиновой привычкой — недавно Хартманном2.
1 SchilderP. Entwurf zu einerPsychiatrie auf psycho-analytischerGradlage, 1925.
2 Hartmann H, Kokainismus und homosexualitat // Zeitschrift fur die gesamte Psychiatrie und Neurologie. 1925. 95. S. 79—94.
В серьезных случаях наркомании разрушительное влияние метаэротизма на психическую жизнь гораздо больше. У нас создается впечатление, что вследствие пренебрежения своими соматическими источниками, специфические психические импульсы составных инстинктов постепенно исчерпываются, а также, что все дифференцированные психиЧеские формы эротического проявления с их богато разнообразным содержанием постепенно погибают. Неумолимый процесс психического опустошения охватывает и разрушает все, что было создано на протяжении психогенеза индивида — психическое состояние, сравнимое лишь с определенными особенностями заключительной стадии шизофрении. Мы были бы в полной гармонии с фактами, если бы мы теоретически сконструировали заключительную фазу, в которой либидо утратило все свои генетически дифференцированные характеристики и формы организации, и продолжает существовать в психической жизни лишь в качестве аморфного эротического напряжения. Психическая жизнь пациента в таком случае представлена очень простой формулой: страстное желание опьянеть — само опьянение — его последствия и т. д. Данная гипотеза представляется мне проливающей яркий свет на некоторые серьезные формы патологических пристрастий, поскольку бесспорно то, что до тех пор, пока нет неудачи вследствие «привыкания», существует направление, к которому они идут. В таком случае целостная психическая личность вместе с наркотиком представляет собой аутоэротический аппарат удовольствия. Эго, полностью подчинено и опустошено либидо Ид — практически можно сказать, что оно конвертировано обратно в Ид; при этом внешний мир игнорируется, а сознание дезинтегрируется. Мы получаем мимолетное впечатление того, какое огромное значение принимает на себя наркотик в качестве единственного кусочка реальности, к которому субъект имеет какой-либо интерес, и мы можем понять, как с самого начала своего заболевания наркоман выбрасывает за борт соображения о какой-либо законности и морали в своих попытках достать его.
Картина, которую я набросал, сейчас должна быть дополнена некоторыми особенностями, связанными с одним фактором, который я до сих пор оставлял в стороне. Дальнейший процесс регрессии и ухудшения, охватывающий либидо при метаэротизме, должен, согласно концепции Фрейда, подтвержденной всем нашим опытом, приобретенным при изучении психоневрозов, сопровождаться имеющим далеко идущие последствия разъединением инстинктов и высвобождением деструктивного компонента. Легко увидеть, что факты целиком подтверждают данное теоретическое ожидание. Описанное мной ниспровержение высших психических организаций и дифференциаций может быть только работой деструктивных сил, высвобожденных разъединением, и мы до сих пор не знаем, какую роль играет данный психический фактор при соматическом ухудшении жертвы наркотика, которое происходит параллельно с гибелью психики. Деструктивная сила, позволь ей вырваться, находит вторую крепость внутри Супер-Эго в даре совести, чьи агрессивные тенденции (согласно взгляду Фрейда) направляются на Эго в форме «инстинкта совести»1. В случае многих наркоманов (пока мы еще не знаем, какого типа) мы на самом деле вынуждены предположить, что бессознательное напряжение совести действительно стремительно усиливается, и, среди прочего, это подразумевает сильную потребность в наказании. В результате возникает порочный круг, пациента глубже и глубже затягивает его пристрастие, а психологическая основа обеспечивается неизбежным увеличением дозы.
Хотя часто, особенно в случае некоторых наркотиков, агрессивная тенденция также может быть направлена наружу, несомненно, гораздо более важно, когда она «поворачивается» на личность самого субъекта. Здесь существует очевидная аналогия: наркоман погибает в результате психической дезинтеграции, обусловленной метаэротизмом, так же как некоторые низшие животные погибают в результате своей естественной сексуальной активности.
1 Представляется целесообразным обозначить в качестве «инстинкта совести» динамическое выражение института сознания. Согласно открытию Фрейда, этот инстинкт представляет собой филогенетически более новую дифференциацию в инстинктивной жизни человека и, главным образом, детерминируется ее топографической стратегической позицией. Фраза дает нам возможность использовать в психологии Эго терминологию, уже знакомую нам из теории инстинктов, а что касается ее содержания, оно вполне правильно, а также полезно.
Позвольте нам сейчас обратиться, возможно, к наиболее важному вопросу, возникающему из нашего обсуждения. После того, как наркотик впервые был употреблен в чисто медицинских целях, что в психике человека перешагивает границу между «помощью» и «удовольствием» или что, прежде всего, заставляет его прибегнуть к наркотику с намерением обеспечить удовлетворение?1 Другими словами, у какого типа личности появляется желание интоксикации и желание следовать этому желанию по дороге, ведущей к наркомании?
1 Следующая схема может облегчить понимание связей, описываемых мной: ПСИХИЧЕСКИЕ ЭФФЕКТЫ ИНТОКСИКАНТОВ А. Оказание помощи.
а) Оградительный
щит от стимулов, поступающих изнутри.
(Болеутоляю-
щий,
успокаивающий, снотворный и усыпляющий
эффекты.)
б) Содействие
Эго-функциям. (Стимулирующие эффекты.)
{Внутреннее
подкрепление
Эго, находящегося на службе реальности.)
Б.
Получение
удовольствия.
Фарматоксический
оргазм. (Опьяняющие эффекты.) {Подчинение
Эго Ид. Разрушение отношений Эго с
реальностью.)
1 Насколько мы знаем, фаза пищеварения извещает о себе посредством серий физиологических симптомов во всем организме (подъем температуры, изменение состава крови и т. д.).
Я признаю, что в течение многих лет данная проблема ставила меня в тупик, пока некоторые случайные наблюдения не подсказали мне ее разрешение. Как ни странно, в первую очередь эти наблюдения были связаны не с наркоманами. Однажды мне пришла мысль о том, что существующий при оральном эротизме процесс не может быть ограничен областью рта как соматическим источником. Когда приятная вкусная пища была поглощена в изобилии и с удовольствием, за этим следует фаза, которой физиологически ничего не соответствует, кроме начала процесса пищеварения и всасывания. В этой фазе психической картиной завладевает приятное переживание полного желудка (пресыщения) и общим диффузным переживанием благополучия, которое распространяется далеко за пределы пресыщения, весь организм принимает в этом участие1. Одни люди обладают способностью к интенсивному переживанию данного феномена; у других данная способность более или менее утрачена. Нет сомнения в том, что у взрослых данный процесс является пережитком первичной психофизиологической функции, которая может быть названа лишь пищеварительным [alimentary] оргазмом. Далее я с помощью клинического материала покажу, насколько велико может быть значение данной оргастической формы удовлетворения у нормальных людей и в некоторых случаях невроза. Подобные наблюдения легко сделать, однажды обратив внимание на этот феномен. Позвольте нам идти дальше, чтобы рассмотреть теоретическое значение данного открытия.
Единственное, что слишком очевидно, — это то, что через оральную организацию сосания младенец достигает пищеварительного оргазма. Поскольку соматические процессы, на которых базируется данное оргастическое удовольствие, происходят внутри тела и, таким образом, не воспринимаются младенцем, его интерес должен сместиться на осязаемую оральную зону, возбуждение которой в качестве механизма пред-удовольствия приводит в движение процесс удовлетворения. Мы можем предположить, что то, к чему сосущий младенец действительно стремится, есть повторение оргастического удовлетворения, и что он довольствуется подобным наслаждением как замещающим удовлетворением, когда оно ограничивается лишь оральной зоной. Вследствие зависимости пищеварительного оргазма от функции питания, его возможно повторить вообще только в пределах, обусловленных физическим состоянием пищеварительного тракта в этот момент. Таким образом, преувеличенная эротическая ценность оральной зоны должна была бы быть обнаруженной в пищеварительном оргазме. Однако в любом случае существует глубоко запечатленное в бессознательном ожидаемое предположение о том, что стимуляция оральной зоны может породить такое скрытое и таинственное удовольствие. Может быть, даже именно это привело наших предков с необычным оральным даром к первому открытию растения, дающего опьяняющее вещество.
Пищеварительный оргазм возникает в психической жизни в качестве финального психофизиологического механизма и в своем дальнейшем развитии оказывает далеко идущее влияние на психосексуальную эволюцию. С катексисом, который он приносит, он входит в целый ряд инфантильных идей и желаний-образов, известных нам. Так, если сослаться только на наиболее существенное, он подтверждает то, что действительно лежит в основе известной последовательности: оральное зачатие — желудочная беременность — анальное рождение. Эти связи с уверенностью могут быть подтверждены в анализе и должны причисляться к наиболее важным фактическим основаниям нашей теории. Лишь когда мы обсуждаем сосущего младенца, мы попадаем в область спекуляций, даже если наш аргумент кажется убедительным. Но почему пищеварительный оргазм является ядром, вокруг которого группируются «генитальные» идеи, которые входят в эти инфантильные сексуальные теории, столь значимые при симптоматологии невроза, — это вопрос, на который необходимо будет ответить позднее. Здесь я просто добавлю замечание о том, что сексуальное возбуждение подобных желаний-фантазий (которые принадлежат эдипову комплексу), обусловленное определенной предрасположенностью субъекта, разряжается не посредством онанизма, а через пищеварительный оргазм. Впоследствии, когда устанавливается защита от запретных в настоящее время инцестуозных тенденций, процесс вытеснения распространяется на исполнительную функцию пищеварительного оргазма и в этом отношении вызывает известные психические нарушения функции питания (отвращение к пище, желудочные и кишечные неврозы и т. д.).
1 Может быть составлен длинный ряд продуктов и деликатесов, образующих последовательную градацию от обычных продуктов до чистых интоксикантов, так что мы должны также принимать на рассмотрение случаи, в которых две оргастические функции смешиваются.
Именно в пищеварительном оргазме с его намеченной здесь в общих чертах психической суперструктурой мы обнаружим специфическую точку фиксации, предрасполагающую субъекта к патологическому пристрастию. Фарматоксический оргазм понимается как новая версия пищеварительного оргазма, вместе с которым он разделяет его диффрный и заторможенный ход и, кроме этого, многое другое, но который в других отношениях намного превосходит его по характеристикам удовольствия1. Здесь мы одним махом получаем разрешение ряда проблем, которые возникают в нашем исследовании патологических пристрастий. Прегенитальные эротизмы, столь заметные при клинических описаниях, представляют собой психическое одеяние пищеварительного оргазма инфантильного периода. Это предоставляет нам вразумительную психологическую мотивировку широкого распространения гомосексуальности, без предположения, появлением которого мы обязаны Шилдеру1, о существовании взаимной близости между конкретными наркотиками и конкретными эротиз-мами. Мы понимаем, прежде всего, с психологической стороны, почему наиболее патологические пристрастия сопровождаются огромным истощением и отрицанием функции питания и почему, согласно Левину2, к примеру, у людей, жующих коку «в течение длительных периодов времени, недоедающее тело не ощущает голод». Фарматок-сический оргазм по своей величине поглотил зачатки пищеварительного оргазма, действующего в качестве удовольствия-награды и гарантирующего питание и пищеварение.
С другой стороны, бессознательному «напряжению совести» (чувству вины) не может быть приписана специфическая роль в этиологии патологических пристрастий. Его значение в тяжелых случаях подобно тому, которое необходимо приписать ему в тяжелых случаях неврозов. Простое доказательство того, что оно существует (важное в практическом отношении доказательство) ничуть не делает нас более осведомленными о том, почему данный индивид должен либо впасть в невроз, либо стать жертвой наркомании, либо стать преступником или особо энергичным филантропом.
'
SchilderP. Entwurf
zu einerPsychiatrie auf psycho-analytischerCradlage,
1925. 2
Lewin: Phantastica.
Die betaubenden und erregenden Genussmittel. Berlin, 1924.
S.
70.
1 Биологические соображения заставляют нас приписывать пищеварительный оргазм даже низшим протозоа, которые принимают пищу всем своим недифференцированным одноклеточным телом. Понятие оргазма в качестве «эротически первичной функции» и понятие клетки в качестве «оргастической единицы» открывают нам интересную биологическую перспективу и позволяют с новой точки зрения пролить свет на процессы клеточного деления и копуляции, и делают их более доступными экспериментальному изучению.
2 Переход от пищеварительного оргазма к генитальному эротизму происходит через оральную зону. Для описания связей, существующих между оральным и генитальным эротизмом, ср. следующие работы: «Psychoanalyse der weiblichen Sexualfunctionen» Helen Deutsch; «Psychologie des Sauglings» Bernfeld; «Zur Genese der Genitalitat* Rank.
3 «Drei Abhandlungen Zur Sexualtheorie». [«Три очерка по теории сексуальности».]
высшие формы жизни и были сформированы органы копуляции. В таком случае, если мы отбрасываем данную гипотезу, исключительно эволюционные причины вынуждают нас принять точку зрения о том, что пищеварительный оргазм представляет собой исходную форму оргастического удовлетворения и что, соответственно, высшая функция удовольствия примитивных живых существ связана с наиболее значимой функцией самосохранения1. Таким образом, в период, когда индивид лежит младенцем у груди, он повторяет вариант той фазы развития, которая затем (и это определенно только повторение фазы в эволюции рода — ср. хищных зверей) на время сохраняется в жестком соперничестве с постепенно созревающей генитальностью2. Это могло бы также объяснить тот факт, что в онтогенезе комплекс «генитальных» фантазий (а часто и разрядка, сопровождающая сексуальное возбуждение) вначале связан с пищеварительным оргазмом. Последнее, очевидно, должно основываться на физиологически-химических процессах пищеварения и всасывания. Следуя предложенной Фрейдом теории о сексуальном химизме3, мы допускаем, что в этих процессах имеет место некоторое изменение (а, возможно, также и продуцирование) сексуальных веществ. Это означало бы, что пищеварительный оргазм является (эндо-)ток-сическим феноменом, тесно связанным с процессами питания. Согласно взгляду Ференци1, развитие генитальности в филогенетическом процессе постепенной дифференциации понимается как установление и выделение эротического центра, чья функция в том, чтобы освобождать процессы самосохранения от их вторичной, эротической службы. Если мы принимаем данную точку зрения, мы можем добавить к нашему аргументу то, что оргастическая функция генитального, очевидно, происходит из процесса питания. Несмотря на свое содействие функции репродукции, генитальность, без сомнения, обладает большей мобильностью в управлении сексуальными веществами, нежели в случае акта питания. Пока мы не понимаем, каким обра зом токсические сексуальные вещества были использованы генитальным эротизмом с тем, чтобы подвергнуть их взрывной трансформации в новый, генитальный оргазм. Но когда человек открыл фарматоксический оргазм, он сыграл шутку над биологией. Он также скопировал функцию питания, отделив сопровождающий ее сексуально-токсический феномен от обременяющих их пищеварительных предпосылок и подняв их до статуса независимой формы оргастического удовлетворения. Возможно, когда-нибудь мы достигнем успеха в имитации генитального оргазма с помощью фармакологических средств.
Один фактор, общий для всех трех форм оргазма, состоит в том, что они вызывают сон путем уравновешивания эротических напряжений. При пищеварительном оргазме деструктивная тенденция, высвобождаясь (главным образом, в форме химической агрессии), направляется на пищу, которую субъект принимает; при гениталь-йом и фармакогенном оргазме деструктивная сила атакует собственную телесную сущность субъекта, хотя в первом случае гораздо менее заметно, нежели во втором.
1 Versuch einer Genitaltheorie, 1924.
В заключение хочу сказать несколько слов на предмет мелан-*холии. Познавая значение функции оральной инкорпорации при этом заболевании, мы должны ожидать, что идея пищеварительного оргазма также прольет свет на ее патологию. Здесь мы ограничимся несколькими короткими предположениями. Сходство мании и меланхолии с опьянением, а соответственно с его депрессивными последствиями хорошо известно. Я думаю, что сейчас мы можем показать биологические прототипы обоих пар феноменов; они являются: а) пищеварительным оргазмом и б) долго длящимся голодом, который уже вызвал парализующий эффект. Когда умирающий от голода человек для того, чтобы удовлетворить свою потребность в целях получения свежей энергии, разрушает собственное тело, его агрессия, в конечном итоге, направляется на объекты, прежде принадлежащие внешнему миру, который был им инкорпорирован и встроен в свою структуру. Хотя мы далеки от переоценки важности аналогов данного рода, нас все еще не может не удивлять наблюдение того, насколько верно данные процессы воспроизводятся на чисто физиологической основе при меланхолии. И далее мы не должны забывать, что быстрое истощение является одним из наиболее удивительных клинических сопровождений меланхолии. Кроме того, постоянная жалоба меланхоличного пациента на то, что его тело разлагается и его желудок и кишечник испортились и т. д., не оправдывает своего глубокого биологического значения — тяжелого ухудшения оргастической функции пищеварения. В конечном итоге, в данной связи необходимо признать, что и у наших предков с их жестоким мироустройством и в большей степени у современных младенцев пищеварительный оргазм предшествовал и предшествует мучительному состоянию голода точно так же, как мания предшествует меланхолии.
Источник: RadoS. The psychic effects of intoxicants: an attempt to evolve a psycho-analytical theory of morbid cravings // Int. J. Psycho-Anal. 1926. 7. P. 396—413.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой. На русском языке публикуется впервые.